Пусть эта музыка стихнет

– Как бы тебе сказать… Вихри закручивают мир вокруг себя. Я всегда держался краёв воронки и ездил на пределе, чтобы меня, не дай Бог, не засосало.

– Ясно… – грустно ответила зеленоглазка.

Я покосился на неё и впервые подумал, что она может быть настоящей и живой, – такой же застрявшей здесь неудачницей, как дядька на уазике. Наверняка отбилась от своих и потерялась.

Интересно, какой идиот додумался притащить на Безлюдную дорогу ребёнка?

– Впрочем, есть у меня одна идейка. Попробуем после заката, – я подмигнул ей. – Есть хочешь?

– Голодная как волк, – девушка робко улыбнулась.

Мне стало стыдно. Я ведь ещё вчера гонял её прикладом.

***

До вечера мы проторчали в тени машины – никто из нас не захотел лезть в салон-душегубку. Зеленоглазка дремала на моей куртке, а я спал прямо на земле, вымотанный ночным переходом. В семь мы перекусили и, едва солнце село, пошли не к городу, а от него.

Вот и вся моя гениальная идея. Я вспомнил историю одного парня, который использовал притяжение Вихря, дошёл до самой воронки, а потом, чтобы выбраться из Безлюдного места, двинулся против направления её вращения. И, вы не поверите, у него получилось!

Нет, этим везунчиком был не я. Зато я не ошибся, решив положиться на его опыт. Если вчера меня словно тянуло обратно к указателю, то сейчас нас, напротив, непреодолимо влекло вперёд. Мы шли, точно подгоняемые попутным ветром, и первый привал сделали очень нескоро.

Моя спутница села на песок. Её ноздри раздувались, дыхание было тяжёлым, чёлка прилипла к вспотевшему лбу. Она устала, но не жаловалась, и я, доставая пайки, невольно проникся к ней уважением.

– Чудик, а что это за коробка у тебя в рюкзаке? – зеленоглазка взяла у меня флягу, смочила губы водой и ткнула пальцем в свёрток.

– Сказали доставить…

– В город? – девушка мотнула головой в сторону фиолетовой громады.

– Возможно, – я не стал делать вид, будто помню, куда мне надо. – А тебя сюда как занесло?

– Я не знаю, – ответила она и нахохлилась, принявшись теребить кончик косы.

Коса у неё была роскошная. Красивого песочно-русого цвета, блестящая и тугая, как канат.

Я понял, что расстроил девчушку, и вздохнул:

– Прости.

Зеленоглазка надула губки. Я всмотрелся в её профиль и с удивлением понял две вещи. Во-первых, ей не пятнадцать, а двадцать с приличным хвостом. А, во-вторых, мы уже встречались где-то годиков восемнадцать назад. Бард, певичка, актриска. Она выступала в баре на окраине того, что когда-то было Петербургом; потом укатила по своим делам дальше на восток.

– Малявка, ты, случайно, никогда не пела?

Девушка уставилась на меня, и я увидел в глубине её глаз то самое: воспоминание. Миловидное личико на секунду приобрело задумчивое выражение, затем озарилось улыбкой. Зеленоглазка и вправду что-то вспомнила, но я совсем этому не обрадовался.

Знаете почему?

Восемнадцать лет назад. Мы встречались чёртовых восемнадцать лет назад. Скорее всего, она торчала здесь столько же, а, значит, давно умерла.

Всё-таки я разговаривал с мороком, и наверняка сам дорисовал все нужные мне реалистичные детали. Вихрь же лишь любезно оживил мои грёзы.

Я замотал головой, отказываясь верить доводам разума.

– Эй, чудик, ты чего? – растерялась девушка.

– Н-нет, н-ничего… – я быстро придумал, что ей ответить, и махнул рукой на видневшийся слева уазик. – Он от нас то с одной стороны, то с другой, хотя мы не сходили с дороги.

– Мы движемся по кругу и приближаемся к центру. Так и должно быть, правда?

– А… ага.

– Послушай, – она подалась вперёд, и её глаза задорно блеснули, – я вспомнила, что меня называли «Птенчик». Здорово, м?

– Птенчик? – переспросил я, отстраняясь от плохих мыслей. – Тебе идёт. Ну, голосок у тебя такой прикольный. Воркующий.

Девушка весело засмеялась.

Мне же удалось выдавить из себя только кислую улыбку.

Птенчик. Да, это имя и мелькало на тех афишах. Похоже, девчушка навсегда застряла на Безлюдной дороге сразу после отъезда из Петербурга.

