Ксерокопия Вселенной. Космическое фэнтези

– Это была непредвиденная случайность! – огрызнулся я.

Хотя по сути Симпатяга был прав. Глупо я тогда поступил. Ох уж, эти банки! В какой-то исторической пьютер—передаче я слышал, что раньше банки располагались в обычных домах, а не в виртуальности. И в эти дома люди якобы несли свои деньги. Чушь какая-то! Как можно взять в руки деньги? Они же не существуют реально! У них нет ни массы, ни объема, ни цвета, ни запаха. Кстати, это и древние знали. Прямо так и говорили: деньги не пахнут! Нет, разрази меня зеленая молния в горах Абу-Аби, банки-дома и люди с деньгами в руках – бред и еще раз бред! А Симпатяга мог бы и не напоминать мне о том досадном эпизоде. А еще исторические романы пытается писать! Где это видано, чтобы…

– Вы опять ворчите, сэр!

– Я про себя ворчу!

– Нет, вы ворчите про меня. Только молча.

Неожиданно наш содержательный диалог прервал лай почтовой собаки. Оставленная Гатсоном собака со странным именем Шарка удивленно подняла ухо и неуверенно тявкнула в ответ. Я с надеждой бросился к экрану и щелкнул на пиктограмме пришедшего письма. Пиктограмма развернулась в послание, и от нетерпения я стал читать его вслух:

«Заправка картриджей для принтеров и копиров с гарантией. Ремонт оргтехники. Бесплатный срочный выезд. Безналичный расчет без предоплаты. Телефон…»

Дальше шел бессмысленный набор цифр.

Почтовая собака снова залаяла, но и второе сообщение выглядело не менее странно:

«Продаются участки на Иваньковском водохранилище. Собственный яхт—клуб. Все коммуникации. Подробности по телефону…» И снова какой-то набор цифр.

– Симпатяга, ты что-то понимаешь?

– Нет, сэр. Очень странные сообщения. Обратный адрес не прослеживается. И у меня еще одна новость.

– Не очень хорошая?

– Боюсь, что так.. Мои приборы предупреждают, что прямо по курсу черная дыра.

– Ну так обогни ее.

– Слушаюсь, сэр… Сэр, я не могу!!

– Как это не можешь? Симпатяга, это шутка?!!

– Никак нет, сэр, – растерянным голосом произнес корабль, – я больше не управляю движением, кто-то его перехватил. Сэр, я не хочу в черную дыру! У меня Филлипиус VI еще не развелся!

Ата

Я подошел к бару и налил себе полный стакан «Баккарди». Если уж впереди меня ждет старушка Смерть, то лучше встретить ее запахом хорошего рома, чем запахом страха. Странная штука жизнь, все—таки. Мы торопимся пролететь по ней на предельной скорости, не оставляя себе времени остановиться и оглядеться вокруг. Увидеть, как кто-то неведомый и свободный рисует по небу причудливые облака. Услышать, как тихо напевает грустную песню прощания опадающий осенний лист. Изумиться, как восхитительны влюбленные глаза женщины. Мы живем, словно нас самих Боги придумали в страшной спешке, и, невольно подражая им, мы все время боимся куда-то опоздать. И резко затормозив перед самым финишем, вдруг осознаем – опоздали. Не успели почувствовать, как свеж и ароматен был ветер Свободы. Не успели сказать «люблю» тем, кто этого заслуживал…

Я сделал небольшой глоток, несколько секунд посмаковал вкус напитка, подошел к одинокому стулу за пультом и тихо позвал:

– Симпатяга!

– Да, сэр.

– Хочу кое—что сказать тебе на прощание, – я сделал еще один глоток и продолжил, – хочу признаться, что нередко был несправедлив к тебе. Характер у меня вспыльчивый, я и сам знаю. Но таков уж есть. Извини меня, если что было не так. Ты – лучший корабль в моей жизни, поверь.

