Печать Индиго (трилогия)

Через мгновение окрик-приказ Лионеля вывел Кристиана из этого видения:

– Бертран, Крис, идите за бабой. Найдите камень!

Лионель отбросил русского к стене, и Бертран немедля устремился к выходу. Устинов зарычал, словно медведь, придавая своим гортанным голосом силу своему телу. Быстро выпрямившись, русский умело нанес опасный мощный удар и ранил Лионеля в ногу, пробив энергетической силой его защитный кокон. Монах болезненно взвыл и рухнул на колени. Роман бросился к Бертрану, намереваясь помешать ему выйти, и тот был вынужден так же отбить бешеный удар Устинова, пятясь к стене.

В этот момент на пороге горницы появился мальчик и выкрикнул:

– Отец, я здесь!

Ярик выкинул вперед руку, и небольшая лавка, стоявшая у стены, вихрем поднявшись, стремительно подлетела к Бертрану и со всей силы ударила монаха по плечу. Ярик нахмурился, ибо целился в голову, но от неумения промахнулся. Бертран лишь на миг прогнулся назад и сразу же выпрямился.

– Уходи немедля, Ярик! – выпалил в ужасе Роман, оглядываясь назад на сына.

Лионель уже поднялся на ноги и, гадко оскалившись, понял, что мальчишка слишком чист душой и светел мыслями, раз, не боясь смерти, вернулся на помощь отцу.

– Глупый щенок! Сдохни! – выплюнул Лионель по-немецки и, вытянув руку и растопырив пальцы, напрягся.

– Ярик, защита! – истошно закричал Устинов сыну.

Мальчик испуганно оглянулся, и в его сознании пронеслось то, чему учил его отец, но он не успел. В следующий миг Лионель резко сжал пальцы в кулак, и некая мощная сила отбросила Ярика в сторону. Мальчик сильно ударился об дверь и, потеряв сознание, упал на пол. Роман вновь зарычал и ранил Бертрана в руку. Однако Лионель уже был рядом. Он подло накинулся на русского сзади и всадил кривой клинок своей шпаги по самую рукоять в грудь русского, сильнейшим ударом пробив кольчугу, а затем резко вытащил. От хлынувшей из груди крови Роман рухнул на колени, и его энергетическая защита ослабла. Путь оказался свободен, и Бертран устремился к открытой двери. Кристиан, холодея, смотрел на эту кровавую жуткую схватку, стоя в стороне.

– Крис, ты еще здесь?! – рявкнул в его сторону Лионель и нанес еще один смертельный удар в правое плечо Романа.

Опомнившись, юноша направился прочь из горницы вслед за Бертраном.

Когда юноша исчез в темноте коридора, Лионель дьявольски оскалился, увидев, что русский снова тяжело поднялся на ноги. Устинов еле передвигался, ибо из его раненой груди и плеча лилась кровь, а его защитный кокон исчез. Но Роман, пошатываясь от жуткой боли, перекинул палаш в левую ладонь и вновь накинулся на Лионеля.

– Тебе не совладать со мной, русич! – выдохнул Лионель и резко повернул на своем запястье темный амулет с кроваво-красным рубином, направив руку на Романа. – Хватит этого потешного побоища. Умри!

Издалека Мира увидела дуб, рядом с которым едва различались очертания заветного колодца. Она отметила, что дочка стоит рядом с деревом и, заглядывая в колодец, до сих пор находится снаружи. Похолодев от страха, Мирослава побежала быстрее и закричала:

– Ты почему не спустилась в колодец?!

– Матушка, я боюсь, там так темно! – запричитала девочка сквозь слезы.

Их разделяли всего несколько десятков шагов, и Мира затравленно обернулась назад. Она увидела того самого монаха, который чуть ранее выбежал из ворот и теперь следовал в их сторону. Она стремительно обернулась к дочери и закричала ей:

– Поздно! Беги в лес, непослушная! Скорее в лес, хоронись там!

Мира понимала – времени нет, поскольку в колодец можно было спуститься только по одному. И если бы малышка уже была там, то она, возможно, успела бы тоже.

– Матушка, я… – всхлипнула девочка.

– Кому сказала?! Беги немедля!

Уже добежав до дочери, Мирослава легко шлепнула девочку по заду, подталкивая ее вперед. Слава, глотая слезы, которые лились по ее щечкам, устремилась в лес, услышав за собой мелодичный приятный голос матери:

– Я найду тебя.

