Полная версия
Питерские истории. Рассказы
– Степаныч, расскажи даме, как мы с тобой чуть не поцапались из-за Наташки…
– Чуть?.. Мне казалось, что мы весь тот год вообще не общались!..
– Это возможно?! – спросила Надя.
– Всё возможно, когда мужики бабу делят, – философски заметил Зернов.
– Ну, мы её не совсем делили… Хотя, по факту, получилось «была тебе любимая»…
– А стала всем врагом. Случается, Степаныч, и похуже…
– Вы оба её любили?
Последовал кивок:
– Да. Было дело.
Петровская перевела взгляд на Степанова.
– Да, – был вынужден признать тот. – И я тоже…
– А после?
– Пока, тьфу-тьфу, сферы интересов не пересекались.
– До тебя, – ввернул Витя. Надя смутилась. – Друзей порой делить тяжелее.
– Дело говорит! – подтвердил Петя. – Но мы тебя делить не будем.
«Я тебя экспроприирую», – подумал он при этом. – «Обожаю себя: делаю вид, что джентльмен, а сам продолжаю творить всякую дичь…»
– Спасибо!..
– Не нервничай, Надежда!.. Мы с товарищем шутим!..
За разговорами такого сорта полдня пролетели незаметно.
– Спасибо вам, – сказала при прощании Петровская. – Надеюсь, увидимся?
– Конечно, – ответил Зернов.
– Звони мне, нашего трёпа мне будет не хватать!.. Ну и пиши, само собой!..
– Обязательно. Приезжай к нам!..
– Постараюсь. Ну, пока!..
– Au revoir, chérie…
Вот и с Сашей Львовой нынче Петя надеялся познакомиться поближе, но без осложнений, с которыми была сопряжена его дружба с Наташей Гориной…
Первый курс таил в себе и множество других неожиданных приятных открытий и сюрпризов. Пока Зернов искал одного, его искало другое…
Какие изменения произойдут в его жизни? Совсем скоро, буквально прямо сейчас. Снег в Питере уже выпал, автобусы на редкость стали соблюдать график; да и контрольную на формулу Тейлора Петя уже провалил. Переписывание её – на первой паре в следующую пятницу…
А это значит – впереди что-то новое…
ноябрь 2010 – ноябрь 2011 года, Петергоф – Санкт-ПетербургЗимнее утро
Очередное, ничем не примечательное утро пятницы. Конец ноября. Мороз. Метель. Питер…
Иду чертыхаясь и традиционно ругаю коммунальные службы, с огромным трудом перебираясь через огромные творения стихии. Темно, только любимые фонари светят. До автобусной остановки обычно минут десять – сейчас иду все двадцать. На первую пару намечено переписывание старушкиной контрольной, а мне судьба туда опоздать – вот это неудача…
Хотя… Двухсотка пришла буквально через минуту после меня. Теперь бы ещё также свезло на пересадке…
На Гарькавого в автобус вошла девушка – из тех юных леди, на которых раз взглянешь и будешь смотреть всю дорогу. Живые голубые глаза, густые русые волосы с отдельными белыми и чёрными прядями («Крашеные», – решил я), красные с мороза щёки, а ещё она была крайне легко, не по погоде, одета: осенняя куртка, не особенно длинная юбка, довольно лёгкие туфли – на ней всё это, впрочем, смотрелось бы естественно, если бы не минус десять на улице. Она была, скажу я вам, просто прекрасна!
Когда к ней подошла кондукторша, девушка усиленно рылась в кошельке. Потом с виноватым видом достала «пятихатку»:
– Меньше нет… – робко произнесла она, судя по её виду, страстно желая провалиться куда-нибудь. Или я ничего в жизни не понимаю, или такой прекрасный и мелодичный голос я слышу впервые. Эта леди явно заслуживает повышенного внимания – но она явно не про меня. Уж слишком красива.