– Спасибо, сэр, – голос Симпатяги был необычайно растроганным и немного грустным, – вы тоже были лучшим капитаном в моей жизни. Пусть и вспыльчивым. Пусть и ворчливым. Но зато неравнодушным! И еще… Хочу у вас тоже попросить прощение.

– За что? – слегка удивился я.

– Я ведь действительно тогда… ну когда вы с мисс Клементиной… действительно подглядывал. Мне стыдно, сэр.

– Да ладно! Я не сержусь. Но мне все—таки любопытно: зачем?

– Вы действительно не сердитесь, сэр? – с некоторой опаской в голосе спросил корабль.

– Сказал же: не сержусь.

– Сэр, дело в том, что мне как раз выпало написать сцену сексуального насилия гвардейцев во время бунта против императрицы Туанше. А такого рода опыта у кораблей…

– Симпатяга! Звезды тебя подери!!! Я что, по—твоему, похож на маньяка, насилующего невинных девушек?!!

– Нет, сэр! – убежденно ответил корабль, – совершенно не похожи! К сожалению… То есть, я хотел сказать к счастью, сэр!

Не зная злиться мне или хохотать, я решительно сменил тему разговора:

– Ты совсем ничем не можешь управлять? Даже кухней? Перекусить что-то захотелось.

– Увы…

А потом мы молчали. Каждый о своем. Минуты таяли, словно снежинки Новогоднего Снегопада на планете Акутия. Завораживающее зрелище! Полуметровые розовые снежинки плавно опускаются на еще зеленые луга и тают, не долетая до земли нескольких метров. Снег на вечнозеленой Акутии идет всего один раз в году – в новогоднюю ночь, и этот феномен до сих пор не разгадан учеными. Давным—давно и мне довелось побывать там. Когда же это было? И сколько было мне? А сейчас… Я невольно взглянул в зеркало, чтобы лишний раз убедиться, как меняет человека Время.

– А ты совсем не изменился, – услышал я мягкий женский голос и резко обернулся к двери. На пороге стояла высокая стройная женщина в сером комбинезоне и внимательно разглядывала меня.

– Нет, постарел, конечно. Первые морщинки появились. Усы сбрил, стрижешься коротко. А так… все тот же.

– Простите, – обрел я голос, – по—моему, мы не знакомы. Как вы сюда попали, аванскую медузу мне за шиворот?!!

– С кем вы разговариваете, сэр? – встревожено спросил Симпатяга, – я никого не вижу! И не слышу!

– И ругаешься ты по—прежнему, – констатировала загадочная незнакомка и, пройдя в помещение, уселась на высокий стул рядом, – слова, конечно, иные, но смысл тот же.

– Почему вас не видит мой корабль? – не обращая внимания на ее странные речи, спросил я.

– Потому что на мне блокиратор, – пояснила женщина и взглядом указала на маленькую серебристую коробочку, висевшую на поясе, – когда-то ты мне его сам подарил. В нашу последнюю встречу. А потом повернулся и ушел навсегда, даже не попрощавшись. Господи, как же я тебя тогда любила! И как ненавидела потом!

– Я вообще этот прибор впервые вижу! Да что там вижу – я даже не подозревал, что подобные штуки вообще существуют!

– Сэр! – продолжал волноваться Симпатяга, – объясните ситуацию на словах. Вам требуется моя помощь?

Женщина чуть коснулась серебристой коробочки и ответила кораблю сама:

– Твоя помощь ему не нужна. Теперь ты меня видишь?

– Теперь да, – подтвердил корабль, – позвольте узнать как вас зовут? Мне дано имя Симпатяга.

– Называй меня Ата.

– Мисс? Миссис?

– Симпатяга, помолчи! – оборвал я их идиотский диалог, – каким образом вам удалось находиться на корабле незамеченной я уже понял. Вопрос о нашем знакомстве, несмотря на ваши уверения, для меня тоже абсолютно ясен. Теперь хотелось бы узнать о цели вашего визита!

