Слабость Шамана

Сколько раз я думал: за что? Почему именно я? Неужели за свои шестнадцать лет я совершил столько грехов, чтобы сейчас так страшно расплачиваться… Затем приходили мысли о том, что, может быть, эти люди ошиблись, и им нужен не я? Но эту мысль я отмёл почти сразу, видя, как мой враг с наслаждением смакует мое имя, точнее фамилию. Он буквально трясся от наслаждения, понимания того, что в его руках Конти.

Он любил бить меня, драть мою спину, подвешивать на крюк, как свиную тушу на бойне. При этом мои мучения резко обрывались, как только мужчина заглядывал в мои глаза. Глаза, поддёрнутые поволокой страданий.

Если первое время я огрызался, матерился и даже угрожал, то в последние дни у меня как будто щёлкнуло что-то внутри. Я чувствовал, что становлюсь безразличным, почти не реагируя на происходящее вокруг меня.

До одного случая.

Очнувшись после очередных побоев, я попытался поменять положение, сильно саднили рёбра. Пошевелившись, застонал, когда мои рёбра прострелила острая боль.

– Тебе сильно больно? – услышал детский голосок вверху лестницы, там, где выход… Выход на свободу.

Попытался повернуться на голос. Мое сознание было настолько спутанно и дезориентировано, что поначалу я подумал, что это моя младшая сестренка Тея. Я сжал конвульсивно кулаки: как этим уродам удалось похитить мою сестру?!

– Не двигайся! – услышал я совсем рядом этот же голосок, прохладные маленькие ладошки обхватили мои впалые щеки. – Почему они делают это с тобой? – спросила девочка.

Сфокусировав на ней свой взгляд, я понял, что это не Тея. Этой девочке примерно столько же лет, как и моей сестре, где-то около восьми, может быть меньше. Трудно было судить, очень уж она была какая-то хрупкая, воздушная.

Одета она была в пышное белое платье, а в волосы цвета ворона крыла вплетены белые розы. Она была настолько не уместна в этом подвале, рядом со мной, замученным, грязным, плохо пахнущим, покрытым запекшейся кровью…

«А может, я уже умер, и это пришёл ангел за моей душой», – думал я, глядя в ее большие карие глаза с необычным разрезом, не европейским, привычным мне, миндалевидным, с длинными загнутыми ресницами, которые почти доставали до бровей.

На худеньком лице правильной овальной формы, половину площади занимали огромные глаза, почти как в аниме. Маленькие пухлые губки были совсем как у фарфоровых кукол. Все больше я склонялся к тому, что брежу, и поэтому вижу это эфирное существо.

Девочка покосилась на дверь, затем неохотно убрала свои ладошки от моего лица:

– Мне нужно идти!

Она быстро метнулась в сторону лестницы, бесшумно поднимаясь наверх. Уже у двери она обернулась со словами:

– Я ещё вернусь, ты жди.

И железная дверь тихо лязгнула, снова оставляя меня один на один с моими демонами.

 Пролетело ещё несколько дней. Я уже и забыл о том, что у меня однажды был гость, который не мучил меня, а пожалел. Много раз я думал о том, что все же никакой девочки не было – это плод моей больной фантазии.

Но почему-то мое больное воображение все время подкидывало мне напоминания о том, какие прохладные у неё были руки и как приятно пахли ее волосы белыми розами. Этот запах буквально отпечатался в моем мозге, в моих рецепторах.

Громкие быстрые шаги и лязг двери прервали мои мысли.

– Чертов урод! – завопил Ноллан Данн, врываясь в подвал с открытой бутылкой виски.

Сделав большой глоток из горла, он поморщился, несколько раз выругавшись:

– Эта сволочь думает, что может меня прижать! – брызгал слюной в бешенстве мужчина. – Перекроет он, видите ли, дороги с живым товаром! Сукаааааа, как же я тебя ненавиииижууу, – орал вне себя Нолан.

Подбежав ко мне и замахнувшись кулаком, он замер, наткнувшись на мой взгляд, полный презрения. Затем он сделал то, что я от него не ожидал: он упал возле меня на колени. Схватив меня за голову руками, он начал пьяно рыдать:

– А ты ведь мог быть моим… моим сыном! У тебя глаза этой суки… Алисии…

Протянув руку к бутылке, он сделал еще один глоток, пролив виски на каменный пол, вытер подбородок рукавом своей дорогой рубашки. Затем, встав на ноги, он как будто протрезвел на одну долю секунды, одернул сбившуюся у ремня рубашку, поправил трясущейся рукой галстук. Пошёл, не глядя на меня, к выходу.

