Этюды

– Вы не волнуйтесь, Елена Ивановна. Копия документа о назначении у нас есть, – успокоил её гособвинитель. – Продолжайте спокойнее… Так что же случилось в последние полгода?

– Проблемы начались, когда некоторые ученики стали приходить в школу с невыполненным заданием, однако прекрасно отвечали на уроке, и знали весь материал лучше, чем их одноклассники. Они даже хвалились этим. Вроде бы надо было радоваться, но со временем таких детей становилось всё больше, и они образовали что-то, типа группы. Вот… И несколько раз с ними разговаривал Владимир Александрович. Индивидуально. В результате, он сказал мне как-то, что у него есть подозрение, но ему надо его проверить. А ещё через какое-то время дети из этой новой группы так называемых гениев стали пропускать уроки, якобы, по болезни.

– Да, я просмотрел справки. Все они выданы одним и тем же медицинским учреждением. И диагноз у всех детей одинаковый. У вас это подозрений не вызвало?

– Честно говоря, нет. На справки мы не реагировали. Болеют многие и часто. Так что… Вы понимаете, я получала сигналы из различных классов уже очень давно, но выявить точно источник проблемы мы не могли. Ведь дети такие скрытные, вы же знаете. Так вот, когда Владимир Александрович обратился ко мне с заявлением, я сразу же решила разобраться с этим вопросом. Мы провели педсовет с учителями и приняли решение вызвать проблемных учеников сначала без родителей для, так сказать, предупредительной беседы…

– Простите, что перебиваю, это было первое письменное заявление Харлампиева? – спросил гособвинитель. – Я имею ввиду, раньше сигналов, как вы выразились, от него не поступало? В устной там или иной какой-нибудь форме?

– Ну, вы знаете, так тоже сложно сказать, – раскрасневшись и запинаясь, попыталась уклончиво ответить директор.

– Да вы просто скажите, без сложностей: говорили вы с Харлампиевым на эту тему или нет?

– Понимаете, мы каждый день говорим о стольких вещах, в которых ещё помимо всего прочего проскальзывают и такие другие вещи, как вы понимаете, что очень сложно сразу в этих многоуровневых проблемах определить, о чём была речь. Возможно, что мы и упоминали об этом несколько раз. Да, кажется пару или тройку раз. Да, да, я точно вспомнила, ровно три раза мы обсуждали эту проблему, и мы сошлись на том, что с детьми надо работать. Что мы и сделали, вызвав их всех по одному в школу для беседы.

– Простите ещё раз, что перебиваю, – сказал гособвинитель и повернул голову к судье – для справки, ваша честь: персональный диктофон Харлампиева, который он, кстати, добровольно носил всё это время с собой, зафиксировал девять! – на этом слове гособвинитель сделал вескую паузу и многозначительно поднял палец вверх. – Повторяю, девять бесед с директором только на эту тему. После девятой беседы им был написано первое заявление на имя директора школы. Всего их было три. Три письменных заявления. После третьего и произошла та встреча учеников с преподавателями школы, о которой сейчас упомянула директор школы. У меня всё. Простите ещё раз за то, что прервал вас, Елена Ивановна. Итак, вы говорили о беседе с учениками.

– Да, мы провели беседу со всеми учениками, и они осознали свою вину. Они дали честное слово больше не водиться с этим… этим… Герасимовым. Так что эффект от проведённого мероприятия был налицо.

– А каким человеком вам казался Харлампиев в личной жизни? – неожиданно просто и бесхитростно спросил прокурор.

– Ну… это очень непростой человек, – замявшись и бросив косой взгляд в сторону решётки, промямлила директор. – Сложный. Противоречивый. Многое, так сказать, намешано. Сразу всё и не опишешь. Непростой человек… Он вёл несколько предметов, и к его ученикам никогда не было никаких претензий. Результаты проверки успеваемости всегда были положительными. Он почти всё время проводил в школе, занимался с детьми. Они вместе построили нашу гордость – школьную обсерваторию. Ну, в общем, это очень сложный человек, как я уже сказала. Он никогда не говорил, что думает, но всегда так задавал вопросы, что было непонятно, что он имеет в виду.