Проводив взором фигурку дочери, которая уже достигла леса, Мирослава наклонилась к колодцу и мгновенно приняла решение. Стянув со своей тонкой руки мешочек с камнем, она кинула его в колодец. Протянув руку над темной бездной, она несколько мгновений улавливала сильное излучение, исходившее от камня. Затем ощущение тепла исчезло, и Мира поняла, что падающий сверток достиг узкой зоны конуса, где его свет блокировался определенным строением. Ее покойный отец строил этот колодец по чертежам северных волхвов. Колодец был очень глубок и внутри походил на песочные часы, сначала сужаясь к глубине, а затем вновь расширяясь. Хитрое строение скрывало излучение камня и всего живого, что находилось внутри. Если бы они с детьми спустились, то теперь были бы в безопасности.

Глотая кровь в горле, Мира обернулась, ощущая близость Темного. Монах оказался уже в десяти шагах от нее и, быстро вытянув руку вперед, резко провел ею в воздухе. Миру вмиг откинуло к дубу, а на ее плече образовалась кровавая горячая рана.

– Где камень? – процедил Темный монах на ломаном русском, останавливаясь от молодой женщины в пяти шагах и испепеляя ее злым взором. – Говори, девка, или умирать ты будешь долго.

Быстро опомнившись, Мирослава сосредоточилась и попыталась создать вокруг себя защитный кокон, но Бертран без промедления выкинул вперед вторую руку с кольцом-амулетом, и синий еле различимый энергетический луч тут же вдребезги разбил защиту молодой женщины. В следующий миг монах нанес еще один глубокий порез по шее молодой женщины энергетическим невидимым лучом. Мира болезненно вскрикнула, но упрямо сцепила зубы, не собираясь ничего говорить.

Она потянулась к рукоятке ножа, который висел у нее на поясе, и молниеносно выкинула холодное оружие в сторону монаха, лезвием целясь ему в глаз. Бертран, явно не ожидая выпада от этой хрупкой женщины с белой длинной косой, лишь пораженно отметил момент, когда лезвие замерло в опасной близости от его глазницы. Вдруг нож упал на землю. Бертран ошарашенно обернулся и увидел, что сбоку к нему приближается Кристиан, который, вытянув руку, своей энергией и остановил смертельное оружие, направленное ему в голову.

– Где ты шатаешься? – проворчал Бертран по-немецки, когда юноша оказался рядом. – Ищи камень!

Кристиан провел рукой вокруг и уверенно произнес:

– Я не чувствую его.

Мира отчетливо поняла смысл фразы и устало облокотилась о дерево. Прищурившись, она облегченно подумала о том, что, даже если Темные убьют их всех, великий кристалл Инглии не достанется им. Она вновь и вновь пыталась восстановить свой защитный кокон, но уже раненое тело плохо подчинялось ей.

– Что это значит? Ты же чувствовал камень за много миль! – процедил Бертран и вновь провел резко рукой, и на теле Миры появилась новая глубокая кровавая отметина. На ломаном русском Бертран угрожающе прохрипел: – Говори, русская, где камень? Куда ты его дела?

– Я не понимаю, – сказал юноша, вновь и вновь проводя рукой вокруг. – Но света самоцвета отчего-то нет.

– Он не найдет его, – вдруг выдохнула Мира, придумав ложь, которая, возможно, помогла бы ей спастись от убийц. – Я уничтожила его…

– Ты думаешь, я поверю в это, девка? – взвился Бертран. – Когда я знаю, что без камня вы не сможете выиграть решающую битву! Ты врешь!

– Более я ничего не скажу вам, Темные, – пролепетала она.

Бертран посмотрел в ее невероятно прелестное лицо, понимая, что она решила молчать. Но он знал – женщины гораздо слабее мужчин. Неужели эта хрупкая девица, по виду которой было чуть более двадцати лет, сможет устоять перед пытками? Он вновь нанес невидимый удар молодой женщине по руке, и она, застонав, почти упала на дерево. Вдруг в голову Бертрана пришла еще одна мысль.

– Была еще девка малая, – выпалил быстро монах, обернувшись к юноше. Кристиан, кусая губы, все пытался обнаружить энергию камня, но у него ничего не получалось. Бертран приказал: – Найди ее, Крис. Я видел, что она убежала в лес. Возможно, камень у нее.

– У девочки нет камня, – ответил Кристиан, направляя руку к лесу и не чувствуя камня.

– Верховный приказал убить всех!

– Я должен найти девочку? – переспросил юноша.

