Вестсайдская история

– Может, нам стоит вернуться в тот бакалейный магазинчик и попросить описание пацана? – предложил Крапке.

Шренк сморщил нос.

– Нет, я не вынесу той вони.

– Бомбы или магазина? – уточнил Крапке.

Шренк издал короткий и горький смешок.

– Без комментариев.

По тому, как ребята шли, по тому, как насвистывали, смеялись и хвастались, Рифф знал: «Ракеты» чувствуют, что одержали полную победу, и не над кем-то, а над полицейскими. Люди видели, как копы разговаривали с ними, видели, как он терпел наказание, и слухи дойдут до пуэрторикашек. Возможно, даже до Тони, и, может быть, заставят его вернуться к «Ракетам».

Если Тони захочет опять взять управление в свои руки, Рифф не против. Он тайком улыбнулся самому себе. Рифф знал, что Экшен бы взбесился, но все хорошо. Экшен видел, как он терпел пальцы копа – черт, ну и хватка у этой скотины. Хотелось потереть ноющее плечо, но он сдержался – пусть «Ракеты» считают, что ему ни капли не было больно. Никто не скажет, что он не выдержал наказание как подобает главарю.

Уличные часы над зарешеченным окном кредитного ювелира показывали почти десять вечера. Все произошло очень быстро, и в своем углу ребята могут еще целый час обсуждать стычку, разыгрывать свои роли, говорить друг другу, что они собирались сказать Шренку и Крапке, что они могли сделать, если бы паршивые копы ударили хотя бы раз. Тогда на часах будет одиннадцать.

По-прежнему слишком рано, чтобы идти по домам, но не слишком рано, чтобы поискать цыпочек. До утра еще много часов – часов, которые нечем занять, – и бурлящая энергия внутри него зудела, готовая взорваться.

Он должен повидать Тони, поговорить с ним еще раз, убедить вернуться. Когда командовал парадом Тони, каждая минута каждого часа была занята, наполнена делами. Правда, в то время Тони с остальными «Ракетами» занимался тем, что боролся за территорию. Им приходилось сражаться со всеми, чтобы заполучить этот квартал, и Рифф с остальным ребятами нажил шрамы, доказывая, что они завоевали квартал и удерживают его. Никто и помыслить не мог о том, чтобы бросить им вызов, никто, пока не появился Бернардо – один из первых пуэрторикашек, приехавших в этот район.

Остальные пуэрторикашки уже заполонили окрестности, но Бернардо продолжал привозить их на эту территорию, и его намерения были вполне ясны – захватить этот квартал. Если Бернардо и его «Акулам» это удастся, то всем белым придется отсюда уехать, и это станет еще одной победой пуэрторикашек и их тарабарского говора. А им куда деваться? В реку?

Рифф поклялся, что это не для него. Если кто-то и будет жить в реке, то это «Акулы». Чертовы латиносы! Они никогда не купаются и хранят в ваннах уголь. Так что спихнуть их в реку – оказать им услугу.

– Рифф!

Рифф сгорбил плечи и не стал оборачиваться.

– Эй, Рифф! – Рядом с ним оказалась Нечто. – Чего хотел Шренк?

Рифф глянул на бледную, худую и настырную пацанку с короткой, почти мальчишеской стрижкой. Под футболкой у нее не было груди, а джинсы она носила низко, потому что у нее не было и бедер. Грязные ноги обуты в грязные тенниски с порванными шнурками. Бэби-Джон бросился к ней, чтобы ущипнуть, но Нечто резко развернулась вправо и ударила наотмашь совершенно мальчишеским движением.

Она промахнулась, выругалась на Бэби-Джона невыразительным, хриплым голосом, а потом свернула трубочкой язык и плюнула.

– Я до тебя еще доберусь, – пообещала она Бэби-Джону. – Так что случилось, Рифф?

– У нас был разговор.

– О чем?

