Ведьма: Рожденная заново. Книга 2

Посреди ночи в квартире послышался шум. Муратов всегда спал очень чутко и этот звук не остался незамеченным. Приоткрыв глаза, сперва ничего не увидел. Затем все произошло, словно в замедленной сьемке. Ни то человек, ни то что-то иное стремительно бросилось на постель следователя, за долю секунды перемахнув четыре метра спальни. Муратов отреагировал быстро, челюсти клацнули прямо над ухом. Упав с кровати, он попятился к стене и смог разглядеть нападавшего. Это была женщина-патологоанатом. Глаза были совершенно пусты, челюсти неистово сжимались и разжимались, она на четвереньках стояла на кровати; с мокрых слипшихся волос стекала дождевая вода.

Муратов словно оцепенел. Такое он не мог представить даже в самом страшном кошмаре. Женщина продолжала с жутким, скрипящим звуком работать челюстями и внимательно наблюдать за жертвой. Алексей понял, что надо бежать. Не оглядываясь. Даже не думая о том, чтобы надеть что-нибудь, следователь вскочил на ноги и рванул к выходу. Существо было гораздо быстрее и через секунду на спину крупного мужчины навалилось холодное, мокрое тело мертвого врача. Она смогла достать его и с силой цапнула за руку. Алексей взревел от боли и попытался скинуть ее с себя. Однако женщина была куда сильнее его. Прижимая следователя к полу, зашипела ему на ухо:

– Они следят за тобой. Они за твоей спиной, – проклацала она, – ни убежать, ни спрятаться. Теперь они знают, что ведьма жива.

Следователь стремительно терял силы, пытаясь удержать ее. Но внезапно со стороны окна послышался звон бьющегося стекла. Кто-то с силой сорвал женщину с Муратова и швырнул к противоположной стене. Раздался нечеловеческий вой. Затем жесткая рука схватила его за майку и подняла на ноги.

– Уходи отсюда, – послышался знакомый голос, – и забудь то, что видел.

Незнакомец сильно толкнул Алексея к выходу, затем обернулся к мертвому врачу. Она снова встала на четвереньки и неистово шептала:

– Колдун… не поможешь… он отмечен.

Муратов обернулся и увидел фигуру в темном капюшоне. Его рука держала мертвую женщину за волосы, та же неистово извивалась в попытках покусать, однако человек был сильнее. Его пальцы, покрытые грубой обгоревшей кожей, стали загораться один за другим, затем пламя перекинулось на упырицу, которая завыла еще сильнее. Мужчина обернулся к Муратову:

– Ты все еще здесь?

Под мокрым капюшоном увидел лишь пылающие зрачки. Алексей не стал испытывать судьбу и быстро выскочил за дверь, успев схватить лишь ключи от машины. Сев на водительское сидение, мужчина смог немного отдышаться и осмотреть раненую руку. Врачиха укусила его чуть выше запястья, довольно глубоко; кровь сочилась из свежей раны, по форме повторяющей челюсти человека. Руки мужчины дрожали. Не в силах успокоиться, он стал прокручивать в голове увиденное. Что за странный тип в капюшоне? Где он слышал его голос раньше? И эта женщина, она выглядела ужасно, будто действительно была мертва. Но ведь мертвые не ходят по улице, правда?

Следователь выглядел не лучше нее: весь промок под дождем, пока бежал к машине, в одних трусах и майке, босиком, с кровоточащей рукой. Чуть успокоившись, Алексей почувствовал, что сильно замерз. Нужно было что-то делать, домой возвращаться нельзя. Муратов принял решение и завел мотор автомобиля.

Глава 6

– Это место станет прекрасным стартом для вашей дочери. Ее отметки позволяют принять Рину без вступительных испытаний. Несмотря на то, что это пока только эксперимент, мы хотим обеспечить нашим воспитанницам лучшие условия.

