Баудва

Баудва

Айд Мус

Дизайнер обложки Данияр Аянович Альжапар

Редактор и корректор Наталья Станиславовна Астанина

© Айд Мус, 2022

© Данияр Аянович Альжапар, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0056-2673-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1 Не частная собственность, а культурное наследие

Мотя получил своё имя в честь собаки президента. Это была инициатива его бабушки. Она хотела, чтобы с этим именем жизнь у её внука сложилась успешно, чтобы оно символизировало преданность президенту и правительству, чтобы Мотя работал на благо людей и совершал только хорошие поступки.

– Как собаку зовут, так её и гладят, – приговаривала она.

Бабушка Моти умерла, так и не дождавшись, пока её внук построит успешную карьеру, воспользовавшись «преимуществом», которым она его наделила. После её смерти остался небольшой участок земли, на котором стоял покосившийся деревянный домик. Писать она не умела, поэтому не смогла составить завещание.

На следующий день после похорон бабушки пришли люди из ОПГ (особая правительственная группа) и сказали, что участок теперь является собственностью правительства.

Родители Моти намеревались отстаивать право на частную собственность. Они обратились в суд и даже попытались привлечь общественность. Но люди из ОПГ не отступали. В простонародье их называли «очень привилегированные граждане». Гражданами больше никого не называли, в официальных обращениях использовались формулировки вроде «местные жители» или «правильные люди». Суды и прочие службы, как правило (всегда), принимали сторону ОПГ. Простые люди боялись работников ОПГ и старались не связываться с ними.

Когда представители ОПГ находили удобный участок земли, они негласно приказывали судьям признать его культурным наследием, а затем передать им в собственность. Однажды глава ОПГ, генерал Грисс, обозвал культурным наследием берег живописной реки, а затем построил там себе роскошный дворец.

Люди из ОПГ выиграли очередной суд, который постановил, что земля, на которой находится домик Мотиной бабушки, является культурным наследием и принадлежит правительству, которое будет охранять её как заповедник. Позже они сожгли бабушкин дом, сровняли его с землёй, а на пустыре построили банный комплекс.

Когда у родителей Моти отняли дом, ему было семнадцать лет. В последний раз Мотя видел родителей перед судом. После суда они ему даже не позвонили. Он звонил им не переставая, но телефоны были отключены. Он жил в родительской квартире, ожидая их возвращения.

Однажды в дверь громко постучали. Мотя поспешил открыть дверь в надежде увидеть родителей, но увидел сотрудников ВРАЛИ (ведомственное разведывательное агентство ликвидации иностранщины). У порога стояли двое мужчин лет сорока, в кожаных плащах, похожих на мусорные пакеты.

– Ты Мотя? – спросил один из них гнусавым голосом.

Мотя испуганно кивнул.

– С вещами на выход, – сказал второй. – Твои родители объявлены СПИД.

– Что?

– Сбежавшие предатели и диссиденты, – пояснил другой. – Поскольку ты являешься несовершеннолетним родственником СПИД, ты должен проехать с нами. Собирайся.

У подъезда стояла чёрная машина с тонированными окнами. Соседи осторожно выглядывали из-за штор, глядя, как Мотю сажают в салон. Чёрная машина привезла Мотю в отделение ВРАЛИ.

В подвале его молча разглядывал старший специалист.

– Ты ещё молодой, – наконец сказал он. – Не порти себе жизнь. У тебя два пути: либо мы признаём тебя пособником СПИД и отправляем в приют, либо ты подписываешь эти бумаги, и правительство закрывает глаза на то, что ты родственник СПИД.

– Я же ничего не сделал, – в недоумении ответил Мотя.

– Сделал, – холодно сказал специалист. – Ты родился в семье СПИД, которые предпочли жизнь на западе. Наши люди не должны думать, будто на западе жизнь лучше. Иностранщина – это яд, отравляющий патриотические скрепы наших людей. Разум твоих родителей отравлен, мы должны убедиться, что ты не такой. Мы боремся с иностранщиной, а ты либо помогаешь нам, либо нет.

– Я не видел своих родителей уже несколько дней. О чём вы говорите?

– Твои родители сбежали на запад, поэтому они объявлены сбежавшими предателями и диссидентами – СПИД. Наш президент считает, что предательство нельзя прощать. Поэтому даже родственники предателей будут наказаны. Твои родители сами там загнутся. Если не будешь сотрудничать с нами, ты загнёшься здесь, и довольно скоро.