– О тебе. Шренк спрашивал, не хотим ли мы от тебя избавиться, и мы ответили утвердительно.

Нечто схватила его за руку, но Рифф вырвался.

– Я тебе не верю, – сказала она. – Ты бы не сказал такого о члене «Ракеты».

– Ты не из «Ракет». И даже не пытайся, – заявил Рифф.

– В чем проблема? – Нечто трусила рядом с Риффом. Ей удалось просунуть палец за его ремень. – Я готова делать то же, что все остальные.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Рифф.

– Испытай меня.

– Мы идем искать цыпочек, – сказал Рифф достаточно громко, чтобы ребята слышали. – Все мы. Даже Бэби-Джон. Собираемся перепихнуться. А какую цыпочку добудешь ты?

Всхлип, сорвавшийся с губ Нечто, потонул во взрыве хохота. Она вслепую ударила Риффа, но тот отразил одной левой, а Бэби-Джон опять кинулся ее щипать.

По ее грязным щекам потекли слезы. В раздражении она принялась искать камень, палку, бутылку, что-нибудь, но под рукой ничего не оказалось. Сопровождаемая гоготом «Ракет», она отвернулась от них и бросилась на проезжую часть. Лавируя между колесами и бамперами, не замечая гудков машин, она добралась до противоположной стороны улицы.

– Неплохо, – похвалил Риффа Экшен. – Тони никогда не удавалось так быстро от нее избавиться.

Стояла весна, месяц май, но теплые вечера походили на начало лета. Сидя на крыше многоквартирного дома, Мария Нуньес смотрела на Центральный парк, на ярко освещенные окна и беспорядочные блики. С пожарной лестницы легко было перебраться на крышу, если хотелось избежать лишней болтовни с отцом, матерью, двумя дядюшками, двумя тетушками и несколькими друзьями семьи, которые набились в маленькую кухню с одним окном.

Небо щедро усеивали звезды, в просвете прозрачных облаков сияла луна. Мария пришла сюда на закате, чтобы полюбоваться крышами зданий, до которых было меньше мили, но от девушки их отделяло большее расстояние, чем то, что она преодолела неделю назад.

На город медленно опускалась ночь, сглаживая очертания, выступы и мощь монолитов; смягчая блеск отполированного металла и камня замысловатых конструкций; стирая башни и бросая цветные узоры на ярусы окон. В таких богатых, изумительных зданиях жизнь людей текла по-другому. Подперев ладонью подбородок, Мария думала о том, в какой роскоши они купаются и как одеваются. Как же отличались улицы внизу, совсем не похожие на Пуэрто-Рико, где дома немногим больше лачуг, с земляными полами, незастекленными окнами и без водопровода. Большинство улиц там неасфальтированные, без тротуаров, и повсюду нищета.

Когда ее всего неделю назад встретили в аэропорту, она только таращила глаза и не сразу узнала родителей в спешащих к ней с распростертыми объятиями мужчине и женщине. Они выглядели гораздо моложе, более уверенными в себе и лучше одетыми, чем два года назад, когда она видела их в последний раз. Когда они эмигрировали в Нью-Йорк, было решено, что Мария и ее сестры поживут с родственниками, пока семья не устроится на новом месте. С родителями улетел только Бернардо, брат Марии.

Она спросила, почему Бернардо не приехал в аэропорт, а отец нахмурился и ничего не ответил. Вскоре она узнала причину. Бернардо предстал красивым восемнадцатилетним юношей, но в глазах его застыла горечь, губы были плотно сжаты, голос слишком пронзителен, а каждое слово сочилось ненавистью к американцам.

В Нью-Йорке всего было больше, даже ненависти. Чтобы от нее избавиться, Мария отдала бы все и вернулась в Пуэрто-Рико, потому что ненавидеть – неправильно. Она не хотела ненавидеть, потому что любить гораздо чудеснее и веселее.

