Полная версия
По дорожке в рай. Зарисовки о жизни детей-инвалидов и о православной вере
«Молись, – говорю, – что еще делать?»
Приезжаем мы в Клыково на Святой Живоносный источник к матушке Сепфоре. А лето стояло – жара страшная. У нас в группе еще была мама с тремя сыновьями, и один из них непослушный был. Ужас! Ему семь лет было, шебутной такой. Говорит: «А я – будущий батюшка!»
«Батюшки себя так не ведут, они смиренные», – отвечаю я.
Ну вот, спускаемся мы к источнику. Я надеваю рубашку и лезу в воду, беру этого, который «батюшка», и окунаю его девять раз: «Во имя Отца, во имя Сына, во имя Святого духа!»
Мама кричит: «Дайте его сюда, он уже устал!»
Вылезает этот «батюшка», мама его спрашивает: «Злая тетя?»
«Нет, – говорит, – она добрая, она меня в источник окунала».
Тогда я маме Ирине говорю: «Давай Димочку своего сюда, окуну и его!» А у него глазища такие были, по блюдцу. Красивый! И вот я его окунаю один раз – «во имя Отца», второй раз – «во имя Сына», и в третий раз – «и Святого Духа». Вытаскиваю, а он кричит: «Мапа!» Девчата, мы были в шоке! Ехали обратно молча, были под таким впечатлением! А Дима всю дорогу: «Мапа, пама, мапа, пама!» И бормочет, и бормочет.
Домой они уехали с большой надеждой на выздоровление. А через месяц от них вести из Астрахани пришли: разговорился Дима, не остановишь! И с мужем она не развелась».
Февраль, 2016 годПод новый год
«Я могу много еще вам историй рассказать, девчата!» – продолжает вспоминать Марина Александровна.
«Декабрь месяц был. И мама одна так меня просила с утра:
– Марина Александровна, так хочется в Оптину. Мы уже уезжаем скоро. Пожалуйста, отвезите нас в поездку по святым местам: в Оптину, Шамордино и Клыково.
Я говорю:
– Девочки, день короткий сейчас, после обеда ехать в Оптину, да вы что?! С ума сошли, девки, ну как после обеда?!
– Да вот после двух часов.
– Ну ладно, но мне надо еще моим дома сказать.
А мои тут как тут уже, они же всегда готовы у меня. И сын Раду на коляске, и Оксанка.
Зашла к нам Галина Михайловна из водолечебницы с Людмилой Ивановной – воспитательницей. Они говорят: «Мы тоже поедем».
Девчата, поехали мы. Группа набралась 20 человек. Сначала в Шамордино, потом в Оптину. В Оптиной, как всегда, отец Илиодор нас накормил. Детям и вареники с рыбой (пост же шел Филипповский), и чаи, и компоты, и мед, пирожки. Ой, кто что хотел, в общем.
Вышли мы из чайной, а мы последние уже там были. На улице холод. Время уже 6 часов вечера. А Людмила Ивановна говорит:
– Марин, давай не поедем в Клыково.
Я говорю:
– Людмила Ивановна, да я не знаю, я же мамам обещала, они хотят.
– Ой, Марина, ночь уже, смотри, как темно.
В общем, сели мы в нашу машину, Людмила Михайловна смотрит на меня.
– Едем, Людмила Ивановна, я обещала людям. Не могу.
Приехали мы в Клыково. Время было уже 19:15. Отец Илиодор нас предупреждал:
– Не знаю, будет ли там кто-то в монастыре вообще или нет.
Я говорю:
– На все воля Божия.
Мы приезжаем, а там женщина-послушница из кельи матушки Сепфоры стоит на улице, не на чем ехать ей домой. Стоит и ждет, может быть, кто-нибудь приедет.
«Ой, – думаю, – Господи! Она как будто нас ждала!» Ей в Козельск нужно домой. Она нам экскурсию провела, а мы ее довезли потом.
