Уха из петуха

Вспомнив тонкую фигурку Юли, ее нежные ручки с идеальным маникюром, брезгливое выражение на лице при укладке чашек после утреннего кофе в посудомоечную машину, ее «Серюня, ну давай лучше в наш любимый ресторан сходим» и готовность тусить ежевечерне, Сергей ответил совершенно честно:

– Нет. Бабы у меня нет.

Глава 8 медосымательная, в которой главному герою искренне советуют держаться подальше от особо опасного объекта

– НАСТЬКА! – гаркнул вдруг в сенях мужской голос.

Соседка, секунду назад светившаяся искренней лучистой улыбкой, вмиг превратилась в ту самую ведьму, испугавшую Сергея в первую встречу соколиным пронзительным взором, и завопила в ответ:

– Ах ты ж окаянный! Опять приперси!

Дверь в хату распахнулась, и взору сытого экономиста предстал очередной харАктерный деревенский персонаж: высокий худющий дед, опирающийся на суковатую крепкую палку ростом с него, в выцветшей кепке, держащейся на крупных, слегка оттопыренных мощных ушных раковинах, в ватнике и валенках, несмотря на летнюю жару, и офигенски дорогих очочках в тонкой металлической оправе – уж Сергей, посадивший за компьютером зрение и вынужденный носить очки для работы, разбирался в дорогой диоптрии.

– НАСТЬКА! ХОДЬ СЮДЫ! – снова заорал дед.

«Уй, ё-моё, да что ж они все такие громкие», – пошурудил пальцем в ухе оглохший дебил.

«Местный колорит?» – предположил горожанин.

– Да че ж ты так орешь, шальной! – закричала в ответ баба Надя.

– АСЬ? – переспросил обладатель мощнейшего природного долби-сарраунд.

– Чё притащилси? – переформулировала вопрос соседка, добавив децибел.

– А ТЫ ЧЕГО КРИЧИШЬ НА МЕНЯ? – возмутился некуртуазностью вопроса дед.

– Да тьфу на тебя, дрыщ глухой, – махнула рукой баб Надя и повернулась к Сергею, чтобы, очевидно, что-то сказать.

– Я НЕ ГЛУХОЙ! – рассердился посетитель и даже пристукнул палкой от негодования. – ЭТО ТЫ ВЕЧНО МЯМЛИШЬ, ХРЕН ПОЙМЕШЬ ТЯБЯ.

– Да йди ты отселя! Дай с человеком нормальным пообщаться. Пристал, что твой слепень, пока не хлопнешь – не угомонится! – раскраснелась бабка, уперев руки в боки.

– НАСТЬКА, МНЕ МЕД НАДО СЫМАТЬ. ХОДИ СО МНОЙ. ПОМОГАТЬ БУДЕШЬ, – поставил в известность дед и, не дождавшись ответа, развернулся и двинул на выход.

– Не называй меня Настькой! Сколько раз говорила! – высунувшись в окно, погрозила кулаком баба Надя, на что «дрыщ» вполголоса пробубнел:

– Анастасия Ни-и-иловна, – и ехидно подмигнул разъяренной бабке, сняв при этом кепарь и совершив им замысловатое движение в воздухе, очевидно призванное обозначить вежливый поклон.

– Ат, зар-р-раза, – смачно сплюнула, как наконец-то выяснилось, Анастасия Ниловна и повернулась к таращившему на нее глаза Сергею. – А ты, милок, не слушай этого пердуна старого, зови меня бабой Надей. Мне так ловчее. Ну, зар-р-раза! Мед ему сымать надо! – передразнила сердито сверкнувшая глазами фурия, но, наскоро попрощавшись со спасенным от голодной смерти соседом, засеменила в сторону огромного деревянного шкафа, приговаривая:

– А хде ж мой платок белый, куды ж я в цветастом-от к пчелам сунусь?