Не знаю, что было с этим упырем, но он явно был не в себе: либо под наркотой, либо совсем повернулся головой. Но одно я не понимал: откуда эта мразь знает имя моей матери?

Глава 5

 Следующую неделю мои мучители почти не приходили ко мне. Изредка блондин со шрамом приносил мне воду и хлеб, причём не каждый день. Иногда я со страхом думал о том, что мой похититель может забыть обо мне: что тогда я буду делать?! Подыхать в одиночестве в этом сыром подвале без окон от холода и голода?

Проснулся, от легкого, как пёрышко, прикосновения к моей голове. Открыл глаза, попадая в плен темно-карих, почти чёрных глаз. Они внимательно смотрели на меня.

– Я принесла тебе кусок пирога! – порывшись в маленькой сумочке с изображением Хэллоу Китти, девочка достала пирог с мясом и лимонный кекс.

– А ещё у меня есть сок! – радостно сообщил мне ребёнок, протягивая какой-то детской напиток, на котором была пометка, что можно давать детям с шести месяцев.

Я понял, что девочка принесла мне свою еду. Благодарно кивнув, я протянул руку.

– Это приготовила моя мама! – гордо сказала малышка и улыбнулась мне, обнажив маленькие белые зубки, так похожие на жемчужинки.

Она проворно открыла сок и помогла мне попить. Наконец, утолив свой голод, я хрипло спросил:

– Сколько я здесь нахожусь?

Пожав острыми плечиками, девочка ответила:

– Я не знаю точно, когда ты тут оказался.

– Как тебя зовут?

Девочка несмело улыбнулась, отчего на ее щёчках появились очень милые ямочки:

– Эйлин. «А тебя?» —тут же спросила она.

– Андре! Какое число сейчас? – я должен был узнать, сколько нахожусь в этом аду.

– Сегодня двадцатое июня.

Я с ужасом понял, что нахожусь в плену почти два с половиной месяца, и как насмешка судьбы – сегодня мой день рождения. Как будто почувствовав, о чем я думаю, Эйлин дотронулась до моей руки:

– Андре, тебе нельзя здесь оставаться. Мой папа злится, он может сделать тебе совсем плохо, когда в ярости.

– Я не могу уйти, – дёрнув рукой, показал ей, что прикован к стене.

– Может, ты как-то можешь сообщить моим родителям, что я здесь? – я умоляюще посмотрел в глаза ребёнка.

Она сильно нахмурилась, на ее личике отразилась мучительная борьба:

– Я не могу… – наконец ответила она. – Отец узнает, он будет ругать маму, если она позволит мне совершить звонок.

Прикусив губку, она подняла на меня взгляд:

– Я постараюсь найти ключ, – кивнула она головой в сторону длинной цепи, вмонтированной в стену. – У отца проблемы, он часто занят в разъездах. Я достану ключ и выведу тебя отсюда.

Я с надеждой посмотрел ей в глаза. Она подскочила, заталкивая пустую бутылочку в свою сумку, и стала быстро подниматься к выходу.

– Спасибо, Эйлин! – сказал уже, когда за девочкой захлопнулась дверь.

С этого дня в моей душе поселилась надежда. Но не много ли я хочу от маленького ребёнка, у которого почти столько же прав в этом доме, как и у меня?

 Иногда сквозь стены своей темницы я слышал откуда-то издалека звуки скрипки, очень тихо и неуловимо. Когда Эйлин опять переступила порог моей темницы, я узнал, что это она играет: она уже более года учится с репетитором. От неё я узнал, что там, наверху, она живет с мамой. Со слов девочки, мама очень добрая, но папа все равно всегда чем-то недоволен.

Однажды я заметил на внутренней стороне ее руки тонкие белые шрамы.

– Что это, Эйлин? – спросил я, разглядывая тонкие насечки на белой полупрозрачной коже, сквозь которую было видно голубые венки.

– Папа наказывал, – отдёрнув руку, девочка, обижено надула губу, наверняка вспомнив боль от воспитательных мер отца.

– Эйлин! Когда достанешь ключ, уходи со мной?

Она испуганно прижала ладонь к моим губам, завертев головой, отчего ее упругие локоны начали подпрыгивать как пружинки вокруг неё:

– Тс-с-с!

– Обещай подумать? – я сжал ее хрупкую ладошку в своей руке. – Там никто не будет тебя обижать!

