Тимлиды

Движение людей от метро вдоль Невского подсказало направление: многие шли туда же, компаниями или по одному. Снимок пожилой пары, скромно, но аккуратно одетой, оказался удачей этого дня: старик, ведущий под руку свою жену, на не новом пальто которой брошью была прикреплена белая лента в форме христианской рыбы. Опустив камеру после снимка, Павел встретился с ними взглядом, и они ему улыбнулись. В их глазах была печаль и что-то вроде надежды. Ближе к площади стало сложно идти. На узких тротуарах было тесно от людей, под ногами грязь, но лица людей всех возрастов, в кругу которых оказался Павел, привлекали сосредоточенностью и смесью тревоги и воодушевления. На Сенатской площади и в Александровском саду были сотни людей, может тысячи. Павел не мог оценить достоверно число, он впервые был на политическом митинге. Около Медного всадника были слышны речи, кто-то выступал, людей становилось все больше. Павел, имея опыт управления людьми по работе, неумышленно удивлялся безалаберности организаторов, если таковые существовали. Огромная масса людей просто гуляла по площади, время от времени подхватывая какие-то лозунги, которые скандировались и затихали то тут, то там.

Вдруг толпа будто приобрела направление, соорганизовалась: люди стали покидать площадь, теснимые цепью полицейских. По Гороховой улице и Адмиралтейскому проспекту они двинулись в сторону Невского, по тротуарам, по проезжей части. Машины останавливались, сигналили, поддерживая вышедших на митинг, всеобщее воодушевление передалось и Павлу: он просто двигался вместе с людьми, и когда народ начал скандировать: «Аквадискотека», подхватил вместе со всеми. Вокруг была слякоть, под ногами были лужи, шел легкий снег, а ироничный слоган был кстати: это была цитата из фильма, недавно выпущенного Фондом борьбы с коррупцией. Там был показан один из десятков президентских дворцов, в котором было специальное помещение с таким названием. Аполитичность Павла была стабильна: цитату он не заметил.

Павлу удалось отделиться от толпы и дойти до Дома Зингера, воодушевление спало, и холод давал о себе знать. На канале Грибоедова Невский проспект был перекрыт полицией, грузовики для заключенных блокировали автомобильное движение, люди в бронежилетах, касках, со щитами и дубинками встали на пути жителей Петербурга. Зайдя в книжный магазин, Павел почувствовал успокоение, которое он всегда ощущал среди книг: они были ему понятнее и ближе людей. А ещё в магазине было тепло, и только сейчас Павел заметил, насколько продрог. Побродив по магазину, согревшись, сквозь витрину он заметил, что толпа заполнила Казанский сквер и Невский проспект перед ним. Теперь безоружные митингующие стояли напротив цепи вооруженных полицейских, чья экипировка делала по виду их похожими на космонавтов, не прошедших отбор. Крепкие шлемы и броня надежно закрывали их от реалий этого народа, этой страны. Они стояли, перегородив Невский, будто инопланетяне, совершенно чуждые возмущению местных жителей о коррупции и казнокрадстве, да и о чем бы то ни было.

Павел вышел на набережную канала Грибоедова так, что перед ним оказались параллельно стоящие: справа – передний край людей, скандирующих лозунги, слева – цепь экипированной полиции, готовой к бою с народом. Между ними было метра три. Высокий рост и гранитное возвышение набережной позволили Павлу занять удобное место для съемки. Он протер запотевший объектив камеры и увидел, как из людской толпы вышла девушка, ещё девочка, с букетом цветов и пересекла пространство, отделяющее людей от полицейской цепи. Ветер сбросил с ее головы капюшон. Светлые волосы были стянуты на макушке в пучок, огромные глаза смотрели на полицейских, радостная улыбка будто хотела осветить весь этот пасмурный день. Павел навел камеру и начал снимать. Она подошла к экипированному полицейскому, отгороженному от нее щитом и, достав из букета цветок, вложила его в окошко-бойницу. Снимок. Повернувшись к следующему полицейскому, она на мгновение посмотрела в сторону от полицейских, по направлению к Спасу на крови. Павел поймал этот взгляд. Снимок. Достала следующий цветок и протянула его в сторону щита. Снимок. В этот момент за цепью щитов показалось какое-то движение и внезапно над щитом появилась рука, быстрый замах, дубинка в руке. Снимок. Девушка, искавшая, как закрепить цветок на щите, ничего не заметила, удар полицейской дубинки пришелся чуть выше лба и сразу окрасил ее волосы красным. Снимок. Девушка упала и Павел уже не видел ее за людьми. Снимок.