Мария зевнула и потянулась. Не пора ли идти спать? Можно спуститься и поучить английскую грамматику или попрактиковаться в разговорном английском с отцом, стараясь не забывать, что в этом языке глаголы ставят в фразах по-другому. Но на кухне полно людей, и, наверное, они говорят о Сан-Хуане и маленьком районе, который когда-то называли домом. Почему они уехали из Пуэрто-Рико? Этот вопрос не требовал ответа, достаточно похлопать по карманам и посмотреть на кухонную раковину с кранами.

Небо над городом пересекли мигающие огоньки, и Мария проследила за ними. Этот самолет летит из Пуэрто-Рико? Или возвращается в Пуэрто-Рико? Опять возникло искушение вернуться на кухню, но там все будут говорить на испанском, а их английский звучит как испанский. Она хотела разговаривать на английском как американцы, с резкими согласными и отрывистыми гласными, без мелодичности и ритма. Она так хотела быть американкой.

Мария встала и вытянула руки, чтобы обнять луну и звезды. Вчера ей исполнилось шестнадцать, мама расцеловала ее и воскликнула, что Мария будет красивой невестой. И Чино Мартин, друг Бернардо, смотрел на нее глазами, полными любви. Позже он сказал Бернардо и их родителям, что хочет на ней жениться. Он был серьезным молодым человеком, работал помощником механика на швейной фабрике на Седьмой авеню. Когда-нибудь он станет квалифицированным механиком по обслуживанию станков. Чино был симпатичным, застенчивым и непохожим на Бернардо.

Встав на цыпочки, Мария закружилась, посылая воздушные поцелуи небу и далеким башням. Если она выйдет замуж за Чино, у сестер будет больше места, потому что они с Чино снимут собственную квартиру. И заниматься любовью там будет гораздо лучше, поэтому в день свадьбы они смогут уединиться. А ее родители не знали уединения почти двадцать лет. Мария закрыла лицо руками. Надо перестать думать о таких вещах, хотя она на крыше одна и любит весь мир.

Но является ли частью мира Чино Мартин? Она не была уверена. Да, она любит его, как любит все в мире, но не более того.

Она услышала, как открылась тяжелая металлическая дверь на крышу, и, обернувшись, увидела темную фигуру. Вспышка страха прошла, как только Мария услышала свое имя, а ее ответный вздох облегчения оказался достаточно громким, чтобы Бернардо понял – она его узнала.

– Что это ты сидишь одна на крыше? – спросил Бернардо сестру.

– Разве нельзя? – отозвалась она.

– Это небезопасно, – ответил он. – Даже если бы ты сидела здесь с Анитой.

– Почему нельзя? – настойчиво повторила Мария. – Разве Анита не твоя девушка?

– Я так считаю.

Прислонившись к парапету, Бернардо зажег сигарету, бросил спичку на улицу и проследил, как та падает.

– Сидеть одной на крыше небезопасно. В этом районе слишком много бездельников. Если тебя увидит здесь кто-нибудь из «Ракет», никто не знает, что может случиться.

Несмотря на теплый вечер, Мария задрожала.

– Неужели они могут сделать… это?

– Даже не задумавшись. – Бернардо глубоко затянулся сигаретой. – Кто-то из них сегодня вечером бросил вонючую бомбу в магазин Гуэрры. Если я его поймаю – руки оторву.

– Ты знаешь парня, который это сделал?

– Какая разница? Он из «Ракет». Первый, кого мы поймаем, за это ответит. Если бы они поймали одного из нас, то поступили бы так же.

– Но почему должно быть именно так? – спросила Мария. – Почему они вредят нам?

– Они говорят, что это мы вредим им тем, что приехали сюда. Знаешь, что я собираюсь сделать?

– Что?

– Завтра я пойду на Таймс-сквер с ребятами – Пепе, Смутьяном, Торо и Лосем. Мы отправимся в один из их сувенирных магазинов.

– Чтобы ограбить? – испугалась Мария.

Бернардо погладил сестру по щеке.