– Я ничего не понимаю.

– СПИД – это болезнь, способная разрушить наше общество. Ты родственник СПИД, поэтому представляешь потенциальную угрозу. Местные жители должны знать, что СПИД – это плохо. Просто подпиши бумаги и докажи нам, что ты не сторонник сбежавших предателей и диссидентов.

Мотя взглянул на бумаги, лежавшие на столе. Там было заявление о том, что он отказывается от своих родителей и обвиняет их в предательстве. Ещё одним документом была благодарность, в которой он выражал искреннюю признательность правительству за проявленную заботу и милосердие.

– Это выбор, Мотя, – сказал старший специалист ВРАЛИ. – Мы тебя не заставляем. Ты можешь отказаться, и тогда правительство отнимет у тебя всё, даже квартиру, которая осталась от родителей, и ты будешь бездомным, жить на улице. А затем мы и тебя объявим СПИД.

– Но я же не сбежал, – удивился Мотя.

– Есть ещё одна категория СПИД – это сбегавшие предатели и диссиденты, то есть преступники, которые пытались незаконно пересечь границу. Мы просто обвиним тебя в том, что ты вместе с родителями пытался сбежать, но тебя поймали. Мы наденем на тебя робу и заставим мыть туалеты, ты будешь никем.

Безумный взгляд старшего специалиста и дерзкая речь вселяли ужас. Мотя подписал все бумаги. Но этого было недостаточно. Позже пришёл младший специалист ВРАЛИ и заставил Мотю произнести на камеру подготовленный текст. Мотя пробежал глазами написанную речь, и у него потекли слёзы. Он в ужасе поднял взгляд на сотрудников ВРАЛИ, которые с холодным безразличием ждали, когда он заговорит.

– Мои родители – предатели… – говорил Мотя трясущимися губами и вытирая слёзы. – Они хотели оккупировать участок земли, а затем провести на ней референдум, согласно которому эта земля должна была перейти под руководство запада. Они хотели отнять нашу землю, поэтому я вынужден был сообщить об этом…

Мотя расплакался. Он не смог читать дальше.

– Хватит, – сказал старший специалист. – Этого достаточно. Обожаю слёзы. Они делают заявления драматичнее. На этом видео они будут символизировать горечь, которую испытывают такие, как ты. Горечь от того, что их родственники – СПИД.

Младший специалист забрал камеру и вышел из кабинета.

– Теперь, Мотя, ты свободен. Не бойся. Тебе ничто не угрожает. Наша задача – защитить тебя от воздействия запада. Именно он угрожает тебе, их грязные и безнравственные идеи. Твои родители были угрозой. Но у тебя есть шанс. Главное – не будь таким, как они. С этого момента тебе запрещено использовать свою фамилию. Ты получишь новый паспорт и новую фамилию. А теперь иди.

То, что работники ВРАЛИ заставили сделать Мотю, делали большинство людей, у которых родственники сбежали в западные страны. Единицы отказывали сотрудникам ВРАЛИ, за что сразу же становились бездомными и бесправными. Некоторым удавалось сбежать следом за родственниками. Если убегали молодые, родителей заставляли от них отказаться.

За границу можно было выезжать только семейным людям, чтобы из чувства семейного долга они вернулись домой. Выехать из страны могли либо семейные пары, оставляющие дома детей, либо один из супругов. Работники ВРАЛИ убедили Мотю в том, что его родители воспользовались этим правом и уехали, но так и не вернулись.

Родственников людей, сбежавших в западные страны, заставляли обвинить своих близких и отказаться от них, и эти речи записывали на видео. Ролики показывали школьникам в качестве агитации, чтобы сформировать особое отношение к западным странам и ко всем, кто туда стремится.

Когда-то люди специально выходили замуж или женились, чтобы в дальнейшем один из супругов мог уехать на запад. Некоторые неплохо зарабатывали, предоставляя услугу по временному браку. Но сотрудники ВРАЛИ приняли решение, что все родственники сбежавших предателей и диссидентов будут ставиться на учёт. После этого фиктивные браки больше не заключались.

Люди, пойманные при попытке нелегально пересечь границу, признавались СПИД и приговаривались к исправительным работам. Они подметали улицы, мыли полы и выполняли другую простую работу под надзором сотрудников ВРАЛИ. После отработанного срока их ставили на учёт.