2. Встреча в «Цветочках»

Лиззи вошла в приоткрытую для нее дверь и сразу почувствовала тепло. Она называла себя солнцезависимой летофилкой и сама не понимала, почему живет в этом городе, где солнце появляется месяцев пять в году, а остальное время сложно назвать чем-то определенным вроде слова зима. Короткая пробежка по улице Некрасова от такси до бара оставила грязный след на ее белых дорогих кроссовках. Заметив это, Лиззи на секунду нахмурилась и попросила своего миловидного спутника достать платок и протереть ее обувь. Пока она снимала свою легкую парку и искала свободное место на вешалке, ее кроссовки стали опять безупречно белыми, будто давая пример местному снегу, который никогда не дотягивал до идеала. «Исполнительный», – пришло на ум Лиззи. Она уже несколько дней пыталась найти ответ, почему она терпит этого раздражающего мальчика с лицом ангелочка и телом стриптизера, не прочитавшего за свою четвертьвековую жизнь ни книжки.

Стены бара площадью с небольшую квартиру были декорированы рисунками листьев пальм, вероятно, подчеркивая название заведения. Длинная светло-коричневая барная стойка делила зал на две части так, что бармены могли сквозь витринные окна видеть мокрый снег, медленно падающий в желтом свете уличных фонарей. С ламп на потолке свисали бумажные снежинки и елочки, напоминавшие о недавно прошедших праздниках. Сегодня работали три бармена. Лиззи кивком поприветствовала одного из них и, садясь на единственный свободный стул у барной стойки в центре зала, сказала: «Как обычно и Perfect continious». Илья кивнул в ответ: он знал вкус посетительницы к горьким напиткам, второй коктейль, наверняка, предназначался для ее мальчика.

Зал был полон, для воскресенья даже чересчур, и аудитория была необычна. Вместо веселеньких парочек и компаний, приехавших на выходные из Москвы и пришедших в заведение, обязательное к посещению как культовое по мнению безымянных блогеров, в баре в основном были мужчины за тридцать со слишком серьезными взглядами. Большинство этих людей было в наушниках. Лиззи убрала свои длинные темные распущенные волосы в капюшон яркой красно-зеленой пижамы Gucci и поймала один из этих взглядов, направленный на нее. Она определенно не знала, что делать с занудными и скучными мужчинами, поэтому всегда просто отвечала дежурной улыбкой и отводила взгляд. Сидя за барной стойкой она повернулась к своему бойфренду, стоявшему за ней в отсутствии свободных мест, и поцеловала его в щеку, будто пытаясь стряхнуть с себя душные взгляды других мужчин. Глянец коктейля с оливкой на шпажке, поставленный перед ней барменом, почему-то напомнил о цели сегодняшнего вечера: на часах было восемь. Лиззи надела airpods и присоединилась к zoom-конференции, в которой уже было несколько десятков участников, вряд ли больше полусотни. Они хранили молчание, ожидая начала встречи.

3. Приветственная речь

– Господа и дамы, приветствую всех, давайте начнем, – услышали в наушниках участники zoom-конференции знакомый голос лидера Профсоюза. – Рад тому, что многие из присутствующих нашли время этой зимой на пару дней приехать в культурную столицу. Она не очень прибрана, извините, снег здесь убирать с улиц не принято. Не смогли быть сегодня в Петербурге всего семеро наших коллег, большинство из них сейчас зарубежом, они присутствуют дистанционно. С нами тимлиды из всех городов-миллионников России, а также из городов поменьше. Также с нами наши товарищи, раньше работавшие в России, эмигрировавшие и сохраняющие связь с нашим сообществом. Ещё раз приветствую всех!

В чат конференции посыпались приветственные смайлики.

