Пси

* * *

Утром на прокуренную кухню вышла Хельга. В покрасневших глазах женщины стоял ужас.

– Прости, Анрюшка. Я не хотела. Веришь?

– Когда это случилось?

Она закашлялась и распахнула окно, выпуская дым. Отставила табуретку к противоположной стене, боясь приближаться к Андрею.

– Почти сразу, как тебя арестовали. Я испугалась. Что мне было еще делать? Все разбежались, бросили меня. А там сказали, амнистия для тех, кто придет сам. У меня мама сердечница, она бы не пережила, если бы меня в лагерь. Что я должна была делать? Что?!

– Я все понимаю.

– Ничего ты не понимаешь! Тебя выворачивает наизнанку, а помочь некому. Все друзья разбегаются, как от чумы. Сестра трубку бросала, когда я звонила. Я спать не могла – ждала, когда за мной придут. Соседи здороваются, а я думаю, настучали они уже в комитет или нет? Работу бросила, хари видеть их не могла. Жила, не знаю на что. А вы смылись, все!

– Я был в лагере, Хель. При всем желании не мог бы помочь.

– Другие были! Но вы же богоизбранные, вам помочь – что себе руку отгрызть. Суки!

Хельга сорвалась на крик, впадая в истерику. Рот ее скривился, руки сжались в кулаки. Она готова была броситься на мужчину. Избить, искалечить, растоптать.

– Ты бросил меня! Это я тебя спасала, когда тебе было плохо. А ты бросил!

Стакан с водой стоял рядом, и Андрей, не раздумывая, плеснул в лицо Хельги.

– Успокойся.

Она разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони. Плач был похож на глухое карканье.

Андрей взял кухонное полотенце и подошел к ней. Вытер слезы и воду с рук, лица, шеи.

– Ну. Не надо. Все прошло.

Хельга вдруг обняла его, уткнулась лицом в живот. И принялась неразборчиво причитать.

– Они меня бросили! Представляешь? Только заметили, что со мной не так – разбежались, как крысы. Я звонила, ходила, никто даже разговаривать не хотел. На другую сторону дороги переходили, гады. А как «надела браслет», понабежали. Стали называть гуру, в глаза заглядывать. Чуть не молились, сволочи. Я их всех выгнала. Не хочу видеть. Иуды.

Рыдания не стихали. Андрей чувствовал, на животе футболка становится мокрой от слез. Он автоматически гладил ее по голове и чувствовал, как нарастает боль в голове. Разбуженная близостью «холодной» пси-масса ворочалась, пузырилась, разрывая виски тупыми ударами.

Рыдания прекратились. Хельга отстранилась и посмотрела на него снизу вверх. С тоской и болью. В распахнувшемся халате Андрей увидел ее грудь. Темные маленькие соски, родинка справа. Никакого желания не возникло. Только раздражение и усталость.

– Я сейчас.

Запахнувшись, женщина вышла из кухни.

Вернулась она нескоро. Андрей успел сварить кофе, снова накурить на маленькой кухне и окончательно впасть в мрачное настроение.

– Сделать тебе яичницу?

– Давай.

Зашипело масло на сковородке. Было видно, как Хельга делает вид, будто ничего не произошло. Она затянула веселую песенку, но радость в голосе звучала фальшиво.

– Хель, а где ключи?

– Что?

– Ключи от моего дома. Я туда поеду. Страшно устал, хочется побыть в одиночестве. Соскучился. Сварю кофе, устроюсь на мансарде…

– Андрюш…

Хельга, стараясь не встречаться взглядом, поставила перед Андреем тарелку с яичницей.

– Ты же когда уехал, ну то есть тебя забрали, не сказал, что с ними делать. Только записку с ключами оставил, вроде как посмотреть. Ходила туда иногда. Убирала. Но далеко же, часто не наездишься. Сам понимаешь, дом требует ухода. А у Мишки и его девушки, у них сложная ситуация была. Родители у него дачу продали.

– Короче, Хель.

