Полная версия
Рассказы
Данияр Сугралинов
Рассказы
Сборник рассказов
Отмазка: на этих рассказиках я учился писать. Здесь все они, написанные с двадцати трех лет. Что-то навеяно бандитскими девяностыми, что-то – тем трэшем, которым была наша жизнь.
Важно! Встречаются откровенные 18+! Обсценная лексика, откровенные сцены, насилие. Я предупредил!
Что там дальше? А дальше больше полусотни сетевых рассказов, написанных с начала нулевых по сегодня. Каждый – маленький срез жизни, одна картинка из миллиарда историй постсоветского общества. Как и в русский алфавит, в книгу прокрались несколько «недобукв»: твёрдый и мягкий знаки, «и краткое». Но не только: весёлыми и полуреальными, а то и вовсе фантастическими, подчас хулиганскими, – такими оказались некоторые страницы сборника.
Все эти истории и зарисовки выкладывались в сети на различных литературных площадках. Я их немного перемешал, то есть они размещены не в порядке написания. Под каждым рассказом указан год, когда текст родился. Все они написаны в один присест.
Кстати, рассказ «А хули?», по свидетельствам очевидцев, вслух зачитывал редактор одного крупного питерского издательства, громко при этом смеясь и приговаривая: «Вот она, блядь, русская литература!». Сразу после этого мне прислали договор на издание книги, а потом редактор ушел в запой и не вернулся.
Для меня всегда было важно донести до читателя идею, которая и мне самому не давала покоя. И не просто дать пищу для размышлений, а ткнуть носом в прописную истину, которую все знают, но никто всерьёз не воспринимает. Удалось ли мне это, решать вам.
Яблоко раздора
А началось все из-за годовых бонусов. Собрала нас Ираида Эребовна, наш финансовый директор, и говорит, что, мол, кризис, ребята, пора затянуть пояса потуже, никаких тринадцатых зарплат. Мы взвыли, потому что многие не просто надеялись на годовые бонусы, но и успели их потратить. Кто-то путевку уже взял, кто-то ремонт под Новый год затеял, не суть. А только без бонусов этих можно вешаться, к гадалке не ходи.
Ребята из службы безопасности в лице Афиногена Арсентьевича возмущались больше всех.
– Ты, Ираида Эребовна, горячку-то не пори! – стукнул кулаком по столу главный безопасник. – Чай не бедствуем: тендера выигрываем, пилим, как стахановцы, без продыху.
– Да что вы такое говорите! – возмутилась финдирша. – Мы на равных основаниях участвуем в государственных закупках с прочими потенциальными поставщиками! И вам ли не знать с вашими друзьями-собутыльниками министерскими, что у всех наших заказчиков прошло секвестирование бюджета?
Коварно заулыбалась Венера Велхановна, сделавшая головокружительную карьеру от секретаря шефа до руководителя отдела кадров.
– Себя-то небось не обделили, а? – подмигнула она Ираиде Эребовне. – Насыпали бонусов своему финотделу?
– Прекратите этот бардак немедленно! – взвилась финдирша.
– Это вы бардак развели! – прекрасная в своем праведном гневе, Венера Велхановна даже топнула каблучком по полу. – План выполнен? Выполнен! Шеф доволен? Доволен! Так нечего за наш счет улучшать свои показатели!
На минуту все затихло. Ираида Эребовна вздохнула и посмотрела на ведущего юриста компании:
– Хоть вы-то поддержите меня, Ольга Львовна.
Та, как всегда невозмутимо, ответила:
– Вы, конечно, правы, Ираида Эребовна. Кризис, девальвация, секвестирование… Это все понятно. Но я не думаю, что юридический департамент должен страдать. Мы-то свою работу делаем – тендера выигрываем, договора готовим. Да и потом, одно дело, если бы вы объявили о том, что годовых бонусов не будет в начале года, и совсем другое – когда вы сообщаете об этом накануне Нового года. Нет, я не могу вас поддержать. Как мне потом смотреть в глаза своих сотрудников?
Афиноген Арсентьевич украдкой показал юристу большой палец. Заметив это, Ираида Эребовна вытащила на стол приказ и озвучила вердикт.
– Довожу до вашего сведения, что положение о годовых бонусах утверждено генеральным директором. Вознаграждение получит, цитирую, «лучшее подразделение компании». Приказ подписан и обсуждению не подлежит.
