Полная версия
Эффект бабочки
– До последнего не верил, что сработает, – возбуждённо шепчет Нейман, глядя на домкраты, приподнявшие фундамент банковской стены, – когда вы, герр Вальтер, озвучили идею, подумал было – рехнулся почтенный немец. Ан нет… вы как думаете, быстро поймут суть происходящего?
– Надеюсь, что нет, – улыбаюсь в ответ, – искренне надеюсь.
Лжи в моих словах нет, ведь подарив соучастникам идею, я обезопасил себя от разборок при делёжке. Зачем рисковать сейчас, если всего через несколько дней они могут хапнуть куда больше?
– Новые планы? – Оживляется Нейман, – я бы не отказался, фантазия у вас работает здорово.
– Разовая акция.
– Жаль, жаль… Ну ничего, может и погастролируем по Европе с домкратами. Авось фараоны[33] и не поймут сразу, а если и поймут, то не поспешат делить с коллегами из других государств своими выводами.
– Продайте идею, – советую Нейману, – если есть надёжные люди, запросите у них небольшую долю, да продавайте. Куш сорвёте, благодарность от коллег получите и фараонов по ложным следам пустите. Пусть побегают!
Уголовник смеётся беззвучно, хлопая меня по плечу. Идея явно заинтересовала его… пусть!
Улыбаюсь в ответ и проскальзываю сквозь щель в банковское хранилище. Один из напарников Неймана, представившийся Тощим, уже расставил светильники, сгребая лежащие на полках банкноты и ценные бумаги.
– Золото и бумаги отдельно, – напоминаю я, – они все ваши, можно не пересчитывать.
– Все бы такие напарники были, – искренне улыбается Тощий. Уголовник заметно нервничает, но искренен, это чувствуется. Улыбаюсь в ответ – не объяснять же, что в данном случае поговорка Лучше меньше, да лучше, подходит как нельзя кстати? Влететь с ценными бумагами куда проще чем с банкнотами, номера которых никто не переписывал.
Банковское хранилище опустело быстро, ну так ведь и взламывали не Рейхсбанк[34]. Выскальзываю из хранилища назад в подвал, подсознательно ожидая удара в затылок, но обошлось.
– Нервы? – Понятливо хмыкнул Нейман, пересчитывая банкноты, – чуть больше ста семи тысяч марок да тысяч на тридцать иностранной валютой. Золота на двадцать две тысячи, а ценные бумаги…
– Не трудитесь, – прерываю его, – как и договаривались, ценные бумаги и золото ваши. Валюта вся моя, марки пополам.
– Приятно с вами работать, – задумчиво сказал Нейман, – уверены, что акция разовая, герр Вальтер. Может, вашей организации потребуются деньги на борьбу?
Так и не поняв, за кого уголовник меня принял (слишком много нарочитых следов в моей личине), еле заметно кривлюсь досадливо – дескать, раскусил! Мотнув отрицательно головой, задумываюсь… а почему бы и нет? Иметь на всякий случай контакты с уголовным миром не помешает.
– Надёжные посредники имеются?
Нейман вытащил блокнот и тут же написал несколько адресов с паролями.
– Это самые надёжные, – протянул он вырванную страницу, – а вы…
– Надёжных контактов не имею.
– Ожидаемо, – чуть слышно сказал Нейман, – имелись бы таковые, то и наши услуги не понадобились бы, верно?
Одетые как водопроводчики, вылезаем из подвала, не забыв открыть ранее перекрытую воду.
– Всё, – немногословно сообщает Нейман недовольному дворнику, – сделано. Скажите герру Мойзелю…
– Нойзелю, – бурчит дворник.
– Да хоть Фаусту, – отмахивается загримированный Нейман, – воду дали, но пока временные хомуты поставили. Нужно кусок трубы заменить, завтра ждите. В подвал не лезьте, мы там к завтрашней работе всё приготовили, даже инструменты вон оставили… не пропадут?
– У меня-то? – Выпрямляется возмущённо дворник во весь немаленький рост.
– Понял, – хмыкает Нейман, – в общем, подготовили всё к работе – не лезьте, тогда завтра за часок управимся, аккурат часикам к девяти и подойдём.
– Опять толпой? – Съехидничал дворник.
– Могу и один придти, – огрызается Нейман, – тогда до вечера как раз и провожусь, причём без гарантии.
– Всё, всё…
– Мусор с собой забрали, где тут его можно выкинуть?
– Э… не близко, парни! – Дворник, не желая себе лишней работы, направил нас с мусором подальше.
