Роджер Федерер. Долгий путь и прекрасная игра мастера

Кристофер Клэри

Роджер Федерер. Долгий путь и прекрасная игра мастера

Christopher Clarey

The Master the long Run and beautiful Game of Roger Federer

© 2021 by Christopher Clarey

© 2021 by Hachette Book Group, Inc.

© Е. Е. Лисневская, перевод, 2021

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

Моей ослепительной маме,

которая передала мне свою любовь к перу и к теннису

Глава первая

Тигре, Аргентина

Приближалась полночь, и Роджер Федерер вот-вот должен был появиться.

Мы, журналисты, часто и подолгу ждем, на этот раз нам с водителем пришлось коротать время в пригороде Буэнос-Айреса прямо в автомобиле. Жалобная баллада Эрика Кармена All by Myself, доносившаяся из магнитолы, звучала будто для меня, ведь на заднем сиденье я был один на один со своими записями и мыслями перед интервью. Вряд ли эта песня имела бы смысл для Федерера, который, кажется, крайне редко (и, уж конечно, не в этот раз) остается в одиночестве.

Это была середина декабря 2012 года, последнего месяца того самого года, когда он вернул себе титул первой ракетки мира, выиграв Уимблдон. Это был его первый титул Большого шлема более чем за два года. Роджер оставил свою жену Мирку и трехлетних дочерей-близнецов дома, в Швейцарии, и впервые приехал в эту часть Южной Америки, чтобы сыграть серию выставочных турниров, билеты на которые были распроданы за считанные минуты.

Конечно, Федерер приехал в том числе ради денег: ему заплатят около 2 миллионов долларов за выступление, и шесть матчей принесут теннисисту больше, чем все те 8,5 миллиона, которые он заработал в виде официальных призовых за 2012 год. Но для Роджера имеет значение еще и шанс пообщаться с новой аудиторией в новом месте, сняв те ежовые рукавицы, в которых он держал и тело, и разум все предущие одиннадцать месяцев.

Другие чемпионы, уже сколотившие состояния, отказались, сославшись на смену часовых поясов. Но Федерер и его агент Тони Годсик учли неиспользованные рынки теннисиста, а также его неотыгранные эмоции. Тур, который привел его сначала в Бразилию, а затем и в Аргентину, превзошел их ожидания. Этим вечером в Тигре на импровизированном стадионе собралось двадцать тысяч человек – рекордное количество для теннисного матча в Аргентине, несмотря на то, что эта страна породила таких легенд тенниса, как Гильермо Вилас, Габриэла Сабатини и Хуан Мартин дель Потро. Последний и был здесь соперником Федерера.

– Для Хуана Мартина этот матч проходил немного странно, – прокомментировал Франко Давин, на тот момент тренер дель Потро. – Он играл дома, в Аргентине, а зрители болели за Федерера.

Такая же ситуация складывалась во многих теннисных странах. Роджер мог почти везде играть, как дома. Даже около полуночи несколько сотен фанатов все еще ждали его за пределами стадиона. Взрослые забрались повыше, чтобы лучше видеть, и взяли детей на плечи. Вспышки фотоаппаратов мигали без остановки, а их владельцы не спускали пальца с кнопки, чтобы не упустить хороший кадр.

Все замерли в ожидании, но как только Федерер вышел из боковой двери и направился к машине, легко передвигаясь даже после трех сетов против дель Потро, улица погрузилась в хаос.

– Пока-пока. Пока-пока. Пока-пока! – теннисист ритмично махал рукой фанатам, пока не добрался до дверцы машины.

– Как дела? – поинтересовался он у меня абсолютно тем же тоном, закрывая ее за собой.

Я следовал за Федерером по всем шести континентам. За двадцать лет я брал у него интервью для New York Times и International Herald Tribune более двадцати раз. Наши встречи происходили повсюду: от частного самолета до раздевалок Уимблдона, от Таймс-сквер до альпийских ресторанов в Швейцарии и люкса в парижском отеле De Crillon. Мы общались в номере с невероятно хорошим видом на площадь Согласия, пока будущая жена Роджера Мирка Вавринец примеряла дизайнерскую одежду.

От большинства других элитных спортсменов, с которыми я столкнулся, Федерера отличает одна интересная привычка: сначала он расспрашивает вас, причем ему действительно хочется узнать о вашем собственном путешествии, вашем восприятии турнира, страны, людей.