– О цели… – вздохнула Ата и откинула со лба непослушный рыжий локон, – это долгий разговор. И я еще не решила: нужный ли? Собственно, у меня не было намерений встречаться с тобой лицом к лицу, но обстоятельства… На соседнем корабле находятся мои преследователи, в их руках наверняка оказался твой приятель и сейчас нас тянет к черной дыре.

– Ваши преследователи самоубийцы? – недоверчиво спросил я. – За какими звездами им в черную дыру?

– Черные дыры проходимы.

– Чушь!

– За этой черной дырой их мир! Если мы попадем туда, то никогда уже не вернемся! Но у нас есть шанс. Мизерный, минимальный, почти несуществующий, но шанс!

– Какой шанс? – в моей груди вспыхнула маленькая искорка надежды.

– Поэтому я и пришла сюда, – грустно улыбнулась Ата, – этот шанс – ты!

О памяти и вкусах

Иногда на улице какого-то очередного портового города, в многоголосой суете которого, словно в огромном котле, перемешаны нищие и богачи, карманники и президенты, солдаты и служители экзотических культов, ко мне подходили люди в странных одеждах сектантов и, заглядывая в глаза, спрашивали:

– Вы верите в Бога?

Верю ли я в Бога? Не знаю. Я привык отвечать, что являюсь агностиком. Это такая удобная отмазка для тех, кто не хочет делать выбор: мол, возможно, Он и есть, но пусть сначала предъявит доказательства. Глупость, конечно, зачем Богу что-то доказывать? Но и назойливое поклонение кажется мне недостойным ни Бога, ни того, кто в него верует. А умильно—неискренние физиономии церковников не вызывают ничего, кроме желания слинять от них куда подальше. Собственно, я бы ответил на вопрос «нет», если бы не одно «но». Для меня единственным, но очень веским доказательством существования Бога, является Любовь. Природе любовь не нужна. Ей достаточно сексуального влечения, возникающего раз в год с целью продолжения рода. С древнейших времен до нас дошла Библия, почитаемая как Божья Книга. Не знаю… Мне лично не верится. Не могу я представить Бога, диктующего на ухо какому-то писарю: «Авраам родил Исаака, Исаак родил Якова…» Поэтому мне и кажется, что единственно угодной для Него молитвой, является наша любовь.

Странные мысли. Не так уж и часто я задумываюсь о таких сложных философских понятиях. Хотя, что еще делать в этой Черной Дыре? По крайней мере, в одном Ата оказалась права: видимо, эти таинственные космические объекты все—таки проходимы. Наша незваная гостья утверждала, что для этого необходимо два условия: структурно—молекулярная защита – ее обеспечивал загадочный прибор, спрятанный под кожухом «Звездочета» и правильный выбор направления. После того, как мы окажемся за горизонтом черной дыры в ином мире, а это случится примерно через сутки, я должен взять управление на себя и попробовать выйти из—под контроля пиратов. Ах, да! Те парни, по уверению Аты, были самыми настоящими космическими корсарами. Вот тут уж моя вера ей решительно заканчивалась! Мало того, что я не верю ни в каких пиратов, но даже если допустить этот, попахивающий нафталином времен Дикого Космоса, аргумент, то с ними не справился «Симпатяга»! Так что куда уж мне!

– Все дело в этом защитном приборе, – рассказывала Ата, удобно устроившись в мягком кресле гостиной, – я охотилась за ним, а пираты за мной. В Рукаве Короля Шульца ты опередил меня всего на сутки! Хотя, я, конечно, не знала, что именно ты. А этот идиот—продавец еще и перепутал имя корабля! Полтора года я искала судно под названием «Милашка».

– Вы совершенно правы, мэм! – обиженным голосом вставил Симпатяга, – абсолютный идиот! Милашка, с которым мы стояли тогда рядом на взлетной площадке, совершенно не похож на меня!