Ворча, потянулись со двора, ежесекундно ожидая погони, но обошлось. Не последнюю роль сыграло выбранное для ограбления время. Вечер, учреждения уже прекратили работу, но уставшие работяги ещё расходятся по домам после сверхурочных.
Психология… всем ведь известно, что банки либо тихо взламывают по ночам, либо лихо грабят средь бела дня, со стрельбой из автоматов и завораживающими погонями. А усталые водопроводчики с грязными мешками не слишком-то вписываются в идею лихих грабителей банков.
* * *Переодевшись и смыв грим в арендованной голубками каморке, наношу новый.
Почтенный господин под сорок с выправкой военного, с парочкой почётных шрамов[35] на лице и увесистыми саквояжами в руках, пройдя пару улиц, арендует небольшую квартирку для племянника…
– … сын моей кузины, – рокочет отставник надтреснутым баском, – вы уж, фрау Шмидт, приглядите за ним. Парень неплохой, голова светлая, но балбес немного, как почти вся молодёжь. Если вздумает попойки шумные устраивать или девиц водить, вы уж пригрозите, что мне напишете. Фриц по старой памяти меня побаивается, даром что больше меня уже вырос.
– Не беспокойтесь, – улыбается кокетливо пожилая домовладелица, – у самой трое сыновей – помню, как молодёжь воспитывать. Супруг покойный всё на службе пропадал, одна дом и тянула.
Целую почтительно руку, щекоча наклеенными поверх настоящих усами и прощаюсь. Саквояж с книгами для оболтуса остаётся в квартире. Риск… но не тащить же его в каморку к компаньонам?
Несколькими кварталами далее в одной из подворотен смываю грим и переодеваюсь, кинув одежду отставника в саквояж. Ещё пара кварталов… саквояж остаётся лежать у скамейки, а Александр Викторович Сушков возвращается в заведение к Мацевичу.
– Эк тебя заездили, братка, – замечает глазастый Максим, – жаркая баба попалась?
Машу устало рукой и валюсь на кровать, едва успев раздеться. Спать…
Глава 6
Особого ажиотажа ограбление не вызвало. Полицейские просто не поняли, как именно мы проникли в хранилище или что вернее – решили не раздувать историю с домкратами. А то мало ли… больно хороша идея, вдруг да найдутся последователи? Короткая заметка в разделе уголовной хроники и на этом всё.
Деланно зевая, переворачиваю страницу и делаю глоток кофе.
– Горячая вчера бабёнка попалась? – Похабно подмигивая, спрашивает Аркадий Викторович. Несмотря на имидж рафинированного интеллигента и постоянное Выканье, наш старший товарищ тот ещё пошляк. Дело даже не в неудобных вопросах, а в мимике – так гримасничают разве что подростки в начале пубертатного периода.
– Угу, – снова зеваю, прикрыв рот, – до сих пор отойти не могу.
– Постарше небось? – Подмигивает Валерьевич, потихонечку заводясь и то и дело протирая запотевающие стёкла очков. Киваю молча, не особо вслушиваясь и налегая на сдобу. Не слишком люблю мучное, но это ещё одна деталь личины, тщательно выставляемая напоказ.
Последние пару дней мы частично легализовались и едим не у себя в каморке, а в общем зале. Не слишком уютно, откровенно говоря. Табачный дым и какая-то засаленность зала ещё полбеды, а вот профессиональное внимание белогвардейцев из РОВС изрядно раздражает.
Наружка из них откровенно хреновая – если и способны не потерять клиента из виду, тот не попасться ему на глаза уже навряд ли. Допускаю, что есть и спецы уровнем повыше, приглядывающие за нами, но мне и этих достаточно для постоянного раздражения.
– Ещё пару дней и всё – на волю, в пампасы? – Интересуется чуть снисходительно Максим, – свою часть знаний сегодня расскажете нашим гостеприимных хозяевам?
– Сегодня встречаемся, – не замечаю тона, – Пару дней на улаживание формальностей и покупку билетов, а там… В Южную Америку намереваюсь податься, – откладываю газету и допиваю кофе, – там сейчас интересно, да и Депрессия не должна задеть те места вовсе уж резко.
– Аргентина?
– Сперва да, а там посмотрим – может, Бразилия или ещё что. Немецким и английским владею, какие-то манеры и общая начитанность есть, так что смогу устроиться каким-нибудь бухгалтером или помощником управляющего на ранчо.
