Стая

Кейт Стюарт

Стая

Flock

Copyright © 2020 by Kate Stewart

© Варвара Герасимова, перевод на русский язык

© Cover design by Okay Creations

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Посвящается моему брату Томми, который смело называет вещи своими именами, в чьей бы компании он ни находился. Ты научил меня, что сомневаться – нормально, но важно не зацикливаться на этом.

Благодарю тебя.

С любовью и уважением к тебе, братишка.

Существует легенда о птице, которая поет только раз в жизни, и трель ее слаще любой песни на свете. Покинув родительское гнездо, птица отправляется на поиски тернового куста и не успокаивается, пока его не найдет. Заливаясь трелью среди неукротимых веток, птица бросается на самый длинный, самый острый шип. И возносясь над мучительной болью, она поет переливчато и звонче жаворонка или соловья. Одна волшебная песня ценой собственной жизни. Но весь мир замирает, слушая ее, и сам Господь на небесах улыбается. Потому как лучшее достается ценой великих мук.

Колин Маккалоу, «Поющие в терновнике»

Пролог

В юности я заболела.

Сразу внесу ясность: в юности я верила, что истинные, по-настоящему достойные внимания истории любви состоят из страданий или потребности в колоссальных жертвах.

Любимые мной книги, песни и фильмы о любви, находившие отклик в моем сердце, еще долго вынуждали меня печалиться после того, как была перевернута последняя страница, стихала заключительная нота или шли титры.

Вот почему моя вера была так крепка – потому что я вынудила себя верить. Я породила сущего мазохиста в сердце романтика, что и стало причиной моего недуга.

Мне это было неведомо, когда я проживала свою историю, свою исковерканную сказку, поскольку была юной и наивной. Я поддалась искушению и вскормила этого пульсирующего монстра, который с каждым ударом, с каждым толчком, с каждым вздохом алчно желал больше.

Вот в чем необычность вымысла в сравнении с реальностью. Нельзя прожить заново историю своей любви, потому что она заканчивается, как только ты понимаешь, что живешь ею. Во всяком случае, так было со мной.

Спустя столько лет я убеждена, что сама претворила свою историю в жизнь под натиском болезни.

И все понесли наказание.

Поэтому я снова здесь – чтобы напитать, оплакать и, возможно, исцелить свой недуг. Здесь моя история началась и здесь мне придется довести ее до конца.

Этот город-призрак – место, которое преследовало меня в кошмарах, которое меня создало. За несколько недель до моего девятнадцатилетия мать отправила меня жить к моему отцу. К человеку, в доме которого в детстве я провела всего несколько летних каникул. По прибытию я быстро поняла, что его взгляды на родительский долг не поменялись. Он обозначил те же порядки, что и раньше: как можно реже попадаться ему на глаза и быть тише воды ниже травы. Я была обязана придерживаться строжайших моральных устоев и показывать отличные результаты в учебе, поддерживая его уровень жизни.

В последующие месяцы я, будучи узницей в его королевстве, само собой, поступила с точностью до наоборот, погубив себя, а в дальнейшем бросив тень на его имя.

В ту пору я ни о чем не жалела – во всяком случае, когда дело касалось моего отца. Пока не оказалась вынуждена столкнуться с последствиями.

Я и сейчас, в свои двадцать шесть, до сих пор мирюсь с ними.

Теперь мне совершенно ясно, что я никогда не перерасту Трипл-Фоллс и не забуду то, что здесь испытала. Я пришла к этому заключению после многолетней борьбы. Отныне я другой человек, но изменилась еще до своего отъезда. Когда все случилось, я твердо вознамерилась больше сюда не возвращаться. Но мне открылась приводящая в ярость истина: я никогда не смогу забыть прошлое. Поэтому я вернулась. Чтобы примириться со своей судьбой.

Я больше не в силах абстрагироваться от ненасытной потребности пульсирующего в моей груди сосуда или изводящего меня подсознания. Вопреки своим желаниям, я никогда не стану женщиной, способной все забыть и оставить прошлое там, где ему самое место.

Ведя машину по извилистым дорогам, я опускаю окно, радушно привечая прохладный воздух. Мне необходимо закоченеть. Стоило выехать на шоссе, как в часы бодрствования в голове стали роиться воспоминания, которые я отчаянно пыталась усмирить с минуты побега.