– Я подумала: пусть живут, дала ключи. Ну, пока тебя нет. Я не знала, когда ты вернешься. А теперь как их выгнать? Им жить совсем-совсем негде. Так даже справедливо, помнишь, ты их дачей пользовался? Я решила, что так будет правильно. Тебе они не помешают. Мишку ты знаешь, девушка его тоже очень хорошая. Ты бы знал, какие у них трудности. И родители против.

– Это у меня трудности. Я сам буду решать, кто будет жить в моем доме. Давай ключи.

– Ты ешь, а то остынет. Ключи у Мишки, они ведь там живут.

– Ясно.

– Ты ведь их не выгонишь?

Андрей подцепил вилкой кусок яичницы и сунул в рот. Подгоревшая корочка с одной стороны и недожаренный белок с другой отбили всякое желание завтракать.

– Посмотрим. Если дом в порядке, пусть живут.

– Андрюшка, ну, пожалуйста, им же некуда идти!

– Я сказал, посмотрим.

Настроение стремительно портилось. Ноющий голос Хельги, отвратительная яичница, запах скисшего молока.

– Пойду, наверное. Сигареты закончились, значит, пора валить.

– Может, еще кофе хочешь?

В голосе женщины послышалось облегчение. Липкое, отвратительное.

– Нет, мне хватит. Где мой рюкзак?

Она попыталась чмокнуть в щеку на прощанье, но Андрей отстранился. Дверь квартиры хлопнула за спиной. Выйдя из подъезда, он вытащил последнюю сигарету, смял и бросил на асфальт пустую пачку. И, перебивая дымом горький вкус, пошел к остановке. Больше он сюда не вернется, ни за что.

«Искушение собой», часть 2. Два с половиной года назад

Пугающие воспоминания о чужих голосах Андрей постарался вытравить, окунувшись в работу. Новый год встретил вдвоем со Светой тихо и по-домашнему. Жизнь, словно компенсацию за неприятности, подкидывала неожиданные сюрпризы. Повышение, отпуск в середине зимы на Бали, родители Светки подарили денег на покупку машины. Андрей радовался и подставлял ладони под открывшийся рог изобилия. Только с Хельгой, свидетельницей пережитого «позора», старался не видеться. И, натыкаясь в ящике стола на ключи от дачи, только морщился, решал вернуть, но каждый раз благополучно забывал.

В середине апреля Андрей неожиданно разругался со Светкой. Сначала из-за ничего не значащей мелочи. Потом всплыли какие-то старые обиды. Скандал перешел в неконтролируемую стадию, Светка разбила пару тарелок и ушла ночевать к подруге. Андрей выпил найденную в холодильнике бутылку пива и мрачным идолом завалился на диван. Включил старый боевик и тут же задремал под грохот взрывов.

Сон принял его, как ледяная вода под треснувшим льдом. Со всех сторон Андрея обступила звездноглазая тьма, шипящая змеями. Холодные пальцы забрались под череп, перебирая сны и мысли, как монетки. Как будто нищий обыскивал бесчувственное тело пьяного гуляки. Вытряхивал из карманов ничего не значащую мелочь. Пока не нашел золотой червонец, спрятанный у сердца.

Он вздрогнул и проснулся. Бессмысленно уставился в телевизор, не понимая, что происходит. Экран стер картинку шумом пустого эфира, мигнул и погас. Из рифленого бока потянулась тонкая струйка синего дыма, распуская по комнате запах паленого пластика.

Андрей вскочил как ошпаренный. Метнулся через комнату и выдернул из розетки шнур. С обидой осмотрел погибший телевизор: над серой панелью вверх по обоям тянулись черные разводы гари, похожие на пламя.

– Замечательно. Просто отлично. Поругался с женой, сжег телек. Что дальше?