– Лишь потом, заподозрив неладное, я снова вернулась в Рукав Шульца и перепроверила архивные данные. Еще полгода ушло на поиск «Симпатяги». И я успела в самый последний момент, проникнув сюда за полчаса до отлета на Анзас!

– А пираты? – недоверчиво спросил я, – они-то откуда на корабле Гатсона?

– Просто их корабль оснащен не портативным, а настоящим корабельным блокиратором. Они спокойно летели рядом, а мы и не подозревали об их присутствии. Это кто? – неожиданно спросила Ата, указывая на изображение Клементины, стоявшее рядом с экраном пьютера.

– Подруга, – сдержанно ответил я.

– Раньше у тебя был более изысканный вкус, – ядовито заметила она.

– Ой, только не нужно баек о нашей прежней бурной страсти! Вот с чем—чем, а с памятью у меня полный порядок!

– Позвольте не согласиться, сэр! – опять встрял Симпатяга, – вы никогда не помните, где бросаете свои вещи!

– Тоже мне сравнение! Брошенная рубашка и брошенная женщина.

– Небрежное отношение к окружающему миру – это привычка, которая…

– Замолчи, Железяка! – разозлился я. Тоже мне философ!

– А ты знаешь, – внезапно мягко произнесла Ата, – а теперь я верю, что ты не помнишь… Раньше сомневалась, а теперь верю. Но почему? Как получилось, что ты меня забыл? И когда? И как ты мог?!! – снова не выдержала она. Несколько раз глубоко вздохнула, будто делая странную дыхательную гимнастику, и продолжила:

– Хочешь, я расскажу тебе о прошлом? Может, ты все—таки вспомнишь хоть что-то!

– Ну, расскажи, – мне стало даже любопытно: что она еще выдумает. Да нет, не мог я влюбиться в эту странную женщину! Не в моем вкусе. Абсолютно не в моем!

Пираты

Дым был горячим и влажным. И оттого колечки, выпускаемые невысоким азиатом по кличке Шакал, жили совсем недолго – всего пару метров. Так всегда бывает, когда куришь калабаш с кэвендишем. Вам не знакомы эти названия? Странно! Любой трубочник с удовольствием поведает вам, что калабаш – это трубка из тыквы, чаша которой имеет вставку из пенки, а мундштук изготовлен из янтаря. Ну а кэвендиш – это табак, подвергнутый обработке ароматическими веществами под давлением, создаваемым при помощи специальных прессов да еще и при высокой температуре. Получается сладкий и мягкий на вкус табак, который обычно добавляют в ароматизированные смеси.

– Что сегодня? Запах протухшей кукумарии? – недовольно поморщилась Рыжая Сара. Она на дух не выносила табачного дыма, даже такого изысканного, как кэвендиш.

– Кофе. Смесь робусты и арабики, – пояснил Шакал. Он сидел в стороне от небольшой кампании, четвертый час резавшейся в карты и, прикрыв глаза, наслаждался только что раскуренной трубкой.

– Шел бы ты в каюту, а? – не отставала от него Сара. – По хорошему. Итак голова от этих карт пухнет.

– Ну что ж, – поднимаясь со стула, мирно произнес Шакал, – я не Родриго де Херес, я удалюсь.

Однако глаза его сверкнули недобро. Недолюбливал он эту бабу, ох не долюбливал. Впрочем, как и остальные пираты, игравшие в карты: двухметровый бритый гигант по прозвищу Кривой Хряпа и невысокий худощавый юнец Феня… Разве что Старый Грюндик, длинный тощий старик с короткой козлиной бородкой и в старомодных пластиковых очках, вполне мирно уживался с Рыжей.

– Не кто ты? – переспросила Сара и тут же поняла, что фраза звучит коряво, – кто не ты? Тьфу! Про кого ты там болтал?