Кивнув, девочка ушла так же бесшумно, как и приходила.

Каждый раз я пытался узнать у девочки как можно больше информации о доме, о планировке, о всех жильцах на этой территории. Я как губка впитывал в себя все подряд: и что казалось важным, и не особо требующим внимания, понимая, что в будущем, когда я убегу отсюда, мне пригодится любая информация. А также моему отцу и его людям. Если убегу…

Благодаря Эйлин я не сошёл с ума в своей каменной клетке. Она буквально была лучиком света, ей не нужно было что-то мне рассказывать, она могла просто сидеть рядом, и я чувствовал, что я не один, ее энергетика поддерживала во мне искру жизни. Как позже я узнал, имя Эйлин означает «свет». Как же точно ей подходит имя, для меня она свет, надежда на будущее…

 Девочка рассказала мне, что дом надо мной большой: два этажа, около восьми комнат, не считая подсобных помещений.

Дом охраняло много людей, Эйлин затруднялась сказать, сколько, но примерно около шести–семи наёмников.

Иногда она мне рассказывала про своего дядю, она звала его просто Ким. Когда она говорила о нем, ее глаза начинали гореть восторгом. Все ее рассказы сводились к тому, что он добрый и очень справедливый, хотя многие думают, что он жесткий, но девочка уверяла, что это не так -просто ему надо соответствовать. Чему соответствовать, она не объясняла, хотя и так все было понятно… Иногда мне казалось, что я ее понимаю без слов.

Она поведала мне о том, что ее отец и Ким часто ссорятся, поэтому дядя редко навещает ее.

 Так, незаметно для меня, пролетела ещё одна неделя. За это время Ноллан не появлялся, заходили лишь его подчиненные. Бросив на пол бутылку с водой и кусок хлеба, они тут же удалялись. Для меня они были тени без лиц, без эмоций… Только один выделялся на их фоне и вызывал омерзение – блондин со шрамом на лице. Он кружил возле меня, как хищник возле своей раненый добычи, но ему не повезло: я принадлежал куда более страшному хищнику, чем он. Хищнику по имени Ноллан Данн, и он прекрасно это понимал.

Этим утром мой враг принёс мне завтрак, точнее, он посчитал, что с меня хватит и воды. Зайдя в помещение, он устремил на меня свой липкий взгляд, потом, растянув рот с гнилыми зубами в ухмылке, сказал:

– Ну что, гаденыш, Ноллан уехал, и теперь здесь я босс на целых три дня!

Видя, что я не реагирую, он подошёл поближе.

– Какая от тебя вонь, я не собираюсь терпеть это дерьмо! – брезгливо поморщившись, он ощупывающим взглядом прошёлся по моим мускулам на руках, стянутых ремнями, которые крепились к цепи. – Так вот, сученыш, дядюшка Зак сегодня добрый, сейчас я принесу шланг, и ты вымоешься.

Даже не взглянув на него ни разу, я так и не поднял голову в его сторону. Расслабился лишь тогда, когда услышал лязг замков в двери. Чертов урод, когда выберусь, ты первый получишь за свои издевательства по заслугам, после Ноллана, естественно.

Ублюдок вернулся, таща за собой шланг: он его подключил где-то за пределами подвала. Так как я не услышал звука открывающейся двери, мое сердце сразу забилось в бешеном ритме, буквально выбрасывая огромные порции адреналина в кровь.

Хотелось вскочить и броситься на выход, разорвать голыми руками путы, что держали меня, но я же не Капитан Америка, даже не чертов Дэд Пул. Поэтому я остался сидеть в том же положении, с безразличной маской на лице, лишь сжимая и разжимая пальцы в кулаки.

Зак бросил шланг и быстро удалился, через две минуты на пол полилась вода, затем напор усилился. Вернувшись, шестерка Нолана довольно оскалился, смотря на то, как каменный пол заливает вода. Лениво подойдя к шлангу, он поднял его и, резко направив поток воды мне на голову, радостно заржал. С пару минут поразвлёкшись, наблюдая за тем, как я начал дрожать от холодной воды, он убрал шланг в сторону, приказав:

– А теперь снимай свои вонючие лохмотья! – видя, что я не спешу выполнять его поручения, он, зло выругавшись, достал ствол из заднего кармана. – Знаешь, что это такое? – спросил он, подойдя ко мне в плотную и схватив меня за волосы.