– Причина, по которой Роджер так интересен людям, заключается в том, что он сам в них заинтересован, – однажды сказал мне Пол Аннаконе, его бывший тренер.

Моя семья из пяти человек отправилась в собственное путешествие в 2012 году, и учебный год начался прямо в дороге: три месяца дети посещали школы в Перу, Чили и Аргентине.

Федерер хотел узнать о моем впечатлении от Торрес-дель-Пайне и острова Чилоэ в Чили, об Арекипе в Перу, но больше всего его заинтересовало обучение наших детей, как они отреагировали на разные школы и была ли от этого польза. Стало ясно, что Роджер планирует брать с собой семью и рассчитывает, что его дети повидают мир, будучи при этом частью его повседневной жизни.

– Прибывая в большинство городов на турниры, мы будто возвращаемся в гости к своим новым друзьям по всему миру, – сказал он. – Это ощущение, будто ты дома вдали от него. Сейчас я могу довольно легко его воспроизвести, особенно оставаясь с детьми. Я хочу, чтобы они всегда чувствовали себя комфортно, куда бы мы ни поехали.

Любопытство Федерера – вежливое или искреннее – задает тон интервью, превращая его в живую беседу. Это обезоруживает, хотя, похоже, он это делает без какого-либо намерения. Что Роджер создает целенаправленно, так это ощущение комфорта в экстраординарной атмосфере. Федерер может стоять на пьедестале (у него было много практики), но сам подчеркивает, что ему приятнее встречаться с людьми с глазу на глаз. Эту черту в теннисисте вполне могла воспитать его мать Линетт. Когда кто-то слышит ее фамилию или продавец видит ее на кредитной карте и спрашивает, связана ли она с «тем самым Федерером», она отвечает утвердительно, но затем быстро переключает внимание собеседника, спрашивая, есть ли у него собственные дети.

– Посмотри вокруг, послушай, – сказал Роджер своим характерным носовым баритоном, указывая в окно машины. – Мы вроде как пробираемся сквозь толпу людей в сопровождении полицейских, а это не то, что происходит со мной каждый день, понимаешь?

– Забавно, – ответил я, – мне казалось, тебе к такому не привыкать.

– Слава богу, на самом деле это не так. Я действительно считаю себя обычным парнем с увлекательной жизнью теннисиста – увлекательной, потому что ты постоянно появляешься на публике, путешествуешь по миру, встречаешься с новыми людьми. Ты сразу получаешь обратную связь. Тебе скажут, хорош ты или, наоборот, плох. Это немного похоже на жизнь музыкантов, и это хорошее чувство. Даже если ты плох, это не имеет значения. Работай над собой. По крайней мере, ты знаешь, над чем поработать, и это вселяет в тебя уверенность и мотивацию, вдохновляет. Должен признать, это прекрасная жизнь. Знаешь, временами бывает трудно, потому что путешествия могут переноситься достаточно тяжело. Тебе ли не знать. Но на днях мне пришло в голову, что я вошел в десятку лучших десять лет назад, а эмоции не поменялись. Это похоже на выход из телесной оболочки, невозможно поверить, что это действительно происходит с тобой. Мне очень повезло, и это одна из причин, по которой я хотел бы играть подольше, потому что на пенсии эти эмоции больше не вернутся.

Даже для Федерера стало сюрпризом, сколько ему еще предстоит выходить на корт.

В ту ночь в Аргентине Роджеру было тридцать один – столько же, сколько и одному из кумиров Федерера Питу Сампрасу, когда тот в 2002 году выиграл рекордный четырнадцатый титул Большого шлема в одиночном разряде на Открытом чемпионате США. Это оказалось последним матчем Сампраса и одним из лучших хоум-ранов в этом виде спорта, если бы теннисист не дожидался еще одного года, чтобы официально объявить о своем уходе.

Стефан Эдберг, еще один из теннисных героев детства Федерера, ушел из спорта в возрасте тридцати лет.

Но Федерер не остановился на своей карьерной лестнице тогда, в Буэнос-Айресе, как могло бы предположить большинство теннисных экспертов и болельщиков. Он все еще был в середине своего пути. Роджер будет эффективно играть в 2020-х годах, когда его сверстники по теннису уже займутся бизнесом, уйдут в комментаторы или начнут тренировать более молодых игроков – будущих соперников Федерера.