Никто не ответил. Мысленно сплюнув, Андрей пошел на кухню. Только дойти не сумел. На полпути, возле входной двери, ему сделалось дурно. Голова закружилась, ноги наполнились старческой слабостью, к горлу подступила тошнота. Андрей рухнул на пол, скорчился, как от судорог, захрипел. Вокруг разворачивались старые знакомые – прозрачные дуги вселенской астролябии. Сначала робкие и начертанные пунктиром, они наливались звенящей мощью и росли, росли, росли… Андрей закричал, разрываемый изнутри личным апокалипсисом.

Маленькую вечность Андрей лежал, свернувшись зародышем. Капающая вода из крана в ванной то лупила бешеным стаккато, то каждым ударом отмеряла века. Призрачные дуги вращались, обозначая стороны света и тьмы. Где-то на невидимом ночном небе бежали планеты и звезды, и на каждую указывала тонкая стрелка с пылающим наконечником.

Видение померкло. А следом заявились голоса, кричавшие сквозь пространство. Незнакомые, чужие. Но по каждому можно было скользнуть как по нити, чтобы в конце заглянуть в глаза человеку, чьи мысли слышишь. Мысли? Слышать? Сомнений не было. Андрей видел их сознание, надежды и сомнения, радости и боль. Как заглядывает в окна домов случайный прохожий.

Вот таксист наливает в крышку из термоса кофе. Без сахара, самый дешевый, растворимый. Андрей чувствует вкус вместе с ним, наслаждаясь чужими ощущениями. Тот, другой, думает, что пора домой, трет слипающиеся глаза. Андрей хочет спать вместе с ним, зевает и скользит по тонким струнам дальше.

Мужчина в неудобной позе склонился над журналом. Кажется, охранник. Крутит в пальцах липкий карандаш. Морщится, подбирая слово для клеточек в кроссворде.

«Город, погибший от вулкана. Третья эм, четвертая пэ»

«Помпеи», – шепчет Андрей из-за плеча.

«Точно!» – соглашается мужчина и старательно записывает печатными буквами.

Дальше! Как радиоволны в эфире.

Смешная девушка в розовых кроссовках. От тонкого следа алкоголя в крови Андрея немного мутит. Пританцовывая под музыку в наушниках, она возвращается домой. А впереди за углом стоят несколько парней. Как мерзко пахнущая куча, видится Андрею их злость и агрессия. Куда ты, дуреха? Он подталкивает девушку свернуть между кустов сирени: вот сюда, глупышка; да, пустырь; да, темно; зато никого нет, и вернешься домой целая. Умничка! Андрей треплет ее по макушке призрачной рукой.

Боль выкрутила тело, как уборщица тряпку, заставляя вернуться в себя. Шипя сквозь зубы, Андрей встал. Держась за стенку, поковылял в спальню. В глазах все двоилось: на обычное зрение накладывались картинки, прилетающие из эфира.

– Сука!

Добрался до стола и выдернул ящик. По полу разлетелись бумажки, монетки, карандаши. Андрей опустился на колени и долго шарил руками, пока не отыскал ключ на красной тесемке…

На улице стало легче. Ночной воздух дал пощечину спасительным холодом, протрезвляя от видений. Пошатываясь, Андрей вышел к дороге и поднял руку.

Такси поймать не удавалось. Они притормаживали, лица водителей кривились, видя с трудом стоящего мужчину, взрыкивал мотор, и машина уносилась прочь. Андрей хотел уже добираться пешком: проходил десяток метров и хватался за фонарный столб.

Очередные шашечки пролетели мимо. Андрея обдало брезгливостью и страхом в шлейфе.

– Уроды.

Он выругался без злости, просто давая выход отчаянью. И тут же вспомнил того мужичка-таксиста, что пил кофе и мечтал поспать. Так легко найти струну, по которой можно дотянуться. Вот она, чуть провисшая, с фиолетовым отливом. Надо только потянуть за нее…

Машина остановилась около Андрея. Глаза водителя остекленевшие, руки сжимают руль, по подбородку бежит ниточка слюны.

– На Ташлу. – Андрей рухнул на заднее сиденье.