– Конечно нет. Чтобы купить несколько железных статуэток статуи Свободы. Они бывают вот такой высоты. – Он развел руками примерно на двенадцать дюймов. – Как раз подходящий размер, чтобы бить «Ракет» по голове. Знаешь, что написано на статуе Свободы?

– Нет, – ответила она. – И что же?

– Что-то о всех бедных, которые приезжают сюда в поисках лучшей жизни. Может, это и правда, – продолжал Бернардо, – но «Ракеты» так не считают. Поэтому мы должны вбить это в их тупые головы. И маленькие статуи Свободы для этого как раз подходят.

Мария встала перед братом. С широко раскрытыми глазами и так сильно колотящимся сердцем, что это пугало, она медленно покачала головой, поправляя узел галстука, который у Бернардо сбился набок. Ее брат прекрасно выглядел, но губы у него слишком тонкие, а глаза – как у попавшего в ловушку животного, которое ей однажды довелось видеть: полны страха, но вместе с тем непреклонной ненависти. Эта ненависть часто никак не выражалась, но была страшнее шумной ярости.

– Почему так должно быть? – спросила Мария и обвела рукой город. – Я не испытываю ненависти к этим людям.

– Но они тебя не любят. Послушай, – нетерпеливо добавил Бернардо. – Я не хочу, чтобы ты сидела на крыше одна.

Мария вытерла глаза.

– Даже с Чино?

– Даже с Чино, – сказал ее брат.

– Но я ему нравлюсь. Это правда – то, что он говорил маме с папой, что хочет жениться на мне?

– Это правда. – Бернардо обнял сестру и прижал к себе. Когда станешь невестой, ты сможешь быть наедине с Чино. Но никуда не ходи одна. Подлые американцы думают, что у них больше прав, чем у нас, и если они увидят такую девушку, как ты…

Он отошел назад и, склонив набок голову, осмотрел сестру.

– Черт, да ты просто прелесть. Чино – везунчик. Кстати, Мария, ты знаешь, что он одолжил маме с папой денег тебе на дорогу? И даже оплатил проезд одной из сестренок? Ты это знаешь?

Мария склонила голову.

– Знаю. Поэтому я должна усердно работать, чтобы отдать долг.

– Но он тебе нравится?

– Да, – ответила она.

Бернардо раздавил ногой окурок и достал из пачки новую сигарету.

– Ты сможешь полюбить его?

– Не знаю. Но он хороший парень.

– Давай спустимся с крыши. – Бернардо взял сестру за руку. – Гости разошлись, и ты можешь идти спать. Кстати, забыл спросить. Как тебе твоя новая работа?

– Мне нравится! – Мария хлопнула в ладоши. – Представь, работать в свадебном салоне! Платья, фата – все такое красивое.

– Ты будешь самой красивой невестой, – сказал Бернардо. – Красивее всех. Чино упадет в обморок, когда увидит, как ты идешь к алтарю. Может, он не такой, как остальные «Акулы», потому что у него есть работа. Но я бы не хотел для тебя никого из других «Акул».

Он открыл дверь для сестры и изящно поклонился:

– Да, Мария, он будет тебе хорошим мужем. Так что постарайся в него влюбиться.

– Постараюсь, Бернардо, – пообещала она. – Постараюсь от всего сердца. Ты тоже идешь спать?

– Позже. Надо повидаться с ребятами.

– Зачем? – спросила Мария. – Пойти на драку?

Бернардо поцеловал сестру в щеку и ответил уклончиво:

– Просто кое-что обсудить.

– Иди с Богом, – сказала она.

– Хорошо, – отозвался Бернардо. – Мне все равно, пойдет ли Он со мной.

Глава 2

Уже больше трех недель «Ракеты» устраивали засады на «Акул», и «Акулы» не трусили. Рифф выбрался на улицу из подъезда собственного дома, и кусок черного асфальта лишь на несколько дюймов пролетел мимо Бернардо.