Набитое брюхо оказалось не только глухо к учению, но еще и величаво отмахнулось от утренних кровожадных устремлений альфа-натуры к справедливому возмездию. Умиротворенный деревенской домашней кисломолочкой ЖКТ распространил по членам сытую негу и вальяжную ленность. Через час, повалявшись на диване и даже слегка вздремнув, теша осчастливленную утробу, новоявленный сельский житель решил, так сказать, провести рекогносцировку на местности и пройтись по ближайшим улочкам, надеясь отыскать в этом прелестном среднерусском Эдеме некие признаки цивилизации в виде магазина с проверенными городскими продуктами, возможно, почтамт, дай бог, аптеку или медпункт, автобусную остановку и прочие первые к взятию в условиях успешного восстания, по заветам Ильича, опорные пункты административной единицы, гордо именующей себя село Апольня.

Широкая утоптанная глинистая (чи суглинистая, он не особо в этом разбирался, но красноватый цвет грунта приметил) дорога пролегала прямо рядом с его домом. Взглянув направо, мужчина увидел лишь несколько домов, судя по виду, пустующих, и примерно на расстоянии двухсот метров даже перечеркнутый знак, за которым лишь шумел высокой стеной густой мрачноватый лес.

«О! Нам налево! Люблю туда ходить», – радостно возвестил дебил.

«Ну, значит, сегодня идем налево. Уговорил, чертяка красноречивый», – согласился Сергей и, насвистывая незамысловатую мелодию, неспешно двинулся по щедро залитой июльским полуденным солнцем улице.

В деревне кипела жизнь: брехали на проходящего мимо незнакомца псы, кудахтали куры во дворах, где-то звучал детский плач и успокаивающее курлыканье женщины, сидевшие на лавках бабки в цветастых платках звонко здоровкались, нет-нет да и спрашивая: «Ты Палны, чо ле, сынок? Аль Мишкин?» На что беспечный гуляка лишь вежливо улыбался и отрицательно качал головой, не забыв разумеется, учтиво вернуть пожелание здоровья. Уткнувшись в огроменную лужу ржаво-коричневого цвета, разлившуюся на всю прошпекту, Сергей решил свернуть с основной многополосной трассы и обойти через неприметную тропку между двумя здоровенными дворами. А через десять метров благолепной тишины на него обрушились знакомые голоса.

– Да шоб тебя бесы взяли, сучий потрох!

– ДЫК ДЕРЖИ ОТСЕЛЯ, МНЕ ОТТЕЛЬ ВЗЯТЬСЯ НЕ МОЖНО НИКАК!

– Да шоб тябе… Уй! Пшла, зараза!

– АТ, ИБИЕГОЗАНОГУ! ТЫ РУКАМИ НЕ МАХАЙ! ТЫ РАМУ-ТО ДЕРЖИ, КОМУ СКАЗАЛ!

– Ай, к …ую иди, пень старый! Уж пятая ужалила!

– А МЕНЯ ДЕСЯТАЯ, ДУРА ТОЖ МНЕ МОЛОДАЯ! КУРИ СЮДОЙ! ДА ЖАМКАЙ ТЫ ЕГО, КАК МУЖИКА ЖАМКАТЬ НАДО! ЗАБЫЛА, ЧО ЛЕ?

– Ат я тябе пожамкаю! Так пожамкаю, что… Ай! Да в …уй твой мед! Я лучшее у Кольки Гугнавого возьму, чем с тобой ишшо раз… А-а-а! Две сразу! Ох божечки! Хучь одуван в твоем огороде есть?

– ТЕБЕ ЗАЧЕМ?

– За надом! Растереть и приложить! Ох матушка, Царица небесная, жжет-то как!

– НАССАТЬ МОГУ, ТОЖЕ ЛЕГШЕЕТ, ЕЖЛИ НАССАТЬ ВОВРЕМЯ.

– Да в рот себе нассы, дурень колченогий, охренел совсем!

Завороженный экспрессией диалога двух уважаемых пожилых пчеловодов, Сергей аккуратно привстал на цыпочки, пытаясь заглянуть за высокий плотный забор.