А в монастыре тишина, ни душинки, ни одного монашка. Небо красное, бордовое аж. Красота неописуемая. Подошли мы к могилке матушки Сепфоры всей нашей группой. А с нами была баба Лида с мальчиком Ромой. Не ходил мальчишка. Бабушка мне говорит:
– Марина Александровна, слушай, ну что ж делать? Ну смотри, уже сколько мы мучаемся. Вроде бы вот-вот, все есть, но не начинает ходить. Я уже не могу.
Взяли мы тогда Рому и на могилку к матушке Сепфорушке положили. И на живот, и на спину, и на один бок, и на другой. Ему уже надоело. Всего в снегу изваляли.
А потом я говорю бабушке:
– Становись на колени и молись! И проси, хочешь, можешь вслух, можешь про себя.
Она начала сначала, бедная, про себя, потом вслух. Во весь голос. Я рыдала, это было что-то. В общем, молились мы вместе с ней, молились около могилы. Луна на нас смотрит. И вдруг подходят к нам двое мужчин:
– Здравствуйте!
Я говорю:
– Здравствуйте.
– А вы откуда?
Я говорю:
– Мы из Калуги.
А они говорят:
– А мы Москва. Мы тоже приехали сюда помолиться. Мы так рады, что с вами встретились. Ваши дети – это же ангелочки! Какие вы молодцы! Вам позавидовать можно. Какая у вас жизнь. Вы несмотря на ночь, на снег приехали сюда такой группой большой помолиться!
Они удивлены были, стояли, слезы у них катились. Один артист оказался – Колесник, а второй – не помню уже. У меня еще есть автограф, они нам три открытки оставили с автографом.
Отец Михаил – настоятель – вышел потом, хотел напоить нас чаем, но уже поздно было совсем.
Оттуда, что вы думаете, мы поехали на источник. Все спустились к источнику. А у меня как всегда кастрюля с картошкой, яйца вареные, и сделала я большую миску селедки под шубою. Но майонез я взяла постный, я думала, Людмила Ивановна не будет кушать с Галиной непостный. Мы все были на посте. Разложили все по тарелочкам одноразовым. Чаю налили всем душистого.
В общем, что ты думаешь, они пришли все с источника. Скользкие ступеньки – это что-то. Ну, мы сели, картошка еще теплая была. И мы все в машине сидели и ели, довольные, счастливые. Ну ладно, уже почти Новый год. Все нормально. Вернулись в санаторий аж в 11 часов. Но до чего же мы были рады, я вам просто передать не могу! Там Бог. Там сила. Да.
Проходит время. Март месяц. Я иду по третьему этажу. Думаю: «Боже мой, баба Лида что ли с Ромочкой, с которыми мы были в Шамордино, Оптино, Клыково?» Да, бабушка. Ромочка начал ходить. Он один идет перед ней. Ты знаешь, я так обрадовалась. Я даже расплакалась. Я говорю:
– Да, великая сила Божья!
Она увидела меня:
– Марина Александровна! Спасибо! Пошел мальчик наш!
– Да я же при чем!? – говорю. – Это же Бог. И матушка Сепфорушка.
Такие вот, девчата, дела».
Февраль, 2016 годНесанкционированная исповедь
Уютно посидеть мартовским вечером у нас в санатории и послушать Марину Александровну. Она рассказывает об одной удочеренной девочке Кате, которая была у них в санатории зимой со своей приемной мамой.
Катюше девять лет, и она немного отстает в развитии. Мама у нее очень веселая и жизнерадостная.
На Крещение они с Мариной Александровной ездили в паломничество в Спасо-Гремячев женский монастырь. Он находится недалеко от Калуги, и Марина Александровна частенько возит туда группы детишек с мамами на экскурсию или ко причастию.