С каждой ночью темп нарастал, пока Шренк с Крапке не стали наведываться в квартал каждый вечер с наступлением темноты в поисках Риффа, Бернардо и их парней. Но ребята лучше полицейских знали местные лабиринты. Согнувшись пополам в тесных кухонных лифтах, под полками в подвалах, под трубами, в темных закутках под лестницами многоквартирных домов, «Ракеты» и «Акулы» пережидали, пока район станет свободен от копов. Когда это происходило – а это могло случиться в два, три или четыре утра, – стрельба из укрытий возобновлялась, и каждое утро приносило новые жертвы, а квартал охватывало все большее напряжение.

Последние четыре ночи «Акулы» оказывались лучше «Ракет», проявляли больше изобретательности в устройстве засад, но «Ракеты» дали отпор. Рупор швырнул в бакалейный магазин еще одну вонючую бомбу, что должно было заставить Бернардо и «Акул» собрать все силы, но Бернардо не стал этого делать. В отместку он послал Пепе и Кусаку подстеречь Бэби-Джона на дневном киносеансе.

К спине Бэби-Джона прижалось острие ножа для колки льда, и его предупредили, чтобы не кричал. Его вывели в мужской туалет, где Кусака набил рот «Ракеты» туалетной бумагой, затем его запихнули в кабинку и отделали по первое число. После того, как Бэби-Джона окунули в унитаз, Пепе сделал ножом для колки льда надрез на его ухе и сказал, чтобы тот вернулся с этим клеймом к «Ракетам» и передал послание… «Акулы» готовы сражаться с «Ракетами», но не желают отыгрываться на стариках. Если трусливые «Ракеты» не прекратят свои действия, их хорошенько выпотрошат.

– Они ответят, – заявил Рифф «Ракетам».

Банда собралась в его квартире, потому что отец с матерью работали сверхурочно.

– Издевательства над Бэби-Джоном никому не сойдут с рук.

– Я жертва, – с гордостью произнес Бэби-Джон.

– Тебя заклеймили, – сказал А-Раб. – Думаю, ты теперь собственность пуэрторикашек.

Рифф стукнул по столу тяжелой рукояткой пружинного ножа.

– Прекратить болтовню. Ты знаешь, кто из «Акул» это сделал?

– Один из них был Кусака, – ответил Бэби-Джон. – Но ты же знаешь, все эти грязные ублюдки на одно лицо. Они сказали, что отплатили мне за вонючую бомбу в магазине. – Он осторожно потрогал мочку. – Парни, вы спустите им это с рук?

– Никогда, – яростно заверил его Рифф. – Теперь мы будет действовать всерьез.

В дверь постучали.

– Дизель, открой, – велел Рифф.

Он надеялся, что пришел Тони. День за днем Рифф оставлял для него сообщения в почтовом ящике, рассказывая, как паршиво идут дела и как он им нужен.

Но на пороге оказалась Нечто, и ей удалось проскользнуть под рукой Дизеля на кухню.

– Как ты посмел не рассказать мне о собрании? – с вызовом спросила она Риффа.

– Во имя всего святого, ты еще не сгинула? – возмутился Экшен.

Он встал со стула, прислоненного к стене, и с отвращением поджал губы. От Нечто у него по коже мурашки бегали.

– Хочешь, я выкину ее в окно? – спросил он Риффа.

– Никто не будет никого выкидывать, – сказала она и в доказательство предъявила разбитую пивную кружку, от которой осталась только ручка и зазубренное стекло. – Ну что, кого мне отделать, чтобы доказать, что я имею право быть «Ракетой»? Рифф! Как насчет того, чтобы официально принять меня в банду?

А-Раб зажал нос и заржал, показывая на Нечто:

– Как насчет того, чтобы банда приняла… а-а-а… нечто?

– Ты – грязная крыса! – Нечто кинулась на А-Раба. – Я тебя изрежу!