Но Шакал проигнорировал ее вопрос и молча покинул помещение. А мог бы, наверное, и рассказать. Родриго де Херес, капитан одного из судов Христофора Колумба, был первым европейцем, рискнувшим сделать пару затяжек индейского «табако». Зря он это сделал. За время обратного путешествия он пристрастился к табаку, а на дворе была средневековая Испания. Дым, струившийся из его рта и носа, так напугал соседей, что инквизиция бросила Хереса за решетку на долгих семь лет.

– Сколько еще нам болтаться в этой черной дыре? —пропищал тонким неприятным голосом Феня, но ему никто не ответил.

А в дверях возник краснощекий полный Капитан, вытирая ярко—желтым платком пот с налысо выбритой головы

– Кэп, ну сколько еще? – снова пискнул Феня.

– Заткнись! – рявкнул на него капитан, – достал уже, помет крокодила! Что там с этой девчонкой? Почему она себе спокойно попивает ром в чужой каюте, а не рассказывает, зачем понадобилась этим крысам из спецслужб?

– Вряд ли она пьет ром….

– Заткнись!

Старый Грюндик нехотя оторвался от карт, поправил дужку очков на переносице и неторопливо ответил:

– Эта лоханка «Симпатяга» оказалась сложнее, чем мы думали. Тащить-то мы ее тащим, а вскрыть не можем! Придется дожидаться…

Пронзительный перезвон почтового ящика, сообщавшего о новом письме, прервал пирата на полуслове.

– Почта? – морщась от неприятного звука, удивленно спросил капитан. – Здесь же черная дыра! Никакой связи нет!

– Да какая там почта! – отмахнулся Грюндик и с досадой бросил карты на стол, – сплошной спам. Эта зараза даже в черные дыры пролазит. Вот не должна, а пролазит, астероид ей в глотку!

– Нет, нет, смотрите! – оживился Феня, уже очутившийся рядом с компом, – письмо от этого… ну который нас нанял… Куратора! Сейчас посмотрю, что там…

– Я тебе посмотрю, придурок! Ну—ка вали от компа!

Капитан подошел к компьютеру, грузно уселся на обиженно скрипнувший стул и внимательно уставился на экран.

– Грюндик! – озадаченно спросил он, – ты что, изображение водилы этого корыта Куратору переслал?

– Ну да… Также, как Куратор сообщения шлет – под видом спама. А че не так? Вы ж сами приказали!

– Угу. Приказал. А теперь эта крыса просто в панике! Требует, чтобы мы немедленно захватили водилу. Даже бабки наполовину увеличить согласен! Нет, вы вписались, а?! За одного жмурика как за полоперации с перелетом в иную Вселенную! Да кто он такой, этот бродяга?!!

Прошлая жизнь

Я любопытен. Мне ужасно интересен мир, который меня окружает. И совершенно непонятны люди, которым все равно сколько миллионов человек проживает на планете Итай, каким способом хищная птица ондор закапывает свою добычу в землю или кто победил на последних галактических соревнованиях по бросанию иголок в стог стена.

Я воспринимаю жизнь как игру. Игру, в которой постоянно меняются правила, а кто-то и вовсе играет без них. Но сам я не люблю жульничать. Всякое, конечно, бывает, но такие победы не по мне. В них нет кайфа. Вот обыграть соперника по всем правилам да еще и перехитрить – это полный улет! Ведь хитрость и жульничество – разные вещи.

Игра Аты была непонятна, но мне стало любопытно: а что же дальше? Да и поторопился я, пожалуй, с выводами – почему это она не в моем вкусе? Немного сноб, сразу видно. Немного язва, ишь как она о портрете Клеммы. Мыслит прямолинейно, могла бы и раньше догадаться о том, что не тот корабль ищет. Но умна, красива….впрочем, хватит об этом! Клементина все равно лучше! Хотя…