Свое название Гремячев монастырь получил от Гремячего ключа, находящегося рядом с монастырем, который, гремя и шумя, выходит из горы и бежит в Оку. Говорят, когда в монастыре была разруха и хвалебные песнопения Богу умолкли, шум ручья смолк. Но вода из ключа и по сей день обладает целебными свойствами. На месте источника стоит купель, где с верой могут окунуться паломники.
И вот Марина Александровна вспоминает, как Катюша после службы залезла в этот святой источник и начала там плавать в купели туда – назад, туда – назад. А ведь зима! Крещенский морозец пробирает.
«Катя, да вылезай давай уже, все ушли почти», – кричала ей Марина Александровна. А Катя в этой ледяной воде, как золотая рыбка, туда-сюда наяривает.
Слушали мы Марину Александровну, слушали, а потом я ей и говорю:
– А давайте завтра туда поедем!
– Точно, – подхватила мамочка Настя, – на причастие!
Марина Александровна поддержала нашу идею и стала звонить договариваться: сначала водителю Юле, а потом и в монастырь.
Монахини обрадовались, что мы к ним собираемся, и спросили, сколько будет детей, чтобы приготовить просфорки. Мы сказали, что будет 20 человек, и 10 из них – дети.
Все согласовали, осталось только найти желающих на поездку. А где их взять-то, 20? Нас с Настей и нашими детьми всего шестеро получается.
– Вы куда едете? – вдруг подходит к нашему столу мама Таня из Вологды. Они только приехали с 12-летней дочкой Полиной.
– Мы завтра в Гремячев монастырь собираемся на причастие, – воодушевленно говорим мы.
– Ой, а у нас тренажеры написаны на завтра, – огорчается мама Таня.
– Да какие тренажеры? – воскликнула я. – В субботу! На них можно сходить и в другие дни. А у вас всего восемь посещений зала, за смену точно успеете.
Подошла Танина подруга Лена, и тоже с дочкой Полиной 12 лет.
– Ну что, поедем? – спрашивает одна другую.
– А тренажеры?
– Да ваших детей завтра в монастыре причастят! Сходите вы на свои тренажеры, – вмешивается уже Марина Александровна.
Записались. Уф! Нас уже 10.
Вот и мама Оля с дауненком Глебом восьми лет подошла. Узнав, что к чему, она обрадовалась:
– Ой, и мы завтра хотим поехать!
Глебушка – солнечный малыш. Бегает кругами по коридору, радуется всему. Оля – очень любящая и заботливая мама.
Как-то незаметно записалась еще бабушка с больными ногами, с внучком Димой восьми лет. И мамочка Марина с сыном четырех лет. Все его личико было в красных родимых пятнах. Он очень беспокойный и отстаёт в развитии.
Уговорили мы и маму Надю с дочуркой Танечкой с ДЦП. Малышке уже два с половиной годика, но она сидит в колясочке и не может пошевелить ни руками, ни ногами. Встречались мы с Таней всегда в столовой, я даже дала ей почитать свои рассказы и вступление к книге, напечатанное в нашей церковно-приходской газете. Все ей понравилось, но больше всего ее заинтересовало объявление о молебнах Вифлеемским младенцам для женщин, сделавших аборт.
Уже много лет в нашем Казанском храме в деревне Пучково каждое второе воскресенье мы проводим такие молебны. Иногда после них мне удавалось говорить слово об абортах. Наш прихожанин Андрей даже сделал мне как-то комплимент, что у меня дар слова и я могла бы выступать не только перед православными. Но отец Владислав меня осадил, сказав, что «женщины в собрании да молчат». После этого я поутихла и перешла проповедовать в школы перед старшеклассниками.
Про эти-то молебны и спросила Надя, и я ей все в подробностях рассказала.
А вот и субботнее мартовское утречко, и мы едем на причастие в женский монастырь.