Рифф стремительно набросился на Нечто, разоружил и швырнул ее оружие в мусорное ведро возле раковины.

– Скатертью дорога, юная леди.

С этими словам Рифф протащил ее через дверь, которую открыл Тигр. Когда дверь заперли и цепочку вернули на место, главарь опять повернулся к ребятам.

– Парни, вы готовы?

– Готовы! – Хор голосов возглавил Экшен.

– Хорошо.

Рифф вернулся к столу и огляделся с гордостью, потому что трусов здесь не было.

– Вот так я это себе представляю, – начал он. – Нам пришлось много сражаться за эту территорию, и я не собираюсь стоять и смотреть, как какие-то приезжие засранцы отбирают ее у нас. Они довольствуются тем, что наносят удар и убегают, но меня такая борьба достала. Более того, я хочу с этим покончить. Мое решение – мы бросаем вызов и уничтожаем их в одной всеобщей битве.

– Все мы против всех них? – Экшен вскочил на ноги и начал наносить сокрушительные удары в живот воображаемого противника. – Именно этого я ждал.

– И теперь ты это получишь, – жестко сказал Рифф. – Но, возможно, эти болваны не захотят драться на кулаках. Возможно, они придут с бутылками и ножами или даже захотят охладить нас пушками.

Бэби-Джон округлил глаза.

– Ты имеешь в виду пистолеты? Не то чтобы я боюсь, – быстро добавил он, – но пистолеты? Где мы добудем пистолеты на всех?

– Я просто говорю, что они могут их достать, – объяснил Рифф. – Просто говорю, что если они захотят, то готовы ли мы дать отпор? Я готов покончить со всем при любом раскладе. Но я хочу знать ваше мнение.

Дизель и Экшен вскочили и закричали, что они готовы. Рупор и Ги-Тар сделали режущие жесты в лица друг другу. Деляга пырнул Снежка в сердце, а Снежок прицелился указательным пальцем в А-Раба. Они играли в смерть, но были к ней готовы. Когда Экшен начал кричать, что он давно никого не резал, но не потерял сноровки, у Бэби-Джона задрожали губы. Он потрогал ухо, и ощущение засохшей крови больше не вселяло в него смелость.

– Давайте сражаться с ними кулаками, даже камнями, – сказал Бэби-Джон, – но не ножами и пистолетами. Мы не должны сражаться так же, как латиносы.

Он не знал, заметен ли его страх.

– Если мы не будем сражаться с ними грязно и вызовем их на честный бой, то они окажутся трусами, если не будут сражаться честно. Разве нет?

Дизель накрыл лицо Бэби-Джона правой ладонью и оттолкнул парня в сторону.

– А ты что скажешь, Рифф?

– Эти улицы – все, что у нас есть, – ответил тот. – Это не так уж много. Вы думали, что на них никто не позарится. Но у пуэрторикашек другое мнение. Никто никогда не заберет то, что принадлежит мне.

– Ты говоришь за всех нас, – произнес Рупор.

Рифф ударил правым кулаком по левой ладони, принимая одобрение «Ракет».

– Я хочу удерживать нашу территорию, как мы всегда делали. – Он опять сильно ударил правым кулаком и с удовольствием отметил, как некоторые повторили этот жест. – Но если они применят ножи, я готов применить свой. И если вырезать на них наше имя – единственный способ донести до них послание, – я – тот человек, который готов так поступить.

Деляга засмеялся дурашливо и развязно, продолжая делать обеими руками режущие движения. Тигр выпотрошил Снежка, тот схватился за живот, и у него подогнулись ноги. Экшен так сильно щелкал пальцами, что звук напоминал быструю стрельбу из пистолета. Рифф был доволен. Ребята поддерживают его целиком и полностью. Он изогнул правую руку, имитируя крутящийся пропеллер. Бэби-Джон начал бегать кругами и изображать стрельбу.