Однажды я перевозил одного психа… то есть прошу прощения, психолога. Жуткий пьяница! И таким даром убеждения обладает! Короче говоря, мы пропьянствовали с ним целую неделю, а потом дня два «Симпатяга» отпаивал нас какими-то горькими отварами. Но суть не в этом. Псих… вспомнил! Его Васей звали!.. рассказал мне о том, что проводил эксперименты, пытаясь раскрыть тайну взаимной симпатии. И эти эксперименты показали, что наша собственная внешность и есть ключ к любви с первого взгляда. Он собрал кучу народу, посадил их перед пьютерами и заставил оценивать портреты по степени симпатичности. Эти бедняги даже не подозревали, что среди изображений есть и их собственные, только обработанные пьютером и измененные на противоположный пол. Выяснилось, что женскую или мужскую версию своего лица никто не узнает, однако именно они оказались для всех наиболее привлекательными. А я подумал: может быть, люди всегда об этом знали? Подсознательно. Недаром ведь говорят, что мы ищем в жизни свою половинку. Правда, находим черт знает что, ответил мне тогда Вася. Но я с ним все—таки не согласен…

А теперь мне на мгновение показалось, что Ата чем-то неуловима похожа на меня.

– Мы – дети чужого мира, – рассказывала она, – того самого, куда хотят вернуть нас пираты. Когда-то давно нам удалось сбежать. Тебе удалось! А меня ты захватил за компанию. Хотя ладно, не буду кривить душой, ты меня спас. Все что я знаю о тебе – с твоих же слов, так что не обессудь. Мир этот практически не исследован, хотя ты рассказывал удивительные вещи. Я и до сих пор в них не верю. Но родился ты на планете Земля. Долгое время мы жили в одном городе, но не были знакомы. Я работала журналистом в газете. Весьма желтая газетенка, нужно прямо сказать.

– А что у вас газеты по цвету различают? – удивился я.– И чем желтая хуже, скажем, зеленой?

– Это просто выражение такое, – улыбнулась Ата. Она так мило улыбается, оказывается!

– То есть на самом деле она не желтая?

– На самом деле это не важно! Желтая, значит, публикует разные слухи и сплетни, частенько выдуманные самими журналистами.

– В этом мире так ценятся фантазии? – заинтересовался Симпатяга. – Умение оценить чужую идею есть признак высокоразвитой цивилизации!

– Да какие там идеи! Какие фантазии! Кто с кем переспал, кто кого кинул – вот и все фантазии!

– Ты на первую тему писала или на вторую? – не удержался я от шпильки.

– Я писала на третью! – отрезала Ата.– О загадочных и необъяснимых явлениях. Переселение душ, концы света…

– Стоп! Подожди! Ничего не понимаю, – прервал я нашу гостью, – в каком смысле концы света? Свет бесконечен!

– Свет – это синоним мира, Вселенной.

– Ваши люди любят читать об окраинах своей Вселенной? – опять вклинился в беседу Симпатяга.

– Звезды мои, – тяжело вздохнула Ата, – как же тяжело с вами! Конец света… то есть мира – это когда случается какая-то катастрофа и мир рушится! Ничего не остается от этого паршивого мира!

– А почему во множественном числе? – не отставал Симпатяга, – это периодическое явление?

– Да нет. Это вообще не явление! Просто люди любят пугаться: фильмы ужасов, криминальная хроника, чуть ли не каждый год – новое предсказание конца света.

– Ты хочешь сказать, что я родился в мире, где люди сидят и смотрят, как кто-то их пугает с экрана пьютера?! – возмутился я, – вообще-то до сих пор я считал себя абсолютно нормальным!

– И зря! И вообще… ты хочешь про свою жизнь слушать или будешь мне мешать своими дурацкими вопросами?!!

«А когда она не улыбается, а злится, то тоже ничего» – неожиданно подумал я, а вслух сказал:

– Я молчу, Ата, молчу! Я просто немой придаток собственных ушей!

– Так вот, я как раз написала очередную статейку про летающие тарелки, – она подозрительно посмотрела на меня, но я лишь пожал плечами: ну, подумаешь, посуда у них летает, обычное дело! – и забежала к знакомому астроному уточнить пару терминов.