Детишки не ели, даже дауненок Глеб стал терпеть. В храм зашли в тот момент, когда две монахини греческим распевом пели Херувимскую. Было очень торжественно и красиво. Храм, в котором шла служба, был маленьким и уютным. Дети и мамы стали растекаться по храму, писать записки и ставить свечи. Вышел алтарник узнать, будет ли кто исповедоваться. Сказали, что дети будут.
«Тем, кому больше семи лет, нужно исповедоваться перед причастием, покаяться в дурных делах и поступках», – шепчу я 12-летним Полинам и восьмилетнему Диме.
«Бабушка, тебе больше семи лет, тебе тоже на исповедь надо!» – толкает Дима в бок свою бабушку.
Она теряется и не знает, что ответить.
Выходит отец Павел, молодой священник в очках, с кудрявыми чернявыми волосами. Поражает его невозмутимое и уравновешенное лицо. Давно я таких лиц не видела спокойных.
Батюшка исповедовал деток. Дауненка Глеба тоже подвели.
А тут и мама Таня мне шепчет:
– Я тоже хочу на исповедь!
– Ну, надо тогда на бумажке написать грехи, – говорю.
– А какие? – удивляется она.
– Ну, из основных – мат, курение, воровство.
– Развелась! – выпалила она как на духу, а у самой, бедной, все время глаз дергается.
– Ну, это, может быть, и не грех, смотря какие там у вас обстоятельства были… – говорю я.
Тут мама Марина говорит:
– И я хочу на исповедь.
Потом и другие мамочки захотели. И вот одна пошла исповедоваться и застряла перед аналоем. Дети стали потихоньку изводиться: из-за исповеди-то причастие оттягивается.
«Вот что! – изрек отец Павел после того, как закончил исповедовать маму, – давайте детей причастим, а потом я устрою для вас общую исповедь!»
На том и порешили.
Одна из 12-летних Полин, отойдя от Чаши после причастия, промолвила: «Фу, какая гадость!»
А Таня спросила: «Что это за ягоды нам давали?»
Стала объяснять, что под хлебом и вином мы причащаемся телом и кровью Христовой. Надо было им, конечно, заранее все объяснить. Но кто же думал, что они ничего не знают?
Причастили всех деток и маленькую Танюшку вытащили из коляски и поднесли к Чаше. Всю службу она сидела в коляске и внимательно наблюдала за происходящим. Казалось, она понимает все в храме гораздо лучше, чем мы, взрослые.
У креста монахини раздавали всем просфорки, а деткам – диск с Евангелием и детские книжечки православного содержания «Первая исповедь и семь таинств церкви».
На общую исповедь выстроились восемь мам. Мама Оля сказала, что она во время беременности исповедовалась, и причащалась, и даже соборовалась. Правда, с тех пор уже восемь лет прошло. Но на все нужно свое желание, потому она в этот раз на исповедь не пошла.
Мама Марина очень хотела исповедоваться, но четырехлетний Артем с родимыми пятнами на лице очень устал. Я вызвалась погулять с ним во дворе, но Марина так волновалась за него, что выскакивала каждую минуту его проведать.
«Как бы он головой не ушибся!» – восклицала она.
И только когда одна из мам уже вышла с исповеди и забрала его в автобус, успокоилась.
Дети уже в это время бегали по всему церковному двору. Дима задирал Фросю и Машу. Каким-то образом все вывозились в весенней грязище, но выглядели очень довольными.
И вот встали мамочки в храме вокруг отца Павла, словно овечки, обретшие пастыря. И стал он им грехи зачитывать. Дошел до абортов и сказал, что убитые детки в ад попадают и что Паисию Великому даже на этот счет видение было.
Вдруг мама Надя как зарыдает в нашей толпе, вслед за ней другая, а потом и третья. А Танечка сидит в своей коляске, на всех смотрит пристальным взглядом, как будто понимает, о чем матери плачут.
Чуть попозже Танечка стала ерзать. Я взяла ее на ручки, сняла перчатки. Подумала, может, жарко ей? Столько времени в храме, а все в перчатках сидит.