Все дело в моих снах, которые отказываются меня освободить, которые продолжают свирепо сражаться в моей голове. Этот проигрыш терзает мне сердце, вынуждая проживать заново безжалостные отрезки из моей жизни, снова и снова начиная мучительный цикл.

Уже не один год я пытаюсь убедить себя, что после любви жизнь продолжается.

И, вероятно, для остальных это утверждение истинно, но со мной жизнь обошлась не так уж по-доброму.

Мне осточертело притворяться, что я не оставила свою душу между этими холмами и долинами, в лесной чаще, хранящей мои тайны.

Холодный ветер хлещет в лицо, но я по-прежнему чувствую кожей солнечное тепло. Вижу, как он заслоняет фигурой свет, ощущаю покалывающую уверенность, с которой он впервые меня коснулся, и мурашки, которые остались от его прикосновения.

Я до сих пор чувствую их всех – моих ребят с того лета.

Мы все виновны в случившемся и отбываем свое наказание. Мы вели себя безответственно и легкомысленно, думая, что наша юность делает нас несокрушимыми, освобождает от бремени наших грехов. И мы за это поплатились.

Когда я съезжаю с шоссе, на лобовое стекло тихо падает снег, посыпая тонким слоем деревья и землю. От хруста шин по гравию сердце стучит где-то в горле, а руки начинают трястись. Я обвожу взглядом нескончаемые вечнозеленые ели, растущие вдоль дороги, и пытаюсь убедить себя, что встреча лицом к лицу со своим прошлым – первый шаг в борьбе с тем, что преследовало меня долгие годы. Мне оставалось лишь обитать в тюрьме, которую я сама и выстроила. Вот та самая точная и разрушительная правда, с которой я намерена мужественно сразиться.

Многие считают всепоглощающую любовь подарком судьбы, тогда как я считаю ее проклятием. Проклятием, которое я не в силах снять. Я больше никогда не познаю любовь заново, как познала много лет назад. И не хочу. Не смогу. Я до сих пор ею больна.

У меня нет никаких сомнений в том, что это была любовь.

Бывает ли притяжение большей силы? К какому еще чувству я могла пристраститься на грани помешательства? Что могло вынудить меня совершить те поступки и жить с воспоминаниями об этой неправдоподобной сказке?

Даже предчувствуя опасность, я охотно сдалась.

Я не вняла ни одному предостережению. Я стала добровольной пленницей. Позволила любви управлять и губить меня. Я играла свою роль, прекрасно все понимая и искушая судьбу, пока она не сделала свое дело.

И даже не подумывала сбежать.

Остановившись у первого светофора на границе города, я кладу голову на руль и делаю глубокие вдохи, чтобы успокоиться. Мне презренно даже думать, что я, став другой женщиной, по-прежнему бессильна перед эмоциями, которые пробудила во мне эта поездка.

Вздохнув, я оглядываюсь на сумку, которую считаные часы назад кинула на заднее сиденье, приняв окончательное решение. Я глажу большим пальцем обручальное кольцо, верчу его, чувствуя очередной укол вины. Все надежды на будущее, которые я выстраивала долгие годы, рухнули в ту минуту, когда я рассталась со своим женихом. Он отказался принять обратно кольцо, а мне еще предстояло его снять. Оно висело на моем пальце незримым грузом лжи. Проведенное здесь в прошлом время привело к еще одной потере – одной из многих.

Я была обручена с мужчиной, верным своим клятвам, с мужчиной, достойным привязанности, бескорыстной любви. С преданным мужчиной с преданным сердцем и доброй душой. И я ни разу не была с ним честной. У меня не выйдет полюбить его так, как стоит жене любить мужа.

Он был для меня утешением, и принятие его предложения говорило о смирении. Когда я отменила нашу предстоящую свадьбу, то по одному только его взгляду поняла, что уничтожила жениха своей правдой.

Правдой, что я принадлежу другому. То, что осталось от моего сердца, тела и души принадлежит мужчине, который меня отверг.

Агония на лице моего жениха довела меня до предела. Он подарил мне свою любовь и преданность, а я выбросила их на ветер. Я сотворила с ним то, что сотворили со мной. Я ослушалась свое сердце, и мой господин и монстр стоили мне Коллина.