Ночь и фонари мелькали поочередно за окнами автомобиля. Голоса теперь скользили по краю сознания, со скрипом пересыпающегося стекла. А между Андреем и водителем туго натянулась болезненная нить. Как будто их связали гитарной струной, все глубже впивающейся в кожу.

Мимо пролетали кварталы, спящие светофоры, мигающие желтым. Многоэтажки сменились частным сектором: эклектичные особняки вперемешку с развалюхами. Повинуясь не высказанному желанию Андрея, машина вывернула на узкую дорогу прочь от города. По обочинам темной стеной встали деревья.

Звон невидимой струны полез вверх, от басов к ультразвуку. Движения водителя стали дергаными, лицо побагровело. Андрей сжал руками голову, охваченную арканом дикой боли.

– Останови!

Распахнув дверцу, Андрей мешком вывалился из такси. С криком разорвал невыносимую связь с водителем и скорчился на асфальте.

Машина взвизгнула, плюнула смрадным выхлопом и рванула в ночь. Андрей, не обратив на нее внимания, долго стоял на коленях у края дороги. Раскачивался из стороны в сторону. Выл и сгибался от приступов тошноты. Контроль чужого сознания обернулся своей темной стороной: пока Андрей давил собой волю таксиста, личность водителя неумолимо впивалась в него самого. А после разрыва ему пришлось сдирать с себя чужие воспоминания, чувства и привычки, как пропитанную ядом одежду. С кровью, болью и отвращением.

Он справился. Затем сумел встать, рукавом стер горькую желчь со рта. И нетвердой походкой заковылял по дороге.

Дорога вынырнула из-под полога деревьев к дачному поселку. Низкие домики хмуро смотрели на пришельца темными окнами. Зачем пришел? Что несешь? Андрей повернул от одинокого фонаря на боковую улочку, затем повернул еще раз. Глаза привыкли к темноте, и из черноты неба проступила многоглазая бездна, перечеркнутая дорогой Млечного пути. Ему захотелось вернуть ощущение той вращающейся астролябии. Дабы измерить это движение сфер и услышать музыку бесконечного пространства. Исчислить скрытую гармонию мироздания.

– Эй, братан, есть курить?

Они сидели на лавочке возле палисадника, отмеченные красными точками сигарет. Человек пять или шесть, Андрей не разобрал сразу.

– Нет.

– Слышь, че так невежливо? А?

Компания поднялась, как волчья стая, и окружила его. С хохотом, разбрызгивая вокруг себя запах дешевого алкоголя и нерастраченной агрессии.

– Тебя спрашивают, глухой, что ли?

Андрея толкнули, он споткнулся и рухнул в грязь мелкой лужи. Хмельная волна их мыслей, с полосками злости и радости от предстоящей потехи, накрыла его с головой.

– Че, братан, бухой? Не бзди, сильно бить не будем. Чтоб запомнил только.

Парни закатились неприятным смехом. Тупая, со звериным оскалом, ярость поднялась из глубины души Андрея. Клокочущим потоком поднялась по горлу, диким рыком вырвалась изо рта.

– Может, он больной? – спросил ломающимся голосом один из нападавших.

Ответить никто не успел.

Что-то щелкнуло стальным оружейным лязгом. Андрей почувствовал, как в голове стали разворачиваться прозрачные плети. Как живые щупальца древнего кровавого божества, они лезли наружу, закручиваясь спиралью. Адская карусель, где вместо единорогов скелеты псов. Мертвецкий коловорот, наотмашь хлещущий людей вокруг тебя.

– А-а-а-а!

Кто-то кричал. Горячее брызнуло в лицо Андрею, и он поднялся, шагнул из круга. Мимо фигур, рухнувших подрубленными деревьями. Голоса бывших мучителей плакали жалобно и тонко. Они подростки, почти дети, если приглядеться. С окровавленными ртами, зажимающие глаза, бьющиеся в корчах. Не желая смотреть, Андрей бросился прочь.