Я достал кошелёк, памятуя о завалявшихся в нём со вчерашнего дня двух бумажных «чириках». Кондукторша заметила мои действия и то ли решила, что я с девицей знаком, то ли думала, что я разменяю…
– Вам докуда, девушка? – спросил я, удивляясь и ругаясь одновременно на собственную наглость. Я заговорил с незнакомой девушкой, которая ещё и красивая? Ничего о ней не зная? Позвольте, но как же это так?..
– До «Ленты», – ответила та, скромно улыбаясь и с интересом глядя на меня, ожидая какого-то хода с моей стороны.
– Возьмите, – я протянул две десятки тётке-кондуктору. Та взяла деньги, сунула мне рубль сдачи и с надменным выражением лица вручила девушке билет. Бьюсь об заклад, она думала: «Ух я их, молодых и красивых!.. Вот ведь им вертихвосткам!..» Или что-нибудь в этом духе. Возможно, её смягчало то, что я никак не был похож на принцев, которые по идее должны доставаться таким молодым и красивым леди…
– Спасибо, – одарила меня благодарной улыбкой вырученная мною красавица.
– В общем-то, не за что… – улыбнулся я в ответ. – Всем так однозначно спокойнее будет.
– То есть, т… – она мгновенно поправилась, – Вы не для того, чтобы познакомиться, это сделали?
– А почему, собственно, я должен так уж хотеть с Вами познакомиться? Из-за короткой юбки, симпатичной мордашки ну и вообще…?
Она засмеялась:
– Вот именно из-за «ну и вообще»!
Боже, какой прекрасный смех!
– Хорошо, сдаюсь! Об этом я тоже думал…
– Все мужчины одинаковы! – заявила она.
– Вы только до «Ленты» или в Петергоф? – спросил я.
– Второе… Я в Петергофе учусь.
– Универ? – уточняю – она кивнула утвердительно. – А что именно?
– Физфак.
– Тоже бывает. У меня матмех.
– Никак не пойму, на что Вы намекаете…
– Видимо, нам судьба ехать вместе.
– Ерунда! Автобус большой, можно сесть в разные концы! С чего вдруг нам ехать вместе? Или Вы считаете, что вправе за меня решать?
– Что Вы… – я изобразил обиду. – Вы, очевидно, в состоянии всё решать сами!
– О чём Вы?
– Да так, – ответил я, окинув её красноречивым взглядом. – Не холодно?
Девушка вспыхнула, явно желая огрызнуться, но то ли чего-то постеснялась, то ли слишком хорошо понимала, что я прав.
– Нет! – ответила она с вызовом.
– А на улице? – съязвил я.
– А Вам-то какое дело? – беззлобно спросила она.
– Да вот, видно, на роду написано глупеньких девушек жалеть…
– Вы хотите сказать, что я дура? – ощетинилась моя собеседница. Вопрос явно болезненный.
– Я лишь рассуждаю о Вашей одежде.
– Можете не рассуждать, – резко сказала она.
– Элементарная вежливость, – отступил я, признавая за собой грубую ошибку. – Как Вас зовут?
– Алина. А Вас?
– Пётр.
– Как император?
– Как целых три императора!
– Главное, чтобы не как второй, – Алина продемонстрировала знание родной истории.
– А Вам его склонности не нравятся, или судьба?
– Это напрямую связанные вещи.
– Однако, если склонности, то Вы проявили заботу о моём окружении; а если судьба, то заботу обо мне.
– Вот одна вещь, Император Всероссийский, мне в Вас не нравится: Вы слишком много говорите не по делу.
– А Вы поставьте себя на моё место: стоял спокойно, никого не трогал…
– Довольно! Не желаю выслушивать это бормотание! Ты можешь говорить по-человечески?
– Я крайне зануден, это правда… Но ты сама виновата; вернее твоя внешность…
– Так тебя смущает моя красота? – засмеялась Алина. Она знала, что красива, но то ли не придавала этому значения, то ли не задумывалась над влиянием, которое оказывает на жалких неудачников вроде меня, привыкших жить в своём футляре.