Спустя несколько минут я освободила нас обоих. Собрала сумку и покинула жениха в поисках кары. Я провела за рулем всю ночь, понимая, что время не играет никакой роли, оно несущественно. Меня никто не ждет.

Минуло уже больше шести лет, и вот я возвращаюсь к отправной точке – к жизни, от которой спаслась бегством. В душе творился кавардак, пока я взывала к разуму, говоря себе, что уход от Коллина не ошибка, а необходимое зло, которое я причинила, чтобы освободить его от своей лжи. Я поступила с ним подло, дав обещания, которые никогда бы не исполнила. У меня больше нет сил любить и почитать в болезни и здравии, потому что я утаила силу своего недуга.

Я так и не призналась ему, что позволяла себя использовать, терзать, а порой унижать, и развращать… и что наслаждалась каждой секундой. Так и не поведала своему жениху, как обескровила свое сердце – лишилась его, – пока у него не осталось иного выбора, кроме как биться в отчетливом ритме, подстраиваемом под биение другого сердца. Тем самым я уничтожила свои шансы познать и принять любовь, которая исцеляет, а не ранит. Я знала и страстно желала только одну любовь – ту, что продлевает мою болезнь. Я болела от желания, от страсти, болела от жажды и тоски. Эта извращенная форма любви оставляет шрамы и изматывает сердца.

Если мне не удастся, пока я здесь, достаточно оплакать прошлое, чтобы излечиться, я продолжу болеть и дальше. Таковым станет мое проклятие.

Меня вовсе не ждет счастливый финал, потому что я упустила шанс, приспособившись к темной стороне. Я привыкла к ней, сбросив за тот год все запреты, откликаясь на отвержение и боль и теряя все нормы нравственности.

Об этом не говорят вслух. Такие признания уважаемые женщины не должны озвучивать. Ни при каких обстоятельствах.

Но настало время признаться – больше даже себе, чем другим, – что я сама отказалась от шанса на нормальные, здоровые отношения из-за того, какой стала, и из-за мужчин, которые этому поспособствовали.

Сейчас я просто хочу смириться со своей сущностью и забыть о финале, который меня ждет.

Самое трудное во всем этом – не жених, чье сердце я разбила. А понимание, что один-единственный мужчина, которому хранило верность мое сердце, никогда со мной не будет.

Меня охватывает тревога, когда всплывают еще одни воспоминания. Я до сих пор слышу его запах, чувствую в своем теле его увеличивающуюся плоть, ощущаю его соленую сперму и вижу удовлетворенное выражение в его подернутых пеленой глазах. Я до сих пор испытываю сильный трепет от бросаемых им взглядов, слышу рокот его мрачных смешков и ощущаю цельность его прикосновений.

Когда я въезжаю в город, на меня снова и снова обрушиваются воспоминания. Мои намерения встретиться лицом к лицу с тем, что не давало мне покоя, начинают рушиться кусочек за кусочком. Потому что у меня есть некие представления, как выглядит истинный финал, и больше мне не удастся его избегать.

Возможно, нет никакого исцеления и забвения, но сейчас самое время разделаться с нерешенной проблемой.

Да начнется охота за призраками.

Глава 1

Подъехав к внушительным железным воротам, я набираю код, который дал мне Роман, и, разинув рот, во все глаза смотрю на представшее передо мной огромное поместье. Кругом ярко-зеленая трава и деревья, а вдалеке стоит внушительный дом. Чем ближе я к нему подхожу, тем явственнее ощущаю себя здесь посторонней. Слева от этого дворца располагается гараж на четыре машины, но я решаю припарковаться на круговой дорожке у подножия террасы. Выйдя из машины, разминаю ноги. Дорога не заняла много времени, однако с каждым километром конечности только сильнее деревенели. Дом роскошный, но мне кажется скорее тюрьмой, и сегодня первый день моего заточения.

Открыв багажник, я вытаскиваю сумки и поднимаюсь по ступеням, изучая далекую от цивилизации землю. Все здесь кажется неприветливым, кроме земли, на которой стоит этот дом. Так и несет богатством.