Размеренный и властный голос эхом прокатился по светлому кабинету, наполненному множеством ярких цветов в горшках. За столом напротив сидел мужчина с седыми волосами, жесткими чертами лица и голосом, будто сотканным из металлических нитей. Он переводил взгляд с меня на рядом сидящую женщину. Она была неплохо одета, только неоднократно заштопанная сумка и швы на локте пиджака выдавали невысокий достаток. На мне были плотные белые колготки и красные сандалии. Светлая косичка небрежно покоилась на плече.

Когда мы выходили, мимо пробежала стайка девочек в школьной форме. Такую одежду я видела только в кино и всегда мечтала примерить ее на себя. Но внутри что-то подсказывало, что это плохое место. Несмотря на яркий свет, обилие зелени за окном и множество улыбающихся детей, ощущала, что здесь опасно. Женщина рядом – моя мать? Несмотря на достаточно молодой возраст, рука напоминала ладонь старухи. Серые, невзрачные волосы, собранные в хвост, простая старая одежда, ветхая сумка в руках, и я рядом с ней. Эта женщина слабо сжимала мою ладонь.

На этом тревожный сон оборвался. Я чувствовала, будто тону в кровавом болоте, все вокруг наполнял ужас. Затем меня будто перенесло во времени. Стояла осень, прямо, как сейчас – только золотая и теплая. Сентябрь? На мне – школьная форма, о которой так мечтала долгие летние месяцы. Мать снова держала меня за руку, в этот раз она выглядела куда лучше. Свежая косметика, окрашенные в рыжий длинные волосы. Она улыбалась. Они с отцом купили машину, о которой давно мечтали. Он вытащил с заднего сидения небольшой розовый чемоданчик. Лицо папы было размыто, я его не видела.

Мать присела передо мной на корточки и стала поправлять немного съехавший бант.

– Я горжусь тобой, Риночка, – сказала она, смахивая слезу, – ты дала своему отцу шанс начать все сначала. Эта школа – билет в новую жизнь, без бедности и лишений.

– Мама, – сказала я, с трудом понимая, что все это значит, – а когда вы заберете меня домой?

Вцепилась в ее руку и не хотела отпускать. Сзади подошел тот самый седой мужчина и аккуратно вытащил маленькую ладонь из рук матери.

– Рина, пора идти. Комната готова, скоро будет линейка, ты должна успеть привести себя в порядок.

Он мне не нравится. Попыталась вырвать руку, но хватка этого человека была слишком крепкой.

– Мама! Не уходи! – кричала я, когда родители с улыбками махали мне на прощание, – заберите меня! Я хочу домой!

Начала задыхаться и резко распахнула глаза. В комнате, погруженной в объятья ночи, потихоньку тикали настенные часы, а снаружи что-то шептал осенний ветер. Окно было приоткрыто сверху, полупрозрачные шторы из бежевой органзы вяло покачивались в такт порывам прохладного воздуха. От кошмара не осталось и следа, взгляд упал на идеальный белый потолок, украшенный аккуратной небольшой лампой. В этом месте ощущалась лишь безмятежность и спокойствие. Попытавшись пошевелить пальцами правой руки, с ужасом поняла, что не чувствую их. С трудом повернув голову, я увидела капельницу, размеренно вкачивающую прозрачную жидкость в вену. От неприятного зрелища накатила тошнота.

Ноги чувствовали себя не лучше, чем руки. В попытках пошевелить ступнями, я сморщилась от внезапно накатившей острой боли. Желудок выплясывал, выдавая такие па, что тошнота то стремительно подступала, то давала передышку. Спустя полчаса безуспешных попыток хотя бы сжать руку в кулак, обессиленно выдохнула. В этой дорого обставленной комнате витал приятный аромат, слегка подпорченный запахом медикаментов.