Каждый грех отец Павел комментировал, рассказывал истории, я даже попробовала записать на диктофон, но ничего не вышло. Потом, когда каждая из нас подходила на исповедь отдельно, я тоже подошла и сказала, что не смогла записать его на диктофон.
– Вот, – заметил он, – рассказывают, что так и у старца Власия было: хотели его записать, а ничего не вышло. А почему не записалось-то?
– Наверное, без благословения потому что, – говорю я.
На самом деле потому, что звук у меня был отключен в храме.
– А вы так все запомните, а имена не называйте, – предложил батюшка.
Димина бабушка тоже решилась исповедоваться, хотя долго созревала. Мама Настя хоть и не захотела на исповедь (была уже, наверное, недавно), но потом все-таки решилась.
Как только все исповедовались, решили отправиться на святой Гремячий источник. Он находится совсем рядом с монастырем.
Водитель Юля подрулила к спуску на источник, и мы, взяв бутылки, стали спускаться. Вид на окрестности открывался неописуемый. Ранняя весна. Снега с полей уже сошли, оголив просыпающуюся землю. Внизу красуется часовенка, за ней Ока.
Надя с Танечкой в коляске остались в автобусе, с коляской там не спуститься.
Кто-то стал набирать воду, кто-то купаться. Таня и Лена с дочками Полинами нырнули.
Вдруг послышался голос Насти из купальни: «Я поняла, почему Катя, про которую рассказывала Марина Александровна, не хотела отсюда вылезать, это же просто благодать!»
Бабушка Димы, с больными ногами, тоже полезла, и восьмилетний внучек за ней. Когда вылезли, были мокрые и счастливые.
Моя Фрося, Маша и Ростик (Настины детки) усвистали к реке к крутому спуску. Испугавшись за них, мы стали кричать и звать их назад. Как бы не нырнули в реку, такой разгон взяли!
«Уходим! – кричу. – Назад!»
И они послушно развернули оглобли. Надо же, как благодать на них подействовала!
Когда мы поднялись к автобусу, я увидела грустную Надю с Танюшкой, сидящих в автобусе. Так жалко стало эту молодую мамочку с непростой судьбой, что не увидела она красоту этих мест.
– Надя, – решаюсь я сделать доброе дело, – давайте я Танечку подержу, спуститесь хотя бы, гляньте. Там так хорошо!
– Ой, правда подержите? – обрадовалась она, передала мне свой бесценный комок и засеменила на каблуках по щебенке, посыпанной на тропинку. А Танюшка только смотрела вслед уходящей маме своими глазенками-рентгенами и думала о чем-то своем. Вскоре Надя вернулась со всеми остальными.
«Как же там здорово! – восхитилась она. – Спасибо! И Танюшка не плакала».
Ну вот и дорога назад. За окошками замелькали пока лысенькие деревца и поля, одинокие поветшавшие избенки вдоль дороги и сельские магазинчики. Поспели к санаторскому ужину. Тех, кто купался, в столовой стал пробирать озноб, но никто не заболел.
– Ну как, не пожалели, – спрашиваю я Таню с Леной на следующий день, – что механотренажеры свои пропустили?
– Ха-ха, – смеются мамочки, – у нас в Гремячем такие механотренажеры получились!
Это они горку имели в виду – спуститься и подняться с пятилитровыми бутылками с водой, да еще накупаться.
А Настя через пару дней рассказывает Марине Александровне: «Представляете, я после купания курить перестала. Мне папа с собой положил по две пачки сильных сигарет на день. Спускаюсь покурить, а курить и не тянет. Ночью крутит, а утром как отрезает. Я уже как только в храм зашла, там, в Гремячем, сразу поняла, что искупаться хочу. И воду пью эту в течение дня. Да все вашу Катюшку вспоминаю!»