Глядя на Сампраса в его последних сезонах, в 2001 и 2002 годах, стало ясно, что на нем серьезно сказываются упорные тренировки и давление извне.

– Пит уже готов остановиться, а вот Роджер сделан совершенно из другого теста, – сказал Аннаконе, тренировавший их обоих. – Странствия по миру истощили Пита. Роджер, наоброт, получает от этого энергию.

Аннаконе поехал с Федерером на турнир ATP в Шанхай. На второй же день тренер вместе с остальной командой сидели в номере Роджера и общались. Внезапно в дверь постучали. Это была китаянка. Федерер объявил, что прибыл их учитель языка.

– Роджер сказал, что она будет приходить каждый день примерно на полчаса и мы постараемся запомнить несколько слов, чтобы немного понимать китайский, – вспоминает Аннаконе. – И я ответил что-то вроде: «Чувак, я почти не говорю по-английски». Но Роджер обещал, что будет весело. И ему действительно это нравилось. Федерер хотел выучить несколько фраз, чтобы поблагодарить фанатов на их родном языке. Он пребывал в истерике, слушая, как мы пытаемся что-то произносить. Роджер просто наслаждается различными аспектами путешествий, чего не делают многие другие.

Для Федерера, чей отец был родом из Швейцарии, а мать – из Южной Африки, ездить по миру было естественно, словно дышать. Родину матери теннисист впервые посетил, когда ему было три месяца, и на протяжении всего детства он туда регулярно возвращался. Сампрас не знал ни одного языка, кроме английского. Роджер говорит по-французски, по-английски, по-немецки и знает ретророманский. Он выучил немало слов на африкаансе благодаря своей матери и пару нецензурных слов на шведском благодаря своему бывшему тренеру Петеру Лундгрену.

Федерер, швейцарец, живший в приграничном городе Базеле, привык менять культурную среду с раннего детства. Но знакомство с образом жизни не гарантирует, что вы его примете. Федерер вел себя так отчасти потому, что у игрока была цель попутешествовать по миру. Что действительно заставило чемпиона приехать в Аргентину в 2012 году, так это осознание того, что все его матчи – Уимблдон и «Ролан Гаррос» – вдохновляют гораздо большее количество людей, чем он предполагал.

– Они такие страстные, – отметил он. – Знаете, здесь, в Южной Америке, у меня гораздо больше фанатов, чем где-либо еще. Они плачут и дрожат, они не просто в трепете – они так рады встрече с вами, что для них это почти не по-настоящему. Такое случалось и раньше, но очень редко. Здесь было не менее двадцати человек, которые обнимали меня и целовали и были счастливы, просто получив шанс прикоснуться ко мне.

Аргентинцы кричали и приближались к машине, но Роджер не отпрянул от окна. Наоборот, он к нему придвинулся.

Я спросил Федерера, знает ли он английское слово jaded (пресыщенный, заезженный).

– Вроде как, – нерешительно ответил теннисист.

– На французский это можно перевести как blasé, – продолжил я. – Вам уже все это до боли знакомо, нет такого энтузиазма. Можно представить себе Бьорна Борга, покидающего Открытый чемпионат США, чтобы никогда не вернуться.

Боргу тогда было двадцать пять.

Федерер задумался на мгновение.

– В подобное состояние можно перейти очень быстро, – наконец, сказал Роджер. – Ты просто заканчиваешься, не хочешь больше этого делать, устаешь от всего. Действительно, именно этого состояния я и стараюсь избежать, составляя надлежащий график, где есть место и отдыху, и каким-то переменам. Если постоянно делать одно и то же, неважно что, то это в конце концов надоест, независимо от того, насколько необычной может быть при этом твоя жизнь. Я думаю, что именно такие поездки, или хорошая тренировочная сессия, или отличный отпуск, или несколько потрясающих турниров подряд, где надо выстоять, чего бы это ни стоило, дают мне ресурсы и энергию для большего. На самом деле в каком-то смысле это довольно просто.