– Ой, дядь, ты лучшее не суйся туды, – посоветовал детский голос из-за спины. – Оне когда мед у двоих сымають, пчелы дуже злые потом становятся, точно псы цепные. Надо было мамку им звать. У нее пчелы будто ручные совсем – не жалют, не кИдаются.

На расстоянии пары метров стоял, поддерживая здоровущий взрослый велосипед и настороженно зыркая по сторонам, рыжий пацаненок – Тоха, кажись.

– Да и ба с Лексеичем сейчас тож будут… не в духах. Пошли-ка отселя, пока и нам не досталось, – явно наученный горьким опытом младой абориген просунул ногу под высокую раму древнего драндулета и, скособочившись, но умудряясь при этом как-то держать равновесие, двинул по тропинке. Подальше от особо опасного объекта.

Глава 9 душещипательная, в которой главный герой невольно задумывается о несовершенстве трудового законодательства и крайне скромно оценивает свою весовую категорию

Реалити-шоу за забором было чрезвычайно занимательным, но предупреждению малознакомый с местными реалиями зритель все же внял и за несколько шагов нагнал пацаненка, пристроившись рядом. Конечно, он не воспылал внезапной любовью к общению с детьми, но этот, по крайней мере, был уже самостоятельно передвигающимся и внятно говорящим, что являлось в глазах мужчины огромным преимуществом и поводом не попытаться сразу скрыться в неизвестном направлении. К тому же после утреннего допроса душа Сергея требовала компенсации в виде встречного потока информации, а мелкий казался вполне подходящим источником.

– А мама у тебя кто? – Разумеется, он, сложив два и два, догадался уже, что Тоха является отпрыском госпожи участковой, к тому же неуловимое внешнее сходство было очевидным. Но ведь существовала вероятность того, что мелкий приходится ей, скажем, племянником. Вот и с чего его вообще занимает сей вопрос? Да потому что для появления на свет этих самых детей требовалось обычно два родителя, сюда-то вряд ли докатились феминистские веяния и мода рожать ребенка «для себя», воспользовавшись спермой безымянного донора. А значит, предположительно, где-то существовал мужик, вполне вероятно, даже законный супруг Лилии Андреевны, который мог оказаться совсем не рад ее ночным визитам к соседу. Воображению Сергея неожиданно явился здоровенный рыжий детина, причем с длинной штакетиной наперевес.  Так, стоп! Почему это «визиты» во множественном числе?

– Мамка у меня участковый! – покосился на него мальчишка так, будто не знать таких вещей не просто странно, а прямо-таки кощунственно. Типа как быть не в курсе, кто сейчас президент.

– А отец твой где работает? – Очень тонко, Серега! И куда только девалась твоя способность нутром чуять, какой подход нужен к каждому инвестору, за который тебя так ценили партнеры?

Пацан дернул головой, отворачиваясь, и громко засопел, худенькие плечики опустились, так что оттопырились под линялой майкой острые ключицы.

– Нету папки! – буркнул он дрогнувшим голосом. – Погиб он. На пожаре.

– М-м-м, – вербальное выражение сочувствия никогда не было сильной стороной Сергея. Не потому что он этого самого сочувствия не испытывал, тут уж, скорее, наоборот. Просто в его жизни не случилось как-то настоящих потерь. Родители живы, хоть и развелись, но без скандалов и драмы. Ну не нравились ему ни новый муж матери, ни слишком молодая супруга отца, но это же не трагедия. Свел общение к звонкам по праздникам, и все на этом. Друзья тоже живы-здоровы. Даже расставания с женщинами Никольскому всегда давались легко: ни тебе запоев, разбитого сердца, ночных эсэмэс с проникновенными текстами, ни одного-единственного мордобоя, на худой конец, разошлись и ладно. Короче, когда он сталкивался фактом, что кто-то пережил реальную утрату, то страшно терялся, ощущая себя вроде как виноватым за то, что все-то у него в жизни благополучно и проблемы если и есть, то все какие-то мелкие по сравнению с тем, что довелось испытать другим. Вот и сейчас он понятия не имел, как реагировать на то, что его вот так остро резануло по чему-то неожиданно чувствительному этой ломкостью в пацанячем голосе, и ляпнул первое, что в голову пришло:

– Давно?