Ногой прикрыв за собой дверь, я оглядываю холл, в котором на одиноком столе стоит огромная пустая ваза. Уверена, она дороже моей машины. По правую сторону – парадная лестница, по левую – с помпой обставленная столовая. Решив отложить экскурсию по дому, я плечом прижимаю телефон к уху и тащу сумки на второй этаж. Она отвечает после второго гудка.

– Привет, подруга, я на месте.

– Бред какой-то, – приветствует Кристи, когда я вхожу в специально выделенную для меня камеру и осматриваюсь. В комнате стоит совершенно белая кровать с балдахином, которую выбрал для меня отец. Здесь точно такого же цвета шкаф, комод и туалетный столик. Жутко пафосно, кристально-белоснежно и совершенно не отвечает моему вкусу, что вовсе не удивляет. Отец совсем меня не знает.

– Это всего лишь до следующей осени.

– Год, Сесилия, целый год. Мы только что закончили школу. Это наше последнее лето перед колледжем, и именно сейчас твоя мама решила пожить для себя?

Все не совсем так, как говорит Кристи, но ради матери не пытаюсь переубедить подругу, потому что до сих пор не знаю, как объяснить случившееся. Горькая правда в том, что у моей матери случился колоссальный нервный срыв. Из-за него она потеряла работу и пыталась скопить денег, чтобы оплатить счета, которые ей больше были не по карману. Ее парень предложил ей пожить у него – ключевое слово «ей», а не ее внебрачной дочери. Мы с матерью всегда были близки, но даже я в последнее время перестала ее узнавать. Я старалась вести себя как хорошая девочка, но несколько месяцев назад мама ушла в себя, неделями денно и нощно распивая водку, пока не перестала вылезать из постели. Она почти отказалась от меня ради ежедневных пьянок. Я слезно молила ее дать мне объяснения, ответы, но ничего не добилась. Я не знала, как ей помочь, поэтому не стала печалить ее еще сильнее, рассказав, что приняла предложение отца и условия проживания в его доме.

Наблюдая, как моя мать разрушает себя, я приходила в ужас и не хотела, чтобы она осталась без присмотра в таком состоянии. Тем более, учитывая, что все эти годы она была матерью-одиночкой. Когда меня охватило отчаяние, я попросила отца продлить алименты – только на время, – чтобы помочь ей справиться финансово, хотя деньги, которые он отправлял ежемесячно и исправно ему были как слону дробина. Сумма едва ли превышала стоимость одного его пошитого на заказ костюма. Отец отказал и незадолго до окончания школы подписал последний чек, словно выдавая зарплату за оказанные услуги, будто моя мать была его рядовым сотрудником.

Даже в самых смелых фантазиях я не могла вообразить, как они вообще сошлись, как умудрились зачать меня, потому что такие люди не имели права размножаться. Они – полные противоположности. Моя мать… ну, до недавнего времени это была свободная духом женщина с множеством пороков. Мой отец – консерватор с острым языком и военной самодисциплиной. Насколько я помню, его график расписан по часам и подвергается изменениям лишь в самых редких случаях. Он просыпается, тренируется в спортзале, съедает половину грейпфрута и уезжает на работу до заката. Помню по детству, что единственная поблажка, которую он себе позволял, – несколько стаканов джина в конце затяжного рабочего дня. Вот и вся личная информация, что мне известна из-за его сдержанности. Остальное я могу прочесть в Интернете. Отцу принадлежит «Фортуна 500» – компания, которая раньше производила химические реагенты, а теперь производит электронику. Его офис-небоскреб находится в часе езды от Шарлотт, а основное производство располагается здесь, в Трипл-Фоллс. Даже не сомневаюсь, что отец неслучайно построил завод в городе, где рос сам. Я убеждена, что он получает удовольствие, козыряя своими достижениями перед бывшими одноклассниками, некоторые из которых теперь на него работают.

Завтра я примкну к их числу. Я не какая-то там наследница трастового фонда. Во всяком случае, так было все эти годы, пока я жила с мамой в нашем съемном обветшалом доме. В двадцатый день рождения я унаследую кучу акций компании вместе с круглой суммой. Мне доподлинно известно, что срок выбран неслучайно, потому как отец не желал, чтобы моя мать хоть как-то приближалась к его состоянию. В плане денег он всегда жадничал. На протяжении всей моей жизни он давал минимум денег, держа маму на отведенном ей месте в пищевой цепочке. И без того понятно, что у него не осталось к ней ни капли теплых чувств.