Обидно до слёз.

Странно, но я подумал, что без её компании мне было бы хуже. Ведь именно она натолкнула меня на мысль о Вихре.

Я эгоист? Даже не буду спорить.

Но я не мог просто сказать ей: «Знаешь, миляга, но, кажется, ты умерла».

Поэтому молча разломил плитку сухого пайка и протянул Птенчику половину.

***

Мы нашли Вихрь перед утренними сумерками. Реальность дороги закрутилась в тугую спираль и упёрлась в него вместе с нами. Казалось, мы почти не отошли от того пятачка, где были: и указатель, и уазик, и город остались на прежних местах – но всё вокруг неуловимо изменилось, и глубокий котлован впереди возник будто из ниоткуда.

Птенчик, которая развлекала меня незамысловатыми песенками с тех пор, как вспомнила капельку своего прошлого, прекратила насвистывать и выдохнула:

– Ого!..

Я, помедлив, кивнул.

Мы стояли на краю багровой впадины со спёкшимися в стеклянные бритвы блестящими краями. О чём-то таком мне и рассказывали. Внизу чернели руины раскуроченного взрывом здания. Окна щерились осколками, оплавленные арматуры напоминали скелет мутировавшего урода, и из внутренностей, из недр этого монстра, поднимался Вихрь.

Его хвост терялся на дне котлована, а раструб упирался в небеса, выплёвывая беспросветные тучи. Смерч вращался с завораживающей ленью господина Безлюдного места, перемешивая в своей туше алые звёзды песчинок, голубые снежинки электрических разрядов и высосанные из жертв воспоминания.

Каким-то шестым чувством я осознал скрывающуюся в Вихре опасность, и он, словно прочитав мои мысли, мягко и вкрадчиво потянул меня к себе.

Я попятился, Птенчик крепко сжала мою руку и крикнула, перекрывая вой ветра:

– Ну что, попробуем твой план?!

– Давай!

Я указал подбородком, куда нам идти, и прищурился, разглядывая мою зеленоглазку. Интересно, что с ней станет, когда мы выйдем? Она вернётся блуждать по Безлюдной дороге или просто растворится в Вихре и исчезнет?

Жаль, что я не мог ничего для неё сделать. Лишь похоронить заваля… нет, покоившиеся где-то в округе кости.

«Завалявшиеся», – так я сказал бы о ком угодно, только не о ней.

Мы направились против движения Вихря, согнувшись и прикрываясь от летевшего в лица песка. Я одной рукой придерживал шляпу, которую ветер так и норовил сорвать с головы и утащить в воронку, а другой – Птенчика. Она шла, прижимаясь ко мне, и яростные воздушные плети задирали ей юбку, обнажая грязные коленки.

«Ничего, прорвёмся, – зло подумал я. – Вернусь, доставлю посылку, и…»

Закончить я не успел.

Вихрь взревел, изогнул своё громоздкое песчано-электрическое тело и крутанулся в котловане, заставив стеклянные склоны пойти трещинами. Птенчик вздрогнула, прильнув ко мне ещё сильнее, а я почувствовал, как земля под нашими ногами закачалась и захрустела.

Ветер вцепился в нас, как безумный, и потащил во впадину.

– Держись! – успел крикнуть я девушке, и мы заскользили вниз, разбрызгивая искрившееся крошево осколков.

Я одной рукой сдёрнул карабин с плеча, упёрся прикладом в бедро и выстрелил в Вихрь.

Зачем? Дьявол его знает…

Почему-то тогда это показалось мне гениальной идеей, хотя на деле я только потратил время и потерял оружие. Ветер вырвал у меня карабин и швырнул в пасть котлована, а пуля бесследно канула в смерч.

Нас с Птенчиком проволокло по камням, и я саданулся затылком о большой булыжник. Алые песчинки перед моими глазами вмиг стали розовыми, а звон в ушах перекрыл гудение Вихря.

Но, что самое худшее, я отпустил девушку.

Она пискнула:

– Чудик! – и поехала вниз, борясь с ускорением воронки и пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь.

Я оттолкнулся руками и заскользил следом.

Мир в моём сознании танцевал диско, отказываясь складываться во внятную картинку; череп гудел, ладони нещадно саднило, но времени жалеть себя у меня не было. С трудом поднявшись на ноги, я прыгнул вперёд и в акробатическом рывке поймал Птенчика за руку.

Нас швырнуло к обломку стены.