* * *Сразу после совещания я пошел во внутренний дворик офиса. Именно там в рабочее время я встречался со своей девушкой Аней из колл-центра. Я только успел приобнять ее, как меня бесцеремонно прервал и отозвал в сторонку безопасник, пошептаться. Портить с ним отношения не хотелось, и я послушно отошел с ним.
– Борис, послушай меня. Ты уж извини, я речи говорить не мастак, скажу как есть. Определять лучшее подразделение шеф будет по тем выкладкам, что ты ему дашь. Все эти «коэффициенты эффективности», «индекс вклада» и прочие кипиай. Сделай красиво, а? А мы – я тебе отвечаю – в любой сложный момент прискачем к тебе, как чапаевская конница, разрулим любой конфликт, стрелку там, еще что. Без бэ, братишка, мало ли что? Поведешь девушку в кино, а там хулиганы. Один звонок и мы рядом, всех порвем, разметаем, кишки по асфальту размажем!
От столь неожиданного предложения я слегка растерялся.
– Очень заманчиво, Афиноген Арсентьевич, – промямлил я. – Я ничего не обещаю, но, сами посудите. Денег вы в компанию не приносите, в производство – опять же никакого вклада. Не представляю себе, как сделать то, о чем вы меня просите…
– И эти мегеры тут! – перебил безопасник.
Я оглянулся. За нами внимательно наблюдали Ольга Львовна и Венера Велхановна. Подтянутые, с аппетитными формами, на шпильках, обе выглядели шикарно. Вот только взгляды их не обещали ничего хорошего. Венера Велхановна, сузив глаза, затянулась сигаретой и поманила меня изящным наманикюренным пальчиком:
– Примаков! Будь так добр, подойди. Не заставляй дам ждать.
– «Дамы», блядь! – выматерился безопасник. – Учти, Примаков, со мной лучше дружить, понял? Че вылупился, иди к «дамам».
И я пошел к дамам. Они нервно курили, сверля меня глазами. Велхановна вульгарно сплюнула и поинтересовалась, чего хотел безопасник.
– Да так, помочь кое с чем.
– Да и бог с ним, – протянула Венера и улыбнулась, заметив, как я старательно смотрю ей в глаза, изо всех сил стараясь не опускать взгляд. Внушающие уважение округлости и не самое скромное декольте делали мою задачу не такой уж простой.
– Боренька, дорогой, – проникновенно зашептала она. – Мы же все знаем, что именно ты готовишь для шефа все выкладки. Ну будь умничкой, напиши что эйчары самые лучшие! Я в долгу не останусь!
– И юристы, – вставила доселе молчавшая Ольга Львовна. – Подумай хорошо, Примаков. Я сейчас работаю над новой структурой. Могу под тебя целый аналитический департамент выделить. А это – статус топ-менеджера и все, что с этим связано! Личный водитель, отдельный кабинет, секретарша…
– Точняк, – закуривая новую сигарету, подтвердила Венера. – Отдел кадров выдаст служебку о твоем соответствии по позиции, будешь как сыр в масле! Приличный оклад, соцпакет, подчиненные, в фитнес будем вместе ездить! И потом, я тебе такую секретаршу из «Спарты» заханчу, мама не горюй! Она конкурс красоты выигрывала!
– Г-хм, – сказал я. – У меня уже есть девушка… Анечка… Да и потом, девчата, в приказе ясно написано – вознаграждение только для одного подразделения.
«Девчата» задумались. Без взаимодействия этих двух отделов не видать мне обещанного. Венера вдруг встрепенулась, обняла меня и жарко зашептала в ухо:
– Слушай, Боренька, как бы то ни было, с Ленкой из «Спарты» я тебя познакомлю…
* * *Годовой бонус получили кадровики. Я искренне пытался взвесить все плюсы и минусы предложений коллег, даже провел SWOT-анализ, но сердцу не прикажешь. Венера выслала фотографии Елены из «Спарты», и это решило все.
Предложение безопасников я откинул почти сразу, уж больно оно было неконкретным. Вилами по воде писано, понадобятся ли мне их услуги, учитывая мою осторожность и предусмотрительность. Да и не факт, что все будет так, как обещал Афиноген Арсентьевич. Получил бы он свой бонус, удачно прогулял, а потом ищи-свищи его, когда нужен будет.
Кресло главы нового департамента я так и так получу, решил я. Организация новых подразделений компании – это, в любом случае, не прерогатива юристов, что бы они там о себе не думали. И раз уж заговорила Ольга Львовна об этом, значит наверху решение уже принято, а юристы просто прописывают инструкции и должностные обязанности.