Едва заметная тень отделилась от заигрывающих друг с другом полупрозрачных штор. У изножья кровати стояла девушка, которую я уже где-то видела. Точно! В памяти со скрипом всплывали воспоминания о первом визите в «Венефику». Это же помощница Каина Вуда! Кажется, он звал ее Ева. Даже странно, я слишком хорошо ее запомнила. В попытках произнести хоть слово, лишь беспомощно шевелила губами. Все тело периодически пронзала острая боль, заставляя тихо стонать, а горло словно покрылось сотнями шипов, не позволяя даже сглотнуть.

– Профессор, – послышался холодный голос, – она очнулась.

Ева слегка задержалась, глядя на меня взглядом, полным презрения, после чего быстро вышла. Что это было? Она словно хотела что-то сказать, но в последний момент плотно сжала губы и промолчала. Странная девушка, которая сильно напоминала мне Александра. Враждебность в воздухе почувствовал бы даже мертвый. От мыслей голова шла кругом, они накатывали резкими волнами, разрывая сознание на части. Отец учил, что даже в самой сложной и безвыходной ситуации первым делом необходимо расставить мысли по местам.

Ночной ветерок приятно обдувал вспотевшее лицо. В комнату вошел невысокий пожилой человек. Он пощелкал пальцами по трубке капельницы, проверил какие-то показатели на небольшом приборе, стоящем на прикроватной тумбочке и взял меня за руку, прощупывая ее с тыльной стороны. В панике я попыталась вырвать ее, но сил не хватило.

– Тсс, – сказал он, – тебе ничего не угрожает. Я просто проверяю пульс.

Губы не слушались, отказываясь выдавать какую-либо членораздельную речь. Как ни пыталась, при малейшем движении внутри все переворачивалось, вызывая страшную тошноту. Стараясь сосредоточиться на воспоминаниях, я прокручивала их в голове, словно слайды. Сначала поехала на похороны, а что потом? Напрягая память, никак не удавалось восстановить всю хронологию событий, они ускользали, словно призраки. Помню сжимающий сердце поцелуй Александра, и девушку, одолжившую платок; помню пытавшуюся меня увести собаку, а дальше – только боль и кошмары.

Судя по тому, что нахожусь в кровати, меня все-таки достали. В голове возник образ: сильный грохот, а следом за ним – удивление и пустота. Я точно жива, но кто мне помог? Александр? Тем временем мужчина измерил температуру, приложил ладонь к моему лбу и покачал головой.

– Тебе лучше не двигаться. Конечно, организм быстро регенерирует, но пока еще слишком слаб.

Регенерация? Снова попыталась задать вопрос, но он застрял в горле. От досады из глаз брызнули слезы, что не укрылось от незнакомца.

– Ну полно тебе, – сказал он весьма дружелюбно, – главное, что жива. Сейчас нужно прийти в себя. Не каждый день тебя еле живую спасают из-под взорванного здания.

Кто-то взорвал храм? У кого же хватило злобы такое сотворить? Что ж, это многое объясняет. Но кто спас меня, ведь Алекса рядом не было? И что с остальными людьми, погребенными под завалами? Тем временем лысеющий мужчина взял мобильный телефон. Судя по поведению и речи, он был медиком.

– Да, Каин, она очнулась. Нет, пока еще даже говорить не может. Хорошо.

Каин? Каин Вуд? Я судорожно заметалась по кровати, понимая, в чьих руках оказалась, но тут же почувствовала боль вперемешку с тошнотой, которую больше не могла сдерживать. Ошалевший врач тут же подставил тазик. Какое унижение. Он аккуратно вытер мне губы салфеткой, затем помог лечь удобнее. Что ж, я в руках у самого страшного человека в мире. Поздравляю, Арефьева, ты попала.

– За…чем, – с трудом пробубнила я.

– Что? – не понял мужчина.

– За… чем?

– Зачем что?

Я умоляюще взглянула на него.

– Понимаю, что тяжело, – вздохнул он, – но ты очень серьезно пострадала. Лучше помолчи и еще поспи.