Наблюдая за тем, как Федерер остается свежим и энергичным в свои тридцать лет, вопреки логике и обычаям тенниса, было любопытно осознавать, что это на самом деле обусловлено предусмотрительностью игрока. Его расслабленность и комфорт, несмотря на внешние обстоятельства, – результат того, что теннисист знает себя достаточно хорошо, чтобы избежать ловушек, которые могли бы погасить его запал.

Такая преднамеренность в целом очень гармонирует с карьерой чемпиона.

Несколько десятилетий подряд Роджеру на удивление легко удаются резаные бэкхенды, переходы к форхендами и мощные подачи. Кажется, что теннисист нарушает все известные законы физики, чтобы оставаться на пьедестале. Тем не менее его путь в мире спорта, наводненного цинизмом, был не таким уж и легким. Лишь благодаря своей невероятной силе воли Роджер из темпераментного белокурого подростка с сомнительным чувством стиля вырос в одного из самых сдержанных и элегантных игроков.

Многие считают Федерера скрупулезным планировщиком, который научился терпеть рутину и постоянно дисциплинировать себя, составляя свой график заранее и в мельчайших подробностях.

– Обычно у меня есть план на следующие полтора года. Он достаточно четкий, особенно на ближайшие девять месяцев, – поделился он со мной в Аргентине. – Я могу точно сказать, что буду делать в понедельник перед Роттердамом или что в субботу перед Индиан-Уэллсом. Конечно, расписан не каждый час, но на каждый день план уж точно составлен.

Редко когда можно увидеть уставшего и потного Федерера, но за кулисами им был проделан огромный тяжелый труд. Роджер преодолел сильную неуверенность в себе. Он играл через боль гораздо больше, чем многие из нас думают. Не было недостатка и в неудачах, и в синяках. Можно с легкостью утверждать, что двумя величайшими матчами, в которых он сыграл, были финалы Уимблдона: в 2008 году против Рафаэля Надаля и в 2019 году против Новака Джоковича. Обе игры закончились горькими поражениями в пятых сетах на тай-брейках.

Федерер, несомненно, великий чемпион, он набрал более сотни титулов и выиграл двадцать три полуфинала турнира Большого шлема подряд. Тем не менее теннисист терпел и сокрушительные поражения. Это, несомненно, лишь способствовало его всеобщей привлекательности, показывая, что ничто человеческое ему не чуждо. К чести Федерера, он достойно принимал удары судьбы и сохранял акцент на позитив и будущую перспективу.

Роджер не использовал теннис как платформу для личных целей, а всегда оставался в рамках игры. Для спорта, фанатов которого становится все меньше и меньше и аудитория которого становится все старше, это немалое достижение. Таков подход старой школы: без споров и перехода на личную жизнь игрока, с неизменным дружелюбием и коринфским духом.

Скучно? Едва ли. Как может кто-либо, объединяющий людей в современном мире, вызывать тоску? Стиль игры Федерера напоминает балет. Он часто зависает в воздухе после прыжка, чтобы нанести удар или подать. Роджер смотрит на точку контакта с мячом на мгновение дольше, чем любой игрок, за которым я наблюдал за тридцать лет моей работы. Способность по-настоящему сильно ударить может показаться почти беспечностью, но именно это – неотъемлемая часть привлекательности Федерера. Его можно сравнить с Майклом Джорданом, парящим к корзине немного дольше, чем все остальные баскетболисты, или с танцором, сохраняющим позу для акцента.

– Он самый красивый и изящный игрок из всех, кого я когда-либо видела, – поделилась со мной Билли Джин Кинг. – Звенья его кинетической цепочки всегда остаются связанными. Думаю, в этом его секрет элегантности.

За последнюю четверть века профессиональный теннис двигался в силовом направлении: более мощные ракетки и струны из полиэстера, более высокие спортсмены с взрывным ускорением. Федереру пришлось скорректировать технику и работу ног, чтобы справиться с растущей скоростью игры, но он, похоже, с легкостью с этим справился. Как Роджеру удается так играть и при этом восстанавливаться перед следующим точным ударом? Благодаря редкому зрению, подвижности и ловкости, а также из-за относительно компактных ударов и уверенности, которая приходит с осознанием того, что, в то время как другие должны планировать свои атаки, он может принимать решения на бегу. Другим игрокам просто не хватает такого набора инструментов. Роджера в этом плане можно сравнить с армейским швейцарским ножом.