– Нашей организации, как вы знаете, чуть больше десяти лет, сейчас в ней семьдесят два участника, за каждым участником – команда разработки. Десять лет назад организация была основана Львом, Михаилом и мной, начинающим лидом, как площадка, объединяющая руководителей разработки, программистов. В этом году мы усложнили правила вступления в Профсоюз: если раньше нужна была рекомендация двоих тимлидов, после чего нужно было пообщаться со мной, то сейчас добавился дополнительный этап. Я почти всегда прошу одного из вас, не знакомого с кандидатом, пообщаться с ним и высказать свое мнение: усилит он наше общество или ослабит его. Также мы время от времени принимаем в коллектив не только тимлидов-программистов, но и лидов аналитики и тестирования. Перед нами не стоит цели расширения, увеличения числа участников, нам важно сохранить высокий уровень профессиональной компетенции и общность взглядов, при этом идти в ногу с развитием технологий. Важнейшей задачей, стоящей перед нами, является обеспечение устойчивого развития каждого из нас и наших команд. Люди прежде всего. Важно, чтобы каждый из нас получал максимум из возможного на рынке труда и чтобы он чувствовал себя под защитой в случае непредвиденных обстоятельств.

Говоривший на секунду замолчал, отвлекшись на дискуссию в чате конференции о том, где же физически находятся сейчас ее участники.

– Товарищи, ваше нетерпение подстегивает меня рассказать о планах на вечер. Помимо не приехавших, сейчас мы все находимся в разных барах в центре Петербурга, мы все рядом, в заведениях в основном на улицах Некрасова и Рубинштейна. Я бы не хотел, чтобы наше собрание привлекало ненужное внимание, поэтому не стал организовывать встречу в одной локации. Сейчас на часах начало девятого, и я не планирую тратить ваше время долгой речью. План на вечер следующий: познакомьтесь друг с другом лично, посмотрите в глаза тем, кого вы уже годы знаете дистанционно, выпейте на брудершафт и обсудите предложение, к которому я скоро перейду. Такая очная встреча вряд ли повторится в ближайшие годы: было не просто организовать всех вас с учетом вашей занятости и востребованности. Далее, около десяти вечера мы проведем что-то вроде архитектурного комитета, обсудим практический план действий, место проведения будет определено чуть позже. Ковидные ограничения закроют бары около полуночи. Желающие продолжить общение переместятся в те бары, которые игнорируют пожелания местного правительства и открыты до утра. Многим из нас завтра утром на работу, так что важные моменты постараемся обсудить пораньше.

Лиззи внимательно слушала речь в наушниках, краем глаза наблюдая, как ее заскучавший спутник болтал с девушкой, сидящей рядом за стойкой. Спутник этой девушки, как и Лиз, был в наушниках.

– Перейду к делу, которое хочу вам предложить. Хочу, чтобы вы его основательно обдумали, и те из вас, кто хочет быть его частью, сообщили мне об этом сегодня. Прошу не обсуждать это дело вне Профсоюза. Выглядит оно как опасное, но то, как мы его организуем, минимизирует наши риски. Вы знаете мою позицию: Профсоюз вне политики. Знаю, что некоторые из вас поддерживают оппозиционные организации, но всякий раз, когда вы предлагали мне какую-то политическую активность, слышали отказ. Я считал, что мы были не готовы, да и цель Профсоюза в другом. Сейчас я предлагаю вам кое-что попробовать, в формате приключения, впрочем, социально полезного приключения на мой взгляд. Это индивидуальный выбор каждого, и те, кто откажутся, останутся участниками Профсоюза как и раньше, ничего не изменится.

Звонок над дверью бара оповестил о новом посетителе. Лиззи, повернувшись, увидела Михаила, вошедшего в зал. Они встретились взглядом и улыбнулись друг другу.