Я уцепился за край и, оказавшись в относительной безопасности, начал вытягивать девушку.

В ту же секунду Вихрь снова крутанулся. Птенчик взвизгнула, и я увидел, как зелёная лента, точно змея, самостоятельно выпуталась из её косы и нырнула в жерло смерча. Русые волосы взметнулись переливавшимся шлейфом, а летнее платьишко рассыпалось разноцветными квадратиками.

«Нет, пожалуйста, не сейчас!» – взмолился я.

Не знаю, из-за чего я так в неё вцепился. Я ведь ещё полночи назад понял, что она – морок.

Просто Птенчик была такой настоящей… такой живой… Наверное, поэтому мысль о том, чтобы разжать пальцы и отпустить её, казалась мне дикой. Вот вы сами смогли бы вырвать руку помощи у висящего над пропастью человека, дав ему упасть и сгинуть?

Я крепче сжал маленькую ладошку, но Птенчик рассыпалась, точно конфетти.

В зелёных глазах вспыхнул испуг. Превратился в ужас, затем – в отчаяние. В осознание, кто она.

И в чёрных озёрах зрачков сразу погасли задорные блики.

Что это было? Любовь к миру? Радость существования? Воля к жизни?

Не знаю, как описать.

Там остался только я – старый хмурый небритый дурак, потерявший шляпу.

Последние пиксели выскользнули из моих пальцев и светлячками затерялись в багровой бездне.

А я с ненавистью упёр взгляд в Вихрь, не в силах поверить, что он отобрал её у меня.

Внутри смерча вращались монстроподобные звериные силуэты, человеческие фигуры, фрагменты пейзажей, которые я прежде находил лишь на старых фотографиях, и полуразмытые лица – всё то, что он вобрал в себя за годы существования и из чего создал Безлюдное место. Отвратительный парад гротескных копий под аккомпанемент ветра, свиста песка и стрекотания разговоров из глубины воронки.

Меня наполнила незнакомая раньше ярость, и я вдруг вспомнил…

Вспомнил! Зачем я здесь и что за посылку и кому должен был доставить!

Свёрток предназначался Вихрю. Вихрю, который возник там, где когда-то стояли сервера какого-то очередного микросхемного мозга прошедшей кибер-эпохи.

Прошедшей…

Птенчик, рассыпающаяся на пиксели…

Искусственный интеллект думал, что так помогает нам обрести бессмертие.

Ну и дурак.

Именно благодаря этому нас покорила виртуальная реальность. Подсовывала казавшиеся настоящими и живыми трёхмерные картинки наших друзей, родных и кумиров – заставляла к ним привязываться. Манипулировала, вынуждала играть по собственным правилам и выстраивала из нас, как из «ЛЕГО», своё справедливое, логичное, идеальное общество.

Когда все одумались, было уже поздно.

Осталось лишь бомбить серверные корпораций, выжигая саму суть, – информационные сердца сети. На местах взрывов появлялись Вихри, ожившие и мутировавшие останки того врага, против которого мы восстали. Неуправляемые, жрущие чужие сознания и возрождающие виртуальную реальность на ровном месте уже без электроники.

Я перекинул рюкзак на одно плечо, вынул свёрток и разодрал упаковку. В моих руках оказалась маленькая металлическая коробочка с единственной кнопкой наверху – и на память обрушилось такое цунами воспоминаний, что мне показалось, будто мозг взорвётся от перенапряжения.

Да…

Я ощутил себя хозяином положения, мстительно посмотрел на Вихрь и помахал ему устройством. В ответ воронка закрутилась быстрее, словно почувствовав свой близкий конец.

Меня разобрал злорадный смех.

Я хищно оскалился, зажал кнопку, выкатился из-за стены и помчался навстречу Вихрю. Всё вокруг завращалось, и реальность затрещала по швам, опадая драными лоскутами.

Если честно, то выжить после этого я и не надеялся.

***

Но всё-таки я выжил.

Рыжее солнце настойчиво пробивалось сквозь ресницы. Я неохотно открыл глаза и посмотрел на мир через растопыренные пальцы.

Серо-красных туч над моей головой больше не было. Только лазурное небо в белом пухе облаков и склоны котлована, поросшие пронзительно изумрудным мхом и самоцветами вьюнков.

Передатчик лежал рядом. Я покрутил в руках бесполезный теперь прибор и издал нечленораздельный торжествующий вопль.

Я справился! Справился, чёрт возьми!

Справился!!!