На короткое время я познала обе стороны нищеты из-за их разного как день и ночь жизненного уклада. Чтобы досадить отцу, я приму пакет акций и деньги и пойду против его воли. Как только я обрету независимость, моей матери больше не придется работать. Любые свои свершения я намерена использовать себе во благо. Однако меня привел сюда страх неудачи и вероятность, что моя ставка на себя дорого обойдется матери. Для того чтобы привести в исполнение свой план, придется подыграть отцу. То есть быть «признательной и вежливой, чтобы изучить тонкости бизнеса, даже если мои способности на нулевой отметке».

Труднее всего будет обуздать свой нрав и унять обиду, которая сразу же вылезла на первый план, поскольку минувший год не был бы таким затруднительным для нас обоих, если бы отец отнесся по-человечески к женщине, которая была мне единственным родителем.

Я не испытываю к отцу ненависть, просто не понимаю его и его непростительное бездушие и никогда не пойму. И не готова провести весь следующий год, пытаясь его понять. У него постоянно был повелительный и комканный стиль общения. Он всегда был денежным добытчиком, а не папой. Я уважаю его трудовую дисциплину и успехи, но совершенно не понимаю, откуда взялись его неспособность сопереживать и черствость.

– Буду приезжать домой, как только появится возможность, – говорю я Кристи, но сама сомневаюсь, что смогу выполнить обещание из-за своего графика.

– Я тоже приеду.

Открыв верхний ящик комода, я закидываю туда груду носков и нижнего белья.

– Давай-ка перед тем, как ты заправишь машину, убедимся, что Адольф не против, если ты займешь гостевую комнату.

– Воспользуюсь маминой кредиткой и сниму номер в отеле. Нахрен твоего папашу.

Я смеюсь, но в этой огромной комнате мой смех звучит странно.

– Ты сегодня не очень расположена к моим родителям.

– Я люблю твою маму, но не понимаю. Может, нужно заехать с ней повидаться.

– Она переехала к Тимоти.

– Правда? Когда?

– Вчера. Просто дай ей время обжиться.

– Ладно, просто… – Подруга некоторое время молчит. – Почему я слышу об этом только сейчас? Я знала, что ситуация становится хуже, но что происходит на самом деле?

– Если честно, я не знаю, – вздыхаю я, вновь сдавшись чувству обиды. Я не привыкла что-то скрывать от Кристи. – С ней что-то происходит. Тимоти – порядочный парень, я ему доверяю.

– Вот только он не разрешил тебе к нему переехать.

– Справедливости ради, я взрослая, а у него не так много места.

– И все равно мне интересно, почему она не против, что именно теперь ты живешь со своим папой.

– Я же тебе рассказывала, что должна проработать год на заводе, чтобы помочь ей встать на ноги. Не хочу волноваться за нее, пока буду в колледже.

– Это не твоя обязанность.

– Я в курсе.

– Не ты родитель.

– Мы обе знаем, что так и есть. Так что вернемся к нашим планам, как только я вернусь домой.

Меня удивило, когда отец милостиво разрешил пару семестров проучиться в местном колледже, а не стал заставлять меня брать академический отпуск, чтобы начать учебу попозже, в колледже, который отвечал бы его требованиям. Деньги его, только отец может оплатить мне колледж, поэтому, победив в ходе переговоров, я поняла, что так он хотел найти компромисс и отказался от роли вечного деспота.

Я разглядываю комнату.

– С одиннадцати лет за лето я провела с ним не больше дня.

– Почему так?

– Всегда что-то мешало. Он утверждал, что несколько недель – даже месяцев – ему мешали заботиться обо мне поездки за границу и расширение бизнеса. Дело в том, что у меня начались месячные, выросла грудь, появилась на все своя точка зрения, с чем он не смог смириться. Думаю, самый главный страх Романа – быть родителем по-настоящему.

– Так странно, что ты называешь своего папу по имени.

– Не в лицо. Когда я здесь, то зову его «сэр».

– Ты ни разу про него не рассказывала.

– Потому что я его не знаю.

– Так когда ты заступаешь на работу?

