Куратор. Однажды, 5 500 лет назад…

В работе кураторов на Земле произошли важные изменения. До этого мы общались с людьми в своем обличье. Мы могли прилететь на самолете, подъехать к толпе на вездеходе. Выйти поговорить, сотворить чудеса. Восторженная толпа людей стояла, смотрела на нас восхищенными глазами. Они верили в нашу мощь и силу.

Мы уходили, а они надеялись только на чудо. И мы поняли, что подобные демонстрации только демотивируют людей. Подчеркивают их слабость, лишают инициативы. С тех пор и до сегодняшнего дня, мы приходим в народ в человеческом облике.

Мы живем в тех же домах, едим ту же пищу, работаем на тех же работах. Мало того, часто на время проведения миссии, у нас блокировались воспоминания о том, что мы с планеты Ахорн. В голову вкладывалась программа действий и знания новой земной личности. Было интересно, но и сложно, одновременно.

Люди неохотно принимали прогрессивные учения, противились, кидали кураторов в темницы, пытались убить. От правителей тех времен не укрылся факт, что повсеместно появились проповедники, желающие научить людей жить по-иному, в согласии с собой и окружающим миром. Мы нарушали привычный ход вещей. Мы рассказывали людям, что они многое могут, что они умные, талантливые и практически всемогущие. Для того, чтобы добиться успеха, надо много работать, учиться, творить и созидать.

Мы рассказывали людям о множественности миров во Вселенной, о том, что Земля круглая и вращается вокруг своей оси и вокруг Солнца. Мы учили, что мир состоит из химических элементов, атомов и молекул. Мы демонстрировали и объясняли закон гравитации, закон сохранения энергии и материи. Мы рассуждали о морально-нравственных основах сосуществования человечества.

В это же время на Земле стали спонтанно возникать тайные общества, которые с большим успехом противодействовали нам. Каким-то странным образом, противники узнавали наши планы. Вероятно, виноваты в этом мы сами. Утечка информации происходила из-за того, что некоторые наши кураторы вступали в интимные связи с земными женщинами, заводили семьи, у них рождались дети, благодаря чему генофонд Земли существенно улучшился. Вероятно, эти кураторы влюблялись по-настоящему.

Чего греха таить, и у меня был роман с земной женщиной, расскажу об этом позже, если будет время. Я не осуждаю себя и своих товарищей. Все мы люди не безгрешные. Влюбленные мужчины рассказывали женам и детям правду. Мы поначалу даже радовались этому, считая, что сможем лучше влиять на людей и воспитаем детей-последователей наших учений.

Как известно, самые ярые противники отцов, это их дети и особенно внуки. Наши чада обладали серьезными знаниями, иногда к ним в руки попадали высокотехнологичные приборы и механизмы с Ахорна. Наследники-полукровки организовывали союзы и общества. Из поколения в поколение, учения видоизменялись и совершенствовались. Люди тайных обществ проникали во власть и активно противодействовали нам. Мы оказались к этому совершенно не готовы.

Харпа, который был Иисусом внезапно схватили и казнили на следующий день. Мы просто не успели среагировать. Его действительно убили. Он не воскрес, как написано в святых писаниях. И хотя мы, жители Ахорна, живем по земным меркам долго, более десяти тысяч лет. Мы иногда болеем и преждевременно умираем от смертельных ран. Мы можем умереть от голода и от холода, от ожогов и задохнувшись из-за отсутствия кислорода. В этом мы с вами очень похожи. Харп мужественно выполнил миссию и гордо принял мученическую смерть.

В нашем штабе разразился серьезный скандал. Земной эксперимент вновь встал на грань закрытия. Многое можно стерпеть, но жизнь жителя Ахорна – это было уже слишком.

Мы понимали, что смерть сильное эмоциональное переживание в жизни людей, гораздо сильнее, чем рождение или влюбленность. Ранее мы пытались несколько раз при помощи показательной инсценированной смерти мотивировать людей на поступки. Так было со смертью Сократа, например. Древний философ, а по совместительству наш куратор, не умер. Мы инсценировали смерть древнего философа, который умирает за правду, за убеждения, потому что идеи важнее жизни. Так мы думали.