Сжала руки в надежде, что смогу показать ему неприличный жест, но пальцы не слушались. Я не могу здесь находиться, не в руках этого человека! Что Каин Вуд планирует сделать? Закрыла глаза в попытках собраться с духом. Где же ты, Алекс? Мне необходимо увидеть хоть одного близкого человека. Ну почему так все сложилось? Врач достал шприц и ампулу, затем аккуратно вколол в вену лекарство.

– Не бойся, это легкое снотворное. Тебе нужно больше спать.

***

Не знаю, сколько времени прошло, но, когда я проснулась, на улице уже стоял день. Несмотря на моросящий дождь, было довольно светло; снаружи шумели автомобили, город жил своей обычной жизнью. Только вот моя остановилась. Словно беспомощный инвалид, я лежала на кровати не в силах пошевелить даже кончиками пальцев. В комнате никого не было. Пока спала, врач убрал капельницу и забинтовал бледное запястье. На смену тошноте пришел зверский голод. Снаружи послышались голоса, затем дверь открылась и внутрь вошел Каин Вуд, а за ним – мой недавний знакомый.

Сразу узнала острый взгляд, четкие собранные движения и спокойный, пробирающий до самых костей, мелодичный голос. Рядом с Каином мужчина-врач казался нерешительным и испуганным, его глаза бегали, а голос уже не был таким уверенным. Вуд же, наоборот, выглядел отдохнувшим и вполне веселым. На нем были обычные синие джинсы, светло-голубая рубашка с закатанными по локоть рукавами. Я заметила, что всю правую руку от запястья до локтя покрывали рунические татуировки. Никогда бы не подумала, что такой серьезный человек увлекается тату. Его окружала аура решительности вперемешку с хищной властностью. Внезапно заметила, что испытываю неконтролируемое восхищение каждым движением этого человека.

– Тогда я вас оставлю, – сказал врач, нервно закрывая небольшую кожаную сумку, – продукты в холодильнике, ей нужно больше есть. В ящике я оставил снотворное в ампуле и успокоительное, вчера ночью она вела себя неспокойно. Следи, чтобы она себе не навредила.

– Хорошо, Лобанов, – сухо сказал Каин, переводя взгляд на меня, – если что, я с тобой свяжусь.

С ужасом смотрела, как пожилой врач покидает комнату, а я остаюсь наедине с монстром. Каин, не отводя взгляда, медленно подошел ближе. От него пахло дорогим табаком и мужским парфюмом. Мужчина присел на кровать.

– С днем рождения, щеночек, – сказал он.

Все, что мне оставалось, это наблюдать. Больше всего пугало то, что этот мужчина был очень доброжелателен. Это напрягало и вынуждало ждать удара с любой стороны. Его расслабленность наверняка была связана с моим положением. Я – жертва в его когтистых лапах и все, что остается, это ждать приговора. Каин улыбнулся еще шире и придвинулся ближе, настолько, что его лицо оказалось очень близко. Сердце ушло в пятки.

– Не пугай меня так больше, – прошептал он и коснулся губами моего лба.

Я ошалело посмотрела на него. Что он вообще творит? Мужчина встал и слегка размял шею.

– Из-за тебя разрушились все мои планы, Катюша, – сказал он, – теперь все идет наперекосяк. Твоя ценность возросла, и я больше не могу рисковать. Поиграли и хватит.

– За…чем, – сухими губами пролепетала я, – вам… это?

– Что именно? – спросил он, – я приехал проститься с безвременно почившими деловыми партнерами, а тут ты лежишь под грудой кирпичей. Пришлось спасать.

Это звучало так буднично, словно Вуд говорил о походе за хлебом в супермаркет. Значит, это его голос я слышала, когда отключалась. Понятно, Александр не пришел за мной. Досада легонько кольнула сердце, но я быстро взяла себя в руки. Никто не мог знать о нападении и винить некого, потому что сама решила поехать. Сделав очередную попытку согнуть пальцы, почувствовала, как у меня получается. Сердце радостно забилось.