– Весь такой смущённый… – протянул я, откровенно кривляясь. Она ещё веселее рассмеялась. У неё был приятный смех: лёгкий и, как говорят, звонкий. С каждой минутой она нравилась мне всё больше. Жаль, определённо жаль, что она не для меня!
Я вообще не привык общаться с красивыми девушками. Ими следует любоваться, да, но лучше с безопасного расстояния. В большинстве своём – не без исключений, конечно – они глупы; поговорить с ними не о чем. На первый взгляд, Алина всерьёз отличалась от моих прежних опытов в этом направлении. Общаясь с теми (просто общаясь, ничего больше не было), мне порой хотелось убежать и побиться головой об стену. Я, увы, не способен разговаривать с полными идиотами. С Алиной подобного рода проблем не было. Были другие: моё занудство, моя скованность… Но не скука.
– Нам пора, – сказала Алина, указывая рукой на дверь. Мы вышли из автобуса. На улице начинало светлеть, фонари погасли, хотя было ещё темно…
– Отличная обстановка, не находишь? – заметила Алина. Мы одни на остановке, никого больше не видно вблизи – насколько эта «вблизь» просматривалась. Да уж, неплохо!
– Ты, наверное, не поверишь, если я скажу, что буквально каждый день в такой оказываюсь?
– Не поверю. А ты не скажешь.
– Не скажу… Тебе, наверное, привычнее должно быть!
– Одна на тёмной остановке с незнакомым парнем? – уточнила она. Прозвучало зловеще, согласен.
– В принципе такого рода знакомства.
– Мне всё же казалось, что это не я инициировала наше с тобой знакомство…
– Это ни о чём не говорит!
– Да уж верно! – хмыкнула она. Я подумал, что она вдоволь наслушалась моих невнятных фразочек и я окончательно упал в её глазах. – Только маленькая деталь: мы сейчас оба здесь, одни, и разговариваем… Кстати, двести десятый!
Мы вошли в приехавший автобус. Я показал карточку, а Алина с застенчивой улыбкой посмотрела на меня. Пришлось искать в кошельке мелочь. Представляю, что про нас навоображала себе кондукторша!
– Не успели познакомится, как ты уже садишься мне на шею! – не преминул в шутку заметить я. Алина скромно потупилась, не в силах сдержать улыбку, но промолчала. – Чего же мне ожидать дальше?
– А чего ты ожидаешь? – продолжая улыбаться, лукаво поинтересовалась она.
– Я же говорю, что понятия не имею! Мне неведомо даже, как следует себя вести и о чём говорить…
– Надо же! А вот все твои предшественники думали, что знали…
– Очевидно, их это не спасло, – ехидно заметил я.
– Их сгубила эта самоуверенность!
– Вот видишь… Я честно говорю, что ни черта не знаю.
– Молодец. Возьми с полки порошок… То есть, я хотела сказать, пирожок.
Я поперхнулся, услышав её оговорку. Возможно, у неё были причины так сказать.
– Ты случайно оговорилась, или это типа шутка такая? – поинтересовался я. Алина отрицательно покачала своей прекрасной головкой, отрицая непонятно которую из частей фразы. Я решил спросить наугад: – Тяжёлое детство?