Но смерть Сократа не имела серьезных последствий. То ли люди почувствовали некую фальшь и неискренность, то ли не были готовы к восприятию подобного нравственного урока. Совсем другое дело со смертью Иисуса. В нашем штабе объявили всеобщую эвакуацию. Все кураторы в спешном порядке покинули посты и вернулись на базу…

Глава 4

Мобильное приложение Парекс-такси просигналило, что появился новый клиент. Я принял заказ. Не все же время читать, надо и поработать. Заодно обдумаю прочитанную информацию. Я включил навигатор и поехал за клиентом.

В школе нас учили совсем другому: теория Дарвина, эволюция, человек произошел от обезьяны, – подумал я. Больше всего прочитанная писанина напоминала популярные передачи телевизионного канала Пен-ТВ. С другой стороны, это могло оказаться правдой. Живых свидетелей тех событий нет, а история переписывается каждый раз при смене общественно-политического курса. Власти всегда обманывают и никогда не говорят правду, даже если ее знают. Почему-то им кажется, что людей лучше держать в неведении. Почему?

Мне кажется, что сложные задачи и проблемы лучше решать вместе, то есть сообща. Так было и в Великую Отечественную войну, и на грандиозных стройках советского прошлого, и в 1612 году и в 1812-м. Эх, куда ушли наши чудесные годы, когда я был молод и хорош собой? Неужели за разворотом СССР в сторону капитализма стояли всемогущие кураторы с планеты Ахорн? Почему бы и нет? Внешнее вмешательство объясняло бы многие странности в поведении последних советских руководителей…

Я подъехал по нужному адресу. Нажал кнопку, что я на месте, жду клиента. А его все нет. Нет пять минут. Десять. Надо бы позвонить. Нет, думаю, подожду, чего зря человека волновать? Так и есть, смотрю – бежит к машине девушка, на ходу застегивает куртку, из рук падает рюкзак. Содержимое рюкзака рассыпается на асфальте. Девушка спешно собирает тетрадки, ручки, телефон. Кидает вещи в рюкзак. Запыхавшись, подбегает к машине.

– Это вы меня ждете? – спрашивает с обворожительной улыбкой.

Красивая, молодая, энергичная, не растраченная, все еще у нее впереди. Где мои семнадцать лет? Почему жизнь так быстро бежит? Эх, ахорнцы, ахорнцы, почему сделали нас такими?

– Надеюсь, я, – отвечаю с улыбкой в ответ.

Девушка шумно усаживается на заднее сиденье. Вокруг все крутится, сверкает, шумит. Фейерверк, а не девушка!

– Куда едем?

– Московский авиационный институт, первая проходная.

– Хорошо, будет сделано, – набираю маршрут в навигаторе, стартую.

Девушка немного успокаивается. С надеждой смотрит в лобовое стекло.

– Торопитесь? – спрашиваю.

– Да. Очень.

– Экзамен?

– Нет. Зашита курсовой работы.

– К какому времени надо там быть?

– Защита началась десять минут назад. Если она продлится пару часов, то я успею. Не обязательно же сдавать в первых рядах?

– Конечно. Когда я учился в институте, у нас были любители сдавать в последнюю очередь. Обычно – это троечники. Как правило, отличники и хорошисты шли в первых рядах. Как на сенокосе в деревне. Знаете? Вся деревня в стародавние времена выходила по утру на сенокос. Впереди ставили самых здоровых мужиков, которые прокладывали первую дорожку. За ними шли послабже мужичонки, затем женщины и подростки.

– Да. Понимаю, о чем вы. У нас тоже самое. Но я отличница, почти. По всем расчетам должна быть уже там. Но внезапно, перед самым моим выходом, у бабушки поднялось давление. Пришлось вызывать скорую.

– Преподаватели такие истории всерьез не воспринимают.

– Я знаю, но это правда. Не могла же оставить ее одну? Мама и папа на работе. Если с бабушкой что-нибудь случится, никогда себе не прощу.

– Скорая приехала? Давление снизили?

– Да. Все нормально. Сейчас сдам курсовик, и бегом домой.

Я краем глаза глянул в навигатор. Боже мой! На пересечении с Можайским шоссе вырисовывается темно-бардовая пробка, вероятно, авария. Надо искать другой маршрут, причем срочно, увязнуть в стоячем потоке машин – хуже некуда.

– Кто-то на небесах не хочет нам сегодня помочь, – сказал я, и свернул вправо, – впереди авария. Надо искать другую дорогу.

– Я так и знала! – вскрикнула девушка, едва сдерживая слезы.

– Надо было ехать на метро, было бы быстрее.

– Что теперь делать?