– Уж четыре года как. Я малой совсем был, – буркнул Тоха. – Папка у нас пожарный был.

– Героическая профессия, – рассеянно отметил экономист, вспоминая причитания бабы Нади, когда сказал, кем сам работает.

– О, вон и мамка с лесопилки едет! – обрадованно вскрикнул Тоха, и Сергей увидел дальше по улице белую «Ниву». Творение отечественного автопрома явно каких-то лохматых годов производства прыгало и покачивалось на ухабах, победно преодолевало глубокие колеи, натужно подвывая движком и скрипя всеми своими уставшими от жизни такой железными членами. Поравнявшись с ними, Лилия Андреевна остановила машину, но глушить не стала.

– Здравствуйте еще раз, Сергей Михайлович, – поздоровалась она, посмотрела на сына и улыбнулась так, что у нервнонестабильного трейдера аж дыхание перехватило. Неприкрытая нежность и прямо-таки обожание лучились от этой женщины, щедро изливаясь на мальчишку, невольно задевая и его. Самым вроде краешком, но достаточно для того, чтобы Сергей застыл немым чурбаном, неотрывно пялясь на эти ямочки на щеках и крошечные лучики-морщинки вокруг ярко-голубых глаз.

– Малыш, у нас все в порядке? – спросила госпожа участковый, и Тоха тут же недовольно скривился и покраснел, смущенно покосившись на спутника.

– Мам, ну какой я тебе малыш? – недовольно буркнул он. – Нормально все. Баб Надя с Лексеичем мед сымают.

– Сильно шумят? – нахмурилась Лилия Андреевна.

– Да как всегда! – отмахнулся пацан. – Ма, я к Ваньке на часик смотаюсь?

– Но только на час! – сделала строгое лицо женщина, но улыбка из ее глаз никуда не исчезла. – А то знаю я вас. И чтобы на речку без взрослых ни ногой!

– Ла-а-адно! – протянул Тоха уже на ходу. – Пока, дядь Сережа!

Лилия Андреевна, развернувшись на сиденье, не просто проводила сына взглядом, а будто обласкала его тощую фигурку, и у мужчины что-то внутри заскреблось… ревнивое, что ли. Вот ведь ерунда!

– Вас подвезти куда-нибудь, Сергей Михайлович?

– Да я, собственно, магазин искал!

– Ну тогда вам точно не туда! Хотите покажу?

В магазин он хотел, а вот оказываться слишком близко к ней – нет. Потому что тогда начинало хотеться совсем уже не еды. Но не стоять же столбом. Открыв дверцу, издавшую истошный скрип, Сергей забрался в салон, усаживаясь на потрепанное жизнью сидение, которое тут же нежно приникло к его заднице и спине всеми своими пружинами. С первого раза дверь не закрылась.

– Сильнее надо! – прокомментировала госпожа участковый и, стремительно перегнувшись через него, чуть ли не укладывая грудь на его колени, шарахнула дверью так, что он совершенно точно оглох на одно ухо. Великолепно, он теперь контуженый придурок со стояком. Хорошо хоть Лилия Андреевна смотрит на дорогу, а не на него, ерзающего в тщетных попытках пристроить свою проблему поудобнее.

Притормозив около двора, где происходило представление, на веки вечные врезавшееся в память городского жителя, Лилия Андреевна открыла дверцу и, выскользнув из машины, встала на подножку.

– Ма-а-ам! – закричала она. – Вам помощь нужна?

– Да иди ты, Лилька, отсель! – «вежливо» ответили ей с той стороны забора. – Небось сами не безрукие!

Нисколько не обидевшись, «Лилька» села за руль.