– Да, и разделайся с ней. Иди! Ты слышал мой приказ!

– Нет, не смейте! – воскликнула Мира и попыталась отстраниться от дуба и броситься в сторону леса.

– Куда?! – прохрипел Бертран по-немецки, вновь разбив слабый защитный кокон Миры своим перстнем. И сильным потоком энергии отбросил невидимой темной волной молодую женщину обратно к дубу. Кристиан, как будто не решаясь выполнить приказ, замерев, стоял рядом. Монах недовольно прикрикнул: – Чего застыл опять? Девка безвредна. – И уже прикрикнул на парня: – Найди ее и убей!

Кристиан медленно попятился назад и тихо повторил:

– Найти ее и… – он не смог повторить жутковатое слово, но понимал, что это повеление Верховного и он должен исполнить приказ Бертрана.

В следующий миг, усилием воли заставив себя двигаться, Кристиан пронзительно просвистел и устремился к лесу. Через несколько мгновений его нагнал большой белый волк, который побежал рядом с юношей.

Не разбирая дороги, Слава бежала из последних сил. Страх охватил все существо девочки, и она, глотая горькие слезы, проворно перемещалась между высокими деревьями и низкими кустарниками, боязливо оглядывалась назад. Она дико боялась, что Темные могут идти по ее следу. Сумерки уже окутали лесную чащу. Дрожа от страха и стараясь не думать о том, что случилось с ее родителями и братом, девочка начала шептать окружающим ее деревьям:

– Родные мои, помогите! Схороните меня! Помогите!

Она шептала и шептала, посылая свой призыв в лесную чащу, и обращалась к деревьям. В какой-то момент в чаще поднялся сильный ветер. Лесные исполины – сосны, красавицы-березы, целительницы-осины – закачали своими ветвями, как бы откликаясь на призыв девочки.

Неожиданно перед Славой оказалась ива. Под сильным ветром дерево подняло свои ветви, а за ней взору девочки открылось огромное дупло до земли, находившееся в широком вековом дубе. Не думая ни секунды, малышка юркнула в просторное дупло дуба, и тут же ветер стих, а Ива опустила ветви. Слава оказалась как будто в тайной древесной пещере, вход в которую укрывали ветви ивы, усыпанные зелеными листьями. Через эту листву девочка могла даже видеть, что происходило снаружи.

С самого раннего детства Светослава знала этот лес, он был ей родным. Она часто прибегала в чащу играть, разговаривала с деревьями, любовалась животными и птицами, обитавшими здесь. Видимо, лес, считая девочку своим другом, помог ей, услышав просьбу, укрыл в своих зеленых недрах от Темных.

– Благодарю вас, родные мои… – вымолвила шепотом Слава.

Замерев и стараясь даже не шевелиться, она принялась ждать. Девочка предполагала, что матушка будет искать ее, когда исчезнет опасность, и непременно позовет по имени. И оттого своим чутким слухом и инстинктивным чутьем напряженно ожидала мелодичного зова матери.

Уточнение автора:

Великая Тартария, самая большая Тартария в империи, простиралась за Рипейские горы (Уральские горы) на всю Сибирь и до Черного моря, граничила с Московией (Московской Тартарией). Великая Тартария была завоевана в XVIII-XIX веках династией Романовых и присоединена к Российской Империи после многих войн, известных в официальной истории как Пугачёвский бунт, покорение, завоевание, Сибири и другие восстания.

На землях Великой Тартарии никогда не было крепостного права (рабства), в отличие от Московии. И все жители империи, русичи-татары (не путать с современными татарами) – люди белой расы – славяне были вольными и могли по собственной воле наниматься на службу и перемещаться по территории империи.

Глава II. Индиго

Кристиан проворно ступал по мягкой траве, ощущая светлую ауру девочки где-то неподалеку. Его чутье подсказывало, что она затаилась. С каждым шагом он приближался к ней, предчувствуя окончание этой мрачной игры в прятки.