– У меня? – переспросила она. – Скучное. Могу рассказать, но тебе будет неинтересно…
– Расскажи, – попросил я, смутно предполагая, что Алина не привыкла рассказывать о себе. Чем-то, похоже, я заслужил её доверие…
– Я ранний ребёнок, – начала она. – Когда я родилась, родителям не было и двадцати. Бабушка вырастила меня практически в одиночку, родителей я видела редко. То, что отец наркоман, я узнала случайно и не так давно. Помню только, как в ссорах мама часто упоминала о порошке и б**дях, которые «сделали его не таким, каким она знала его в школе». А ещё помню, как он приставал ко мне двенадцатилетней в неадеквате. Я думала пьяный. Это я уже понимала тогда. Хотя, всё едино. О, как они тогда кричали!.. Мама, папа, бабушка… – Алина говорила тихо, но очевидно что она заново переживала всё то, что рассказывает. – Я сидела, боялась и пыталась закрыть глаза и представить, что ничего этого нет, что всё у нас в порядке… И вдруг оттуда донёсся звук какого-то удара, и всё в одночасье стихло. Потом пришла мама, вся в слезах, и каким-то странным тоном сказала, что убила его. Я сперва испугалась ещё сильнее… А потом вдруг подумала, что можно наконец перестать бояться…
Алина перевела дух, смахнула проступившие на глазах слёзы и вопросительно взглянула на меня, как бы извиняясь, что рассказала мне свою печальную историю. Я только спросил:
– А как из этого следует твой стиль одежды?
– Качаю независимость от бабушки… – усмехнулась она.
– А нельзя ли это как-то иначе делать, чтобы, скажем так, не в ущерб здоровью? – спрашиваю.
– Не думала об этом.
– Подумай. На тебя, как говорится, даже смотреть холодно!
– Не смотри, если не нравится! – огрызнулась Алина.
– Нравится! Но для тебя было бы лучше… А, сама знаешь!
– Знаю, – подтвердила она. – А как же!
– Вижу, тебе нравится быть наивной и беззащитной…
– А кому же не нравится? – резонно спросила Алина. – Вот только редко удаётся…
– Однако… Ты, должно быть, владеешь многими сердцами?
– Как Скарлетт? – улыбнулась она.
Неожиданное совпадение. Сколько моих ровесниц читали «Унесённых ветром»?
– Та была просто дура, а ты прикидываешься только.
– Вот и успех у меня гораздо меньший.
– Всего парочка десятков?
– Я ни с кем не встречаюсь в данный момент, и притом уже давно. А тебя это удивляет?
Я задумался. В первый момент, конечно, я бы этому не поверил, но теперь видел совсем иную картинку.
– В общем, нет. В тебе зашита независимость. Непримиримая гордость.
– Возможно. Мне просто скучно с некоторыми. А те, кто кажется мне достойным, не воспринимают меня.
– Внешность настораживает?
– Да. И резкость поведения.
– Ну и одежда, очевидно? – не удержавшись ввернул я шпильку. Алина улыбнулась:
– Тоже может быть. Встречают по одёжке…
– А провожают по этапу. В Магадан. Мне докладывали.
Она от души посмеялась. Как мне удалось пошутить, да ещё и не пошло, сам удивляюсь!
– Чему учат на физфаке? – спросил я, вспомнив про возможность ведения светской беседы.
– Ничему!
– Совсем?
– Почти. Школьный курс читают.
– Школьный курс, это Навье-Стокс; лапласик с градиентом? – уточнил я, внезапно догадываясь о причинах той лёгкости, с которой мы завели знакомство.
– Не без этого… – кивнула Алина с довольной улыбкой. – Вполне адекватный уровень школьной физики.
– А с математикой в твоей школе как было?
– Необходимый аппарат. Дифференциал, интеграл, ротор, градиент… Знакомо?
– Безусловно! Только, по правде сказать, за это и не люблю школьную физику…
Мы понимающе улыбнулись друг другу. В тех местах, где мы учились, принято знать существенно больше, чем в обычной дворовой школе. Названий можно не называть, мы друг друга и так поняли.
– Весело там было?
– В меру. В универе веселее.
– Особенно, в студгородке. Снежные бои мат-мех vs физфак при участии ПМПУ. В начале ноября, когда снег ещё был мокрый и противный.
– Я не бываю в городке.
– Я тоже. Со мной делились впечатлениями.
– Со мной никто не делится подобными впечатлениями.
– Вся группа из города?
– Не общаюсь с группой.