– Теперь ничего не поделаешь. Но вы не переживаете, мы потеряем всего минут пятнадцать. Успеем?

– Хорошо. Спасибо. Надеюсь, успеем, – кивнула девушка

Но вижу расстроилась, смотрит в пол, теребит руками подол юбки.

– На кого учитесь?

– На экономиста.

– Никогда бы не подумал. Такие красивые девушки обычно идут в актрисы, в модели или на телевидение.

– Моя бабушка говорит, что нельзя паразитировать на красивой внешности. Надо зарабатывать на жизнь головой.

– Умная у вас бабушка!

– Бабушка у меня замечательная. Она в детстве пережила блокаду в Ленинграде. Потеряла всех родственников. Детский дом, общаги, институт текстильной промышленности. Благодаря упорству и настойчивости, стала большим человеком. Перед пенсией работала в Министерстве лёгкой промышленности.

– Ого! А вы, значит, стремитесь не отстать от бабушки?

– До нее мне далеко. И времена не те. Но опускать руки нельзя. Буду барахтаться. Что-нибудь, да выйдет.

– Сейчас многие учатся за границей. Вы не думали продолжить образование в Германии или Чехии?

– Думала. И уехала бы давно. Но бабушку не могу оставить. Во-первых, она совсем слабенькая и ей нужна моя помощь. А во-вторых, она старой закалки, не поймет, если я захочу уехать из страны на учебу. А если я там найду интересную и перспективную работу? Многие мои одноклассники уезжают и остаются за границей.

– В чем-то ваша бабушка права. Но время идет, не остановить. Был бы я сейчас молодым, уехал обязательно. Надо покорять мир и ставить себе амбициозные цели.

– Задач и целей – полный мешок. С этим проблем нет.

– Это хорошо.

– А вы на кого учились?

– Я-то?

– Вы.

– Вообще-то странный вопрос. Знаете, почему? Обычно таксист – это человек-функция. Моя личность и проблемы никого не интересует. В такси – главное клиент. Я должен довезти пассажира из точки А в точку В. По дороге должен обеспечить комфорт и приятную обстановку. Я люблю свою работу, мне нравится беседовать с людьми. Но когда они не хотят разговаривать, тогда едем молча.

– И все же. На кого вы учились?

– На учителя биологии.

– Шутите?

– Ни сколечко. Я окончил Московский педагогический университет. У нас на курсе было много красивых девушек. Вероятно, поэтому я выбрал такой ВУЗ. На четвертом курсе не устоял и женился. В начале нулевых, после окончания университета, работать в школе мне не пришлось. Зарплата в то время у учителей была не очень хорошая. Я пошел в коммерцию. Поменял великое множество фирм, должностей, работ. Но нашел себя в сфере транспортных услуг таксистом. Последние пять лет кручу баранку. Вот такая не интересная, и не поучительная история.

– Вы жалеете?

– Что мог достичь чего-то большего и не получилось? Наверное, да. Но винить некого. Во всех бедах и несчастиях виноват только сам. С другой стороны, я приношу пользу людям каждый день. И чаще бывают благодарные и довольные клиенты. Возможно, звездный час и мое предназначение здесь. Главное еще впереди. Я себя так утешаю иногда.

– А сложные ситуации были? Ну, например, ограбление или кто-нибудь драться лез?

– Нет, такого не было. Со мной никто не дрался. Бывают агрессивные, попадаются злые люди. Наверное, их в этот день кто-то обидел. Два раза не хотели рассчитываться. Вот и весь негатив. А вы, вероятно, будете работать экономистом в какой-нибудь известной международной фирме? – решил я переменить тему разговора.

– Может быть. Прошлым летом стажировалась в нефтяной компании. На заработанные деньги свозила бабушку в Турцию. Она никогда не была за границей. В советские времена наша семья ездила на Черное, на Каспийское море, на озеро Иссык-Куль. Вы бы видели, как она придирчиво ходила по Анталье, спрашивала и сравнивала цены. Задавала вопросы гидам, соседям, продавцам, работникам отеля. Во всем искала подвох.

– Здорово, жаль с вами расставаться, но мы приехали.

– Спасибо за приятную беседу. Заболталась, и совсем забыла про защиту курсовой работы. До свидания.

– Удачи вам! До свидания.