– Где я?

Каждое слово давалось с трудом, но нужно было говорить. Слишком много вопросов накопилось, на которые только Каин Вуд мог дать ответы.

– В одной из моих квартир, – сказал он, – не думаю, что тебе что-то даст полный адрес. Ты голодная?

Как унизительно. Этот человек имеет сейчас надо мной неограниченную власть, а я даже руку поднять не могу. Со злости попыталась ударить кулаком по кровати, чем вызвала лишь сильную боль во всем теле. Захотелось отвернуться от него, спрятать испуганный и загнанный взгляд. Однако все, что мне оставалось – это беспомощно лежать и хлопать глазами, скрывая подступающие слезы.

– Не стоит так делать, щеночек, – сказал он, – тебе отсюда не уйти, по крайней мере пока. Сейчас приготовлю что-нибудь. И старайся не говорить пока, просто кивай.

Он ушел из спальни и в соседней комнате послышался звон посуды. Никогда бы не подумала, что этот человек умеет готовить. Не похоже, что он хочет мне навредить, но нужно быть начеку и как только окрепну – сразу бежать и найти Александра. Знаю, он меня ищет. А что, если не ищет? Прогоняя прочь темные мысли, я старалась сменить эмоциональный вектор. Зачем этому жестокому человеку меня спасать, рискуя своей жизнью? Он ведь тоже мог оказаться под завалами. Что же скрывается за маской жестокости и безразличия, Каин Вуд? А что, если Александр ошибается на его счет? Навряд ли. Вуд умеет добиться расположения к себе, именно поэтому так опасен.

Спустя полчаса мужчина вернулся с дымящимся подносом. В спальню проник сытный аромат овсяной каши. Он поставил его на тумбочку и повернулся ко мне.

– Время кормления, щеночек, – сказал он, слегка приподнимая мое беспомощное тело, – не напрягайся так, я тебя не съем.

Он уложил небольшую подушку поверх большой и помог мне сесть. Боль в позвоночнике усилилась, когда мужчина отпустил меня и позволил сесть самостоятельно. Я сжала зубы. Каждое касание этого человека было мягким и трепетным, что запутывало, заставляя снова вспоминать о симпатии, которую так отчаянно пыталась подавить. Он поставил поднос поверх колен так, чтобы пластик не давил на ноги, а сам сел рядом.

– Сама или помочь? – спросил Каин, наблюдая, как я корчусь, пытаясь устроиться поудобнее.

Я собрала все силы в попытках коснуться ложки, но она показалась такой тяжелой, что не удалось ее даже приподнять. Все это время Каин Вуд молча наблюдал за мной. Меня пожирал стыд, нарастало желание убежать и спрятаться. Ну как я попала в такую ситуацию? Все, что оставалось, это оставить тщетные попытки и расплакаться.

– Ну ты чего, Катя? – спросил он, доставая чистый белый платок, – только соплей мне не хватало. Ты так сильно не хочешь принимать мою помощь?

Если бы он понимал, каково это – быть совершенно беспомощной, не в силах поднять жалкую ложку, почесать нос или сходить в туалет. Да мне даже плакать больно. Отвернулась, делая вид, что смотрю в окно. Мужчина аккуратно коснулся моей щеки, немного надавил, разворачивая к себе и вытер текущие из глаз слезы. Зачем ты это делаешь? Почему так внимателен ко мне? Это очень жестоко. Закончив вытирать мой красный нос, он сунул платок в карман и взял в ложку в руку.

– Давненько я не брал в руки кастрюлю, – сказал он, – повезло, что удалось избежать пожара. Овсянка придаст тебе сил. Может быть, хоть улыбнешься.