2 Всё непонятное и чужое признаётся иностранщиной

Мотю поставили на учёт как родственника СПИД. Ему выдали новый паспорт с новой фамилией – Писов. Его прежняя фамилия была засекречена, ему запрещалось не только использовать её, но даже произносить вслух.

Однажды он проверял почту и увидел письмо на имя Моти Писова. Оно было якобы от его родителей, хотя они не могли знать, что ему поменяли фамилию, и Мотя это понимал.

«Мотя, – говорилось в письме. – Это твой бывший отец. Мне не хотелось тебе писать, но я вынужден это сделать. Я твой бывший отец, потому что я от тебя отказался, когда переехал за границу. Твоя бывшая мать, теперь моя бывшая жена, тоже отказалась от тебя. Мы тебя ненавидим. Мы ненавидим друг друга. Мы живём на западе. Нам здесь хорошо. Надеемся, что больше никогда тебя не увидим. Прощай».

Мотя сразу понял, что письмо составили работники ВРАЛИ или кто-то из правительственных структур, чтобы убедить его, что родители сбежали и отказались от него. Он в это не поверил и после этого вообще перестал читать письма.

Работники ВРАЛИ не только направляли подобные письма, они предписали Моте посещать собрания КУНИ (книжное управление нравственного исцеления). Работники управления убеждали посетителей, что на западе жизнь не лучше, что бежать туда нет смысла, а уехавшие родственники – предатели и диссиденты, которые их бросили и подставили, поскольку знали, что случается с родственниками СПИД.

Посещая заседания КУНИ, Мотя познакомился с молодой библиотекаршей. Он не слишком любил читать, но, увидев девушку с русыми волосами, заплетёнными в косу, милым и одновременно мудрым лицом, сделал вид, будто выбирает книгу. На самом деле он поглядывал в её сторону.

– Может, вам подсказать что-нибудь? – спросила она.

– Даже не знаю, – смутившись, ответил Мотя. – Никогда не читал. Хочу начать. Посоветуете что-нибудь?

– Могу посоветовать новую книгу «Долгожданный прорыв», в её создании принимал участие сам президент. Она рассказывает о прорывных достижениях, которые в скором времени должны случиться.

– Нет, сказки меня не интересуют, – не подумав, сказал Мотя.

Он напрягся, ожидая, что девушка начнёт осуждать его, но она, напротив, громко рассмеялась.

– Вы только начали говорить об этой книге, а уже смеётесь, – продолжил Мотя.

– Простите.

– Ничего страшного. Мне нравится ваш смех.

Девушка засмущалась.

– Скажу вам по секрету, – тихо произнесла она, поправив очки, – в этом зале вы не найдёте ничего интересного. Хотя, если вы увлекаетесь вязанием, могу вам что-нибудь посоветовать.

Мотя улыбнулся, впервые за несколько лет. До этого момента на его лице были только грусть и страх, он каждый день жил с мыслью об агентах ВРАЛИ, у которых должен был отмечаться. В незнакомой девушке он увидел давно забытое дружелюбие и почувствовал себя легко и комфортно.

– Получается, у вас вообще нет интересных книг? – спросил Мотя.

– Знаете, некоторые и про лошадей любят читать. Что вас интересует?

– Что-нибудь другое. Книгу, в которой люди живут не так, как мы. Понимаете?

– Понимаю. Можете посмотреть в красном зале. Давайте ваш билет книжного управления.

Мотя протянул билет. Девушка открыла его и увидела отметку «Родственник СПИД».

– Вам не рекомендовано посещение красного зала, – с некоторым разочарованием произнесла она.

Мотя тяжело вздохнул и протянул руку, чтобы забрать билет.

– Но я могу взять книгу на своё имя, – сказала девушка-библиотекарь. – А потом дам вам её почитать.

– А вы не боитесь? – прошептал Мотя.

– Чего? Дать книгу почитать? Вы первый посетитель за несколько недель. Сюда никто не ходит. Люди посещают заседания книжного управления, ставят отметку и отправляются в ближайшую рюмочную. Сейчас закрою библиотеку на перерыв, и мы пойдём в красный зал.