Марк Россе, лучший швейцарский теннисист до эры Федерера, любит говорить о «скорости обработки» информации. Россе вспоминает, как выполнял упражнение, в котором кто-то подбрасывал в воздух пять шаров разного цвета и просил игроков поймать их в определенном порядке.

– Мой максимум – четыре мяча, – признается Марк. – Причем мне это давалось очень тяжело. Дай Роджу пять мячей – и он поймает все пять.

По мнению Россе, «люди уделяют много внимания таланту спортсмена, его рукам или ногам. Но есть дар, о котором мы редко вспоминаем, и это реактивность, способность мозга интерпретировать то, что видят глаза. Когда Вы смотрите на великих чемпионов, например на футболистов, таких как [Зинедин] Зидан или [Диего] Марадона, или на теннисистов, таких как Федерер, Джокович или Надаль, у Вас создается впечатление, что они находятся в Матрице. Такое ощущение, что они гораздо быстрее нас с вами, их мозг улавливает вещи моментально, и у них остается больше времени, чтобы обработать информацию.

– Зидан оставался спокоен, даже когда вел мяч с четырьмя соперниками вокруг. Для него все просходило как в замедленной съемке. Эти великие чемпионы на долю секунды опережают всех остальных, и это позволяет им расслабиться. Некоторые из невероятных ударов, которые практиковал Роджер, невозможно повторить.

Наблюдать за Федерером в его лучшие дни – значит не только быть захваченным потоком его движений, но еще и нервничать из-за ощущения, что кролик вот-вот покажется из шляпы. Но когда это случится? Это двойная доза эмоционального опьянения усиливается тем, как мало теннисист отклонялся от поставленной задачи на протяжении большей части своей карьеры. Никаких тирад или шуточек, ничто в его глубоко посаженных глазах не отвлекает нас от самого действия, когда он на корте.

– Роджер играет мячом, но он также играет и с мячом, – пошутил однажды его друг и давний тренер Северин Люти.

Это качество нравится как инсайдерам, так и посторонним людям.

– Фед – это парень, который, вероятно, больше, чем кто-либо другой, поражает других игроков, – сказал Брэд Стайн, давний тренер, который работал с Кевином Андерсоном и первой ракеткой Джимом Курье. – Они смотрят на него и искренне удивляются: «Как у него это получается? Я серьезно, как сделать этот удар?»

Джон Макинрой тоже был художником с ракеткой, но не таким уравновешенным. Если его можно было сравнить с Джексоном Поллоком, брызгающим краской в попытке выразить некую внутреннюю борьбу, Федерер намного ближе к Питеру Паулю Рубенсу – успешный, хорошо приспособленный, выносливый и вполне доступный для непритязательных вкусов, но способный вызвать мурашки у экспертов свой манерой и композицией. Это школа искусства, которая оставляет на холсте достаточно пространства, чтобы другие могли найти свой собственный смысл в его работах. Федерер не хотел бы переоценивать технику, «в каком-то смысле она довольно проста», как он говорит. Тем не менее Роджер принимает то, что другие воспримут его игру, как романы известного писателя, которые разбираются до последней буквы на школьных уроках.

Я помню, как разговаривал с Федерером об этом в 2018 году до посадки в частный самолет в калифорнийской пустыне (это была моя первая и, вероятно, последняя поездка на частном самолете). Роджер накануне сыграл в финале BNP Paribas Open против дель Потро, заработав три матч-пойнта на своей подаче и проиграв на тай-брейке в третьем сете. Это было его первое поражение в сезоне.

– Тактика? Люди говорят о тактике, – сказал Федерер. – Но на этом уровне в большинстве случаев все сводится к инстинкту. Все происходит так быстро, что приходится почти не задумываясь попадать в цель. Конечно, многое зависит еще и от удачи.

Фортуна действительно сыграла свою роль в карьере теннисиста. Он мог бы не стать чемпионом, по крайней мере в этом виде спорта, если бы австралийский профессионал по имени Питер Картер не решил устроиться тренером в небольшой клуб в швейцарском Базеле. У Федерера, возможно, не хватило бы сил, если бы он не встретил умного, чувствительного и одаренного фитнес-тренера по имени Пьер Паганини. По воле судьбы его карьерный путь пересекся с Миркой Вавринец, швейцарской теннисисткой старше самого Роджера, которая в конечном итоге стала его женой, по совместительству пресс-агентом и главным менеджером.