Девушка рассчиталась по мобильному телефону. Я помахал рукой на прощание. Она улыбнулась. Представил, что где-то когда-то в прошлой или параллельной жизни мы проживем счастливую совместную жизнь. Я бы приносил в постель кофе с булочками. Мы бы подолгу целовались в прихожей каждый раз при расставании и при встрече. Часами обнявшись смотрели бы на закат с балкона, попивая ароматный черный чай с лимоном. Еще можно в чай добавить мяты или душицы. На моем лице расплылась широченная улыбка, вот бы началась жизнь!

Хотя, если честно, моя семейная жизнь с Леной начиналась примерно также. Кофе в постель, объятия, поцелуи. Я не мог насмотреться на красавицу-жену. Не мог поверить в свалившееся с небес счастье. Но идиллия продолжалось не долго: потекли унылые и суровые будни, Лена устроилась в престижный колледж и вполне прилично зарабатывала. Я же не приживался нигде, пока не нашел себя в частном извозе. Она – успешная женщина, сделавшая сама себя, как говорится. Я же неудачник. Вместе мы не смогли бы долго уживаться. Расставание – закономерный итог нашей совместной жизни.

Почему так сложилась судьба? Чего я хотел больше: свободы или семейного счастья? Я – ни на что не годный, жалкий, никчемный и инфантильный мужчинка? Частично это так, но не во всем. Я еще покажу! Наверно, у меня большие события впереди. Я в стадии подготовки. В сорок два года жизнь только начинается. Мой звездный час еще не настал.

Из раздумий меня вновь вывел сигнал, возвестивший, что появился новый клиент. Им оказался молчаливый профессор. Возможно, это он принимал курсовую работу у той девушки? Я постеснялся его спросить. Сам профессор не проявлял интереса к беседе. На мой вопрос:

– Вы здесь работаете?

Он буркнул:

– Неважно. Везите меня молча. Спасибо за понимание.

– Хорошо. Молча, так молча.

Я тихонько включил ненавязчивую джазовую радиостанцию. Думал о своем. Интересно, а сейчас на Земле остались кураторы с планеты Ахорн? Где они? Что делают? Они видят весь этот бардак, что творится у в стране и в мире? Знают про проблемы с коррупцией? С экологией? С терроризмом? Если видят, то почему не вмешиваются? Почему не накажут и не заставят исправляться неразумных детей своих? Может, дети уже выросли и не слушаются родителей? Ведь так часто бывает и нам кажется, что мы знаем и понимаем жизнь лучше отцов и матерей. А потом закономерно настает день, и мы говорим: Извини, ты во всем права, мама! Но уже поздно…

Профессор благополучно промолчал до места назначения. Затем его сменила влюбленная парочка. Они только и знали, что целовались да обжимались на заднем сидении. Я стыдливо отводил взгляд, старался не смотреть в зеркало заднего вида без крайне необходимости.

Затем были еще ничем не примечательные клиенты. По разговорам: Здравствуйте – Добрый вечер, До свидания – Удачи вам, Возьмите сдачу. Я наматывал круги по вечереющей Москве. Улицы заливал свет неоновых вывесок и реклам. В десять часов вечера я выключил приложение Парекс-такси. Заехал в супермаркет, купил продуктов себе и Барсику. В одиннадцать часов я приехал домой, усталый, голодный. Наложил еды Барсику. Сделал себе пару бутербродов, взял в руки рукопись…

Глава 5

Все кураторы в спешном порядке покинули посты и вернулись на базу. В штабе кипели страсти. Кто-то предлагал прекратить эксперимент и уничтожить расу вандалов и убийц. Никогда больше не заниматься подобными экспериментами. Нашлись такие, среди них и я, которые утверждали, что через кризис мы сможем выйти на небывалый эмоциональный подъем человеческой расы, которая сделает решительный и стремительный рывок к вершинам гуманизма. Мнения разделились. На всякий случай, массовое кураторство отменили на долгие годы. Мы решили посмотреть, как человечество будет развиваться без нашей поддержки.

Надо сказать, что результаты не обнадеживали. Очень быстро пришли в упадок народы, населяющие Америку. Они забросили построенные города, храмы, школы и библиотеки. Ушли жить в джунгли и степи. Вернулись по сути в первобытнообщинный строй. Незадолго до этого американская цивилизация во многом опережала европейскую и азиатскую.

Совсем грустно стало на африканском континенте. Тепло, много фруктов, дикие животные вокруг. Еда и вода кругом. Что еще надо? Так нет же, деградируют и упрощают быт до элементарного уровня.