Она уверенно подошла к выходу и заперла замок, затем повела Мотю к обветшалой двери, небрежно покрашенной в красный цвет. В тесном помещении не было ни шкафов, ни стеллажей, книги лежали на полу, образовывая пирамиды, возвышающиеся до потолка. Обложки выглядели одинаково: ярко-красные, с большой чёткой надписью белыми буквами: «ОСТОРОЖНО, ИНОСТРАНЩИНА». Названия книг и авторы были мелким шрифтом указаны ниже.

– Что это? – спросил Мотя.

– Это иностранные книги с ограниченным оборотом. Это идея агентства, которое клеймило вас.

– Вы не боитесь, что я могу оказаться работником ВРАЛИ?

– Нет. Вы не можете там работать. У вас лицо слишком напуганное… И милое. А у них лица безжизненные, туповатые, иногда дерзкие. Но они всегда неприятные. Видели бы вы главу КУНИ. Он выглядит так, будто остановился в развитии ещё в школе. Хотя ему уже за сорок.

Её смелые высказывания поразили Мотю. Он прежде не слышал, чтобы люди говорили так решительно и открыто. Он слушал её и восхищался. Ему показалось, что без этой девушки библиотека была бы пуста, несмотря на обилие книг.

– Советую взять эту, – сказал она, протянув ему книгу под названием «Бледная краска, яркий потолок». – Очень смешная. В ней рассказывается о художнике, который однажды красил дома стены и потолок. Брызги краски попали на холст. Увидев это, он решил продать на выставке получившееся «произведение».

– И что? – с любопытством спросил Мотя. – Продал?

– Вот вы возьмите, прочитайте, а потом обсудим.

Мотя так и поступил. Он жадно читал книги, лишь бы вернуться в библиотеку и увидеться с прекрасной девушкой. Услышать её умные и смелые речи. Эти походы были для него лучиком света в холодных и унылых буднях. Однажды он решил ухватиться за этот лучик и сохранить его тепло в своей жизни. Он сделал ей предложение. Она согласилась. Ему тогда исполнилось двадцать лет, жена была его ровесницей. Мотя был рад обрести семью, которой он лишился несколько лет назад. Родители так и не смогли с ним связаться, хотя Мотя ждал их звонка.

Они прожили в браке счастливые полгода. Жили в мире и согласии. Жена приносила ему книги, он их с интересом читал и уютными вечерами обсуждал с ней.

Идиллия семейной жизни была прервана внезапно. Жена Моти получила повестку в комиссариат ЧМО (чрезвычайное министерство обороны). Нерожавшие девушки в возрасте от двадцати лет обязаны были отправляться на службу в армию. Как правило, когда молодые женщины попадали в мужской коллектив, проблема с бездетностью быстро решалась.

Жена Моти очень испугалась. Она не хотела идти в армию. Некоторые молодые девушки спивались, чтобы получить справку НКМ (непригодность к материнству). Таких не брали в армию, им даже разрешалось делать аборт. Здоровые молодые девушки аборт делать не могли. Жена Моти не употребляла алкоголь, и рожать она не хотела. Она часто говорила, что они не смогут содержать детей. Зарплата у Моти была небольшой, он едва мог прокормить себя. А если бы у них родился ребёнок, они, скорее всего, стали бы нищими.

– Может, сбежим? – предложила она однажды.

– Если нас поймают, у меня сначала всё отнимут, а потом, наверное, посадят в тюрьму, а тебя отправят в армию.

– За мной всё равно придут. Если через неделю не приду в комиссариат, за мной приедет чёрная машина. Она за всеми приезжает.

– Может, всё-таки забеременеешь? Проживём как-нибудь. Зато в армию не пойдёшь.

– Как-нибудь? Мотя, мы и так нищие. Ты хоть подумал, на что мы будем ребёнка содержать? Я не хочу в результате бросить своего ребёнка здесь, как однажды тебя бросили твои родители.

– Это неизвестно, бросили они меня или нет. Я так и не узнал, что с ними случилось на самом деле.

Мотя опустил голову.

– Прости, – сказала жена, взяв его за руку.

– Тогда ты должна уехать, – с трудом сказал Мотя, посмотрев ей прямо в глаза. – Воспользуйся своим правом. Выехать могут либо родители, либо один из супругов.

– И оставить тебя одного? – удивилась жена. – Я тебя не брошу! Давай вместе сбежим!

– Давай. Только сначала ты уедешь, как будто в отпуск перед армией. Останешься там, попробуешь найти моих родителей. Потом я сбегу, и мы встретимся. Это безопаснее, чем отправляться вдвоём.