– Понятно… – покачал головой гособвинитель.

– А как дети называли Герасимова в ваших беседах? – спросил гособвинитель и посмотрел на Марьянову поверх очков.

– Ну, по-разному… – замялась та.

– А всё-таки?

– Как-то так уменьшительно.

– Что же, ласково как-то? Назовите, пожалуйста. Это же не грубо звучит?

– Нет. Просто непривычно. Герыч, Героин, Горе – вот так они его называли.

– Нда-с… Спасибо большое, Елена Ивановна, прокурор крутил в руках ручку, провожая усталым взглядом её хрупкую, нервную фигуру. – Ваша честь, позвольте пригласить в качестве свидетеля сестру Герасимова Зинаиду Георгиевну Власову.

Судья кивнула головой, и с места поднялась невысокая полноватая женщина непонятного возраста. Она выглядела настолько просто, что, закрыв глаза, трудно было с первого раза воспроизвести её образ по памяти.

– Зинаида Георгиевна, спасибо, что нашли время прийти на это заседание, – начал прокурор. Власова коротко кивнула головой и сглотнула. Прокурор одобряюще кивнул ей в ответ. – Вы, так случилось, остались единственным человеком, который близко знал Германа Георгиевича. Расскажите нам немного о нём, пожалуйста.

Сестра Германова поджала губы и начала не сразу.

– Герман с детства был трудным ребёнком, но он никогда не позволял себе обижать младших или слабых. Вы знаете, мы жили без отца, а матери было трудно уследить за всем в доме. Ну, как его описать? Нормальный, простой человек был. В детстве мечтал стать пилотом. Но учился плохо, поэтому и поступить не смог в училище. Пить он не пил. Да и не курил никогда. Не знаю даже, когда к этому вашему странному порошку пристрастился. Это, что, наркотик был?

– Нет, это был стимулятор мозговой активности, не вызывавший привыкания и зависимости, но постепенно разрушавший определённые зоны мозга, – кратко ответил прокурор.

– Ну, да. Вы уже говорили. Вот. Я в восемнадцать лет уехала в Новосибирск, там вышла замуж, у нас родился ребёнок. С мужем живу до сих пор. Всё нормально. А с ним с тех пор с ним и не виделись.

– Вы не пытались связаться с братом? Узнать, как он тут? Что делает, как живёт?

– Да нет как-то… Не было желания особого.

– А почему? Ведь он ваш единственный родственник.

– Знаете, сложно всё так. Даже не знаю, как это сказать…

– А вы не волнуйтесь. Расскажите всё, как есть, как помните и как считаете нужным.

– Да не могла я, наверное, простить ему Дашку. Кошка у нас была, Дашка. Ну, вот, когда мне было пятнадцать лет, он её из окна выкинул. На кухне мы сидели, она на стол ко мне запрыгнула, а он разорался, что кошка в доме важней людей уже себя чувствует. Но я тоже решила ответить и сказала, что это кошка моя и она мне дороже, чем его глупые выходки. Он, естественно, взбеленился, стал кричать, что животное мне дороже, чем брат родной. Потом вскочил, схватил её за шкирку и выкинул в окно. Мы жили высоко, на тридцать седьмом этаже, поэтому Дашка и разбилась. Мать тоже на кухне была. За сердце схватилась, плохо ей стало. А он дверьми хлопнул и ушёл к друзьям в соседний подъезд. Я хотела вниз кинуться, чтобы к Дашке, значит, побежать, а тут маме стало ещё хуже. Пришлось срочно вызывать скорую. Пока туда-сюда, времени у меня не было. Маму увезли в больницу. Я за ней, естественно, поехала. Две недели она пролежала, потом её выписали. А ещё через две недели у неё опять приступ случился, – сестра Германа расплакалась. Все напряжённо молчали. Наконец, она подавила рыдания и вытерла нос платком. – Не спасли её. Умерла она. Так он даже на похороны не пришёл! Вот и вся история, – с этими словами она села на стул и, достав платок, снова стала вытирать уголки глаз, всхлипывая и шмыгая носом.