– Ищи, Лихой, – скомандовал юноша волку, бегущему рядом. Животное как будто принюхивалось, но было довольно пассивно. Хмурясь, Кристиан проводил рукой по воздуху, нащупывая энергию девочки. Быстро меряя шагами лесной покров чащи, юноша тихо твердил: – Нам надо отыскать девку малую. Иначе Верховный не поверит в то, что я готов к настоящей службе…

Не прошло и четверти часа, как Кристиан резко остановился напротив ивовых зарослей, за которыми возвышались вековые дубы, и напрягся. Он отчетливо ощущал, что девочка спряталась именно здесь. Но волк отчего-то не подавал голоса и крутился вокруг него, словно был не в себе. Даже Кристиан ощущал светлую энергию девочки в десятке шагов от себя, а уж Лихой должен был почувствовать ее запах наверняка. Ведь ни разу белый друг не подводил его, но сейчас его любимец вел себя весьма странно. Кристиан начал приближаться к одной из ив, с каждым шагом ощущая тепло девочки все явственнее. Ее не было слышно, и лишь вековые сосны вдалеке шумели высокими кронами. Он положил ладонь на рукоять своего кинжала, нагнетая в мыслях неистовое желание разделаться с этой мерзкой Светлой, которая уже полчаса заставляла его гоняться за ней по неприветливому лесу, оттягивая выполнение приказа Верховного.

Слава видела, что Темный худощавый монах замер неподалеку от дупла, где она спряталась. Его голову покрывал черный капюшон, а нижнюю часть лица прятала маска. Он начал приближаться прямо, и девочка поняла, что она обнаружена. Она чувствовала, как от монаха исходят дикие кровожадные помыслы, и видела его ауру ярко-фиолетового цвета. Он был опасен и наверняка жаждал ее крови. Слава испуганно задрожала. Еще каких-нибудь двадцать шагов – и он найдет ее.

Терзаясь в нервных думах, девочка неожиданно увидела, как бело-серый волк, который пришел вместе с монахом, заскулил и бросился в противоположную сторону от дуба, где она пряталась. Темный отвлекся на зверя, и Слава поняла, что у нее есть всего несколько мгновений, чтобы спастись. Молниеносно приняв решение, она стремительно вылетела из своего укрытия и побежала прочь от высокого опасного человека. Монах быстро среагировал и, обернувшись, заметил, как она понеслась прямо в глубину лесной чащи, пытаясь скрыться от него.

Помня наказы отца, Слава бежала не по прямой, а петляя, хотя это и замедляло ее темп. В следующую минуту девочка увидела, как рядом с ее виском пролетел острый смертоносный нож, вклинившись в ствол дерева сбоку. Испуганно вскрикнув, она прибавила ходу. Вдруг около нее оказался белый большой волк, бегущий рядом. Девочка подумала, что зверь кинется на нее, ибо Темный монах наверняка дал ему такую команду.

Через миг хищник действительно бросился на нее, и Слава испуганно вскрикнула, опасаясь острых зубов зверя. Но мохнатые лапы волка мягко оттолкнули ее в сторону, и в следующий момент животное резко рухнуло на землю. Она оглянулась, не понимая, отчего волк не впился ей в горло, и увидела в груди зверя кинжал, оставивший кровавую рану. Удивленно отметив, как из глаз хищника льется ласковый зеленый свет, направленный на нее, девочка явственно услышала мысли волка:

– Живи, маленькая дочь Света…

Лишь на секунду Слава, опешив от всего этого, приостановилась, но, услышав, как прохрипел позади Темный монах, бросилась со всех ног далее. Пробежав несколько десятков шагов, девочка вновь инстинктивно обернулась и увидела, как Темный бросился к раненому волку и упал перед ним на колени.

Слава пробежала еще некоторое время и ощутила, что монах не преследует ее. Резко остановившись и спрятавшись за деревом, девочка попыталась отдышаться. Мысли ее путались. Она не понимала, отчего белый волк, который подчинялся Темному, спас ей жизнь, подставившись под смертоносный клинок своего хозяина. Этот опасный зверь явно не хотел ее смерти. Она стояла за деревом некоторое время, не зная, что делать дальше.

Кристиан упал на колени перед любимым другом, потрясенно смотря на свой кинжал, который по рукоятку вошел в мускулистое тело животного, попав прямо под сердце.

– Лихой, как же так? – несчастно выдохнул юноша.

Боясь прикоснуться к раненому зверю, хрипящему в предсмертной агонии, Кристиан не мог дышать от охватившего его ужаса. Капюшон спал с его головы, и он проводил трясущимися ладонями над телом волка, пытаясь сосредоточиться и как-то помочь. Лихого он спас пять лет назад в ледяном лесу, когда тот был еще волчонком. Тогда маленький голодный зверь замерзал от холода и напомнил Кристиану его самого, когда он был таким же беззащитным и несчастным, попав к братьям-монахам. Юноша прекрасно помнил, как он сам долгое время обитал в сырой темнице, пока его не вызволил оттуда монах Лионель, который приютил его у себя и дал пищу. И именно с таким же несчастным мальчиком, которым он был когда-то, Кристиан ассоциировал волчонка.