Так что выбор был очевиден. Протекция бывшей (а бывшей ли?) любовницы шефа Венеры и знакомство с прекрасной Еленой – лучшее из всего предложенного, да и SWOT-анализ это доказал.
Афиноген Арсентьевич, Ольга Львовна и Венера Велхановна после всего этого вдрызг рассорились, но мне было все равно. К этому моменту я уже был безнадежно влюблен в Леночку, она ответила взаимностью, и весна в моем сердце наступила уже в январе.
Вот только ни к чему хорошему это не привело.
На Лену имел виды ее начальник, глава «Спарты». И, узнав, кто увел его девушку (во всех смыслах – мы с Леной стали встречаться, и она перешла на работу к нам в «Трою»), объявил нам войну. Мало того, он еще и всех конкурентов подговорил.
Но это уже совсем другая история.
2015
На одном поле
«Я с тобой на одном поле срать не сяду, дебил!» – частенько говорил Георгий Христофорович. А говорил он это коллегам, начальству, подчиненным, соседям, пассажирам в автобусе, продавщицам в магазинах, ларьках и прочих торговых центрах, билетерам в кино и таксистам, дальним родственникам и близким, врачам в поликлинике и гаишникам на дорогах, в общем, всем тем, кто, так или иначе, отравлял Георгию Христофоровичу жизнь. Христофорович, кстати, – это фамилия.
А жизнь ему отравляли все, кто не соглашался с ним в чем-либо, имел отличное от его – правильного – мнение, или не спешил удовлетворить сиюминутные потребности Георгия Христофоровича.
Так что к тому моменту, когда он открыл для себя интернет, срать на одном поле он не сел бы уже с половиной их небольшого степного города.
В интернете дебилов оказалось еще больше, чем в городке. Они хамили, нецензурно выражались, и вообще, изощренно делали дебила из самого Георгия Христофоровича, с чем он категорически не соглашался, сражая наповал – шах и мат! – оппонентов своим любимым «срать не сяду на одном поле». Это была его максимальная степень презрения к этим дебилам – жалким ничтожным личностям.
Но случился и на его улице праздник – познакомился он в интернете с хорошей девушкой, умницей и красавицей. Она во всем соглашалась с ним, и – о, фортуна! – оказалась с ним из одного города. Он долго собирался с духом и пригласил ее пообедать в шашлычную. В выходной.
Естественно, она согласилась, еще бы, это же был сам Христофорович Георгий.
Он хорошо подготовился. Костюм, галстук, белая рубашка, лакированные туфли, чистые трусы, новые неношеные носки. Ремень от Hugo Buzz! Побрился! В бумажник вложил пачку презервативов, во внутренний нагрудный карман – «Мезим», для желудка незаменим.
Он пришел заранее, сделал заказ – четыре больших порции шашлыка, овощи, квашенная капуста, соленые огурцы, салат «Оливье» и «Под шубой», графин ледяной водки и томатный сок. Она придет – а все уже готово! Королевский стол получился в его понимании.
Она пришла вовремя. Молчаливая, с нежной улыбкой и в белом платьице. Внимала ему, отказалась от шашлыка из свинины, попросила воды без газа. А он, не пережевывая, давился шашлыком (жалко, пропадет же, а счет на все выставят!), огурцами, салатами, пил водку, быстро пьянея, и рассказывал ей о себе.
Она смеялась, когда он шутил, а шутил он много и злобно про всех этих дебилов, и как ловко он их сбривал и подрезал.
Потом она предложили покататься – она за рулем – он обрадованно согласился, восприняв предложение, как намек на продолжение вечера, и с энтузиазмом похлопал себя по груди, подмигнув – у него все с собой. Перед выходом он не забыл принять «Мезим» для лучшего пищеварения.
Она вырулила за город. Под эмоциональный монолог Христофоровича незаметно пролетела пара десятков километров по трассе. Он начал было засыпать, но сменившийся ритм движения разбудил его – осторожно притормаживая, она съехала на проселочную.
Машина помчалась по бескрайней степи, оставляя за собой пыльный шлейф, а он упивался моментом, разглядывая ее загорелые коленки, и выбирал момент, чтобы потрогать.
Наконец она остановилась, заглушила машину и предложила выйти, прогуляться.
Лето заканчивалось, но степь все еще жила полной жизнью, хоть и сменила окраску с сочно-зеленой на ярко-желтую. Он стоял, закрыв глаза и глубоко вдыхая дух степных трав, трезвея, когда услышал звук захлопнувшейся двери и отъезжающей машины.