– Вот уж… неугомонные. Один глуховатый, другой психоватый. Как вместе соберутся – так хоть святых выноси, – с едва сдерживаемой улыбкой прокомментировала затихающую за забором бурю эмоций участковый. – Ну что, в магазин? – переспросила она, и он кивнул, все еще прислушиваясь к переругиваниям двух отечественных производителей меда, которые странным образом стали напоминать уже некий… флирт, что ли.

От молчания было неловко, и Никольский спросил первое, что пришло на ум:

– А у вас так принято – к родителям на «вы» обращаться?

– С чего вы взяли, Сергей Михайлович?

– Ну вы же Анастасию Ниловну на «вы» называете.

– Так она мне не мама, – горько улыбнувшись, вздохнула участковый. – Свекровь она моя. У меня родителей и вовсе нет. Детдомовская я. А как мужа моего, Аркаши… – голос ее дрогнул, и она закашлялась, – как Аркаши не стало и мы с Антошенькой одни в городе остались, так она и забрала нас к себе. Так и сказала: «Чем по одиночке выть да на судьбину тяжкую бабскую жалиться, давай-ка у двоих Антоху рОстить будем».

– И что, согласились? – Нет, ему не понять, что можно ощущать в такой ситуации. Он и пытаться не будет.

– Ну… сперва поупиралась, конечно, – покачала головой Лилия Андреевна, сосредоточившись на объезде очередной огромной лужи. – Все же у меня неплохое образование юридическое, я к тому времени и на работу уже вышла, думала карьеру строить, адвокатом хотела стать по семейным делам. У меня это неплохо стало получаться. Прямо с первого дела порученного. А потом Антошка заболел, как раз перед важным судом. В ясли не отведешь, на няню тогда денег и не было, в общем, не пошла я на тот суд. Ну и… на следующий же день позвонили и вежливо попросили из конторы.

Да уж, город есть город. Личные трудности никого не колышут, когда они мешают профессиональной деятельности. Сергей внутренне поежился, вспомнив, как полгода назад с их фирмы вот так же «ушли» мать-одиночку с чересчур часто болеющими детьми. Странно, что никто, даже коллеги женщины, особо ее не жалел. Всем плевать.

– И вот села я вечером на кухне, Антоху качаю, а он горит весь, полыхает прям. И думаю – а и правду говорит свекровь: вдвоем нам будет легче ребенка вырастить. Ее сюда не вытащишь – как деревенского жителя, привыкшего к таким просторам, в однокомнатной клетушке на девятом этаже заставить ютиться? Да и хозяйство у нее большое тогда еще совсем было. А в деревне тогда уже пару месяцев как вакансию участкового не могли заполнить. Ну я и согласилась. Носом в районе правда покрутили, мол, баба, да еще и не из полицейской академии. Но тут и баб Надя выступила, да и деваться им особо некуда было. Так и оказались мы с Антошей из редких гостей постоянными жителями этого села.

– И что, совсем не скучаете по городу, Лилия Андреевна? Все-таки цивилизация, перспективы… – Понятное дело, деревня хороша здоровье поправить (не сказать, что ему это пока удается), но на совсем… Нет уж, он бы так ни за что не смог. Не его это все однозначно!

– Да не особо, – пожала плечами госпожа участковый. – Здесь не надо соответствовать ничьим ожиданиям, пытаться дотянуться до очередной ступеньки в статусе, знай живи себе по совести. Ленивому-то тут не выжить, это да. А вот работящий ни голодным, ни холодным в деревне не останется. Одна беда – молодежь в свои семнадцать-восемнадцать этого не осознает и бежит, а мужики, те, что повзрослее, э-э-эх, пьют тут многие, конечно. Не понимаю я, чего им не хватает.

Как раз в этот момент они поравнялись с одноэтажным зданием с выгоревшей вывеской «Ветерок», перед которым вели бурную беседу три женщины. Едва заметив машину, они развернулись, переглянулись, обменявшись быстрыми репликами, и уставились на него через лобовое так пристально, что у Сергея возникло подозрение, что говорили только что именно о нем. При этом самая молодая из женщин, рослая такая дама очень в теле, крашеная блондинка лет тридцати пяти, тут же приосанилась и расплылась в чрезвычайно соблазнительной (на ее взгляд) улыбке, от которой мужчине резко расхотелось в магазин.