Зачерпнув немного каши, он подул на нее, затем протянул мне. Из-за нахлынувшего стыда снова чуть не разревелась, но под его настойчивым взглядом пришлось открыть рот. Овсянка оказалась вкусной и сладкой. Ложка, за ложкой, этот человек продолжал кормить меня, словно бездомного щенка, подобранного на улице. Поначалу было больно глотать, каждый раз я морщилась, но с каждой новой ложкой становилось легче. Раньше мне казалось, что нет ничего страшного в уходе за больным человеком, но я никогда не рассматривала ситуацию с позиции самого больного. Читая статьи, слушая рассказы коллег всегда удивлялась, почему лежачие больные такие строптивые и злые, ведь о них заботятся.

Лишь сейчас постепенно приходило понимание, как им на самом деле тяжело. Дело даже не в боли, а в полной беспомощности. Насколько же нужно доверять человеку, чтобы принимать такую откровенную заботу? Каин Вуд – мужчина, которого я боялась и которого никогда больше не хотела видеть, сейчас без тени раздражения проявляет ее, тем самым вызывая внутри целую бурю эмоций. Когда порция овсянки закончилась, я почувствовала приятное тепло в желудке.

– Я же говорил, что люблю кормить красивых девушек, – сказал он и вышел, оставив меня наедине со шквалом различных чувств.

Почти весь день Каин провел рядом, я даже начала привыкать к его обществу. В квартире было довольно прохладно, мужчина накрыл меня еще одним покрывалом, периодически помогал перевернуться, чтобы не отлежать себе бока. Я же пыталась заново научиться управлять телом, то и дело пытаясь сжать руки или подвигать ногами.

– Не нужно себя так мучить, – сказал мужчина, когда я в очередной раз, пыхтя, пыталась согнуть ноги в коленях, – ты хочешь все и сразу, но так не бывает, щеночек.

Ближе к вечеру страшно захотелось в туалет. И вот, настал тот самый момент, Арефьева. Стыд снова захлестнул с головой и я, кряхтя, попыталась забраться под одеяло. Вуд увидел мои тщетные попытки и удивленно спросил:

– Что там интересного?

Я густо покраснела и опустила глаза, беспомощно ковыряя ногтями простыню.

– Ты что-то хочешь? – спросил он, – есть? Пить? А, кажется, я понял.

Он опустился на колени и пошарил рукой под кроватью, затем достал пластиковую тару понятного назначения. Я с ужасом замотала головой. Только через мой труп, Каин Вуд! Он покрутил ее в руках и перевел взгляд на меня. Я с решимостью раненого бизона была готова сражаться за свою честь до последнего, чем вызывала искреннюю улыбку этого человека.

– Этим я задену твою гордость, да? – спросил он, еле сдерживаясь, чтобы не прыснуть со смеху.

Я удивилась, насколько он может быть приятным. Почему больше не вижу в нем монстра, которого мне описывали Алекс и Чуку? Последние льдинки, все еще сковывающие сердце, предательски таяли. Но я просто не могла себе позволить так опозориться. Должна сама пойти в туалет, хоть и не знаю, каким образом. Каин бросил тару обратно под кровать и огляделся.

– Тогда, щеночек, нужно придумать что-то более изящное, – сказал он и быстрым шагом покинул спальню, а спустя пару минут вернулся и сел на кровать.

– У меня есть только одна идея, – сказал он задумчиво, – но придется потерпеть боль. Отнесу тебя в ванную, там все сделаешь, а заодно я тебя помою и переодену.

Он отнесет меня? На руках? Я в ужасе вылупилась на него, а Вуд лишь довольно улыбался.

– Ты согласна?

Прямой вопрос требует прямого ответа, да? Я кивнула, соглашаясь. Мужчина отбросил одеяло, тихонечко взял мои руки и положил на плечи, вынуждая обнять его, а затем аккуратно приподнял тело, прижимая к себе. Касания Каина оказались теплыми и приятными, не вызывания ни капли боли. Так, Арефьева, ты о чем думаешь вообще? Он с легкостью держал меня на руках, я же испытывала крайне противоречивые чувства.