Сильно нажал дулом оружия мне на щеку, так, что края моих зубов впились в слизистую, поранив ее до крови.

– Это мое любимое средство уговоров, не заставляй меня этим воспользоваться!

Отойдя на пару шагов, он довольно наблюдал, как я встал, пошатываясь. За эти две недели я чуть окреп, мои раны покрылись корками, а синяки приобрели темно-желтый цвет. Хотя я и был сильно худой от недоедания, стресса и побоев.

С удивлением отметил, что сильнее чем предполагал.

Снял с себя футболку, точнее, стянул лохмотья, которые держались уже на добром слове. Некогда белая ткань, сейчас стала буквально черно-коричневой, с засохшими красными пятнами. Посмотрел исподлобья на своего тюремщика, тот нетерпеливо взмахнул рукой с оружием в мою сторону:

– Давай, шевелись! Снимай все свои тряпки, и это тоже, и то, что под ними, – указал он на мои штаны.

Чувствуя разрастающуюся злость от унижения. Я стянул штаны вместе с бельём. Тут же почувствовал, как по мне ударил сильный напор воды. Блондин нещадно поливал меня с ног до головы, я ощущал, как мышцы сжимаются и сокращаются от холода по всему телу, вызывая волны боли. Возле моих ног вода окрасилась, смешиваясь с кровью и грязью, скопившимися за все месяцы моего заточения.

– Достаточно! – убрав в сторону шланг, мучитель быстрым шагом удалился, отправившись перекрыть кран с водой.

Я, помимо воли, начал опять озираться по сторонам, настолько тяжело было сохранять спокойствие, что я уже не понимал, от чего потряхивает все мое тело: то ли от сильного холода, то ли от жажды немедленной свободы.

– Здесь чистая одежда! – вернувшийся мужчина похлопал по стопке одежды у себя в руке. – Штаны, рубашка…

Я уже было притянул руку, чтобы взять предложенное мне.

– Не торопись! Ты же видишь, какой я бываю добрый, если мне угодить, – протянул каким-то вдруг ставшим заискивающим тоном мерзавец.

Невольно я вскинул глаза на него, тут же отшатнувшись от его горящего, ощупывающего взгляда. От нехорошего предчувствия и отвращения почувствовал, как сжимается в спазмах желудок, грозясь исторгнуть из себя те малые крохи, что я получил за последние дни.

– Если мы найдём общий язык, – продолжал разглагольствовать Зак, – Думаю, я даже смогу устроить тебе лучшие условия.

Протянув мне одежду, он с мерзкой улыбкой наблюдал за тем, как я быстро взял одежду и натянул штаны. Рубашку я не смог надеть, так как руки были скованы, ее я зажал в руке, прижимая к правому бедру.

– Так как, мы поладим? – спросил Зак, наконец отрывая свой липкий взгляд от моего живота.

Посмотрев ему прямо в глаза, я харкнул в его мерзкую рожу со словами:

– Пошёл к черту, педераст! Лучше сдохнуть!

Тот отшатнулся, сразу оскалившись, глаза яростно блестнули:

– Ты ещё пожалеешь о своих словах! У тебя время осмыслить своё положение до завтра, – похлопав по карману, из которого торчал пистолет, он продолжил: – Иначе я прибегну к своему любимому способу уговоров. Да, кстати… – наклонившись, он подобрал бутылку с питьевой водой, – На сегодня с тебя хватит воды…

И, развернувшись, ушёл, ступая по лужам на бетонном полу.

Глава 6

 Промучившись от жажды весь день, продрогший, без обуви и без рубашки, я, наконец, уснул тревожным сном. Проснулся от тихо шепота возле себя:

– Андре!

Я резко поднял голову с колен. В полумраке стояла Эйлин, сжимая в руке маленький рюкзачок, прошлёпав по лужам в белых замшевых туфельках, она приблизилась ко мне.

– Почему здесь так мокро? – удивилась девочка, пытаясь разглядеть под ногами, откуда взялось так много воды.

Тут же, как будто и не ожидая ответа, склонилась над мной, рассматривая ремни на руках.

– Эйлин, мне нужно сегодня же бежать, – вырвалось у меня помимо воли. – Я не смогу ждать до завтра.

Сжав зубы, я посмотрел внимательно в ее глаза, как будто пытаясь показать своим взглядом все отчаянье, что заполнило мою душу. Неожиданно девочка кивнула, перекинув свои длинные локоны на плечо, она открыла передний кармашек своего рюкзачка.

– Я все слышала!