– Простите, Зинаида Георгиевна, мы понимаем, что вам тяжелы эти воспоминания, но не могли бы вы ответить ещё на один вопрос.

– Да, конечно. Простите. Бывает… – она встала и посмотрела своими маленькими, покрасневшими глазами на прокурора.

– Скажите, а когда и за что Герман Георгиевич получил первую степень инвалидности? Судя по документам, она у него была ещё в то время, когда вы жили в одной семье.

В зале стало тихо. Сестра Германова беспомощно оглянулась по сторонам, как бы ища поддержки или выхода из помещения, и непонимающим взглядом уставилась на гособвинителя. Тот поощряющее кивнул ей головой и сделал жест рукой.

– Какая инвалидность? – тихим голосом спросила Власова. Теперь, в свою очередь, удивился прокурор.

– Как, вы не знаете, что у вашего брата была инвалидность? – он поднял вверх брови.

– Не-ет, – протянула сестра Германова.

– Странно… В свидетельстве об инвалидности стоит дата. Ему было тогда пятнадцать лет. Почечная недостаточность, низкое внутрипочечное давление и тому подобное. Короче, хроническая болезнь почек. Вы не знали?

– Нет, не знала. И не слышала никогда даже.

Судья озадаченно посмотрела на гособвинителя. Тот почесал мизинцем затылок, но интонации не изменил.

– Не знали… Хорошо. Многие тоже не знали, и пока ещё остаётся непонятным, откуда у него мог появиться такой документ. Тем более, оригинальный. Хорошо, Зинаида Георгиевна. Спасибо вам большое за информацию. Присаживайтесь. Ваша часть, прошу пригласить в качестве свидетеля старшего управдома Саидова Хабиба Азизовича. Его организация уже двадцать лет занимается коммунальным обслуживанием района, в котором проживал Герасимов.

Старый, сутулый мужчина в светлом костюме встал, опираясь на трость. Трость тоже была белого цвета. Его абсолютно седая голова контрастировала с тёмной кожей и чёрными глазами, в которых светились энергичность и подвижность.

– Скажите, уважаемый Хабиб Азизович, – начал гособвинитель, – вы знали Германова?

– Конечно! Почему не знал? Хорошо знал. Мы с ним часто разговаривали. О жизни, о технике, о проблемах коммунального хозяйства, так сказать. Понимающий был человек, с толком.

– Значит, у вас с ним было полное взаимопонимание?

– Да, конечно. Он непьющий был. Да, пьяным я его никогда не видел. Вот. Не курил, не дебоширил. Но и не делал ничего. Жил себе просто, как божья коровка на солнышке, и всё.

– А его навещали друзья или подруги, так сказать?

– Да нет, вроде. Дети всё бегали. А так – никого. Спокойный он был, я вам говорю.

– Понятно. А вы случайно не знали, что у Германова первая степень инвалидности? – как бы невзначай спросил прокурор.

– Нет, не знал. Такое знать сложно. А разговоров у нас с ним про это не было.

– Спасибо, Хабиб Азизович, спасибо! Можете садиться.

«Опять мысли разбегаются. А ведь эти люди обо мне говорят. Всё говорят и говорят. А пустыни везде одинаковые. На Марсе, и на Земле. Везде. Песчинки. Миллиарды песчинок. И все куда-то текут. Одних ветер гонит – они лёгкие и сухие, другие неподвижно внизу лежат – вечно сырые и слипшиеся. Сегодня вокруг одного дерева бархан надуло, завтра – вокруг другого. Какая разница?..»

– Прежде всего, прошу суд разрешить мне отойти от нормы обращения к подсудимому и обращаться к нему по имени и отчеству, учитывая его заслуги перед Землей и всем космическим сообществом, – обратился к судье прокурор.

– Суд прекрасно осведомлён о заслугах подсудимого Харлампиева перед всем космическим сообществом, однако Ваша просьба нарушает пункт регламента и обращения номер 153, и вы прекрасно об этом осведомлены, Сергей Сергеевич. В суде все равны. И не надо вносить сюда элементы личных предпочтений, – судья кисло улыбнулась, давая понять, что её не волнуют заслуги подсудимого и она считает разговор законченным.