– А если тебя поймают?

– Одному мне проще пройти через погранпосты. У меня будет больше шансов, чем с тобой.

Жена сжала его ладонь ещё крепче.

– Я уеду, но только если ты меня найдёшь, – сказала она со слезами на глазах. – Слышишь? Обещай, что убежишь и найдёшь меня. Обещаешь?

– Обещаю. Но уехать ты должна завтра. Как будто давно планировала эту поездку.

– Хорошо.

Жена Моти оформила туристическую путёвку, отметилась во ВРАЛИ и отправилась в отпуск, из которого не планировала возвращаться. На следующий день у подъезда Мотю ждал чёрный автомобиль. Он понял, что это за ним. Сотрудники ВРАЛИ погрузили Мотю в салон и повезли в контору. Там его опять отвели в подвал, на разговор к старшему специалисту.

– Писов, значит, – говорил он, изучая дело. – Тебе уже меняли фамилию. Неужели опять нужно?

– Почему? – спросил Мотя.

– Вчера твоя жена прошла пограничный контроль в одной из западных стран. Она сбежала.

– Она в отпуске. Одному из супругов можно выезжать за границу.

– Нет, Мотя. Она сбежала. Она поставила подпись в ведомости о выдаче повестки. Это значит, что она не имеет права выезжать за границу, пока не отметится в комиссариате ЧМО.

– Я не знал об этом.

– Кончено же, ты не знал. Потому что хотел уехать следом за ней.

– Нет, что вы. Я честно не знал. Она сказала, что едет в отпуск перед армией.

Старший инспектор ударил по столу.

– Я таких, как ты, на дню по сорок человек опрашиваю! – закричал он. – И каждый из вас невиновен, ненавидит запад и клянётся в верности правительству. Вы СПИД! Вы грязь! Была бы моя воля, я бы вас к стеночке поставил и расстрелял.

– Если она сбежала, то я об этом ничего не знал, – оправдывался Мотя. – Она мне сказала, что уехала в отпуск. Мне больше нечего вам сказать.

Инспектор мгновенно успокоился и гнусаво продолжил:

– Твоя жена уже совершила преступление: выехала за границу, подписав повестку. Если она вернётся, её ждёт суд. Если не вернётся, будет объявлена СПИД.

– Она получила отметку во ВРАЛИ. Она мне показывала. С документами у неё всё в порядке.

– Она не сообщила, что подписала повестку ЧМО.

– Если она не сообщила, то откуда вы знаете? Она уехала только вчера, а вы меня уже…

– Молчи, Писов! Или ты хочешь попасть под статью об оскорблении должностного лица? Ты хочешь оскорбить нас? Ты хочешь сказать, что агенты ВРАЛИ совершили ошибку? Если да, то помни, что это уголовное преступление, щенок.

Мотя промолчал. Агенты ВРАЛИ действительно совершили ошибку. Сотрудники этого агентства должны были проверять так много документов, что на проверку каждого человека уходило слишком много времени. Поэтому печати и подписи иногда ставились не глядя. Большинство из них работало в этом агентстве, потому что другой работы не было и делать они ничего не умели, кроме как проверять документы и ликвидировать иностранщину.

Инспектор подвинул к нему знакомые документы.

– Лучше сразу откажись от неё, – предложил инспектор. – Если она не вернётся, мы сможем доказать, что ваш брак был фиктивен, и обвиним тебя в участии в организованной преступности. Это серьёзное обвинение. Понимаешь, о чём я? Мы тебя реально закроем.

Мотя посмотрел ему в глаза. В них было ослепление властью, как и у всех сотрудников ВРАЛИ. Как и говорила его жена, лицо у инспектора было туповатым, в нём не было ничего человеческого, он послушно выполнял приказы и получал удовольствие, глядя на страдания людей. Инспектору нравилось быть сильней, нравилось чувствовать превосходство. Мотя подумал, что жена может внезапно вернуться, это его напугало. По щекам потекли слёзы, а глаза широко раскрылись от страха. Инспектор надменно улыбнулся, подумав, что напугал Мотю, но тот боялся за жену.

– Я не помню, говорил ли тебе, что СПИД – это болезнь, с которой мы боремся. Разве ты ещё не понял, что это правда? Твои родители с тобой даже не связались. Прошло столько лет, а им на тебя наплевать. Наплевать на собственного сына. Потому что они СПИД. Запад посеял гнилое зерно в их разум. А мы боремся с этим зерном. Обрубаем на корню любую иностранщину.