– В Петербурге есть известная семья – Воловины. Андрей Воловин – банкир, последние пару лет он возглавляет Императорский банк, проект этой семьи, куда вложены сейчас, по мои данным, почти все их деньги, десятки миллионов долларов. Там есть и другие инвесторы, в основном друзья отца Андрея Воловина – Вилена. Вилен Воловин пенсионер, а раньше – с конца девяностых и первую половину нулевых – он, находясь на государственной службе, курировал наркотрафик, проходящий через Петербургский порт и по сухопутным границам с Финляндией и Прибалтикой. Надеюсь, не удивлю вас информацией, что уже двадцать лет вся организованная преступность в стране имеет своих организаторов и бенефициаров в государственных органах. Так вот, Вилен Воловин скопил внушительное состояние на торговле наркотиками и начал политическую карьеру, вы можете регулярно видеть его в телевизоре. Рейдерские захваты, которые были вторым направлением бизнеса Воловина, предоставили ему компании для инвестирования, так он легализовал деньги от наркотиков. Среди прочего Андрей и Вилен меценаты. Они финансово поддерживают один из детских домов в Ленинградской области, который используют для своих сексуальных развлечений, беря в аренду детей на выходные или приезжая с друзьями. Неделю назад одна из воспитанниц детдома повесилась, в прессу это не попало. Воловин-старший в восьмидесятые отвечал за применение к несогласным с режимом диссидентам мер исправления в психиатрических клиниках. Он же последние годы тратит большие деньги, ища пути закрыть «Мемориал», организацию, изучающую государственные репрессии советского и постсоветского времени. По слухам, есть документы, свидетельствующие, что его отец был в расстрельных командах, в том числе и в Сандармохе. Появление этих документов может сказаться на политической карьере и бизнесе Воловиных. Вернусь к делу. Императорский банк – это интернет-банк, у него несколько инвесторов, все они бывшие сослуживцы. Бизнес-модель следующая: деньги от нелегальных бизнесов и полученное на воровстве из бюджета под высокий процент ссужать it-стартапам. Когда стартап начинает приносить прибыль, основатели силой выводятся за скобки. Кроме того, банк финансирует несколько микрофинансовых организаций, кредитующих частных лиц под 200% годовых. Там же есть коллекторское агентство. Забыл про дочь Вилена Волошина – Агнию. Три года назад Вилен организовал для нее некоммерческую организацию «Прозрачный интернет». Эта организация занимается тем, что пишет в прокуратуру и полицию заявления, найдя в социальных сетях в аккаунтах школьников и студентов какой-то намек на нелояльность текущему правительству. По их доносам к тюрьме приговорено почти две сотни подростков за репосты и лайки под неправильными сообщениями.

Лица людей в зале были мрачны, эта часть речи сбила праздничный настрой.

– Как я уже сказал, основной бизнес этой семьи сейчас – Императорский банк, все остальное так или иначе финансируется из него. Это интернет-банк, у него почти нет офисов, физических отделений, филиалов. Есть информационные системы, приложения в App Store и Google Play, веб-версии для индивидуальных предпринимателей, юридических лиц, частных лиц. Основное конкурентное преимущество банка – использование государственного ресурса: от серверных мощностей до данных государственных ведомств. Клиентов у банка много, направление популярное. Много и конкурентов, ниша интересна и другим игрокам на рынке. Банк полностью зависит от своих приложений, если внезапно они перестанут работать, клиенты банка не смогут проводить операции, брать и отдавать кредиты, а инвесторы быстро всполошатся. Что мы знаем про их разработку? Воловины обворовывают даже своих соинвесторов и тратят на разработку четверть от утвержденного бюджета, остальное выводя через подставные компании в свой офшор. Их группа разработки, уставшая от самодурства руководства и постоянных не оплачиваемых переработок, готова к уходу. У нас есть доступ к документации системы. Готовимся уже несколько месяцев. Сейчас у нас есть техническая возможность сделать так, что в результате ряда не связанных друг с другом событий, деятельность банка остановится минимум на неделю. Исправлять будет некому, мы просчитали возможное развитие ситуации на несколько ходов вперед. За неделю из банка начнут выносить деньги вкладчики, появятся судебные иски. Банк станет банкротом за полмесяца. Это нанесет сильный удар по семье Воловиных, после которого они вряд ли будут занимать в городе и, подавно, в стране то положение, которое занимают сейчас. Мир бы стал без них лучше, но о таком я не говорю. План – отправить эту семью на заслуженную пенсию.

Михаил, не нашедший места за стойкой, стоял в отдалении у столика и рассматривал Лиз. «Она как всегда не одна, а ее спутники все моложе» – с грустью подумал он, в то время как голос в наушниках продолжал.