– Хорошо, ваша честь. Тогда позвольте задать подсудимому один вопрос, – прокурор вздохнул и, получив разрешительный кивок со стороны судьи, повернулся к Харлампиеву. – Вы отказываетесь разговаривать и защищать себя. Вы так долго молчали и почти ничего не сказали, признавая себя во всём виновным. Это понятно, как понятно и ваше желание оставить после себя хоть что-то, хоть сожжённую библиотеку, как Герострат, но позвольте вас спросить… – прокурор снял очки и медленно сложил дужки да стёкла. – Если бы у вас был сын и если бы он рос без вашего активного участия, в силу служебных обязанностей, а кто-то взял и убил бы его, решив, что он угрожает обществу, вы смогли бы понять и простить такого человека? – прокурор Плотников скрестил руки и стал ждать ответа.

«Старый, больной тюлень. В море вволю ему уже не поплавать. Да он и сам не захочет. Хотя ещё надо двигать ластами, чтобы ловить кильку и мальков. Иначе —голодная смерть. Нов сё равно позже. Гораздо позже… Что же он хочет от меня услышать? Или ничего? Стоит ли тратить на него время? Наверное, да. Иначе всё это может слишком долго затянуться. А боль уже очень сильная. Не хотелось бы, чтобы они это увидели. Придётся говорить»..

– Я мог бы ограничиться понятным всем ответом: в жизни сослагательное наклонение не существует. Но вам хочется услышать другой ответ. Хорошо. Могу повторить вкратце только лишь то, что уже говорил до этого. С января по август мною были предприняты следующие шаги: написано заявление в местное управление по надзору за инвалидами, три заявления директору школы, заявление в инспекцию по надзору за детскими учебными заведениями, три заявления участковому, заявление в местное домоуправление, и, наконец, заявление в прокуратуру. Что касается самого субъекта Герасимова, то с ним я встречался восемь раз. Предложения были простые и ясные – прекратить травить учеников этой гадостью и начать нормальную трудовую деятельность. Он получил свою инвалидность через знакомого, у которого была такая же фамилия. Вот и всё. А нужна она была для бесплатного получения «полиморфена», составляющего той гадости, которую он опробовал на детях. Да, можно сказать, что ничего преступного в этом нет, что его препарат только стимулировал кровообращение в мозгу. Но тогда, скажите мне, пожалуйста, откуда он брал деньги на жизнь и покупку остальных дорогостоящих компонентов? Ему приносили их дети. Которые, в свою очередь, воровали их у родителей. А почему же они не могли отказаться? Да потому, что зависимость у этого препарата существует. И очень высокая. Он не заменяет гормоны радости в мозге и не отключает железы внутренней секреции, как другие, он делает зависимым сознание человека. Особенно детское, когда так важна оценка окружающих и больное самолюбие не прощает ошибок. Они все были несостоявшиеся герои. Результат – истощение и поиск новой дозы. Германова уже нет давно. Откуда же они берут тогда этот препарат? Кто продолжает их снабжать? Почему никто до сих пор не задавал этих вопросов? Вот ваша работа, вот чем вы должны бы заняться, согласны?

– Вы не волнуйтесь, Харлампиев, – успокаивающе сказал прокурор, – мы со временем во всём разберёмся.

– Со временем вы уже ни в чём не разберётесь! Жизни не хватит дождаться. Поэтому я сам и пришёл к этому… человеку, если его можно так назвать, – Харлампиев усмехнулся. Он был спокоен, очень спокоен, но то, что прокурор предлагал ему успокоиться, говорило, что игра шла по правилам и конец будет скоро. – Мною были предложены на выбор несколько видов работ, в том числе, и за территорией Земли. Однако результат оказался отрицательным, как вы знаете. Никакой реакции со стороны властей не последовало. У них всегда находились какие-нибудь отговорки, но никаких устных, не говоря уже о письменных ответах, я не получил. Напомню, в течение полугода! Родители учеников тоже прореагировали на мои слова вяло. Народ безмолвствовал, так сказать. Поэтому, моя позиция проста. Если общество не хочет влиять на таких людей и их поступки, то каждый остаётся один на один с этой проблемой. И каждый сам должен принимать решение. Я своё решение принял. Результат оказался плачевным. Да, я прекрасно понимаю, что по «социальному», так сказать, закону я совершил преступление и должен отвечать за него. Так же я отдаю себе отчёт в том, что данный поступок не решает проблему в корне, так как «герасимовы» и им подобные всего лишь отражение тех проблем, которые коренятся в обществе на земле. Реакция соответствующих структур прекрасное тому подтверждение. Однако в жизни многих людей иногда всё-таки наступает такой момент, когда они должны честно ответить сами себе на вопрос: зачем они живут и могут ли они принять то положение вещей, с которым столкнулись. Хотя, знаете, многие так и умирают, не задумавшись над этой проблемой.