– Зря. Они могут быть полезны.
– Знаю. Но… Уж очень противно.
– Снобизм?
– Наверное… Ладно бы они только физики или математики не понимали – это легко бьётся прилежной учёбой; но с ними поговорить не о чем! Они все по жизни немного…
– Сочувствую. У меня вполне приличные внешне ребята. Нематематики, конечно…
– Мат-мех теперь и таких берёт?
– Мат-мех теперь всяких берёт. А из половины вырастит что-нибудь за пять лет. Мат-мех, он такой!
Алина засмеялась. Я вновь залюбовался ею. Она заметила мой взгляд и строго взглянула на меня:
– Похоже, я тебе нравлюсь.
– Не то слово!
– А какое то?
Я на мгновение замялся, не желая устраивать неподобающих ситуации сцен, но почти сразу нашёл выход:
– Очень нравишься.
– И только? – Алина так невинно посмотрела на меня, что я устыдился. Но всё же сумел перейти в контратаку:
– А ты чего-то иного ожидала?
– Нет, но… – она замялась и отвела взгляд, неожиданно для меня выдавая какую-то свою заинтересованность. – Пожалуй. нет. Да и с чего бы?
– Похоже, ты расстроилась… Уж не знаю отчего…
– Что ты, всё в порядке!
Настала пауза. Обстановка неожиданно накалилась, а мне в голову не приходило, как можно её разрядить. Алина же погрузилась в свои грустные мысли и не поддерживала более беседу. Автобус уже въехал в Старый Петергоф.
– Алина! Что случилось? – предпринял я попытку растормошить новую знакомую. Она повернулась ко мне: выглядело так, что она на грани истерики.
– Всё в порядке, – получилось почти ровно, но не без истеричных ноток в голосе.
– Ты перестала реагировать на внешние раздражители! Я беспокоюсь. Мне очень хотелось с тобой ещё поговорить!
– Да какое тебе до меня дело? Я просто красивая дурочка, вот и всё!
А я некрасивый дурачок. Два сапога – пара!
– Не психуй, прошу тебя.
– И ты ещё спрашиваешь, что со мной случилось… – с горечью заключила она.
Печально. Похоже, что мне вовсе не дано общаться с противоположным полом. Вот и здесь за полчаса общения, вероятно, я сумел надоесть, по сути, девушке своей мечты… Да, боюсь, что Алина – это тот самый идеал, о котором я столь непредметно беседовал как-то со Степанычем. Я был уверен, что в жизни мне таковой никогда не встретится. Так ведь не бывает…
Ну что ж. Я не очень ошибся. Просто своему идеалу я не нужен, наверное.
Мы сидели молча, только я изредка поглядывал на Алину. Она избегала смотреть на меня в ответ. Я видел, что она с трудом сдерживает слёзы, хотя не верил в их возможную причину. Автобус уже повернул на Ботаническую, вскоре требовательная остановка осталась позади. Я со вздохом встал, готовясь выходить. Алина внезапно достала блокнотик, вырвала листочек, на котором что-то быстро написала, вскочила с места и, неожиданно поцеловав меня в щёку, сунула этот листок мне в руку.
– Позвони мне. Пожалуйста, – сказала она совершенно убитым голосом.
– Обязательно, – пообещал я, постаравшись напустить в голос как можно больше тепла, и вышел. Только выйдя, я осознал, что обрёк её мучаться весь учебный день. Автобус безразлично поехал дальше. Я не видел, как Алина заплакала. По правде сказать, я это ощутил. Я взглянул на часы, надел шапку и перчатки, и пошёл переписывать к/р по матану. Предполагаемый челендж вовсе не выглядел таким увлекательным, как почти полтора часа назад, когда я выходил из дому.
«Ну что ж, давайте старт; я отрешён и собран…» – крутилось в голове. Но я понял, что мне наплевать: перепишу я работу или нет. Абсолютно наплевать. Чай не дурак.