Пару слов про Австралию. В результате сильнейшего землетрясения 185 года д. н. э. в Тихом океане, изменились направления течений в южном полушарии. Некогда зеленый континент с уникальными животными превратился на 90 процентов в безжизненную пустыню. Две тысячи лет назад в центральной Австралии кипела жизнь: города и села соединяла широкая сеть мощёных камнями дорог. Развивалось сельское хозяйство и торговля. Впервые на Земле в Австралии люди занялись воздухоплаванием. Но ситуация изменилась в считанные годы. Пустыня окружила города, пастбища высохли, животные умерли от жажды, за ними стали умирать люди. Более девяносто процентов жителей Австралии погибли, так и не добравшись до спасительного побережья, где сохранилась жизнь в современной форме.

Мы смотрели на это свысока, в буквальном смысле – с околоземной орбиты, и молча наблюдали, как погибают сотни тысяч австралийцев. Не помогали. Я возмущался, кричал, ругался, топал ногами и грозился разборками на самом высоком уровне. Ничего не помогло. Я и мои сподвижники остались в меньшинстве. Тогда и случился раскол в наших рядах. Мы настаивали, что надо помогать, учить, не опускать руки. Надо относиться к людям планеты Земля, как к детям: надо оберегать их до тех пор, пока они не научатся себя обеспечивать и самостоятельно развиваться.

Но большинство было против такого подхода. Нам было сказано, что человечество – это всего лишь научный эксперимент, который в силу бесперспективности и дороговизны, можно закрыть в любой момент. Пока его закрывать не планируют, но и рисковать людьми Ахорна не будут.

Гуманизм, он и в Африке гуманизм. Человеческая жизнь – самое ценное, что мы имеем. Я сказал, что готов рисковать, потому что верю в людей Земли, потому что эксперимент поможет раскрыть природу человека и нашей цивилизации. Мне ответили, что приказы не обсуждаются, что я должен подчиниться, иначе меня отправят на Ахорн каталогизировать насекомых из созвездия Весов.

Простите меня, люди планеты Земля, я подчинился. На некоторое время я потерялся и даже не знал, что делать. Мы наблюдали за вашей историей со стороны. Надо сказать, на Земле было что посмотреть.

После смерти Иисуса, начались интересные события. Пролитая кровь нашего соотечественника всколыхнула философскую мысль в умах людей. Харп был молодцом, он создал целую школу апостолов-сподвижников. Его ученики развели бурную проповедническую деятельность. Примерно за пятьсот лет христианство стало ведущей религией в Европе, на севере Африки и Ближнем Востоке. Молодая энергичная религия способствовала развитию государственности, науки и техники.

Все бы хорошо, но к средине первого тысячелетия с рождества Христова, первоначальный импульс иссяк. Христианские деятели погрязли в догматизме. Началась реакция. На долгие годы технический прогресс и науки остановились в развитии, как вредные и опасные для церковных истин.

Я вновь попытался продавить решение, чтобы отправить миссию кураторов на Землю. Умолял разрешить работу в одиночку, добровольцем, без поддержки, на свой страх и риск. Ответ один: Нет! Я работал на орбите, изучал новости, думал, искал решения. Ситуация казалась безвыходной.

Но шли годы. Бессмысленное ожидание никого не радовало. Сначала, мне разрешили забирать с планеты от одного до трех людей для исследований. Не думайте лишнего, я не резал и не издевался над людьми. Я не ставил бесчеловечные опыты. Я беседовал. Показывал, как мы живем, учил, объяснял. Мы играли в психологические игры. Я исследовал, как на человека Земли влияет одиночество и социальное общение. Я защитил докторскую диссертацию. Написал более пятисот научных работ.

Примерно тысячу лет назад мне разрешили построить исследовательский центр на поверхности планеты Земля. Для научной работы выбрали место, на тот момент удаленное от всех ведущих мировых держав – в центре Сибири в районе реки Тунгуски. Для работы в Центре Изучения Людей (ЦИЛ) я собрал почти всех единомышленников. Мы радовались, как дети, что вернулись на Землю, и наконец на практике проверим давно скопившиеся идеи.