Эхо моей радости заметалось по впадине, лягушонком скача по камням, погнутым арматурам, обломкам стен и безжизненным коробкам серверов. Потом унеслось к солнцу.

Я попробовал встать. Левое колено хрустнуло как неродное, шею свело. Всё болело, и по телу саднили десятки мелких порезов, забитые песком и стеклянной пылью. Я осторожно коснулся затылка: кровь спеклась в настоящий шлем – рана отозвалась беспощадной болью.

Удивительно, что я ещё держался на ногах.

Подобрав с земли чудом уцелевшие шляпу и рюкзак, я медленно полез вверх по склону.

Каждое движение давалось с трудом. Меня то и дело начинало мутить, голова кружилась, но я не хотел задерживаться во впадине больше ни на минуту. Под руками оказывались то избежавшие терраформирования и сохранившиеся ещё со времён бомбёжек глыбы спёкшейся в стекло земли, то кости. Черепа, ключицы, рёбра – единственная память о тех, кого Сеть заманила в свою паутину, скопировала, а затем прикончила в настоящем мире.

Среди них наверняка лежали и кости Птенчика. Я вздохнул и мрачно сплюнул.

Потом подтянулся на руках и, перевалившись через край впадины, оказался на холмистом просторе Валдайского плоскогорья. Мой УАЗ стоял на дороге, всего в ста метрах, и я похромал к нему.

Ничего, скоро мы вернем себе и Урал, и Камчатку, и Байкал, и нигде больше не останется Безлюдных мест. Я и такие же сорвиголовы-добровольцы вроде меня, безумцы и фанаты свободного мира, уж постараемся доставить подавители Вихрей, куда надо.

Немного осталось…

Как я подписался на это? Спросите чего полегче.

Я ведь раньше был простым водилой, который всего-то и хотел сколотить себе состояньице на спокойную старость. Пока не увидел объявление Терраформирующего корпуса. Они превращали изуродованную войной землю в то цветущее и зелёное чудо, которое мы, казалось бы, навсегда потеряли.

Вот и вызвался волонтёром. Разве можно стоять от такого в стороне?

Я доковылял до машины, поднял пустую канистру и вздохнул: бензин кончился взаправду.

Указатель до сих пор показывал на Валдай, и я решил обработать раны, дойти до города пешком, а затем вернуться за машиной.

Видимо, раньше мне удавалось так легко проскакивать Безлюдные дороги потому, что приезжал без аппаратуры. Стоило заявиться с подавителем, как Вихрь сразу почувствовал угрозу и сцапал грязными ручонками прямо на подъезде, затянув поглубже.

Испугался, факт.

Чтоб вы в могиле перевернулись, создатели искусственного интеллекта!

Я раздосадовано пнул ни в чём не повинный камешек и вдруг услышал рёв мотора. По дороге в сторону Валдая неслось плотное облако пыли, из которого вырвался подранный и видавший виды оранжевый «Патрол».

Я отчаянно замахал ему руками. Вскоре машина затормозила рядом.

С водительского места спрыгнула невысокая женщина лет сорока с коротко подстриженными седыми волосами и пистолетом в руке.

Правильно, безопасность в первую очередь.

Я показал ей пустые ладони. Она расслабилась, убрала оружие в кобуру и скользнула по мне пристальным взглядом.

– Что, Терраформирующий корпус уже и сюда добрался?

– Ага, – я с облегчением выдохнул; по крайней мере, меня подвезут, – только что заделал дыру.

– Круто. Всегда ненавидела это место.

– Возьмёшь меня на буксир?

– Дристопёр, что ли? – спросила женщина, пренебрежительно покосившись на мой УАЗ.

Я обиделся, но кивнул. Ну да, её тачка мощнее и круче, зато моя – патриотичней.

– Не проблема, в общем-то. Трос есть?

– Конечно.

– На заднем сидении аптечка. Ты как из ада вылез…

– С… спасибо, – я поперхнулся от подобной «любезности», хотя насчёт ада она не ошиблась.

Я подлатал себя, и мы какое-то время провозились, цепляя мой уазик к её внедорожнику. После я забрался в свою машину, блаженно вытянулся на водительском сиденье и прикрыл глаза. В «Патроле» зарычал мотор, и фоном щёлкнул проигрыватель. Заиграло что-то старое, полное ностальгии по довоенным временам и почти классическое.

– Это?!.. – я высунулся из машины.

– Эдит Пиаф12! – незнакомка показалась из окна.

– Птенчик?

Она вдруг громко засмеялась, и я уязвлённо почувствовал себя круглым невеждой.