Снег назойливо падал сверху, а нападавший раньше и лежавший под ногами мешал проходу. Ну никакого удовольствия от прогулок по таким улицам. К тому же, так или иначе, светит нам в конце этой прогулки по Ректорскому проезду – контрольная. Брр, неохота! Пусть и наплевать…
А вот и крыльцо родного мат-меха. Вперёд, к знаниям…
26—27 ноября 2010 годаСанкт-Петербург – ПетергофLove story
Надолго врезалась в мою память фраза моего одноклассника Гриши Колоссова:
– Вот кто только придумал этих девиц? Да они же сведут меня в могилу во цвете лет!
Известный любитель противоположного пола, Гриша обычно жаловался на судьбу выпендрёжа ради. Порой он действительно уставал и от их внимания, и от своей деятельности по его завоеванию. И тогда начинал стонать и жаловаться.
Я точно знаю, что не повторю этого его высказывания. Но теперь порой сталкиваюсь с такими проявлениями, что готов Гришу хоть немного понять.
Стоит начать с того, что номер Алины я набрал, едва выйдя из аудитории после трёх пар (едва выдержал свои три пары, честное слово; так и подмывало позвонить раньше). Она ответила сразу. Голос её дрожал, выдавая волнение и одновременно надежду на то, что это я.
– Привет. Не помешал?
– Петя? – обрадовалась Алина. – Нет-нет…
– Tы сейчас где?
– На остановке на площади.
– Подождёшь меня? Подойду минут через пять…
– Конечно!
Надо заметить, что после нескольких неудачных детских опытов я поддался искушению и решил, что влюбляться не стоит. Вообще; да здравствует полный контроль своих чувств! Милая такая идейка, вот только неисполнимая. Похоже, что на этот раз Алине удалось полюбить меня сильнее, чем мне её. Это странно, это ново… Это приятно, чёрт возьми! Но… ответственно.
Она издали заметила меня. Лицо её светилось от, даже не знаю, счастья что ли. Я, пожалуй, выглядел довольно колоритно: строгий чёрный плащ, зенитовский шарфик, сумка небрежно болтается на плече, длинные волосы без шапки торчат во все стороны… Блеск! Ни дать ни взять: образчик математической решительной строгости (или строгой решительности)…
– Привет! – обрадованно приветствовала меня Алина. А у меня вечно язык чешется…
– Tы победила, – признаюсь я с улыбкой. Она не поняла:
– В смысле?
– Я сдаюсь, – говорю. – Если я тебе зачем-то нужен, забирай…
А на лице улыбочка такая хитрая: ей-богу, вчера бы мне сказали, что я так буду играть с огнём – не поверил бы! Алина с опаской взглянула на меня. Ухмылка на моём лице не предвещала особой серьёзности в моих словах. Хотя я ещё никогда прежде (вру, конечно; трижды случалось) не был столь серьёзен.
– Tы издеваешься надо мной? – тихо спросила она срывающимся голосом. Я понял, что несколько переиграл.
– Нет. Tолько если над собой…
И я взял её руку в свою.
– Tы замёрзла, – заметил я. – Нужно тебя согреть…
– Будешь согревать меня? – улыбнулась Алина, видимо начиная понимать, что я не шучу.
– Буду, если хочешь.
– Очень хочу!
Я позволил себе обнять её. Было очевидно, что ей холодно.
Подъехал 359й автобус моей самой любимой двухдверной конфигурации. Алина достала кошелёк, а я помахал водителю своей карточкой.
– Сама теперь за себя платишь? – съязвил я. Мы прошли в конец салона, оккупировав один из последних рядов.
– Tы говорил о моём стремлении к независимости. Вот оно!
– Ну, твоя независимость не только в этом!
– Это неважно. Одно из проявлений – в этом…
– Несомненно. На самом деле ты прекрасна со всей этой независимой беззащитностью.