Он не мог бы так долго и так убедительно играть без ее поддержки и ее собственных амбиций.

– У Мирки есть желание добиться успеха, такое же сильное, как у Федерера, а может быть, еще и сильнее, – сказал Поль Дорошенко, французский фитнес-тренер, который работал с Вавринец и Федерером в первые годы их жизни в Швейцарии.

Но, как и в жизни, в профессиональном теннисе все зависит на самом деле от того, что вы делаете со своей удачей и используете ли вы свои возможности.

Федерер не растратил их попусту. Роджер не так любезен, как его могут представить маркетологи. Он умен и интуитивен, но ему далеко до Джеймса Бонда. В конце концов, он бросил школу в шестнадцать лет и не был особенно серьезным учеником. Но к взрослой жизни и спорту он подошел с большой ответственностю.

– Саму эту жизнь можно назвать школой, – сказал он в Аргентине.

Хотя Федерер, несомненно, одарен, одна из вещей, которая отличает его от других великих талантов его поколения, – это неизменная любовь к игре, стремление к большему. Игрок считает, что оставаться на том же уровне в профессиональном теннисе – это потерять позицию, застрять. Это убеждение отразилось и на более молодых соперниках Федерера.

– Чтобы достигнуть успеха на этом уровне, как мне кажется, необходимо постоянно стремиться к самосовершенствованию, прогрессу и развитию во всех аспектах, – сказал мне недавно Джокович. – Я знаю, что Роджер много говорил об этом, и я думаю, что с этим могут согласиться большинство ведущих игроков во всех видах спорта. Застой – это регресс.

Федерер понял либо подошел вплотную к осознанию своих слабостей. Это помогло ему управлять своим гневом, обрести психологическую стойкость, концентрацию и выносливость, преодолеть хроническую боль в спине и отточить одноручный бэкхенд. Роджер сменил тактику, больше атакуя с задней линии, чем у сетки. Теннисист перешел на ракетку с более крупной головкой, чтобы поднять свои шансы на успех в продолжительных розыгрышах, и неоднократно менял тренеров, но не импульсивно, а чтобы получить свежий взгляд на игру. Иногда Федерер обходился и вовсе без тренера. На протяжении всей своей жизни он искал людей, которые могли бы служить наставниками и даже образцами для подражания: от Сампраса до Тайгера Вудса и Билла Гейтса, филантропическому подходу которого чемпион будет подражать в более поздние годы.

Конечно, теннисные достижения – основной ингредиент успеха, но в этом рецепте важную роль играют и навыки общения с людьми. Суперзвезды тенниса получают много бесплатных бонусов, но им не всегда удается поставить себя на место других. Федерер – эмпат, моментально улавливающий чувства и энергию на стадионе, на улице, в комнате и на заднем сиденье машины.

– Он чрезвычайно социально адаптирован, и я думаю, что это главная причина его популярности, – сказал Энди Роддик, американская звезда, ставшая его другом. – Он хамелеон. Он может работать в любой среде и давать искреннюю эмоцию. Вести себя по выверенному шаблону – совсем не его стиль.

* * *

Примерно на полпути между Тигре и центром Буэнос-Айреса одна из машин ускользнула от эскорта и на полной скорости приблизилась к нашему автомобилю. Молодой человек, пребывающий в восторге от погони и, возможно, от чего-то еще, наполовину высунулся из открытого окна и помахал Федереру кепкой с монограммой RF.

– Ну, по крайней мере, теперь ты знаешь, что твой мерч продается, – пошутил я.

Федерер усмехнулся и помахал через стекло.

– Надеюсь, он не потеряет кепку, – лишь сказал он. – Пока-пока. Пока-пока.

Улавливанием самых тонких эмоций можно объяснить слезы Роджера после матча. Сейчас их можно увидеть гораздо реже, но это все еще неотъемлемая часть личности чемпиона. Слезы теннисиста кажутся не просто выражением радости или разочарования, но еще и высвобождением всего того, что он получил на корте. Дело не только в том, что Федерер сам эмоционально вложил в матч, дело в том, что каждый из зрителей туда вложил.