– Значит, вы честно ответили себе на вопрос о смысле жизни, и оказалось, что смысл вашей жизни заключался в убийстве другого человека? – с иронией поинтересовался гособвинитель.

– Для вас ответ будет «да», как бы цинично это ни звучало, – тихо, но твёрдо произнёс Харлампиев. Сидящие в зале опустили взгляды и поёжились. Каждый почувствовал неимоверную силу, исходящую от этого человека, поставившего себя выше других и посмевшего открыто об этом заявить здесь, в суде.

«Надо меньше говорить. Дышать стало тяжелее. Наверное, снова стали рваться лёгкие. Надо дышать медленнее. Спокойнее. Кашлять нельзя.. Но пока терпеть ещё можно. Лишь бы вопросов было поменьше».. Хорошо, что тюрьмы за столько лет совсем не изменились: никакого входного медосмотра. Всем плевать, даже если ты при смерти сюда поступаешь. Хочешь умирать, умирай. Это твоё личное дело. И даже если попросишь о помощи, думать будут долго. Ну, что ж, хоть в этом повезло, а-то стали бы делать химиотерапию, чтобы не умер до вынесения приговора. Без приговора у них нельзя…

– Ну, что ж, понятно, – покачал головой обвинитель. – История знает немало примеров такого рода – от Раскольникова до Пьюзетто, убившего продавца в магазине за не понравившийся ему чёрствый хлеб. Итак, перейдём к более прозаичным фактам, без налёта героизма, так сказать. Владимир Александрович, по официальным данным из архивов Космофлота, вы оставили службу сразу же по возвращении с Альфа Центавра. Но, судя по рапортам команды, ещё до прохождения инкубационного периода на Альфа Центавра, вы перестали контактировать с экипажем. Ваша деятельность свелась к управленческим функциям командира группы, и не более, – гособвинитель поднял глаза на Харлампиева, но тот спокойно смотрел на него, не выражая желания перебить или что-то добавить. – Да, так вот, – продолжил гособвинитель, – не могли бы вы сообщить о причинах этого разногласия, так сказать, и не имело ли оно последствий, которые привели к вашему увольнению с дальнейшим переходом на другую работу сюда, на Землю, в качестве учителя?

– На планете Н-32 произошёл инцидент, который и привёл к последующему, как вы сказали, разногласию. Да, в результате этого разногласия, – Харлампиев грустно усмехнулся. Что он мог сказать этому человеку, который хотел услышать душещипательную историю, но не имел даже представления, какое продолжение она получила. Если бы он только знал, что там произошло! Но он наверняка читал только официальную версию… Харлампиев усмехнулся и ответил: – я принял решение об увольнении. После увольнения мне предложили стать преподавателем на Земле. Вот, вкратце, и всё.

– Рекомендовавшим вас людям было известно ваше прошлое и характер вашей деятельности? – приподняв брови с деланным удивлением, вмешалась судья.

– Конечно, – ответил Харлампиев. – Более того, они все принимали участие в этих операциях. Со мной и без меня. У вас же там все фамилии есть, – как-то устало добавил он. Было видно, что ему не хотелось разговаривать на эту тему.

– Да, фамилии рекомендовавших вас лиц есть, – поджав губы, резюмировала судья.

– Разрешите продолжить, ваша честь? – спросил гособвинитель.

– Да, пожалуйста, – кивнула судья.