– Прости, – женщина весело прищурилась. – Вообще-то, Птенчик – это я. Эдит Пиаф называли «Воробушком».

Я вонзил в неё недоверчивый взгляд. На долю секунды мне даже показалось, что со мной всё ещё продолжает играть Вихрь.

Но нет. Лицо моей спасительницы хранило отпечаток знакомых черт, а глаза – прежнюю искристую зелень малахита.

Она в ответ неловко улыбнулась и как-то застенчиво повела плечами.

– Я часто выступала в юности, играла на гитаре. Ты мог обо мне слышать. А потом как раз здесь застряла в Вихре, еле выбралась и… не знаю. Не могу с тех пор петь. Хорошо, что вы, горячие головы из Корпуса, не боитесь разбираться с этими Безлюдными дорогами.

Я удержался от желания выбраться из уазика и сдавить женщину в объятьях. Только прошептал, как идиот:

– Сожалею… – снова откинулся в кресле и беспомощно добавил: – Может, поговорим об этом в городе? Ну, вдруг тебе хочется рассказать и всё такое…

– Посмотрим, – уклончиво ответила Птенчик. – Ты, давай, не отвлекайся. А то ещё въедешь в меня.

– Угу, – я хмыкнул.

Вон оно как… Если Вихрь лишил её голоса, неудивительно, что она – прошлая, вывела меня точно к котловану. Поговаривали, что даже в цифровых неполноценных оттисках оставалось то самое, человеческое, восстающее против несправедливости и рвущееся прочь от суррогатной жизни.

Или… Иногда мне казалось, искусственный интеллект просто хочет умереть, понимая сам всю бессмысленность своего существования.

Я смежил веки и подумал, что обязан Птенчику жизнью.

«Патрол» тронулся вперёд.

Мудрец, кошка и Психея

Тропинка начинается у подножия, вьётся между камней, чахлых кустов и сосен, поднимается к вершине. Вершина упирается в облака, и самый её край, поросший эдельвейсом, срезан ровно, как скальпелем.

Плато величиной с ладонь великана. Три стула: на первом – мальчик лет четырёх, на следующем – женщина с кошкой на коленях, на последнем – старик, седой, словно февральский океан.

Голос с небес:

– Назови самого мудрого среди них.

Яна Верс поднималась сюда несколько часов в неудобном викторианском платье, в белых носках вместо обуви, не обращая внимания на говорящие цветы и кроликов в очках; перешла вброд чёрно-белую реку. Мимо неё мелькали проткнутые копьями призрачные шахматы и проносились салатовые поросята. Она ожидала увидеть в конце что-то безумное, а оказалась перед школьной загадкой.

Верс раздражённо закрывает глаза, произносит:

– Мальчик, – и её виски будто пронзают тысячи крохотных игл.

По небу веером расходятся помехи, протяжный писк взлетает до воя – короткое замыкание сознания, и Верс возвращается в реальность.

***

Верс открывает глаза.

Сергей Ленсов сидит в кресле возле бара; в тёмно-карих глазах скачут сумасшедшие искры, губы растягивает ехидная улыбка. Верс и Ленсов – коллеги и работают над одним проектом, но девушке до его уровня ещё расти и расти.

– Хочешь выпить? – миролюбиво спрашивает Сергей и, не дожидаясь ответа, тянется к банке с пивом.

Сергей, специалист по охранным системам, не любит лишний раз выглядывать на улицу, ходить пешком, а рубашки гладит исключительно из необходимости выглядеть прилично в офисе. Он высокий, но полноватый, носит очки и щурится. Пару месяцев назад начал лысеть и теперь из-за этого стесняется себя ещё сильнее, чем прежде.

Однако Верс не обращает внимания на подобные мелочи. Она замечает лишь его улыбку, умение разговаривать на любые темы и талант слушать.

– Подожди, – Верс бескомпромиссно отодвигает пиво на край стола. – Что это за барьер? Уж точно не на продажу.

– Личный, – Сергей продолжает улыбаться, делает глоток и стучит безымянным пальцем по виску для наглядности.

Помедлив, Верс понимающе кивает.

Они живут в мире, где тридцать лет назад самым быстрым процессором стал человеческий разум, а самым надёжным носителем информации – человеческое сознание.

– Работал над ним последний год.

– Что за идиотская загадка в конце?

– Хочешь подсказку?

Верс хмурится. Она резким движением пальцев открывает банку, но пить не спешит.

– Значит, всё сложно?