На какую-то секунду мне стало стыдно, да так, что щеки бросило в жар. Никогда не был особенно стеснительным, но почему-то, представляя картину того, как девочка слышала грязные намеки Зака по отношению ко мне, меня настолько переполнили эмоции, что захотелось крепко зажмурится, совсем как в детстве.

Мне показалось на мгновение, что я все же прикрыл глаза, а когда распахнул, то охнул от неожиданности, пропустив пару ударов сердца. Перед самыми моими глазами Эйлин держала связку ключей, чуть раскачивая их из стороны в сторону.

– Я нашла их у папы в кабинете! – девочка наклонилась над моей правой рукой, задумчиво смотря на большое количество ключей.

– Не уверенна, какой подойдёт…

Первая попытка не увенчалась, успехом, впрочем, как и вторая, и третья. Мне уже казалось, что подбор ключей хуже пыток, которым я подвергался в этом подвале. Каждая неудача резала меня по живому, по нервам, до дрожи. Я, не признающий и особо не верующий в Бога, был готов молиться всем христианским, мусульманским, да что там, даже языческим богам…

Когда первый замок поддался на манипуляции Эйлин, мы вместе замерли на какую-то долю секунды, встретившись глазами.

Ее глубокие темные глаза, широко распахнутые в волнении и страхе, были настолько искренне в своём переживании за меня, что у меня кольнуло сердце. Пожалуй, этот момент навсегда в печатался в мою память, как краски на белоснежный холст, как главный штрих в этой страшной истории.

Как только последний замок щелкнул, я резко вскочил на ноги, потирая онемевшие запястья с натертой до крови в первое время кожей, которая со временем огрубела.

Посмотрев вниз со своего роста на Эйлин, которая не доставала мне и до середины груди, начал судорожно натягивать на себя рубашку, оставленную мне Заком. Девочка наблюдала за мной своими большими глазами, крепко сжимая рюкзак, казалось, только сейчас она осознала, что происходит.

Видя ее испуганное личико, я думал о том, что же сейчас происходит в ее голове, жалеет ли она, что выпустила на волю врага своего отца, или же думает уже о том, какое ее ждёт наказанье.

– Эйлин, ты должна пойти со мной! – протянул к ней руку в умоляющем жесте.

Она решительно взяла мою ладонь и потащила меня к выходу. Как только мы вышли из подвала, я как будто окунулся в мир звуков: шум работающего где-то телевизора, раздающиеся голоса и смех, должно быть, охраны. Быстро передвигаясь по дому за малышкой Эйлин, я все еще не верил, что это все не сон. Я все ждал, когда же поток холодной воды или удары по рёбрам вырвут меня из моего сна.

Когда мы уже почти подошли к концу коридора, свернули в помещение, чем-то напоминающее склад: здесь было много различных ящиков со спиртным, морозильных камер и картофеля в открытых мешках.

– Там дальше кухня, – прошептала Эйлин, тут же дёрнувшись назад и наступив мне на ногу от громкого голоса, прогремевшего, где-то недалеко от нас:

– Эй, Рой, захвати пивка!

– Чтоб потом босс подвесил нас за яйца? – послышался голос в ответ, ещё ближе к помещению.

Мы быстро переместились к мешкам с овощами, где нас не было видно от двери.

– Санчос, заявляю официально: ты просто сыкливая девка, – заржал некто по имени Рой противным визгливым смехом. – Нолан уже давно пересёк границу. Как меня достала эта дыра! Хочу обратно на Коста-Рику, помнишь бар… как там его? – послышалось неразборчивое бормотание.

– А-а-а, вспомнил, «Зажигалка»! Точно тебе говорю, вот там девочки! А тут что в этой Флориде, и посмотреть не на что.

Дверь резко распахнулась, вошедший мужчина, не включая верхний свет, а подсвечивая перед собой фонариком, прошёл к ящикам с пивом. Достав две бутылки, он сунул себе под мышку лежащую неподалёку палку колбасы.

– Ты чего так долго? – крикнул нетерпеливый напарник. – Опять жрешь?

Я зажал рукой рот Эйлин, когда мужчина приблизился к мешкам, за которыми мы скрывались. Наклонившись, он сузил глаза, как будто всматриваясь в темноту. Затем, выпрямившись, направился к выходу:

– Да иду я, хватит скулить.

Как только он вышел, я смог выдохнуть сквозь сжатые зубы. Вот и как быть?! Как действовать в таких обстоятельствах: никакого плана, чистая импровизация, которая может привести к полной катастрофе.