Она уехала.
Ничего не понимая, он огляделся. Не считая ее удаляющейся машины в облаке пыли, вокруг была степь. Ни деревца. Ни направлений. Только легкий след протектора шин, терявшийся в сумерках.
Быстро стемнело.
Побродив по степи, Георгий Христофорович понял, что заблудился. Решив переждать ночь, он расстелил пиджак и лег спать.
Ночь была беспокойной. Что-то вокруг шуршало, трещало, цокотало. Под утро стало невыносимо холодно, и он впервые в жизни пожалел, что не курит и не носит при себе спичек. Очень хотелось пить. Не выходили из головы мысли о ней, так вероломно оставившей его. А вдруг он умрет? Нет, с ней он на одном поле срать не сядет, это точно. Никогда.
Он весь вымок в росе, – бегал по степи, пытаясь согреться. Беспокойно заворочался желудок.
Давление нарастало, и он стал искать, куда бы присесть. Найдя подходящее на его взгляд место, где ему не мешала бы высокая трава и засохшие стебли не-пойми-чего, он, как пес, покрутился на месте, и собрался присесть, но тут вдали показались движущиеся точки – пара автобусов и несколько автомобилей.
Быстро натянув штаны, он запрыгал на месте, размахивая руками и пытаясь кричать, проталкивая звуки через шершавое пересохшее горло.
Его увидели и подъехали. Из автобусов и машин высыпали какие-то люди, смутно показавшиеся ему знакомыми. Они окружили его, внимательно рассматривая и пересмеиваясь. Многие держали в руках телефоны, как будто снимая его на камеру. Один из них вышел чуть вперед, и Георгий Христофорович узнал его – злейший враг, сосед сверху.
– Ну что, Жора, мы на одном поле, – ухмыляясь, сказал сосед.
2016
Как папа уехал в командировку
Один раз папа уехал в командировку. Мне тогда было почти шесть лет, и я уже понимал, что папа вернется и обязательно привезет мне какую-нибудь игрушку. Это когда я был маленький, каждый раз думал, что папа не вернется. От этого мне становилось очень горько, я сильно переживал и даже собирал свои вещи, чтобы ехать с ним.
А в тот раз я был уже почти взрослый. Ну не такой взрослый, чтобы завязывать шнурки, конечно, но я уже все понимал. И хоть мне и было грустно, я знал, что надо просто потерпеть. А потом пройдет день-два, откроется дверь, и домой зайдет папа.
Значит, папа уехал, а мы с мамой остались. Мама погрустила-погрустила немного (она всегда грустила, когда папа уезжал), а потом к ней пришли тетя Ира с тетей Мариной, они выпили вина, и им стало весело.
Когда я приходил к ним на кухню за шоколадом, тетя Марина прижимала меня к груди, гладила по голове и приговаривала «Бедный мальчик». Я немного терпел, а потом вырывался, хватал шоколад и убегал к телевизору. Тетя Марина всегда была странная, но в тот вечер она совсем сошла с ума. То громко хохотала, то плакала, постоянно пыталась обнять меня или маму.
Тетя Ира много курила. Я сказал ей, что курить надо на балконе, но мама сказала, что это не мое дело и отправила меня спать.
Я пошел спать, но от обиды долго не мог уснуть. Это было несправедливо, что мама запрещала папе курить даже на балконе, а тете Ире разрешала курить на кухне. Сначала я хотел все рассказать папе, когда он вернется, но потом решил, что это сделает меня ябедой.
«Ябеда-корябеда, соленый огурец, на полу валяется, никто его не ест!» – этой дразнилке меня научил папа. Я тогда взял у мальчика машинку поиграться, а тот побежал плакать и жаловаться своей маме. Та пришла, отругала и меня и моего папу, и тогда папа научил меня тому, что ябедничать – нехорошо.
Папа уехал в понедельник, а по субботам и воскресеньям мы всегда гуляли. «Валяли дурака», – говорил папа. Я тогда не представлял, что это за дурак такой, и как его валять, но делали мы это, как говорил папа, знатно.
По выходным мама много работала, а если не работала, выгоняла нас прочь из дома, чтобы мы не мешали ей убираться. Тайком от мамы мы ели вредную еду – всякие бургеры и картошку фри, мороженое, пили колу, смотрели фильмы в кинотеатре, гуляли в парке аттракционов или просто играли в детском городке. Я не помню, сколько мне было, когда это началось, но, сколько помню, так было всегда.