Да, такого рода будничные комплименты – это одновременно мой конёк и мой бич. Если я не удержу свой язык впредь, то уже через месяц Алине надоест их выслушивать. Но изредка применённые они служат мне самую что ни на есть хорошую службу.
Всю дорогу мы о чём-то говорили; сложно уже припомнить какие-то конкретные темы. Пересаживались в Стрельне не без приключений (на моей памяти здесь без приключений удаётся пересесть примерно раз в неделю, не чаще). Остановка напротив трамвайного кольца заполнилась людьми, трамваев не было вовсе, а набитая двухсотка появилась минут через сорок после предыдущей (мы всё же стояли гораздо меньше), когда толпа уже успела порядком замёрзнуть и разозлиться. Мы с Алиной втолкнулись в автобус, после чего толпа нас успешно зажала. Несколько человек осталось на остановке, не сумев найти себе место во всюду плотной толпе (вот она – жизненная топология). Но и тем, кто влезть сумел, пришлось несладко. Дышать было трудновато.
– Оплачиваем проезд! – бодро заявила тётка-кондукторша. Я уже почти всех кондукторов на этом направлении знаю: эта тётка с юмором, не злая, как иные… Ответом на её заявление был радостный смех оптимистичной части толпы и гневные реплики её пессимистичной части.
– Веселье, – шепнула мне Алина, держась за мою руку.
– Истинный тест на прочность и человечность, – столь же тихо отозвался я. – Tы только до Гарькавого?
– Удобнее всего. Я живу на углу Доблести и Ленинского.
– Я с тобой.
Насколько позволяла толпа, Алина ответила благодарным взглядом и слегка сжала мою руку.
На улице всеми любимого пограничника Гарькавого мы вылезли из автобуса (это был очередной квест) и пошли в сторону улицы Доблести.
– Tы так каждый день ходишь? – спросил я, представляя в общих чертах, сколько нам ещё идти.
– Почти. Не люблю трамваи. Уже почти привыкла.
– Болеешь часто?
– Опять наезд? – Алина обиженно надулась.
– Что ты… – улыбнулся я и мягко повернул её к себе с извиняющимся взглядом. – Я забочусь о тебе.
– Спасибо, – столь же мягко ответила она.
В некий момент (как говорится, больше нуля и меньше бесконечности) мы всё-таки дошли по сугробам до её дома. Алина замерла, не в силах подобрать к моменту нужных слов.
– Tебе, наверное, пора, – только и выдавила она.
– Может быть. Давай как-нибудь встретимся ещё.
– Давай регулярно? – голос её, было успокоившийся, снова задрожал.
– Можно и так… – улыбнулся я. О, кто бы знал, каких сил мне стоило так спокойно себя вести! – Если хочешь…
– Да достал ты уже своей политикой! – взорвалась Алина. – Можешь хоть за что-то взять ответственность на себя?
– Прости. Просто моя предыдущая ошибка была в том, что я ощущал себя чрезмерно крутым и пренебрегал мнением противоположной стороны. Надеюсь не повторить той ошибки.
– Понятно. Но очень раздражает, когда ты предлагаешь мне всё решать. Порой хочется всё-таки подчиняться!
– Я совсем не умею держать этот баланс! Помоги мне, если сумеешь…
– Конечно!
Пауза затянулась чуть дольше, чем следовало бы. Но пока ещё мы были не готовы к активной фазе.
– Видимо, на сегодня довольно…
Мы попрощались, и я ушёл на троллейбусную остановку, чтобы поехать домой. На душе было непривычно тепло, и это было приятно.
Кстати, контрольную я тогда так и не переписал.
Tак получилось, что в следующие две недели мы ни разу не встретились. Можно сколько угодно рассуждать о причинах; мы постоянно общались по телефону, но встретиться не удавалось. Зато когда я в следующую пятницу вследствие особых обстоятельств снова ехал в универ к первой паре, я встретил Алину на остановке у «Ленты». Встреча была, мягко говоря, бурной.