– Она уехала в отпуск, – продолжал настаивать Мотя.

– Нет, Мотя. Она тебя бросила. Твои родители тебя бросили. Потому что они больны. Но ты живёшь спокойной и стабильной жизнью. У тебя есть квартира и работа. Цени это. Не поддавайся этой болезни. Не становись СПИД. Просто подпиши бумаги и докажи, что ты здоров. В этот раз я обещаю тебе пожизненную отсрочку от армии.

Опять его руки тряслись, когда он подписывал бумаги. На этот раз он признавал свою жену сбежавшим предателем и диссидентом. На камеру он говорил всё так же с трудом.

– А что теперь будет со мной? – спросил Мотя.

– К сожалению, ничего особенного, – ответил инспектор. – Ты, получается, двукратный родственник СПИД. Сначала родители от тебя сбежали, теперь жена. Фамилию мы твою опять засекретим. Ты будешь теперь не Писов, а Пиписов. И сбежать у тебя не получится. Мы за тобой будем внимательно приглядывать. Для твоей безопасности, разумеется.

Мотю напугали слова инспектора о том, что за ним будут внимательно приглядывать. Вернувшись домой, он разобрал подготовленный рюкзак, разложил вещи по местам, а рюкзак спрятал под кровать. Мотя думал, что для бегства лучше подождать подходящего момента.

3 Правильная жизнь для правильных людей

Долгие годы Мотя жил с мыслью о бегстве. Он думал об отъезде за границу именно как о бегстве, по-другому думать он не мог. Прошло почти десять лет после отъезда жены. За эти годы он так и не решился последовать за ней, поскольку боялся, что его поймают, и тогда клейма «СПИД» и тюрьмы не избежать.

Мотя работал инженером в бюро рассмотрения архитектурных конструкций (БРАК). Он проверял построенные дома на соответствие нормативным требованиям. У него был свой кабинет, в котором он изучал чертежи. Иногда он слушал радио и просто смотрел в окно.

Мотя прибавил громкость на приёмнике и сел на подоконник.

«Сегодня стали известны подробности скандального дела. Судью по фамилии Честночитсе обвиняют в государственной измене. Напомню, что Честночитсе вынесла обвинительный приговор в отношении главного патрульного инспекции дорожного регулирования. Он ошибочно оказался замешан в коррупционном скандале. Неизвестный источник сообщил, что инспектор владеет несколькими роскошными особняками и дорогими машинами. Судья Честночитсе поспешила с выводами и приговорила главного патрульного к трём годам домашнего ареста. Защита обжаловала решение и представила новые факты, благодаря которым главный патрульный был полностью оправдан.

Вот что по этому поводу сказал главный патрульный:

– Я же говорю, нечего тут говорить. Всё это имущество принадлежит моей жене. Она получила его от неизвестного поклонника. Она всё-таки красивая женщина и может получать дорогие подарки. Вам так не кажется? Вот пускай придумают закон, по которому нельзя будет получать подарки, тогда и поговорим. А я честно говорю, что я честный человек и скрывать мне нечего.

Судье Честночитсе грозит до пятнадцати лет лишения свободы. Источник, сообщивший о причастности главного инспектора к коррупции, признан экстремистским. А теперь к другим новостям. Предатели и диссиденты, сбежавшие в страны запада, заявили, что они стали жертвами правительственного терроризма…»

Мотя выключил приёмник. Он не любил слушать про страны запада и думать о том, что так и не решился на бегство.

Иногда он смотрел в окно и видел, как на улице работают люди в серых робах, на которых было написано «СПИД». Они подметали дороги или вывозили мусор. Это люди, пытавшиеся сбежать на запад, но их поймали и приговорили к исправительным работам за попытку «несанкционированного пересечения границы». Таких людей обходили стороной, а некоторые мальчишки бросали в них камни.

Мотя смотрел на них и думал о том, что если бы он не подписал заявление об отказе от родителей и жены, то мог бы стать таким же, как они. В свои двадцать девять лет он выглядел как сорокалетний мужчина с лицом младенца. Он давно смирился со своей жизнью. Но назвать её счастливой он не мог. Долгие десять лет ему не хватало жены и её смелости.