Когда я еще не разбирался в днях недели, каждое утро спрашивал: «Сегодня суббота?». Потом я понял, что если просыпаюсь сам, то сегодня суббота или воскресенье. А если меня будит мама, значит сегодня надо идти в садик.
Так вот, папа уехал в понедельник, когда я был в садике. Вечером мама забрала меня и отвезла домой, и папы еще не было. А потом пришли тетя Ира с тетей Мариной. Во вторник у мамы разболелась голова, и я остался дома. Мама лежала грустная-грустная, и я подходил к ней, прижимался и обнимал ее. В среду я снова пошел в садик, и вечером сразу же спросил у мамы, приехал ли папа. Но папа не приехал, и в четверг тоже. До субботы оставался всего один день, и я стал переживать, что если папа не приедет, то и гулять мне будет не с кем.
В пятницу папы тоже не было.
А в субботу он вернулся. Я сидел и возил ложкой в тарелке с кашей, когда мама сказала, что папа ждет меня во дворе. Я выглянул в окно, увидел его и закричал:
– Папа!
А он улыбнулся и махнул рукой, спускайся, мол.
– Мама, помоги одеться! – закричал я.
– Сначала кашу доешь. Живо!
С мамой не поспоришь. Я быстро доел кашу, одел приготовленную мамой одежду и побежал к папе.
Папа обнял меня, прижал к себе и стал нюхать мою голову. Не знаю, зачем он так делал.
Мы гуляли весь день. Смотрели кино про динозавров, ездили в парк развлечений, катались на картингах и каруселях, съели гору мороженого.
Потом мы поехали в магазин игрушек. Я старался быть спокойным, но мне не терпелось поскорее начать изучать витрины.
– Ну, беги! – улыбнулся папа. – Выбирай, что хочешь!
– Ура! – закричал я и побежал выбирать.
Я долго не мог выбрать, даже вспотел. Я брал то одно, то другое, ставил на место и возвращался к тому, что понравилось.
Вдруг у папы зазвонил телефон, он поговорил и стал меня торопить:
– Сынок, определяйся скорее! Мама говорит, что пора домой.
– Пап, я не знаю! – сказал я. – Я хотел взять конструктор, или гоночную трассу, или автомат. Если я возьму конструктор, то…
Я посмотрел на него и заметил, что папа грустный и совсем меня не слушает. Он молчал. Похоже, ему было не до меня. Я постоял еще немного, держа в руке и автомат, и гоночную трассу, и конструктор.
– А может машину? С управлением?
Но папа все равно не ответил. Он смотрел на свой телефон и о чем-то думал. Я постоял рядом. Вдруг папа сказал:
– Ну что, выбрал?
– Не хочется что-то, папа, – сказал я.
– Да брось, старичок! Ты чего?! Хочешь, все возьмем?
– Не хочется, пап.
Он не стал меня уговаривать. Крепко взяв мою руку, он повел меня на выход из магазина. Он шел так быстро, что я еле успевал за ним.
И мы поехали домой. Я задремал в машине, очнулся, когда папа передавал меня маме с рук на руки, и снова уснул.
Когда проснулся, мама сидела рядом и гладила меня.
– А где папа? – спросил я.
– Я здесь, сынок, – сказал папа.
У него было счастливое лицо.
2015
Всё будет…
– Андрюх, пойдём с нами? – предлагает Макс. – Посидим часок-другой, выпьем пива, футбол посмотрим.
– Да, Андрюш, – присоединяется Маринка, – пойдём! Идёшь? Да? Нет? Не знаешь?
Маринка берёт меня за руку, смотрит в глаза, улыбается. Да, Мариш, я тоже тебя хочу. А-а-а, как же хочется. Хочется посидеть с друзьями-коллегами, выпить пива, почувствовать, как тепло разливается по нутру, как становится проще и легче жить… А ещё больше хочется нормального общения.
– Ну пожа-а-алуйста! – тянет Маринка. – Всего на часок…
Я думаю. Сложно думать, когда тонешь в Маринкиных глазах. В это время Валерка Громов громко (как и полагается с его-то фамилией) со всеми прощается:
– Успешно нажраться! А меня ждёт «Каражан»!
Это он в подземелье собрался в сетевой игре. «Каражан» называется.
– Эй! Стоять! – возмущается Макс. – Какой ещё «Каражан»?
– Э-э-э, «дарагой», «какой-такой каражан-маражан»? – поддерживает Ирка. – Мы ни о «какой-такой каражан-маражан» не договаривались!