– Почему я это предлагаю? Думаю, все из нас работали на государственных проектах. Сейчас половина из нас работает в компаниях с государственным участием в капитале или в подрядчиках, имеющих контракты с государством. Такая у нас страна – государство является основным участником экономики. Единицы из нас ходили на какие-то митинги, чуть большее число поддерживает какие-то правозащитные проекты финансово. Мы не революционеры и не радикалы. Мы хорошо работаем, хорошо зарабатываем и хорошо живем. Но каждый день мы сталкиваемся с людьми, которым хуже, чем нам. Мы сталкиваемся с плохой инфраструктурой, которая плоха, потому что бюджетные деньги разворованы. Мы сталкиваемся с взяточничеством, которое здесь уже стало традицией. Последние годы мы сталкиваемся с вопиющей несправедливостью, которая стала системой. Не мне вам рассказывать о жизни в России, уж тем более не тем, кто живет вне столиц. Можем ли мы как-то повлиять на ситуацию? В других странах это происходит через выборы в парламенты, выборы судей, выборы шерифов. Здесь это не работает. Есть ли у нас возможность как-то улучшить ситуацию в наших городах помимо личной благотворительности и личного влияния на людей вокруг? Я предлагаю вам небольшой акт селекции. Каждый из вас в своих командах нанимает и увольняет людей: нанимает умных и талантливых, а ленивых и глупых увольняет. Только так ваши команды будут жизнеспособны. В масштабах общества эта же цель достигается выборами управленцев, представителей. Так как мы здесь в России де-факто ограничены в политических правах, я предлагаю компенсировать этот лимит. Вся информация про семью Воловиных и их бизнес лежит в облаке, ссылку сейчас пришлю в чат. Прошу предварительно в чате поставить положительный или отрицательный эмодзи. Мне, коллеги, крайне интересна ваша первая реакция на мой, уверен, неожиданный для вас оффер.

В чат мгновенно посыпались смайлики: радостные лица, аплодисменты, палец вверх. Вячеслав был приятно удивлен реакцией товарищей, впрочем, он в них верил. Среди символов вдруг проскользнул разгневанный человечек с рожками – единственная негативная реакция на предложение, его отправил Михаил. Удивленно Вячеслав спросил голосом:

– Миш, тебе не нравится идея?

– Шутишь? Мы готовим это дело уже месяцы, я горд быть его частью. И я рад, что ты, наконец-то, решился. Ты слишком консервативен, подобные варианты я тебе предлагаю уже лет пять!

– Для меня честь работать с тобой, спасибо за поддержку. Дамы и господа, приветственная речь закончена. Спасибо, что выслушали, переходим к развлечениям!

4. О свободе

Выпито было много: начав с коктейлей, компания вскоре перешла на крепкие напитки. Обсудив проекты и технологии, сидящие за столом почувствовали, что очевидные темы разговора иссякли, впрочем, их оказалось много для людей из разных городов, которые познакомились несколько часов назад. Несмотря на то, что в Профсоюзе они были уже годы, личная встреча произошла впервые. Даже те, кто уже общались и имели общие дела, никогда не видели друг друга лично. Сделав глоток виски, Михаил мечтательно сказал:

– Нравится мне моя работа, господа. На какой ещё работе я могу быть в такой прекрасной интеллектуальной компании? Где ещё я могу столько зарабатывать? Какая ещё сфера может дать мне столько интересных задач для решения? И где я могу быть настолько свободен в выборе чем заниматься?

– Да, свобода – это важно. Без свободы жизнь не в радость, – подхватил стоявший рядом с Михаилом Юрий. – С отцом недавно об этом говорил. Он инженер и всю жизнь проработал на машиностроительном заводе, так вот, даже ему, инженеру, надо постоянно присутствовать в производственном цехе, вся его работа там регламентирована какими-то устаревшими инструкциями, начальники дурные и чем дурнее начальник, тем больше от него совещаний…

– Все как у нас, – перебил Антон, приехавший из небольшого поволжского городка. – У меня на текущем проекте проверка утреннего статуса команды из восьми человек – это двухчасовое совещание, которое проводит совершенно безграмотный новый менеджер. Он не понимает технологии, он не знает проект, он не читает документацию, он пишет с орфографическими ошибками и он очень любит совещания! И каждый день из обычных восьми часов работы вся команда тратит два на общение с этим лентяем, неспособным к самообразованию. Так уже месяц, прогресса нет. Не поверите, господа, но у меня уже один разраб написал заявление об уходе из-за этого, сказал: «Не могу больше терпеть этого идиота. Мне за это не платят». И, по-моему, он абсолютно прав.

– Конечно прав, нет смысла такое терпеть, дай мне контакты твоего разраба, мне нужны честные парни, – перехватил Михаил, чем вызвал всеобщий согласный смех.

– Я терплю потому, что три года с нуля этот проект делал. Это как мой ребенок. Там отличный код, все отлажено и работает как часы, команда замечательная. Во всяком случае была до прихода этого менеджера, – с грустью произнес Антон.