Одно дело терпеть физическую боль, другое дело – насилие. Никогда я не примирюсь с этим, проще сразу пустить себе пулю в лоб. Я лучше рискну и сдохну, чем завтра увижу, как Зак переступает порог подвала…

Тихо передвигаясь, мы приблизились вплотную к помещению, где находились два охраника. Хотя «охранники» для этого отребья – слишком громкое слово. Их вид, в особенности те же самые зубы, говорили о том, что ребята больше половины своей жизни скорее находились за решеткой, чем по эту сторону от неё. Один из них, что постарше, сидел, вольготно развалившись в кресле. Молодой же, откусив кусок колбасы и отпив пиво из горла, громко рыгнул.

– Да я тебе говорю, у неё были во-о-о-от такие буфера, – хвастался с горящими глазами старший охранник.

– А вообще, смотри, что у меня есть, – он полез в карман, шурша находящимся в нем содержимым. Достав пакетик, он помахал им перед носом у парня.

– Че это?

– Гашиш! Из Амстердама, стащил прям из-под носа у Нолана из новой партии, он у Кима отжал.

Послышалось сопение, затем тот, которого звали Рой, закашлявшись, выдавил:

– Ну и забористая штука, не то, что Зак притаскивал на прошлой неделе.

– Да, от этой крошки мозги в кисель, – поддакнул Санчос.

Вот именно тогда я понял, что это мой шанс. Эти два идиота через каких-то пару минут будут обдолбаны в хлам, и тогда уже мне надо будет действовать. Осталось лишь придумать, как пройти через территорию, охраняемую наемниками снаружи…

Глава 7

 Как я и думал, через десять минут смех и хриплый кашель наполнил помещение, в котором сидели люди Нолана Данна. Я взял со стола кухонный нож. Увидев, как округлилось глаза Эйлин, сказал ей, чтобы она оставалась и не выглядывала, что бы она ни услышала. Затем направился прямиком к расслабленным и ничего не подозревающим охранником.

Те даже сразу не заметили меня, продолжая смеяться и раскладывать карты, затягиваясь по очереди косяком. Я замер, прикидывая свои возможности против этих двух, сразу отметив, что оружие лежит поодаль от них на столе.

Один из них, старший, оторвав на секунду глаза от карт, прошёлся по мне быстрым взглядом и опять уткнулся в карты. Затем тут же вскинул голову, снова уперевшись в мое лицо, и, раскрыв рот, выпучил глаза.

– А че здесь делает пацан? – наконец, вырвалось у него удивлено.

Рой же, сидя с прикрытыми глаза, еле проговорил:

– Какой пацан, Санчос?

Мужчина несколько раз моргнул и тут же схватился рукой за нож, торчащий из его груди, который ровно секунду назад я метнул в него с поразительной точностью. Удивлено, переводя взгляд с меня на рукоятку погружённого в его плоть лезвия, попытался обхватить ее рукой, которая уже совсем не слушалась мужчину, он захрипел и замолчал, тонкая струйка крови потекла из уголка его губ.

Молодой парень соскочил со своего места опрокинув стул:

– Черт, Санчос, он тебя убил! – закричал он и начал лихорадочно оглядываться по сторонам в поисках пистолета.

Я бросился на него, старясь не потерять ни секунды драгоценного времени. Уже сжимая руками его горло, с каким-то диким восторгом я понял, что победа за мной. Даже наблюдая за тем, как в его глазах гаснет жизнь, я не почувствовал никакого сожаления.

Натянув на себя камуфляжную форму, снятую с более молодого охранника, я наклонился и поднял кепку, затем надвинул ее пониже на глаза. Так мое лицо не будет заметно, удовлетворенно подумал про себя.

Повернувшись, наткнулся взглядом на хрупкую фигурку Эйлин: она стояла на самом входе в помещение, крепко сжимая в руках все тот же свой небольшой рюкзачок. По ее спокойному, даже я бы сказал, отрешенному лицу, я понял, что этому ребёнку не впервые видеть зрелища, которые совсем не предусмотрены для детских глаз. Она прошла мимо двух трупов так, как будто это сидят не только что убитые люди, а всего лишь тряпичные куклы.

– Эйлин, не смотри! – сказал я девочке, засовывая в куртку один пистолет, а другой сжимая в руке.

– Я не боюсь, – спокойно ответила Эйлин. – Мама говорит, не стоит бояться мёртвых, нужно бояться живых.