Наши противники тоже вздохнули с облегчением. Они с трудом переносили нашу неуемную энергию на орбите. Поэтому открытию ЦИЛа в Сибири радовались абсолютно все. Мы обустроились и впряглись в работу. Какие здесь закаты! Какой воздух! А природа! Это надо видеть…

Глава 6

Я уснул. Вероятно, сказалась накопившаяся усталость. Мне приснились отец и мать. Мне примерно десять лет. Мы сидим на берегу реки. Отдыхаем. Мама на расстеленном покрывале раскладывает вкусную еду: бутерброды с любительской колбасой по 2 рубля 90 копеек за килограмм, пирожное картошка, красный прямоугольный пакет шестипроцентного молока, творожная масса «Московская» без изюма, банка с овощным салатом «Лечо» болгарской фирмы «Глобус», белый хлеб – душистый и мягкий, как вата.

Папа играет со мной в шахматы и одновременно читает газету «Московский Комсомолец». Я сосредоточенно думаю над каждым ходом, мечтая выиграть у отца. Это удается редко, я подозреваю, что папа иногда мне поддается, чтобы не отбить интерес к шахматам.

– Сереженька, какая-жизнь-то у вас начинается! – восторженно произнес папа, откладывая газету, – мы о такой и не мечтали.

– Какая? – спрашиваю я.

– Свободная, радостная, без цензуры. Демократия принесет стране благополучие и достаток. Люди будут путешествовать по всему миру: Аргентина, Ямайка, Индия, Париж! Заработная плата не будет ограничена решениями Пленума ЦК КПСС. Полки магазинов наполнятся качественными товарами со всего света.

– А сейчас мы плохо живем?

– Неплохо, но будем еще лучше. Человек такое волшебное создание, что всегда стремиться к лучшему. От плохого к хорошему. От хорошего к прекрасному, и так до бесконечности. Наука такая есть, сынок, – диалектика. Поступишь в институт, там тебя научат подоюным премудростям. В человеческой природе заложено желание добиваться невозможного, стремиться к звездам, искать себе подобных. Я по-хорошему завидую грядущим поколениям советских людей.

– Не забивай ребенку голову газетными глупостями, – прерывает отца мама, – держи, сыночек, бутерброд с колбасой.

– Спасибо, мама!

– Пап, мы пойдём купаться? – спрашиваю я.

– Галь, не холодно? – интересуется отец у матери.

– Нормально, – отвечает мама.

– Тогда я пошел?

– Иди, сынок. Только аккуратно. Я буду за тобой приглядывать. Далеко не заплывай, – напутствует меня мама.

Я на бегу скидываю сандалии, стягиваю футболку. Спотыкаясь, выпрыгиваю из тренировочных штанов. С разбегу ныряю в чистейшую воду. Дыхание замирает, вода все-таки холодноватая. Выныриваю, и, не останавливаясь, устремляюсь прочь от берега. Размашистыми гребками толкаю воду, выдыхаю воздух под водой, на секунду поворачиваю голову вправо из воды и набираю новую порцию воздуха. Оказавшись на середине реки, я останавливаюсь, поворачиваюсь к родителям. Машу им рукой. Они машут в ответ и что-то кричат, но я не слышу. Папа обнимает и целует маму в шею. Мама радостно хохочет.

Затем налетел ветер, и благостная картина мира меняется. Я замечаю, что кругом потемнело. Мама машет, чтобы я немедленно возвращался. Я киваю, гребу к берегу. Но двигаюсь очень медленно – мешает быстрое течение и встречный ветер. Я не понимаю, почему так происходит. Поднимаю голову над водой – мама с папой спешно собирают вещи и грузят в машину – синюю пятерку Жигулей. Я решаю, что надо плыть вправо, чтобы обогнуть странное место. Меня сносит течением вниз по реке, и через минуту я оказываюсь еще дальше от берега. Мама кричит и машет рукой, зовет, я вижу ее встревоженное лицо. Сейчас будет какая-то беда. Я усердно гребу к берегу. Силы покидают, но я не сдаюсь.

Наконец, я кое-как из последних сил выползаю на берег далеко от места пикника. Босиком по колючей траве бегу вдоль берега к родителям. Но мамы на месте нет. Папы нет. Машины тоже нет. У дороги, под темно-коричневым камнем лежит газета «Московский Комсомолец». Я хватаю ее. На последней станице, рядом с хит-парадом Музыкальной дорожки черными чернилами написано:

«Прости, сынок. Дальше сам».

Я проснулся от липкого ужаса. Рядом на подушке, как тракторообразно урчит Барсик. Он знает меня, помогает, как может. Я глажу его по мягкой пушистой спинке. Через минуту успокаиваюсь. Это всего лишь сон.