– Неплохая идея, – серьёзно кивает Максим после короткого раздумья, – если книги, что я читал, не слишком врут, то южноамериканские пеоны[36] неграмотны в большинстве. Можно прилично устроиться просто за счёт того, что ты настоящий белый и читать-писать умеешь.
– Примерно так и думал. В Америке и в Европе через пару лет Великая Депрессия, а за это время укорениться в Штатах или в какой-нибудь приличной стране не выйдет. Не факт, что удастся влезть повыше по карьерной лестнице или замутить какой-нибудь толковый проект, а если нет… Кого попросят первым с работы – настоящего янки или сомнительного иностранца с немецко-славянским акцентом?
– Думаешь, что выйдет в Южной Америке? – Интересуется Максим, откидываясь на спинку скрипнувшего стула.
– В Южной Америке может и получится что… да хоть на дно не скачусь! Там настоящих белых, тем более образованных, как джентльменов воспринимают – даже нищих. Да и жизнь там подешевле – выжить проще даже с небольшими деньгами, а то и отложить что. Получится, так может ближе к окончанию Депрессии какие-то связи будут или капиталец – может и получится вложить в серьёзные фирмы, пока они ещё на взлёте.
– Читал я Стейнбека[37], – говорит Максим, не объясняя сути. Вопросительно глянув на него и не дождавшись ответа от задумавшегося бандита, встаю из-за стола, благодаря проходящую мимо Варю за хлеб-соль.
Девушка улыбается в ответ и улыбка преображает её, делая почти красивой. Чуть смутившись, Варвара поглядывает на Максима и тут же резко отворачивается.
– Эге… влипла девочка, – проносятся мысли, – нашла в кого… Бандит или нет, это ещё пол беды. Зная его, не самый плохой муж и отец выйдет – перебесился, серьёзный мужик. Тут другое… видел я пару раз, как Парахин смотрит на папеньку твоего и друзей его белогвардейских, когда думает, что его никто не видит. Как через прицел! А папенька у тебя, девушка – палач… и ты для Максима прежде всего дочь палача. И раз живёшь с ним, в его доме и на его деньги, зная о прошлом, то и уважения к тебе нет и не будет. И счастья я тебе не желаю… ни с Максимом, ни с кем другим. Ни счастья, ни деток…
Отвожу взгляд от Вари, да какое мне до неё дело? Ан нет, цепляет почему-то… Вот странное дело, к обычным белогвардейцам ненависти нет. А к таким, как Мацевич проклёвывается иногда что-то вовсе уж тёмное, ветхозаветное.
* * *С Тимофеевым встречаемся по традиции в зоопарке, хотя больше и не скрываемся. На этот раз вместе с ротмистром пришли два таких же немолодых белогвардейца, явно достигшие в прошлом немалых чинов.
Прикрытие у старших офицеров РОВС несомненно имеется, но отслеживать даже не пытаюсь. В родном времени недурно ориентируюсь в городской среде и уверенно классифицирую не просто горожан и приезжих, но и определяю типажи. Ну там… работяга, инженер, заднеприводный, полицейская ищейка. Здесь пока глухо, типажи отличаются резко, только-только понимать начал.
– Колчак… – хмыкает ротмистр, переглянувшись с товарищами, – ожидаемо. Ничего лучше не могли придумать? Легия-банк, не слыхали о таком?
– Кто ж не слыхал, – отзываюсь вяло, не реагируя на фактическое обвинение во лжи, – история известная – откупились большевички от союзников. У чехословаков осталась в руках часть золота, а у большевиков – Сибирь и Колчак. На кровавое золото и основали Легию-банк.
– Немного коряво, но верно, – кивнул бывший, – или ещё где-то всплыло?
– Золоту этому ещё лет сто всплывать, – изрекаю тоном Кассандры[38], – а насчёт придумать… Не знаю, честно говорю – не знаю. Скорее всего, кусочек правды в наших знаниях имеется, а вот насколько большой, это уже другой вопрос. Ничуть не удивлюсь, если бывшие наниматели затеяли Большую Игру и все наши попытки обрести самостоятельность хорошо просчитаны. Кинули гранату в болото и смотрят на реакцию его обитателей.
– Болото? В чём-то вы правы, гадючник у нас ещё тот, да и атмосфера затхловатая, – усмехнулся собеседник, показав на миг дурные зубы и переложив трость в левую руку.