«Ну не чудо ли?» – подумали мы про себя. Чудо, конечно! И вообще вся наша жизнь – сплошные чудеса! А у отца Павла, как оказалась, тоже один ребенок из пятерых болящий – страдает эпилепсией. Батюшке как никому можно понять наших мамочек. У каждого из нас свой крест.
Март, 2016 годЗаслуженная благодать
С утра у меня сильно болела голова, а мы собрались ехать из санатория «Калуга-Бор» с детьми на экскурсию в Ясную Поляну. Как же я поеду? Далеко ехать, сил бы хватило! Но Бог дал сил на поездку. И не только на нее.
Вернулись мы из Ясной Поляны только вечером. Темно уже – зима.
А на завтра у Марины Александровны намечена экскурсия в Оптину пустынь, но она почему-то не приходит собирать деньги, а желающих поехать очень много.
Тогда я и решаю взять инициативу в свои руки. Сажусь за стол медсестры на третьем этаже в школьном отделении и начинаю по новой всех записывать в поездку в благодатную Оптину. Конечно же, с согласия Марины Александровны. Я ей позвонила и предупредила о своем порыве.
И так стало все чудесно устраиваться: мамочки идут и записывают себя и соседок по палатам. Смотрю: бабушка идет, которая выговаривала мне недавно, что дети мои носятся по коридорам и постоянно на лету сбивают ее внука, а он после восьми операций и на костылях еле ходит. Потом Настя заявляется с детьми, Машей и Ростиславом, раздумывая, ехать им с детишками или нет. Они тоже устали после Ясной Поляны.
«Давайте, – говорю я, – записывайтесь, будет здорово!»
Записались.
Пришла Таня из Вологды с товарками из 325 палаты. Они очень хотят поехать, особенно после прочтения книги «Ратники небесные» про Оптинских новомучеников, которую я успела дать Тане и Насте почитать. Записались.
Пока желающие записываются, вокруг нас ходит и страдает Лена из Красноярска. Она не может поехать с нами. Ее сын, 16-летний Вася с ДЦП, отказывается ехать в Оптину, хотя они туда собирались и очень хотели попасть. Он устал от поездки в Ясную Поляну. Да и Танечка, которая ему нравится, не едет. Лена просто в панике!
– Да оставьте вы его в санатории, – начинают все уговаривать Лену, – не маленький уже, поезжайте сами!
– Нет, если я поеду в святое место, ему обязательно плохо будет без меня! – категорично заявляет Лена.
– Мама, да не будет мне плохо, – вмешивается в разговор Вася, – ну чем ты мне сможешь помочь, если мне плохо станет? Корвалол накапаешь? Мне его и без тебя накапать могут!
А ее начинает колбасить еще больше, и она уже злая на весь белый свет, а на сына в первую очередь. Так-то она мамочка хорошая, добрая, верующая. Мы с ней все время на канон Андрея Критского ездили в ближайший Успенский храм в Калугу.
А между тем потихоньку набирается на поездку 22 счастливчика.
Сообщаю Марине Александровне сие радостное событие, и она, в свою очередь, договаривается с водителем Юлей, чтобы та отвезла нас завтра по святым местам. Утром мне нужно передать ей все собранные на поездку деньги.
Все складывается как нельзя лучше: завтра мы попадем в гости к дорогим и любимым старцам и новомученикам, а также посетим Шамордино и Клыково.
Все отправляются по палатам. Тихон с Фросей быстро угомонились, засыпая под мои воркования-воспоминания об обителях. Санаторий начинает окутываться мглой.
Утром я вскакиваю рано и начинаю собирать в интернете информацию о монастырях, в которые мы поедем, чтобы мамочкам в маршрутке рассказать хоть немного об этих святых местах.
Дети еще спят, а я начинаю выписывать в тетрадку, попавшуюся мне под руку, интересные сведения про помещицу Ключереву и ее внучек, про старца Амвросия и игуменью Софию.