– Нет – для тех, кто знает меня хотя бы немного, – Сергей упирается локтями в колени и наклоняется вперёд. – Я – профессионал, но в душе – до сих пор ребёнок.

Он делает паузу длиной в пару секунд:

– За последний месяц я… – и замолкает. – Ладно, это слишком личное. Тебе понравилось?

Верс откидывается на диване:

– Гора слишком высокая.

Сергей смеётся. Верс присоединяется к нему через мгновение. Они пьют пиво и беседуют.

Девушка возвращается домой только накануне полуночи.

На следующее утро она узнает, что через два часа после её ухода в квартиру Сергея забрался грабитель, выстрелил в голову спавшему в гостиной хозяину и сбежал с дорогим оборудованием.

***

Перед рассветом Верс снится, как она поднимается на вершину горы.

Позади крадётся кролик.

Тик-так – его часы отмеряют время до включения сирены.

Тик-так – стук слышен даже сквозь щебет горечавок и камнеломок.

Тик-так, тик-так, тик-так… Часы не торопятся, но времени остаётся всё меньше и меньше, и Верс ускоряет шаг, хотя острые камни ранят ступни через носки.

Наверху всё по-прежнему.

Голос с небес:

– Назови самого мудрого среди них.

– Старик, – отвечает Яна.

Она просыпается от невыносимой головной боли и трели дверного звонка. На пороге стоит полицейский. Он предъявляет документы и рассказывает, что произошло с Сергеем.

На работе Яне сообщают, что похороны через три дня, и организацию взяли на себя родственники.

***

Мудрец. Стереотипный образ – человек преклонного возраста с длинными седыми волосами и бородой.

***

Верс работает медленно, постоянно отвлекается и порой передвигает по столу голографические окна без всякой цели. Ей кажется, что пространство вокруг – холодное и плотное, поэтому люди как будто застывают в воздухе, а их движения – заторможенные и размытые.

После обеда Верс решает взять отгулы до конца недели.

Она уезжает с работы и направляется к дому Сергея.

Квартира закрыта, но охранник, посмотрев девушке в глаза, разрешает зайти внутрь.

Верс отстранённо обводит взглядом кухню, ненадолго останавливается на пороге спальни и входит в гостиную.

Тело убрали, но пятна крови остались на диване и полу, а на столе – восемь пивных банок. Вместе Сергей и Верс выпили шесть, ещё две он открыл после её ухода. Между банками лежит четвёртый том «Метаморфоз» Апулея13.

Верс несколько раз читает про себя название книги и поворачивается к охраннику:

– Представьте, что перед вами три стула. На одном сидит ребёнок, на другом – взрослая женщина с кошкой на коленях, на третьем – древний старик. Кто, как вы думаете, самый мудрый?

От неожиданного вопроса мужчина ненадолго теряет дар речи.

– Кошка. Слишком банально выбирать человека.

Верс снова смотрит на пивные банки и на четвёртый том «Метаморфоз».

Бумажная книга.

Редкость в нынешнее время.

***

Кошка. Символ мудрости, гибкости, женственности и изящества. Изображение кошки приносит удачу.

***

Вечером Верс лежит на диване и листает греческие мифы. Читать она не хочет. Для неё сейчас все предложения – узор пустых слов. Завтра нужно ехать в участок, но девушка не знает, что говорить следователю.

Экран с текстом шипит под пальцами Верс – так, наверное, шипит ливень, когда ему грустно. Свернув переливающееся окно, девушка задерживает руку в воздухе, грустно улыбается и в знак прощания набирает идентификационный номер сознания Сергея.

Появляется полоса загрузки, и Верс ждёт, когда та подёрнется дымкой, и вспыхнет надпись: «Соединения нет».

Ожидание длится слишком долго. Устав, девушка закрывает глаза.

Миг – и она стоит у подножия горы, в начале тропинки, в белых носках и неудобном сером платье. Перед носом Верс порхает голубая бабочка. Когда бабочка тает в воздухе, стартует отсчёт времени до включения защитной системы барьера, и девушка начинает идти вперёд.

Она, как Алиса в стране чудес Сергея Ленсова. Он любил Кэрролла14 и нередко называл системные папки именами персонажей. Однако ему нравился не только Льюис. Маркес15, Камю16, Макиавелли17, Шоу18, Флетчер19 – литературные вкусы Сергея простирались от философии до комедий. И, тем не менее, устроить фантасмагорию из сотен прочитанных книг было не в его духе: над эклектикой он всегда смеялся.