* * *

Найти дачу оказалось непросто. Андрей пропустил нужный поворот, свернул не туда и заблудился. Долго плутал, пока не вышел на знакомый перекресток. Наконец, отыскал калитку, окрашенную голубой краской, и оказался на месте.

Ключ долго не хотел попадать в скважину. Со злостью царапая металл, Андрей думал, что надо позвонить Хельге. Сейчас только к ней можно обратиться за помощью. Щелкнул замок, и дверь неожиданно легко распахнулась. Ночной гость не удержался, ввалился внутрь и упал на пол. Андрею показалось, что он попал в рай – лежа на скрипучих досках можно было не шевелиться, не будить зудящие, как осы, голоса.

Позвонить – вспомнил он. Достал телефон из кармана, набрал номер. И тут же уронил руку с зажатой трубкой. Тьма, подкравшись незаметно, навалилась на Андрея и проглотила, как хищная рыба наживку.

– Ох ты черт!

Кто-то шлепал Андрея по щекам, вытаскивая из мрачной глубины. Все тело болело, пересохший рот отказывался говорить. Открыть глаза было мучительно тяжело.

– Давай же, ну!

Голос не отпускал, давил, требовал. Чего?

– Блин.

На лицо полилась вода. Он разинул рот, пытаясь поймать холодную струю.

– Пей, горе ты мое.

В губы ткнулся железный носик чайника. Стуча о металл зубами, Андрей глотал живительную влагу.

– Вот, хорошо. Открывай глаза, садись.

Андрей, наконец, смог поднять веки. В сером утреннем свете бледным пятном перед ним хмурилось лицо Хельги.

– Во что ты вляпался, зараза?

В ответ он смог только просипеть горлом.

– Вставай, а то окончательно замерзнешь. Не лето, на полу спать.

Опираясь на руку женщины, Андрей смог подняться, сделать пару шагов и рухнуть на старый потертый диван. Хельга заботливо укрыла его пледом.

– Сейчас, подожди.

Она долго гремела посудой, хлопала дверцами шкафчика, и, наконец, сунула ему в руки кружку с чем-то горячим.

– Пей, это бульон из кубика. Другого нет, извини.

Андрей отхлебнул. По телу побежало божественное тепло. Он благодарно улыбнулся уголками губ.

– Давай, давай, до дна.

Весь день Хельга выхаживала Андрея. Водила под руку в туалет. Укутывала шерстяным одеялом, когда его трясла лихорадка. Поила крепким сладким чаем. Прикуривала ему сигареты – сил не было даже на это. Подставляла треснувший красный тазик, когда его тошнило. И ничего не спрашивала. За это он был особенно благодарен.

Только к вечеру Андрею стало лучше. Силы возвращались, он сумел встать, одеться и выйти во двор. Уселся на лавочку и долго мял в непослушных пальцах сигарету. Хельга тоже вышла из дома, присела рядом и мрачно насупилась.

– Ты напугал меня. Этот звонок, ты так кричал в трубку. Я думала, с ума сойду.

– Прости, ничего не помню. Спасибо тебе.

– Никогда больше не жри эту гадость.

– Что?

– Или ты курил это? Нюхал? Не важно. Брось эту дрянь. В следующий раз я тебя не вытяну. Сдохнешь и все.

– Да нет же! Ничего я не употреблял. Ты не помнишь? Приступ. Осенью, я тогда к тебе пришел, еще ключ мне дала. Вспомни!

– Перестань! – Она раздраженно дернула плечом, – Светке будешь байки рассказывать. Думаешь, я не знаю, как человек после передоза выглядит? Так я тебе скажу – как ты сегодня утром.

Гнев и обида вскипели в Андрее. Ударили в голову, заставляя вскочить.

– Не веришь, да? Не веришь? Кто мне всю эту хрень про эзотерику втирал? Не ты? А когда со мной реально случилось, ты не веришь!

Он потерял контроль над собой. Бешенство раскаленной волной поднялось из глубины. Белки глаз налились кровью, рот искривился в страшной гримасе. А вокруг поднимались обглоданные дуги призрачной астролябии.