– Ты легкая, как пушинка, – прошептал мне на ухо и отнес в ванную комнату.

Там уже наливалась теплая вода. Мужчина аккуратно положил меня в ванную, от прикосновения твердой поверхности вся боль разом вернулась. Я скорчилась, из глаз опять потекли слезы. Ну уж нет, я так просто не сдамся. Подавив плач, требовательно взглянула на него.

– Ладно, ладно, гордый щеночек – сказал Каин и отвернулся.

Кто бы знал, чего мне стоило расслабиться и сделать то, ради чего я тут оказалась. Спустя несколько секунд он развернулся и оперся на бортик ванной.

– Теперь нужно тебя помыть. Но сначала давай-ка снимем с тебя вот это.

Мужчина стал методично расстегивать мокрую рубашку, а я была готова провалиться сквозь землю. В тот момент пожалела, что он меня спас. И дело было даже не в том, что почти незнакомый мужчина раздевал меня против воли, а в том, что в глубине души я понимала, что мне это нравится. Прикосновения его рук – четкие, но мягкие; дыхание, опаляющее мою шею и цепкий сосредоточенный взгляд. Я была совсем рядом, без одежды, а он лишь ухаживал за мной.

Вуд нанес мыло на руки, затем принялся обмывать мою шею, плечи, затем ключицы и грудь. Заставляя нагнуться вперед, Каин прошелся ладонями по спине вдоль позвоночника, вызвав волну удовольствия вперемешку со стыдом. Я, сама того не желая, выгнула спину и ее сразу же пронзила острая боль.

– Потерпи, еще немного, – сказал он, касаясь губами моей макушки.

Эта фраза показалась на редкость двусмысленной. Внизу живота приятно тянуло, не покидало ощущение, что я хочу и дальше чувствовать эти руки. Но нельзя сдаваться, он ведь этого и добивается. Словно змей-искуситель, делает все, чтобы притупить бдительность, проникнуть внутрь, вывернуть наизнанку и уничтожить.

Каин быстро управился с остальными частями тела, аккуратно вытер меня мягким махровым полотенцем, затем укутал в шерстяной плед и отнес обратно. За все время – ни одного движения или жеста, хоть сколько-нибудь способного смутить или вызвать неприличные мысли. Его прикосновения не вызывали ни боли, ни желания оттолкнуть. С каждым касанием я будто вспоминала давно забытое чувство, которое испытала, впервые коснувшись его руки тогда, в «Венефике». А еще постоянно невольно сравнивала его прикосновения с касаниями Алекса.

После теплой ванны боль притупилась и удалось быстро заснуть. Посреди ночи меня разбудили тихие, но настойчивые голоса. Каин сидел в кресле, а рядом с ним в тени стояла знакомая фигура. Я узнала голос его помощника Николая. Голову мужчины покрывал капюшон, с которого на паркет стекала дождевая вода. На улице ливень?

– Удачно? – спросил Каин.

– Не очень, – выдохнул Николай, – где-то бродит еще один. Но дело плохо, Каин. Они знают, что ведьма жива.

– Откуда? – голос Вуда был очень напряжен.

– От некоего Алексея Муратова, – раздражённо процедил помощник, – это бывший твоей ведьмочки.

– Что о нем известно? – сказал Каин ледяным тоном, —

Николай положил стопку документов на колени Каина, тот небрежно раскрыл его и начал читать.

– Образцовый сотрудник, уважаем коллегами и любим начальством. Раскрываемость одна из самых высоких по городу. – отчеканил помощник Вуда, – говорят, что в последние дни ведет себя странно якобы из-за стресса и потери любимой женщины. Вчера не явился на опознание подброшенного нами трупа.