– А что произошло на планете Н-32? Вы не расскажете более подробно? В своей, так сказать, интерпретации? – спросил он, обращаясь к Харлампиеву. Все замолчали.

– Там произошёл несчастный случай, – ровным голосом произнёс тот. – К данному делу, как мне кажется, он не имеет прямого отношения.

– Ваша честь, – после небольшой паузы обратился к судье гособвинитель. – Позвольте ознакомить вас с подробностями этого, так сказать, несчастного случая, который, как кажется подсудимому, не имеет отношения к делу. Потому что мы считаем, что этот случай многое объясняет.

– Да, пожалуйста, – ответила судья.

«Жаль… Придётся ещё потерпеть. Видимо, и среди прокуроров есть писатели в душе. Если всё будет нормально, то это займёт ещё около трёх часов. Долго, очень долго.. Лучше не волноваться. Но как? Надо попробовать поговорить с ним, или попытаться хотя бы послушать его. Может, это хоть как-то отвлечёт от окаменевшей груди?..»

– Экипаж в составе тринадцати человек прибыл на планету Н-32 с краткосрочной задачей. Они должны были доставить туда груз для местного населения. Договорённость с представителем местного управления была получена заранее. Однако произошла небольшая заминка, так сказать. Н-32 оказалась необыкновенно прекрасной планетой с ровным климатом и необычайно дружелюбной для человеческого организма атмосферой. Мигранты с Земли обосновались там около двухсот лет назад, но так и не продвинулись в её освоении, обслуживая, в основном, заказы туристических компаний. Надо добавить, что проживающее на планете население до сих пор исповедует определённый тип религии, не буду сейчас её называть, который отличается крайним консерватизмом в отношении общественных и семейных ценностей. Так вот, экипаж перед этим выполнял очень сложную задачу по эвакуации обсерватории в районе взрыва сверхновой звезды АА-6515, и предполагалось, что им будет предоставлен краткосрочный отпуск после этой работы. По устному согласованию с руководством Космофлота, кстати, подтвердить это согласование в Космофлоте в последующем отказались, экипаж решил остаться на планете вместе со своими жёнами. Три члена экипажа, я прошу вас обратить на это внимание, жён не имели. Это были майор Харлампиев, лейтенант Плиев и лейтенант Саенко. Однако все согласились остаться на планете Н-32, так как там был налажен туристический сервис и соответствующая инфраструктура. Практически все члены экипажа ночевали в гостиницах, кроме данного подсудимого. Он каждый день, несмотря на дальнее расстояние, возвращался на корабль. Так вот, отпуск, так сказать, у экипажа затянулся. И причиной, как всегда оказалась женщина. Причём, не одна, а две! – гособвинитель поднял вверх указательный палец и сделал паузу. – Как это часто случается на отдыхе, во время сёрфинга в море лейтенант Саенко познакомился с местной девушкой Светланой Сазоновой, которая работала там инструктором. Знакомиться, кстати, строгие правила местного религиозного самоуправления не запрещают, а вот остальные дела, я имею в виду, более тесные контакты, запрещены. Но с лейтенантом Саенко дело зашло, увы, гораздо глубже. Он захотел забрать объект своей любви на Землю, чтобы там оформить свои отношения и приобрести жену, так сказать. А вот это уже было серьёзное нарушение местных норм. Жителям планеты запрещено покидать территорию Н-32 и заключать браки с инопланетными жителями. Причины мы сейчас не будем разбирать. С этими правилами знакомят всех прибывающих на планету туристов, но этот экипаж прибыл без группы сопровождения, поэтому не был проинформирован обо всех особенностях этого туристического рая. По крайней мере, формально. Все попытки лейтенанта Саенко решить проблему официально, через органы местного самоуправления и религиозных лидеров ни к чему не привели. Девушку не изолировали, но и разрешение на вылет не дали. То есть, делайте, что хотите, но только на территории планеты. Тогда экипаж связался с некоторыми лицами в Космофлоте. Однако ранга покровителей не хватило, чтобы разрешить данную конкретную проблему. Да, вот… – протянул гособвинитель, откладывая в сторону несколько листов, считая их, видимо, лишними. – Тогда