– Ладно. – Рифф жестом велел «Ракетам» угомониться. – Поскольку мы белые и не хотим использовать нечестные преимущества над врагом, ничего другого на ум не приходит. Мы объявим «Акулам», чтобы они послали свой военный совет встретиться с нашим военным советом и решить насчет оружия. Но Бернардо я вызову лично.

Спорить с Риффом никто не стал: это была одна из основных его обязанностей как главаря «Ракет» – возможно, самая важная.

– Но ты должен взять помощника, – предложил Снежок.

Экшен отпихнул в сторону Ги-Тара и Рупора.

– Рифф, это буду я.

– Это будет Тони, – возразил Рифф.

Если бы Экшен ничего не сказал, Рифф выбрал бы его. Но Экшену нужно показать, что не он здесь заправляет.

– Я пойду поговорю с ним прямо сейчас.

– Секунду! – Экшен загородил Риффу путь. – Кому нужен Тони? Я ни к кому не собираюсь подлизываться. Он ушел от нас, вот и пусть катится.

Рифф держался невозмутимо – еще одно качество лидера.

– Нам понадобится каждый человек, которого мы можем выставить против «Акул».

– Ты не слышишь меня, Рифф? – Экшен покачал головой. – Разве Тони недостаточно громко сказал «прощайте»?

– Хватит, Экшен, – сказал Рифф. – Не говори, будто ты забыл, что это я и Тони основали «Ракет».

Это был неоспоримый факт, и Экшен видел, что его никто активно не поддерживает. По правде говоря, некоторые ребята чувствовали по отношению к Тони то же, что и он, – чертов поляк, который просто свалил безо всяких причин, кроме «чего-то там насчет его старушки матери». Но Рифф – главарь, и с фактами не поспоришь: «Ракеты» основал Тони.

– Но он ведет себя так, будто слишком хорош для нас, – продолжал возражать Экшен. – И если он правда так считает, то я не буду его просить даже ради спасения собственной жизни.

– «Ракеты» значат больше, чем любой из нас, – сказал Рифф. – Тони это поймет.

– Ты прав, – заметил Бэби-Джон после того, как убедился, что он достаточно далеко от всех остальных, чтобы не получить в ответ по роже. – Тони такой же, как все мы. Он гордится тем, что «Ракета».

– Тони не с нами уже больше трех или четырех месяцев, – пренебрежительно бросил Бэби-Джону Экшен.

– Помните тот день, когда мы отделали «Изумрудов»? – спросил Снежок.

– Ага, – кивнул А-Раб. – Без поляка мы бы не справились.

Бэби-Джон потер затылок.

– Да, он спас тогда мою шею.

– Решено, – положил конец спору Рифф. – Тони идет со мной к Бернардо. Он никогда не бросал никого из нас, – возразил он Экшену. – И эта территория значит для него то же, что и для нас. Ручаюсь за это. Есть еще вопросы, Экшен?

– Ага, – отозвался тот. – Когда приступаем? Мы же не позволим пуэрторикашкам спокойно состариться?

– Отсюда вытекает серьезный вопрос, – громко заговорил А-Раб, чтобы привлечь всеобщее внимание. – Как ты собираешься найти Бернардо?

Он встал на цыпочки и приставил ладонь ко лбу козырьком, высматривая главаря «Акул».

– Докладываю. Я его не вижу. – Он шмыгнул носом. – И запаха не чую.

– Проще простого, – пропел Рифф и сделал движение из степа. – Сегодня в центре танцы. Верно?

– Верно, – хором ответили «Ракеты». – Поэтому мы кусаем…

– «Акул», – подхватил Рифф. – Бернардо считает, что круто танцует степ, так что он там будет. И мы там будем со всеми нашими…

– Допустим. – Деляга закрыл один глаз, словно задумавшись. – Я что-то такое слышал насчет того, что центр – нейтральная территория. И там будут Шренк, Крапке и вся компания. Если ты не передумаешь, Рифф.