– Как только ты влюбился в свой проект, стал его матерью, у тебя появилась слабость. Ты привязан к проекту, менеджер это чувствует и использует твою слабость. Тебе надо защищать твоего ребенка. Это как в дикой природе: в львином прайде родился детёныш, а вокруг бегает гиена. Ваш прайд, конечно, может договориться считать эту гиену частью стаи, но тогда вы какие-то странные львы, возможно, вы гиены? – Михаил любил провоцировать товарищей, чтобы они высказали открыто свои взгляды, показали, что есть внутри.

– Ты так говоришь, будто разрабы и менеджеры – это разные биологические виды, – со смешком сказал кто-то из стоящих рядом тимлидов.

– Так и есть! Исходя из того, что ты знаешь про этого менеджера о его профессиональных и личных качествах, скажи, может он принести в проект что-то полезное, улучшить его, как это делаете вы? – спросил Михаил.

– Скорее всего нет.

– А может ли он его ухудшить: уволить или распугать участников команды, принять глупые необоснованные решения, испортить процесс, тратить ваше время?

– Этим он и занимается, к сожалению.

– Так почем ты удивлен моим словам про другой вид человека? – Михаилу нравился разговор все больше, он повернулся к Антону. – Твой менеджер – паразит, он питается тем, что вы сделали, вашим продуктом, результатом вашего труда. И это не симбиоз, вы от него ничего не получите. Помяни мое слово, скоро будешь искать новый проект вслед за своим разрабом. Двухчасовые совещания в команде на десять человек – это верный симптом!

– Что вы за люди? Такое приятное начало было о свободе, а перешли опять к обсуждению боли. Юр, ты про отца начал! – попытка переключить внимание с Михаила удалась.

– Да вы и так всё это знаете. Я сравниваю себя и нас вообще, разрабов, it-специалистов как класс, с рабочими прошлого века и вижу, что наше положение существенно лучше. Причина этого в том, что и общество изменилось, но и в том, что тот труд, который требуется от нас, может быть реализован только при определённом образе жизни. Много вы кода напишете под грохот станка? Даже и станок не нужен – посади рядом со мной человека, говорящего по телефону, и мой рабочий день пройдет впустую. Сможете сосредоточиться на задаче, если не выспались или кутили накануне, или если голодны или больны? Да что там отсутствие сна или еды, признаюсь, что если мне неприятно руководство работодателя, компания, идея проекта, моя производительность в разы ниже. Если я нахожу какое-то принуждение, несвободу, армейские замашки руководства, я продолжаю формально выполнять свои обязанности, но результат, качество, совершенно иные. Где-то читал, что до революции российский рабочий требовал от своего руководства обращения «на вы», и грубость со стороны управленцев в адрес рабочих могла приводить к забастовкам. Я чувствую их правоту и делаю так же, не я один, вся моя команда.

– Останавливаете разработку? – хохотнул кто-то из тимлидов.

– При малейшем намеке на некорректное поведение менеджера сообщаем руководству. Если изменений нет – сбавляем темп, ждем изменений, делаем только необходимое. Если изменений нет долго – ищем другой проект и уходим. Ну и на зарубежных проектах это не так актуально. Это особенность местного, российского менеджмента, культуры управления же здесь нет, они ориентируются на совок. Но я хотел не об этом: о свободе. Представьте рабочего или инженера двадцатого века или даже современного, но вне нашей отрасли. Пять дней в неделю они ходят на производство, они должны присутствовать там лично, все общение происходит лично, совещания происходят лично. Если ты инженер, совещаний будет много и они будут личные. Из-за специализации найти другое место работы сложно. Машиностроитель не сможет пойти в авиастроение или строительство дорог, а вот машиностроительный завод, например, в городе один и чтобы сменить работу, потребуется переезд. Из-за отсутствия конкуренции за работника, из-за привязанности работника к работодателю – оплата труда ниже, чем могла быть, а переработок и непрофильное работы – больше, чем могло быть. Я уже не говорю про положение рабочих в советское время, когда они скорее стали больше походить на рабов. К чему я это все? Если я сейчас размещу свое резюме в интернете, в течение пары часов у меня будет десяток приглашений на интервью. Эти приглашения будут как от российских компаний, так и от зарубежных. Мне предложат переезд в другие страны и города или работу удаленно, меня будут стараться привлечь в эти компании так навязчиво, что вы все станете завидовать!