и было принято решение о самовывозе Светланы Сазоновой экипажем борта СКС-4312, как гласит протокол расследования, и решение было принято единогласно. Вам, видимо, покажется странным, ваша честь, почему эти серьёзные люди, военные, чётко соблюдающие субординацию и знающие правила поведения на чужих планетах, вдруг пошли на такой юношеский, мягко говоря, романтический поступок, – гособвинитель приподнял очки и в его старых, уставших глазах человека, повидавшего на своём веку почти всё, промелькнула тень сочувствия. – Дело в том, что группа экипажа СКС-4312 проработала вместе пять лет. Она была сформирована из трёх членов старого экипажа этого корабля и пяти новых офицеров из другого отряда. Как вы, наверное, уже догадались, майор Харлампиев, лейтенант Плиев и лейтенант Саенко были именно теми, кто представлял старый экипаж, а Желтоножко Игорь Владимирович, Заикин Станислав Григорьевич, Поляков Сергей Николаевич, Сабуров Владимир Иванович и Голенков Руслан Владимирович – новый… Вот. Но, теперь обратите внимание на одну маленькую деталь: у всех пятерых членов нового экипажа уже были жены, а у этих троих – нет. Как вы помните, десять лет назад После блокировки астероида под названием Водолей, который чуть не уничтожил наши обсерватории на Юпитере и Сатурне, экипаж потерял восемь человек. Трое оставшихся в живых никак не пострадали. Но не смогли больше иметь детей. Простите меня за такие подробности, ваша честь, но… вот… в этом-то и была основная проблема. Все они, – Харлампиев, Плиев и Саенко, – прошли самые полные медицинские обследования. У меня тут целая кипа распечаток, поверьте, – и он покачал в воздухе увесистой папкой с торчащими неровными листками. – Но никаких отклонений у них обнаружено не было. И сам факт невозможности иметь детей тоже был обнаружен гораздо позднее, где-то, через год после происшествия на астероиде, когда из центра планирования рождаемости пришли странные результаты обследования их сперматозоидов. К удивлению учёных-медиков при скрещении с женской яйцеклеткой зачатия не наблюдалось. Они существовали некоторое время вместе, а потом распадались. Да, но это к делу уже не относится… Так вот, в это же время происходит разрыв отношений у майора Харлампиева с его спутницей жизни, не будем называть её имени, которая очень хотела, но никак не могла забеременеть от него на протяжении нескольких лет. Информация из Космомедцентра способствовала разрыву их отношений. Простите за такую длинную и подробную преамбулу, но именно эту информацию необходимо учесть для понимания решения, которое принял новый экипаж на планете Н-32. В материалах служебного расследования указано, что лейтенант Саенко сообщил своим товарищам очень странную, если не сенсационную новость: его новая знакомая на планете Н-32, Светлана Сазонова, оказалась беременной! – гособвинитель снял очки и посмотрел исподлобья на судью. Он покачал головой, как бы говоря, «Да, да, именно так!» и продолжил: – После всех этих медосмотров и особенно после неприятной ситуации с их командиром можете себе представить, какое было у всех состояние? Понять экипаж было можно, но никто не стал их слушать. Судя по зафиксированным ответам, в Космофлоте отделались дежурными ответами по инструкции. Да и трудно было поверить, что такое возможно. Так вот, Светлана Сазонова пришла к кораблю на следующий день, чтобы улететь вместе с Андреем Саенко на этом корабле. И поверьте, я искренне сейчас говорю, потому что такое уникальное явление для науки могло оказаться бесценным. Это могло бы послужить основой для многих открытий, если бы удалось действительно доказать, что Светлана Сазонова была беременна. Однако местные религиозные деятели очень хорошо наладили контроль за своими подопечными, скажем так, и о намерениях Сазоновой стало известно всем. Такова структура их общества. И как только она переступила порог трапа, за её спиной уже стояли представители местной службы безопасности. Переговоры были долгими, но ни к чему не привели. Проблема состояла ещё и в том, что служба авиадиспетчеров Космофлота не дала экипажу разрешение на взлёт. Сейчас только можно гадать, было