Кристиан взял маленького зверя к себе и выходил его. А позже, спросив разрешения у Лионеля, оставил волка, и с тех пор Лихой был единственным его другом и постоянно оставался подле него. И теперь это жуткое ранение казалось Кристиану чудовищно несправедливым. Поскольку его смертоносный клинок предназначался для Светлой девки, а не для его мохнатого друга. Чувствуя, что задыхается от гнева и боли, юноша склонился над раненым хищником. Осторожно приподняв волка на руках, он прижал его к лицу, как бы пытаясь передать свою жизненную энергию волку. Кристиан знал, что нож вытаскивать нельзя, так как кровь, хлынувшая из раны, немедля погубит Лихого. Юноша даже забыл о девочке и, находясь как будто не в себе, думал в этот момент только о погибающем друге.

Светослава немного отдышалась и выглянула из-за дерева. Никого не было видно. Она явственно ощущала, что угроза, исходившая от высокого монаха, исчезла. Девочка подождала еще немного и, тихо ступая, направилась назад, прячась за деревьями и стараясь быть незаметной. Она хотела выяснить, ушел ли Темный? Уже через некоторое время Слава вновь заметила монаха, он находился от нее в нескольких десятках шагов. Сидел на траве и сжимал в руках недвижимое тело белого волка. Девочка замерла и вновь спряталась.

Выглядывая через кустарник, Слава начала осторожно присматриваться к Темному, пытаясь понять, что происходит. Она явственно ощутила, что угрожающий кровожадный настрой Темного монаха испарился, и он, на ее удивление, превратился в страдающего человека. Его аура изменила свой насыщенный фиолетовый цвет и стала гораздо светлее. Славу невольно охватило чувство жалости к раненому животному, которое спасло ее. Волк был еще жив, и лишь невидимая тонкая грань отделяла его от смерти.

Непонятное сострадание завладело девочкой, и она, нахмурившись, вышла из-за дерева и начала медленно приближаться к Темному. Разумом она понимала, что это очень опасно, подходить к монаху, но неистовое желание помочь умирающему зверю все же толкало ее вперед. Боязливо приблизившись к монаху, она отметила его непокрытую голову с темно-русыми вихрами и маску, закрывающую все лицо. Слава подошла довольно близко и тихо поинтересовалась:

– Вы успокоились?

– Что? – переспросил Темный невероятно юным голосом.

Инстинктивно подняв на нее лицо, он вперился непонимающим взором в девочку.

– Вы более не хотите меня убить? – спросила наивно Слава.

Она также в упор взирала в его непонятного цвета глаза, которые сверкали через прорези черной маски. Она заранее знала его ответ, ибо чувствовала, что все его существо было подавлено и страдало, а мысли юного Темного совсем не казались кровожадными. Смотря в золотые глаза девочки, стоящей перед ним, Кристиан на хорошем русском процедил:

– Больно ты нужна, гадкая белка! – он вновь перевел взор на волка, который хрипел в предсмертной агонии, и прошептал: – Он был единственным, кого я любил…

Мысли о том, что Темный незнакомец смертельно опасен, не заглушили в душе девочки неистового желания спасти зверя, и она тихо произнесла:

– Я могу помочь.

– Помочь? – недовольно выдохнул юноша и вновь посмотрел на нее.

Слава отчетливо чувствовала его страдание и видела, что в теперешнем состоянии Темный не может причинить никому вреда, потому что сам нуждается в защите и тепле.

– Матушка учила меня исцелять животных. Правда, я лечила только полевых мышей и одного зяблика, но могу попробовать помочь вашему волку.

– Его зовут Лихой, – ответил глухо юноша и, вновь посмотрев на зверя, уже через миг поднялся на ноги с волком на руках и, медленно сделав три шага к девочке, с недоверием спросил: – Ты правда сможешь?

– Да, – кивнула уверенно Слава. – Вы должны положить его на землю.

– Ладно, – согласился Кристиан и опустил хрипящего зверя к ногам девочки.

Слава присела на колени к волку и быстро вытянула нож из его раны. Юноша лишь издал глухой звук, но девочка, увидев его испуг, остановила Темного жестом и, уверенно взглянув на него, прошептала:

– Все будет хорошо.