– Мы приехали, – сообщила Лилия Андреевна, кивая на здание со свежей побелкой.

– А вам… м-хм… самой ничего в магазине не надо? – с тоской протянул Сергей, наблюдая за тем, как дамочка на улице все больше приходила в состояние повышенной боевой готовности, поправляя здоровенные серьги.

– А мне показалось, что вы и самостоятельно умеете отбиваться от деревенских хищниц, – прищурилась женщина, едва заметно улыбаясь.

– А мне что-то кажется, что это не моя весовая категория, – буркнул приговоренный к закланию городской агнец, выбираясь из машины.

Глава 10 людидобрыпосмотрительная, в которой главный герой вынужденно применяет персональное оружие массового поражения и демонстрирует поразительно глубокие познания отечественного автопрома

– Ладно, не оставлять же вас на растерзание нашей местной белой акуле, – усмехнулась Лилия Андреевна и со вздохом выключила зажигание. – Только имейте в виду, что перед нами теперь маячит перспектива заводить эту колымагу с толкача.

Сергей подумал, что перспектива толкать этот металлолом его прельщает больше, чем необходимость держать возможную противобабскую оборону. Но едва госпожа участковый покинула салон, лучезарная выжидающая улыбочка на лице дородной местной красотки заметно померкла.

– Здрасте, Лиль Андревна! – хором поприветствовали две другие женщины их появление, а вот блондинка только недовольно поджала губы.

Едва они поравнялись, дамочка пропустила участковую и стремительно преградила чужаку путь, так что он налетел грудью на ее верхние зна-а-ачительно больше чем девяносто и едва не оказался на заднице.

– Извините, – буркнул мужчина, едва не заработав косоглазие, оттого что старательно избегал смотреть на «бохатсво», которое ему практически тыкали в лицо. Прямо дорожная подстава во всей красе.

– Мария Кирилловна я! – тут же перешла к активным действиям блондинка. – А вы кто будете?

– Сергей Михайлович, – вежливо представился он, аккуратно пытаясь обойти сие препятствие на дороге. Но не тут-то было. Несмотря на внушительное сложение, дамочка переместилась, словно ниндзя, опять подставляя его метущемуся взгляду обильное содержимое глубокого декольте своего яркого платья.

– А вы родственник Апраксинский будете, али как?

Да что же все тут считают своим долгом допросить его с пристрастием! Никольский мельком глянул вниз, на вздымающееся от дыхания море плоти. Еще и с применением спецсредств, наверняка запрещенных какой-нибудь Гаагской конвенцией.

– Нет, не родственник, – нахмурился он, начиная раздражаться, и уже решительно обошел даму, догоняя ожидающую его на пороге Лилию Андреевну. Вот могла бы и помочь… как-нибудь.

– Дачник, значит! Тот, шо дом Чижовский купил? – и не подумали отстать он него.

– Он самый, – почти огрызнулся Сергей.

– Городской, значит. Сергей Михалыч, а вам домработница не нужна? Я такого видного мужчину и обиходила бы, и согрела, и обласкала! – Нет, ну ни фига же себе! Теряться сия мадам явно не привыкла.

– Петрищева, оставь ты в покое человека! – наконец соизволила вмешаться представительница власти. – Сергей Михайлович, нам стоит поторопиться. Машина остынет, вообще не заведем!

Экономист весь аж встрепенулся от пробирающих его нутро строгих ноток в голосе Лилии Андреевны и решительно двинулся к двери.

– Ой, люди добрые, посмотрите вы на нее! – вскричала Петрищева за его спиной так зычно, что мужчина аж споткнулся. – В покое оставь ей! А ты чего же чужим мужикам жизни никакой не даешь? Помыкаешь, как будто у них своих баб нету, деньги отымаешь, рекетирша в погонах! Местных запугала, так мало тебе! Теперь еще и за приезжих взялася! Думаешь, управы на тебе не сыщется?!