– Смены у меня с трех до одиннадцати, а завтра инструктаж.

– Набери меня, как освободишься. А теперь иди распаковывать чемодан.

До меня доходит, что, как только мы перестанем разговаривать, я засяду в этой тихой комнате, останусь дома в полном одиночестве. Роману даже не хватило приличий встретить меня дома и помочь обустроиться.

– Си? – В голосе Кристи звучит та же неуверенность, какую ощущаю и я.

– Вот дерьмо. Ладно, теперь я это чувствую. – Я открываю остекленные двери, которые ведут на мой личный балкон, и смотрю вниз на участок земли, находящийся в идеальном состоянии. Вокруг лишь густой покров зеленеющей травы, постриженной по диагонали, а за ней густой лес, обступивший сотовую вышку. Ближе к дому – ухоженный сад, южная пышность которого режет глаз. Решетка, сводом раскинувшаяся над скульптурными фонтанами, увита глицинией. Живая изгородь из стриженой жимолости проглядывает сквозь неравномерную ограду. Вместе с приветливо налетевшим ветерком я чувствую аромат цветов. По всему ухоженному саду расположены обитые бархатом кресла, и я решаю, что здесь будет мой потаенный уголок для чтения. Огромный переливающийся бассейн так и манит, особенно из-за раздухарившегося летнего зноя, но мне не по себе, как новому жильцу этого дворца, и даже думать не могу, чтобы воспользоваться им в личных целях.

– Боже, это так странно.

– Ты справишься.

Взволнованная интонация в голосе Кристи огорчает. Мы обе молчим в нерешительности, которая только добавляет мне страха.

– Я надеюсь.

– Чуть больше года – и ты вернешься домой. Си, тебе почти девятнадцать. Если тебе так претит там жить, ты вполне можешь уехать.

– Верно. – Это правда, но моя договоренность с Романом – совсем другое дело. Если я откажусь от работы на заводе, то потеряю наследство – деньги, которые могут погасить долг моей матери и обеспечить ей достойное существование на всю оставшуюся жизнь. Я не могу и не стану так с ней поступать. Она работала до изнеможения, чтобы вырастить меня.

Кристи правильно истолковывает мое замешательство.

– Это не твоя вина. Си, это ее обязанность – заботиться о тебе. Это долг родителя, поэтому тебе уж точно не стоит чувствовать себя обязанной и откупаться.

Это правда, и я сама прекрасно знаю. Но обследовав бездушный замок Романа, осознаю, что скучаю по матери. Может, это расстояние и отношение отца вынуждают меня чувствовать еще большую благодарность маме. Как бы то ни было, я хочу заботиться о ней.

– Я знаю, что мать меня любит, – говорю я больше для себя, чем для Кристи. Мамина отстраненность от жизни, от меня после стольких лет вместе стала суровым и обескураживающим сюрпризом.

– Я, со своей стороны, не стала бы тебя винить, если бы ты немного раскрепостилась. Я люблю твою маму, но они оба пока кажутся никчемными родителями.

– Роман строгий, не доставляет хлопот, и мы же выжили как-то, проведя вместе несколько летних каникул. Нам удавалось избегать друг друга несколько лет. Я не надеюсь обрести родственные узы, просто хочу выжить. Это место кажется… чужим.

– Раньше ты там не бывала?

– В этом доме нет. Он построил его после того, как я перестала приезжать на лето. Думаю, он чаще живет в своей квартире в Шарлотт. – Напротив моей спальни в нескольких метрах расположена еще одна дверь. Я открываю ее и с облегчением понимаю, что это гостевая комната. Слева от лестницы мезонин, с которого открывается вид на холл на первом этаже и который ведет в длинный коридор с большим количеством закрытых дверей. – Похоже, что я буду жить в музее.

– Как меня это бесит. – Кристи вздыхает, но ее вздох больше напоминает хныканье, и я буквально ощущаю ее обиду. Мы дружим со средней школы и со знакомства не расставались. Я не знаю, как прожить без нее даже день, и, по правде говоря, не хочу. Но ради маминого благополучия постараюсь. Немногим больше года в провинциальном городишке посреди Голубого хребта[1] – и я свободна. Остается лишь надеяться, что время пролетит незаметно.