Она без промедления придвинула свои маленькие ладошки к ране зверя, которая сильно кровоточила, и напряглась, чуть прикрыв глаза. Уже через минуту кровь перестала хлестать, а рана прямо на глазах начала затягиваться. Юноша так и стоял над девочкой и расширившимися глазами следил за ее действиями. Спустя четверть часа, когда от раны волка остался лишь кровавый рубец, а волк вдруг открыл глаза, Кристиан пораженно выдохнул:

– Ты колдунья?

– Нет, – ответила Слава. – Матушка называет нас целительницами, ведуньями. Ему надо много спать, и через пару дней он поправится.

В следующий миг Кристиан резко наклонился к волку и осторожно поднял зверя на руки. Закинув белого мохнатого хищника к себе на плечо, он внимательно посмотрел на девочку и произнес:

– Что ж, Светлая ведунья, живи…

Он быстро развернулся и почти бегом направился прочь от лесной поляны, где была Слава.

Слава вышла из лесной чащи спустя полчаса, едва почувствовала, что опасность миновала, а Темные монахи исчезли в ночи так же стремительно, как и появились. Бегом девочка миновала небольшую березовую рощицу и устремилась к колодцу, где рассталась с матушкой. Еще издалека она увидела на земле у дуба неподвижное тело в синем сарафане. Похолодев от охватившего ее страха, она стремительно преодолела расстояние до матушки и немедля склонилась над нею.

Мирослава не двигалась. Иссиня-белое лицо ее с кровавыми подтеками на шее выглядело безжизненным. Окровавленные руки и плечи в разодранной белой рубахе вызвали у девочки болезненный всхлип. Слава упала перед матерью на колени и начала осторожно осматривать ее неподвижное тело, не прикасаясь к Мире и проводя по контуру ее тела ладошками. Она пыталась нащупать энергетические выходы энергии. Закусив губу, девочка чувствовала, как от душевной боли у нее сперло в горле. Она видела, что все тело матери покрыто многочисленными колющими ранами, словно ее всю изрезали ножом. Через эти раны потоками выходила энергия. Сарафан Мирославы стал бордового цвета, впитав большую часть ее алой крови. Энергия молодой женщины теперь была на исходе, а в ее существе осталась лишь маленькая доля силы. Мира почти не дышала, а ее душа вот-вот должна была покинуть тело.

От охватившего ее отчаяния из глаз Славы хлынули слезы. Но в головке девочки появились неистовые мысли о том, что она может помочь несчастной. Как-никак, она только что спасла волка и умеет заживлять раны. Но до сего дня Слава исцеляла только животных. И ни разу не лечила людей, Мирослава всегда говорила ей, что это непросто, так как для исцеления человека требуется затратить много энергии и сил. Однако в этот миг жизнь горячо любимой матушки висела на волоске.

Не думая более ни минуты, Слава приставила свои маленькие ладошки к самой кровоточивой ране на шее Мирославы и, не прикасаясь к коже, напряженно начала заживлять рану. Кровь остановилась не сразу, но все же вскоре перестала течь, а рана начала очень медленно затягиваться. Почти четверть часа девочка, глотая горькие слезы, перемещала свои ручки по израненному телу матери и заживляла ее многочисленные раны.

Слава старалась не плакать и не переживать, сосредоточиться лишь на своем деле. Ибо прекрасно помнила наставления Миры о том, что при целительстве надо быть бесстрастной и спокойной, тогда и лечение выйдет более сильным. Девочка пыталась не думать о том, что матушка умирает, и упорно посылала свою жизненную энергию в недвижимое тело молодой женщины, медленно залечивая ее раны. Она не знала, как надо делать верно, и пыталась делать то же, что и при исцелении волка. Вскоре она отметила, что энергия перестала вытекать из ран Миры. А Слава, стиснув зубы, все вливала и вливала свою энергию, видя, как ее золотистые жизненные потоки наполняют существо Мирославы.

Однако через некоторое время девочка почувствовала сильное головокружение, а ее руки и ноги будто окаменели. Осознавая, что ее собственная энергия на исходе, Слава все равно не прекращала своего действа. Ее безграничная любовь к матушке была так сильна в эти мгновения, что она даже не задумывалась о том, что сама может погибнуть. Еще через какое-то время кожный покров Мирославы стал менее бледным, а существо матери на треть наполнилось живительный силой. Слава облегченно выдохнула, понимая, что матушка уже не умрет. Через минуту девочка потеряла сознание, упав светловолосой головой на живот Миры.