В процессе эмоционального монолога блондинка все наращивала громкость, демонстрируя мощь легких и трагизм, которой любая оперная дива позавидовала бы.

Откуда ни возьмись появились еще местные, причем все сугубо женского пола, и стали переглядываться и перешептываться как будто в предвкушении долгожданного представления.

– Сергей Михайлович, вам же в магазин надо было, – спокойно сказала ему Лилия Андреевна и только после этого повернулась к скандалистке: – Гражданка Петрищева, ваше право жаловаться в любые инстанции, вплоть до прокуратуры, если вы считаете какие-то мои действия неправомерными!

Хотя тон участковой был холодно-официальным, на блондинку он подействовал словно ракетное топливо, которое плеснули в костер.

– Ах ты наглая какая! А то мы, простые люди, не в курсе, что у вас все схвачено, и жалуйся – не жалуйся, а все равно крайние мы будем!

– Гражданка Петрищева, не стоит обобщать себя с большинством жителей данного населенного пункта, – невозмутимо ответила участковая. – Если ваш незаконный бизнес страдает от моей деятельности, то большинство семей этому как раз рады.

– Это кака-така деятельность? Докажи! – уже откровенно брала на горло деревенская фурия. – За руку не поймала, так что не бреши! А мужики чай сами не дети малые, право имеють тратить кровно заработанные на что хотят!

– То есть спускать их на вашу самогонку, вместо того чтобы нести своим женам и детям? – пренебрежительно уточнила Лилия Андреевна, по-прежнему не повышая голоса.

– А хучь бы и так! – Петрищева развернулась к зрителям. – У нас свободная страна или как?! До каких пор терпеть будем, бабоньки, что эта… нашими мужиками помыкает!

– А ты не «мыкай», Машка! – раздался голос из толпы. – Мы так всем довольны, а у тебя-то и мужика своего нету, чтобы рот раскрывала!

При этой реплике как по команде поднялся галдеж, и Сергею вдруг показалось, что его занесло в чертову птичью колонию, где все пытаются переорать соседа, высказывая свое мнение

– С такими как вы, Петрищева, боролась и бороться буду, и уж безразлично наблюдать за тем, как вы набиваете свой карман, пока дети чьи-то копейками перебиваются, не собираюсь! – отрывисто произнесла Лилия Андреевна и развернулась, явно собираясь покинуть сие сборище, к огромному облегчению мужчины.

– Ах ты, зараза ментовская! – змеей зашипела ей в спину блондинка. – Допросишься, что пустят тебе добрые люди петуха красного!

Участковая дернулась так, будто эти слова тяжелым камнем саданули ей между лопаток, и споткнулась. Никольский перехватил опустошенный взгляд ее широко распахнутых глаз, шокированный, что видит в них самые настоящие страх и боль, хотя какое-то мгновение назад женщина была невозмутима. Сейчас же она побледнела до такой степени, что даже веснушки почти исчезли, и он вдруг отчетливо понял, что она готова рухнуть в любую секунду.

Дед Матвей, чью богатырскую стать унаследовал Сергей, умудрился вместе с саженным разворотом плеч передать внуку умение в критической ситуации издавать громовой командирский «ряв». И, надо честно сказать, использовал его господин Никольский очень и очень редко. Сам боялся последствий, после того как от этого самого его «рява» уписался от страха соседский доберман, а сам сосед, схватившись за сердце, сполз на ближайшую скамеечку с реальным сердечным приступом.

Но разворачивающаяся на его глазах эпохальная битва амазонок, пожалуй, была тем самым поводом это самое средство массового поражения использовать.

– А-А-АТСТА-А-А-АВИ-И-И-ИТЬ! – взревел Сергей, и от гласа его трубного, казалось, даже дрогнули стекла магазинчика.