ли это сделано намеренно, по сговору, или же это было случайное совпадение, но факт остаётся фактом: корабль не мог даже запустить двигатели. Ну, это такая система защиты, знаете ли, чтобы, как и в такси, двигатель запускался только по команде диспетчера. Из центра управления полётом поступила команда немедленно освободиться от лишних людей на борту. У них не было выхода. Но, тем не менее, они не спешили выполнить приказ. Как следует из документов, спустя три часа местная служба безопасности передала им предложение от мэра города, в котором находился корабль, провести переговоры в мэрии. Суть предложения была такова: Саенко и Сазонова должны покинуть корабль и прийти к мэру на совет. Там им обещали рассмотреть ситуацию честно и справедливо, аргументируя тем, что если Светлана хочет покинуть своих родителей, ей всё равно необходимо пройти обряд прощания с родителями. Единственным, кто был против этого, как ни странно, оказался Алан Плиев. Но тогда он не объяснил этого. Может быть, зря… И, вот, Саенко принял решение согласиться. Они ушли, а вместо них через два часа появился новый герой этой загадочной драмы – Ляликова Анастасия Георгиевна. Она прибежала к самому кораблю, но входить на борт отказалась. Вкратце она рассказала, что произошло с Саенко и Сазоновой в здании совета мэрии. Когда те вошли, братья Светланы Сазоновой без разговоров расстреляли их в упор, после чего посадили в заранее вырытые в саду ямки в половину человеческого роста и закопали, чтобы неповадно было всем другим. Так на этой планете поступают с изменниками. Далее Ляликова сообщила, что у неё тоже будет ребёнок, но она хочет сохранить его живым, и поэтому останется на своей планете. Как вы думаете, от кого? – повысив голос, риторически спросил гособвинитель. Зал, заинтригованный, молчал. – От Плиева Алана Руслановича! – ткнув пальцем в стол, обрушил прокурор камень откровения на жаждущих сенсации слушателей. Связь старшего лейтенанта Плиева и Ляликовой оставалась всё это время нераскрытой. Теперь мы видим, что два из трёх бездетных членов старого экипажа смогли получить надежду на продолжение рода, на то, что у них, говоря простым языком, могут быть дети. К сожалению, вопросов здесь больше, чем ответов. Так вот, вернуться обратно Ляликовой не удалось. Корабль окружили со всех сторон вооружённые люди, которые целились в неё, когда она приближалась к ним, и готовы были выстрелить. Но она ходила по кругу и не решалась испытать судьбу. Наконец, она подошла под сопла двигателей и осталась там стоять. В этот момент майор Харлампиев получил из центра управления разрешение на старт и отдал соответствующую команду экипажу. Почему старшего лейтенанта Плиева привезли в центр Космофлота в анабиозе, надеюсь, объяснять не надо. Можно только гадать, завидовал ли Харлампиев Плиеву или ненавидел его, – трудно сказать. Главное, что Анастасия Ляликова перестала существовать через секунду после запуска двигателей борта СКС-4312. А проблема с планетой Н-32 ещё долго оставалась неразрешённой. Её объявили закрытой для всех туристических маршрутов, потому что религиозное руководство настаивало на возвращении тела Ляликовой на планету. Описание её смерти их не устраивало, хотя свидетелей у них было более, чем предостаточно. Но проблемы начались после прибытия туда нескольких групп туристов с Ориона, которых там попросту взяли в заложники и не отпустили обратно до сих пор. После внутреннего расследования майор Харлампиев написал рапорт об увольнении, а старший лейтенант Плиев был назначен командиром новой группы. Однако через полгода при невыясненных обстоятельствах скончался отец Алана Плиева, Руслан Исаевич Плиев. Заключение судмедэкспертов было единогласным – инфаркт. Тем не менее, интересен факт, что последние три месяца с ним провёл не кто иной, как Харлампиев Владимир Александрович, который руководил службой информационно-технического обеспечения института, в котором работал Руслан Исаевич. После его смерти он не захотел встречаться с Аланом Плиевым и перевёлся на Землю, где и проработал в качестве учителя астрономии и истории до всем нам известного злополучного момента.