Ата неожиданно покраснела, а я ухмыльнулся: пара терминов вряд ли относилась к области астрономии. Но промолчал.

– А он меня буквально с порога начал грузить какой-то новой теорией. Мол, представляешь: оказывается, приливы на Земле вызываются не Луной, а Марсом! Всю жизнь вызывались Луной, а теперь Марсом!

Я открыл было рот, но Ата меня опередила:

– Поняла—поняла! Ты не знаком с этими названиями!

– Ничего ты не поняла, – ответил я, – просто есть охота! И хотя мой корабль не в состоянии предложить нам изысканных блюд, у меня есть немного консервов. Хочешь салат из тефлонского педжикакля? Тогда пошли на кухню, я буду готовить, а ты рассказывать про свои приливы!

Парадоксы технологий

Еще в те времена, когда телефоны становились все меньше, а телевизоры все больше, разработчики массовых технологий столкнулись со странной проблемой: предугадать судьбу новинок стало практически невозможно. Почему в одном случае люди потрясающе консервативны, а в другом – наоборот? Началось все с того, что пьютеры вытеснили всю бытовую технику. Они научились разговаривать, готовить еду, стирать белье, принимать ТВ—каналы, водить наземные мобили и выполнять массу других повседневных дел. Но люди и здесь проявляли удивительную парадоксальность: бумажные газеты вымерли, уступив место новостным сайтам пьютеров, а вот толстые красочные журналы выжили и вполне неплохо себя чувствовали.

А знаменитая «Война очков и линз», вошедшая во все учебники экономики! К середине нынешнего века очки как товар практически не покупались, вытесняемые с одной стороны менее громоздкими и заметными линзами, а с другой успехами медицины, научившейся лечить большинство глазных заболеваний. Жалкие остатки бизнеса держались исключительно на солнцезащитных очках, когда производители – скорее от отчаяния, чем в результате каких—либо маркетинговых исследований – вмонтировали в них миниатюрный фотоаппарат, автоматический делающий снимки через каждые тридцать секунд. И фотоочки имели оглушительный успех! Производители линз стали нести колоссальные убытки. Не то чтобы запустить в производство фотографирующие линзы было совсем невозможно, но очень уж дорого! Да и не слишком удобно. Подкупленная пресса обрушила на обывателя массу статей – от совершенно желтых до строго научных – в которых расписывала опасные последствия ношения фотоочков, но вся эта массированная атака не принесла никаких результатов: очки по—прежнему раскупались. Тогда на рынок срочно были выброшены линзы, одновременно служившие приборами ночного видения. Эта новинка тоже вошла в моду, на нее даже стали поступать крупные госзаказы от различных силовых структур. Но и производители очков не дремали: они просто—напросто сделали тоже самое! И фотоочки стали «видеть» в темноте не хуже линз. Более того, за бешеные деньги были наняты лучшие дизайнеры пяти самых крупных планетных систем, и разнообразие очковых фасонов достигло невероятного размаха!

Но самое интересное все же в другом: фотографии, сделанные при помощи очков, люди по—прежнему предпочитали хранить не в памяти пьютера, а распечатанными в домашних альбомах. Ох, уж этот непредсказуемый покупательский консерватизм! Вот, скажем, голографическая одежда, менять фасон и расцветку которой можно было с помощью небольшого приборчика на поясе, тоже вызвала ажиотаж. Но всего на пару лет. А затем люди вернулись к привычным тканям, а на отдельных чудиков, по—прежнему отдававших предпочтение голографии, показывали пальцами, как на безнадежных придурков. Почти неизменной осталась и обувь. Хотя ее все же потеснили антигравы для ног. Зато совсем исчезли кредитные и прочие карточки. Человек сам по себе достаточно уникальный объект, с которого можно считать любую информацию, в том числе и списать с его счета несколько тысяч ублей за новый пиджак или те же фотоочки.