Заходит Лена, вся расстроенная, хочет записки передать в Оптину пустынь и письмо старцу. Это Галина Михайловна из водолечебницы сказала, что можно будет старцу Илию написать письма и отдать у ворот в Оптину охраннику Николаю для передачи старцу в Переделкино, где он сейчас и живет.
Я пытаюсь объяснить Лене, что сейчас занята, зайди, мол, чуть попозже, не могу сейчас уделить тебе внимание. Очень уж меня захватил творческий процесс. А она обижается и уходит, а потом уже никому не хочет отдавать свои записки. Хотя и я заходила к ней, и Таня.
«Ну куда наши грешные письма к старцу везти? Захотела я! Гореть нам всем в аду!» – заламывает руки Лена, чем удивляет меня все больше и больше.
Позже даже конфеты и другие гостинцы не захотела брать из Оптиной пустыни, которые я ей привезла. И в храм Успенский в воскресенье без нас с Фросей поехала, там, у креста, с ней в очереди и встретились. Но и там конфеты она так и не взяла. Жалко Леночку, сыночек у нее очень больной, поэтому она вся и нервная от этого. Еще и не попала в вожделенную обитель в этот раз.
Утром, как всегда это бывает перед поездками, начинаются пертурбации: одна мамочка с ребенком отказывается от паломничества, другая мамочка с малышом находится и решает ехать вместо нее.
И мы, позавтракав, погружаемся дружно в микроавтобус к Юле. Марина Александровна набивает доверху багажник бутылками для святой воды, благословляет нас, и мы отправляемся в путь.
Мои дети, Тихон и Фрося, усаживаются сзади и всю дорогу балуются с Настиным шестилетним Ростиком, в то время как я пытаюсь рассказывать нашим паломникам про старца Амвросия и устроение шамординской обители. В основном, конечно, я рассказываю про Оптинских новомучеников, поскольку и сама только прочитала о них новую книжку. Да простят они меня, грешную, если я что-то напутала, пересказывая их биографии.
Рассказываю мамочкам, как правильно писать имена деток и близких о здравии в молебен Оптинским старцам. Одна мама, с корейской внешностью, услышав, что писать можно только крещеных, очень расстраивается. Видимо, они сами с дочкой и все ее родственники некрещеные.
Рассказываю также, что можно написать письмо старцу Илию с просьбой помолиться о детках. Все начинают старательно писать, и я собираю целый пакет писем.
«Тяжелых» детей с нами едет пятеро. Это высокий Володя, лет 17, на костылях, которого мои дети вечно сшибают в санаторских коридорах. Ванечка, у которого сильное поражение ЦНС, лет семи. Он не говорит, истерит и плоховато ходит. Олечка, девочка на коляске, лет 10. Костик, года четыре, с ДЦП, неходячий. И немая корейская девочка лет пяти. Остальные дети – ходячие и говорящие. Всех нас – 22 человека.
Сначала посещаем Шамордино. Это женский монастырь, основанный по благословению старца Амвросия. Высыпаем из автобуса. Кругом белым-бело, и только красный величественный собор из круглого кирпича смотрит на нас, обещая показать много всего удивительного и необыкновенного.
Облачаемся в юбки у входа в монастырь и идем в собор. Но, как ни хочется поскорее мне попасть туда, нужно сначала идти и договариваться в трапезную, чтобы нашу группу из санатория покормили. Отделяюсь от группы и бегу в монашескую трапезную в домик напротив собора.
Поднимаюсь я на второй этаж и замираю от увиденного: за длинными накрытыми столами чинно вряд сидят монахини. Все в черном. Да так их много! Столько сразу я никогда и не видела! Зрелище неописуемое: торжественное и немного даже страшное.
Навстречу мне из коридора выходит игуменья со сверкающим на шее крестом и заворачивает в трапезную. Я жмусь в дверях и жду, когда на меня обратит хоть кто-нибудь внимание.