– Мы же вместе собирались! Гром! Ты идёшь с нами!
– Э-э-э… – пытается сопротивляться Валерка. – Я там ребят из гильдии обещал сводить в данж…
– Каких ребят? Какой гильдии? Мы – твоя гильдия, понял? Так идёшь?
– Э-э-э… Нет.
– А сейчас? – не теряет надежды Макс.
– Блин! Иду!
– Андрюха?
– Нет, – решаю я. – Мне. Надо. Домой. Танюшка ждёт.
При этих словах все обречённо вздыхают, а Маринка закатывает глаза. Таня, моя жена, на седьмом месяце. Я ей нужен больше, чем им. То есть это они так думают, что больше. Так что, прости, Мариш: может быть, как-нибудь в другой раз мы обязательно… В другом измерении и в другой галактике, где не будет в моей жизни Тани.
– Ладно, Андрюх, как знаешь. Танюхе привет!
Дружной гомонящей толпой, подкалывая друг друга, сваливают по Невскому в сторону Рубинштейна. Слышно, как Макс, стиснув шею Валерки, втолковывает ему: «Это ты в „вовике“ семидесятник и гильдмастер! А тут ты салага! Понял?». Валерка не теряется: «Хрен тебе, Максим Георгиевич, а не эпические доспехи!». Все на работе давно подсели на WoW. И я бы подсел, да свой компьютер дома – пока лишь мечта.
Я затягиваюсь, кидаю окурок в урну и вливаюсь в поток в метро. От Маяковки до Купчино, а там на трамвае. Нормальный привычный маршрут: работа – дом.
* * *Дождь не прекращается. А это значит, что надо быстро добежать до трамвайной остановки. Остаться сухим всё равно не удастся, но хоть промокнуть не сильно. Чёрт, как же холодно. Курточка, рассчитанная на раннюю осень, настолько неактуальна, как и мои белые летние кроссовки. Поздний октябрь ко всему прочему принес ещё и холод. Мокрыми пальцами я достаю сигарету, закуриваю.
– Молодой человек, подайте на хлебушек…
Выгребаю мелочь:
– Держи, бабушка.
Кажется, что жизнь поделилась на три части. В первой части я был кем угодно: сыном, школьником, студентом – но только не мужем и будущим отцом. Самые большие проблемы – двойка за поведение в дневнике и грядущая сессия. В чём-то та, первая часть моей жизни, даже однообразна, но весёлая и с перспективами.
Вторая часть жизни – очень яркая, многообещающая и короткая. На последнем курсе я влюбился. К счастью, взаимно. Таня Каверина – самая красивая девушка потока – выбрала меня!..
Дохожу до остановки. Тусуется молодежь, мои ровесники… В бары, в кино. Кино… На остановке, кроме меня, две немолодые женщины, благообразный старичок в шляпе и молодая пара с ребёнком. Все с зонтами.
…Началось-то всё просто: вечеринка в общаге, обязательные медленные танцы в конце вечера. Захмелевший я – смелый. Потоптавшись для уверенности, пригласил Каверину, и она не отказалась! Во время танца мы разговорились и стали танцевать ещё. А потом… А потом ничего такого не было. Разошлись по своим комнатам. Прошло несколько дней, пока я решился пригласить её в кино. А дальше всё, как у всех: свидания, поцелуи, и все мысли только о ней.
А потом Танька залетела. Ребёнка решили оставить. Я нашёл работу, и бытовые проблемы: расписаться, снять квартиру, работать – казались вовсе не проблемами, а так, временными трудностями на пути к большому счастью. Счастье – быть с Таней, часами смотреть в её озорные зелёные глаза, просыпаться рядом.
От недосыпа с синяками под глазами мы нагими бродили по только что снятой квартире. Обнявшись и завернувшись в одну простыню на двоих, стояли у открытого настежь окна и курили. Весь город был у наших ног, а может, просто так казалось, с десятого-то этажа. Потом Танька вертелась у плиты, сооружая подобие яичницы с помидорами, а я не мог отвести от неё глаз. По телевизору что-то радостно вещал виджей MTV. Тогда мне это казалось милым: есть яичницу с гренками каждый день, на завтрак, обед и ужин. А любимый Танькой музыкальный канал был включён круглосуточно. Странно, но попсовые песенки той весны въелись в душу и уже ни с чем, кроме как со счастьем, сексом и Таней, не ассоциировались.