– Вот и всколыхнётся, – усмехаюсь в ответ, – а насчёт клада… Не думаю, что найдёте золото, разве что пару центнеров – мелочь для такой организации как РОВС, разве что поиск окупится, да десяток чинов повыше из числа причастных наследство получат. Зато по части документов уверенность почти абсолютная. Когда меня инструктировали, несколько раз очень аккуратно подводили к тому, что в найденные документы нельзя заглядывать.
– Ненавязчиво? – Насторожился полковник Алексеев.
– Именно. Исподволь так, будто я сам до этого додумываюсь. На пароходе только и начали доходить мелкие несообразности, да и то потому, что от лютого безделья воспоминания как бы просматривал.
– Медитативные техники? Неужели владеете? – С уважением спросил Тимофеев. Киваю, видя уважительные взгляды. Что за… а, вот оно что!
Сейчас йога и тому подобные вещи на взлёте, причём в самом начале оного. Отношение примерно как к каратистам в СССР годах этак в семидесятых. Кажется почему-то, что эти таинственные люди обладают сверхчеловеческими способностями, а во второсортных боевиках показывают чистую, дистиллированную истину.
– Ничего особенного, на самом-то деле, при нормальном учителе за несколько месяцев можно с гарантией обучиться. Так что… документы, господа. А вот куда или вернее – к кому они приведут и что там будет, даже гадать не возьмусь.
– Большая морковка, – задумчиво сказал Алексеев, – не беспокойтесь, мы согласны с вашими условиями, да и запрашиваете вы немного.
– Побаиваюсь, – говорю открыто, чуть опустив голову, – РОВС, красные, банкиры… Мелковат я для такой Игры. Может и подрасту позже, но пока не мой уровень, не тяну.
Тимофеев переглядывается с товарищами и кивает:
– Как и договаривались. Счёт на ваше имя вы уже проверили? РОВС претензий к вам не имеет.
– Хотите бонус, господа? Проверьте Тобольск – своими ушами слышал, что там хранятся сокровища царской семьи. Не все, понятное дело, лишь часть. Вроде как видели, что некие хранительницы из числа бывших светских дам, вертелись перед зеркалом в дорогих украшениях. По-видимому, не раз вертелись, раз люди подглядеть смогли. Когда эта информация до чекистов дойдёт…
Видя переглядывания белогвардейцев, называю несколько реальных имён.
– Всё, господа – мы окончательно в расчете!
В Заведение Мацевича не возвращаюсь, да и что мне там забирать? Одежду стиля городское милитари давно уже переправил к почтенной фрау Шмидт, откуда её вместе с саквояжем забрал молодой племянник почтенного отставного военного и отправил… куда надо отправил. Не то чтобы одежда эта нужна, но… а вдруг? Денежки есть, нужно посоветоваться с толковым портным, может и получится сделать на ней какой-то гешефт[39].
Прощаться с компаньонами тоже не тянет. Не потому, что они мне чужие… скорее наоборот – боюсь поддаться ещё сохранившимся чувствам или скорее – остаткам оных, и предложить дальнейшее сотрудничество.
Письмо с прощальными строками уже отправлено, предусмотрены даже словечки из тех, что поймут только современники. Дескать, всё в порядке, пишу не под давлением…
Повинуясь взмаху руки, останавливается такси.
– В Рудов, – кидаю, захлопывая за собой дверь, – да срочно!
Таксист, сделав каменное лицо, сквозь которое отчётливо читается неприязнь к мигрантам (не зря же я русский акцент выделил?), трогается нарочито медленно.
– Полтора счётчика! – Нервно оглядываюсь назад. Машина срывается едва ли не с визгом, на лице у немолодого немца на долю секунды мелькает усмешка. Ну да, шаблон… РОВС и прочие[40] белогвардейские организации собачатся друг с другом только так, регулярно поставляя репортёрам жареные новости, а патологоанатомам работу.
Выскочив в Рудове, несколько минут заполошно мечусь по району, старательно демонстрируя все признаки начитавшегося дешёвых детективов юнца, норовящего оторваться от погони. Я не знаю, приставили ко мне людей господа бывшие и удалось ли мне оторваться от этих гипотетических людей, но рисковать не хочу.
Во-первых безопасность… нет никакой уверенности, что меня не прирежут. Запрошенная мной сумма пусть и мелка на фоне Большого Дела, но для нищих белогвардейцев достаточно внушительна.
Во-вторых имидж. Тени сомнения возникнуть не должно, что я именно юнец, мнящий себя умным, но на деле выбранный Игроками для миссии едва ли не подброшенной монеткой. Это компаньоны все такие умные и загадочные, со сложной судьбой и биографией… А я просто дурной юнец!