– Не веришь?! Дура! Я поверил тебе, а ты!

От налетевшего порыва ветра скрипнула дверь. Андрей обернулся на звук, уставился полным ярости взглядом. Фанерные листы пошли трещинами. Краска облупилась, пошла темными пятнами. Он закричал.

Остервенелый звук голоса спустил с крючка скопившееся напряжение. Вокруг Андрея закрутился невидимый ураган. Мусор, обрывки газеты, окурки, взлетели винтом, сворачиваясь в кокон гнева.

Тонкий, почти неслышимый звук ударил по нервам. Заставил дрожать струну в животе. Это кричала Хельга. От ужаса.

Андрей шагнул вперед, почти ослепший от напряжения. Схватил женщину, встряхнул как тряпичную куклу.

– Не веришь?!

Ее запах ударил в нос. Терпкий, с нотками мускуса. Зверь внутри рыкнул и ударил хвостом по бокам.

Он рванул тонкую ткань. Разрывая и отбрасывая. Вкус ее кожи на губах. Пальцы спускаются по спине. Ладонь обхватывает тяжелую грудь.

– Нет, пожалуйста, нет…

Она шепчет и одновременно обнимает. Целует в ответ. В рычании зверя слышится желание.

Все происходит быстро. Прямо на земле, в самом центре вихря. Она кричит от страсти и вожделения. И не разобрать – собственных или внушенных сорвавшимся с цепи психотом.

Андрей застонал и повалился на спину. Обессиленный и пьяный от произошедшего. Ураган исчез вместе с желанием.

– Сволочь. Самая настоящая сволочь.

Хельга прикрылась порванной рубашкой и закатила Андрею звонкую пощечину.

– Никогда! Слышишь?!

Она поднялась. Ударила его ногой в бок, но без злости.

– Идиот.

Ругаясь, Хельга ушла в дом. Хлопнула покалеченной дверью, оставляя Андрея наедине с собой. Он не понимал, что на него нашло. Зачем? Откуда это?

Он долго сидел на лавочке. Курил, кутался в порванную куртку. Пока Хельга не появилась на пороге.

– Иди. Поедим и двинем в город. А то всю дачу разнесешь.

Всю дорогу, пока они трясутся в старом автобусе, Хельга молчит. Андрей, также не произнеся ни слова, провожает ее домой. И только там она тычет пальцем в него и выплескивает накопившееся.

– Был бы кто другой, убила бы. Понял? Дебил. Никогда так больше не делай. Мало ли что у меня на уме было, я сама решу, с кем и когда. Ясно? Нашелся мне, копперфильд хренов. В следующий раз сунешься – удавлю. Усек?

Она оттолкнула Андрея.

– Иди домой. Выспишься, придешь в себя, тогда поговорим.

Больше они никогда не говорили о том дне. Соблюдая обет молчания о случившемся. Табу, как залог от несчастий. Глупое, не сбывшееся суеверие.

«Блудный пасынок», часть 3. Сейчас

Поначалу Андрей не узнал свою улицу. Когда он только купил дом, здесь был глухой окраинный тупик, населенный стариками и алкоголиками. Теперь же тут бурлила жизнь. Вместо развалюх выросли «богатые» кирпичные домины, манили вывесками целых три магазинчика, разбитую грунтовку заменил уже выщербленный асфальт.

Он удивленно оглядывался, боясь заблудиться. Табличек с названием улицы видно не было, а прохожих спрашивать не хотелось. Кворум старух на лавочке оценивающе прошелся по нему суровыми взглядами и зашушукался. Узнавать у них дорогу он тоже не стал. Увернувшись от стайки детей на велосипедах, Андрей пошел дальше. Дом сжалился над блудным хозяином и дал себя найти.