– Простите! – Натыкаюсь на молодого немца с повадками рабочего.
– Чтоб тебя разорвало, собака свинская! – Невысокий крепыш настроен агрессивно, пусть и не до крайности.
– Ещё раз прошу прощения, – склоняю голову, озираясь при этом по сторонам.
– Осторожней ходи, болван, – уже мягче говорит молодой мужчина.
* * *Два часа спустя, став на тридцать марок беднее, прохожу под арками Гамбургского вокзала, торопясь на поезд. Вагон второго класса напоминает скорее пригородную электричку, отличия скорее дизайнерские, чем смысловые.
– Добрый день, – поприветствовал меня попутчик, присаживаясь рядом, – Михель Сандов.
– Александр Сушков.
– Из пруссаков[41]?
– Русский.
– Гхм… бывает, – брякает попутчик, – извините. Я… гхм… может, в шахматы?
Дорожные шахматы с магнитиками поставлены на столик меж скамей, играем блиц[42] навылет. Узнав о шахматной партии, к нам присоединилось трое любителей этой игры. Пожилой сухощавый чиновник предпенсионного возраста в потёртом мундире, юноша лет шестнадцати и молодой ещё, но грузный и одышливый ветеран.
– Газы. Спасибо Господу, что жив остался.
От Берлина до Гамбурга по железной дороге меньше трёхсот километров, так что купейными вагонами народ особо не избалован. Что толку брать дорогое купе, если через несколько часов прибудешь в пункт назначения?
– Сильный вы игрок, герр Сандов, – с искренним уважением говорю сопернику и уступаю место. Играю где-то на уровне третьего-второго разряда – официального не имею, с компьютером в своё время, – пять партий из шести это сильно. Герр Михоэлс, вы позволите?
– Да-да, – кивает чиновник, погрузившись в игру, – читайте конечно. Я только криминальную хронику не дочитал, но я ей обычно и не интересуюсь.
Листаю газету скорее чтобы занять себя. В Германии образца тысяча девятьсот двадцать седьмого года я всего-то пару недель и до сих пор не могу понять… Как, ну вот как одно из самых демократичных государств мира эволюционировало в зигующих нацистов?!
Веймарская республика, несмотря на вполне понятные затруднения с экономикой[43], государство очень симпатичное. Продуманные реформы образования и медицины, насыщенная и очень свободная культурная жизнь. Последняя не без излишеств… но на фоне века двадцать первого здешняя раскованность и толерантное отношение к заднеприводным кажется чем-то пуританским.
Неплохая социальная программа – строится социальное жильё, работает бесплатная (пусть и частично бесплатная) медицина, на государственном уровне поддерживается массовый спорт и массовый же туризм. Здоровое, крепкое, социально ориентированное государство. И народ… здесь и сейчас именно мы, немцы[44], носим почётное прозвище самых читающих[45].
А ферейны[46]?! Певческие, музыкальные, хоровые, шахматные… Редкий немец не состоит в двух-трёх, развиваясь культурно и интеллектуально. Куда всё ушло!?
Как терпимый, высококультурный, интеллектуальный народ дошёл до нацистской идеологии? В настоящее время это удел маргинальных партий и даже печально знаменитая в будем НСДАП имеет не только правое, но и левое крыло. Братья Штрассеры, занимающие в этой партии немалые посты, не просто открытые социалисты, но и открыто заявляют о симпатиях к большевистской России[47]!
Неужели отец был прав и Гитлера к власти привели американцы, банкиры[48] и прочие… Сейчас, в двадцать седьмом году, я склонен поверить отцу, а не школьной учительнице истории фрау Мюллер.
Глава 7
Математичка бубнила что-то у доски, до меня доносились лишь отдельные фразы.
– … таким образом, – стук мела о классную доску.
– … получаем…
Ребята в классе переговариваются негромко, не переходя черты. Математичка по совместительству наша классная, но… не тянет Жукова Ольга Михайловна на это звание, ох не тянет! Её-то и учительницей можно назвать с трудом. Диплом есть, знания тоже… а вот умений донести эти знания до детей не наблюдается, как и желания.
Говорят, что ребята постарше могут и пройтись по классу во время уроков, а летом и вовсе – покурить у открытого окна. Оценки у неё зависят в основном от толщины родительского кошелька, а не от знаний. Ну или от умения лизнуть, не без этого.