Ограда перед участком покосилась. Решетчатая калитка жалобно скрипнула ржавыми петлями. На цементной дорожке к дому, которую он сам заливал когда-то, через трещины пробивалась длинная трава. Андрей обошел дом с торца: крыльцо выходило на заднюю часть двора, заросшую сорняками. Высокими, что он мог бы в них спрятаться, не сильно пригибаясь.

– Вернулся он в дом свой и нашел мерзость запустения, – собственный голос показался Андрею испуганным и тусклым.

Он откашлялся и гаркнул, подбадривая сам себя:

– Есть кто живой?

Никто не ответил. Крыльцо, мохнатое от плетей винограда, показалось родным до комка в горле. Андрей сбросил с плеча рюкзак и сел на скрипучую деревянную ступеньку. Обыскал карманы, вытащил мятую пачку и закурил. Зажмурился, повернул лицо к солнцу и просто сидел, не думая ни о чем. За спиной хлопнула дверь. Андрей обернулся. На пороге стоял Мишка.

Ах, Мишка, душа компаний и предводитель пьянок. Высокий блондин с зелеными глазами. Курчавая бородка придает сходство с древними викингами. Бесшабашный и вечно веселый, гроза девичьих сердец. Но если присмотреться – постаревший, с пожелтевшей кожей и опухшим от частых возлияний лицом. Но Андрей не всматривался, этого человека он хотел бы видеть здесь меньше всего.

– Здоров. Ты от Флака? Извини, все кончилось. Только завтра привезут.

Он не узнал гостя. От этого сделалось неприятно, как от нечаянного предательства. Андрей поднялся и с легкой злостью посмотрел собеседнику в глаза.

– И тебе привет, Михаил.

– Ты от родителей, что ли? Скажи, что я не передумаю. Это моя жизнь и буду делать, что хочу. Их не касается, как я живу и с кем.

– Не узнаешь старых знакомых, а?

«Викинг» в грязной майке близоруко прищурился. Уголки губ поползли вниз от смутного узнавания.

– Ты?

– А кто еще? Не ждал?

– Ну, так ведь тебя…

– Уже выпустили.

– Андрюха! Ну!

Блондин тряхнул Андрея за плечи.

– Хорошо, что зашел! Не ждал тебя в гости.

Андрей шагнул к блондину вплотную. Тот был на полголовы выше, но сейчас это не имело значения.

– В гости? Если ты забыл, это вообще-то мой дом.

– А, ну да, точно. Ты это, проходи, чего сидеть. У нас пиво еще осталось, шашлыки маринуются. Давай, отпразднуем, что откинулся.

Не отвечая, Андрей вошел в дом.

Там царил отвратительный беспорядок. Уборку тут не устраивали, кажется, с тех времен, когда он сам тут жил. Пыль, похожая на серый пух, лежала по углам. Со стен свисали мхом пожелтевшие отваливающиеся обои. Табачный спертый дух пропитал все вокруг.

– Мы тебя не ждали. – Позади топал блондин. – Хельга дала ключи, сказала, можно не париться.

– Я вижу… Хоть бы убирались иногда.

– Да фигня, не парься. Стены же на месте.

Кухня оказалась в еще худшем состоянии. На полу ковром рассыпаны окурки, смятые и раздавленные. Грязная посуда, стоящая на столе, шкафах и в еще более грязной раковине. Любимая кружка, подаренная еще Светкой до свадьбы, с отколотой ручкой, выщербленная, сиротливо жалась на подоконнике.

Окинув этот ужас взглядом с порога, Андрей развернулся на каблуках и по всхлипывающей лестнице стал подниматься на мансарду. Мишка следовал за ним как привязанный.

– Тебе, наверное, неудобно будет. Мы шумные, гости часто приходят, – бубнил он в спину.

– Не хотелось бы.

– Я и говорю. Лучше ты по выходным приходи. На шашлыки там. Накормим, напоим, повеселим.

– В смысле?

Андрей остановился, развернулся и зло глянул сверху вниз на блондина.

– И в центр отсюда ездить далеко. Места, опять же, на троих маловато. Мы наверху живем. Не с нами же ты спать будешь.