Невнятная особа, тусклая какая-то. Невысокая, заметно ниже среднего роста. Миловидное неухоженное лицо женщины чуть за сорок, конских размеров круп с толстенными ногами при сравнительно нормальном торсе. Колготок на ней нет по случаю жаркого дня и хорошо видны толстые чёрные волоски, впору иному мужику. Довольно редкие, но какие-то неприятные, как свиная щетина.
Общее впечатление запущенности какой-то сальности. Жирные волосы с перхотью, жирная кожа с крупными порами и россыпью мелких чёрных угрей.
Да уж… сказал бы кто, что на уроке моей любимой математики буду не учиться, а разглядывать волосатые ноги учительницы, посмеялся бы. Сырым ещё завидовал немного – дескать, Москва! Уровень учителей высокий… уровень пока намного ниже, чем в Атырау. Правда, школа у нас не из самых громких. Прямо скажем, убогонькая.
Более-менее квалифицированные педагоги как пылесосом вытягиваются престижными лицеями, гимназиями и частными школами. У нас преподают всё больше неудачники с низкой квалификацией, немногочисленные энтузиасты да новички, изначально нацеленные на переход в другие учебные заведения.
Только историчка соответствует званию учителя, да говорят – у старшаков пара учителей неплохи. Старенькая уже, близкая к маразму химичка Леонида Викторовна, да физичка Жанна как её там… Физрук ещё неплох – тот, который постарше, пузатый. Добродушный такой дядька, уроки интересно ведёт.
Молодой низкорослый качок больше озабочен тисканьем малолеток (поговаривают, не только тисканьем!) да прокачиванием ЧСВ[49]. Ударить может ученика, были уже прецеденты. Да не символический подзатыльник или поджопник, а крепенько – до нокдауна!
Уволили бы мудака, но… спальный район окраины Москвы подразумевает соответствующий контингент. Нет здесь крутышей, всё больше дети лузеров. А качок со связями… да и в школе работает скорее ради малолеток. Уррод…
Зазвенел звонок и одноклассники, не дожидаясь разрешения учительницы, гурьбой ринулись к выходу, толкаясь и переругиваясь. Я не тороплюсь, иду к выходу последним. Увы… не вписался я в класс.
Вроде бы не дурак, не трус, не доносчик. Нет неприятных привычек, вроде ковыряния в носу или почёсывания яиц. Драться могу неплохо, лучше меня в классе только один… ладно, двое. Но они жлобы здоровые, один на голову выше меня, другой на полторы.
Со всеми уже почти смахнулся за последнюю пару недель, синяки вообще не проходили. И чёрт его знает, почему жертвой назначили?! Одних акцент раздражает, хотя в школе понаехавших полно.
Понаехавшие таджики и азербайджанцы тусуются вместе, к ним особо претензий не предъявишь. Да и старших родственников не стесняются подключать для детских разборок. Не просто окоротить зарвавшегося пиздюка, а избить.
А я вроде как и понаехавший, но без прикрытия со стороны диаспоры. Да и не совсем русский… точнее даже, совсем не русский. Многих, кстати, раздражает то, что я немец.
– Свалишь в свою Европу на пособие, фриц хренов! – Похожие фразы слышал не раз… – фашист недобитый!
От народного мстителя меня оттаскивали учителя, кастет пригодился… С тех пор не трогают – бойкот объявили, суки! И не бегать же за каждым, рассказывая, что у меня не только дедушки воевали, но и бабушки! Да на правильной стороне, на нашей.
Такие вот высокие отношения у меня в школе. Дома не особо лучше – раньше уроки с мамой делал, поговорить мог с отцом. Да и брат с сестрой пусть не идеальны, но… нормальные, в общем. Не слишком ладим, но родня как-никак.
С переездом в эту грёбаную Москву всё кувырком покатилось. Отец работу нашёл, да с подработками, теперь домой только ночевать приходит. У матери тоже самое – в фирму какую-то переводчицей устроилась, да частные уроки даёт. Можно и в ВУЗ устроиться, но оклад копеечный предлагают, а взятки брать она не умеет и учиться не хочет.
Пробовал пожаловаться… некогда им.
– Сам разберись, малыш, ты ведь взрослый уже.
Ага, разберёшься тут… мне б хоть поговорить, выплеснуть. Но на фоне родительских проблем мои как-то меркнут. Слышу же, о чём говорят, не глухой. С гражданством проблемы, а отсюда и всё остальное вытекает. Понаехавшие с диаспорами гражданство получают без проблем – даже если русского языка почти не знают и приходят в паспортный отдел с ваххабитской бородой. А у нас вот так…