Печать Индиго (трилогия)

– Он спас меня. И помог мне добраться до Москвы.

– Но это же фон Ремберг!

– И что такого? Он вполне приятный молодой человек.

– Приятный?! – опешила Любаша. – Да один его взор леденит кровь, милая! Я до сих пор ощущаю мурашки на своей коже. И сколько времени ты ехала в его компании?

– С самой Астрахани.

– Ужас! Не приведи Господи!

– Не понимаю я, Любаша, о чем ты говоришь? Господин фон Ремберг молод, хорош собой и очень вежлив. Эту кобылу, что нынче стоит у ворот, он купил мне на постоялом дворе и вообще всю дорогу опекал меня, кормил и, – Слава чуть запнулась и, нахмурившись, вымолвила: – Ох, как неудобно, я же хотела попросить Семена, чтобы он рассчитался с ним по всем моим расходам. Ведь господин Кристиан не обязан был заботиться обо мне и тратить деньги.

– Я скажу Семену. Но думаю, он тоже будет в ужасе от того, с кем ты путешествовала от самой Астрахани. И вообще я не пойму, как Тихон Михайлович отпустил тебя с этим человеком сюда?

–Тихон Михайлович погиб три недели назад. А матушка умерла спустя два дня после того…

– Боже, что ты говоришь, милая! Пойдем в дом, ты мне все расскажешь…

Санкт-Петербургская губерния, 1717 год

(Московская Тартария, 7225 лето С.М.З.Х)

кирха св.Марии, Август, 31

Постучав железным кольцом в деревянную облезлую дверь, Кристиан замер, ощущая, как за дверью появились две темные ауры болотного и серого цвета. Внутренним чутьем фон Ремберг следил, как одна из аур приблизилась к двери. Уже через мгновение железное узкое окно на створке открылось, и человек выглянул на пустынную улицу, на которой ждал молодой человек. Едва различив высокий широкоплечий силуэт, монах засуетился и стремительно распахнул дверь.

– Прошу вас, мессир, – поклонился монах фон Рембергу и услужливо пропустил молодого человека внутрь церковной ограды католической церкви.

Быстро пройдя пустынный двор, Кристиан направился к мрачному собору и, обойдя его, спустился по каменным ступеням вниз к часовне. Отворив тяжелую дверь, он стремительно прошествовал по темному коридору, который опускался в подземелье и освещался лишь редкими факелами на стенах. Меряя шагами мокрые сырые камни пола подземелья, фон Ремберг думал о том, что очередной древний самоцвет, белый опал, он нашел всего за пять дней, и этот камень стал уже двадцать первым кристаллом Инглии, найденным им за последние пять лет. Все эти годы он, исполняя поручения Верховного, применял свои способности для прочтения древней книги Светлых, разыскивал места нахождения кристаллов и один за другим приносил их братьям Ордена Святого Креста.

Ему было всего двадцать семь лет, но Кристиану порой казалось, что он прожил долгую трудную многоликую жизнь. В свои годы он уже многое повидал, и его душа, казалось, уже познала все ужасы и лишения, которые сулила его неспокойная опасная кочевая жизнь. Он совсем не помнил своего детства. Первые воспоминания о себе начинались лишь с шестилетнего возраста, когда монах Лионель стал заниматься его воспитанием, вызволив его из какой-то жуткой сырой темницы с крысами, где Кристиан едва не погиб. Так рассказывал ему монах Лионель. Именно этот монах братства Святого Креста и стал наставником Кристиана. И он был единственным человеком, с которым мальчику дозволялось общаться долгие годы.

Все свое отрочество Кристиан прожил в Кёнигсберге при тайном монастыре. Он воспитывался братом Лионелем, который обучал его тайному искусству ведения различного боя, многим наукам, гипнозу, магии и многочисленным языкам. Будучи изначально талантливым и трудолюбивым, Кристиан схватывал все навыки и умения прямо на лету. Он был изолирован от остальных братьев ордена и ему было запрещено общение с другими людьми. За малейшее желание просто приблизиться к другим монахам Лионель жестоко его наказывал, запирая на сутки без еды и питья в подвал, порою не гнушаясь и жесткими розгами, шрамы от которых до сих пор украшали спину молодого человека.

Кристиан повзрослел очень рано, в шесть лет. Именно с этого возраста к нему относились как к взрослому человеку и требовали от него беспрекословного исполнения правил ордена. Оттого фон Ремберг не помнил, каково, это быть ребенком. Ему было неведомо, как могут баюкать любящие руки матери, и как это быть праздным и капризным. С самого раннего детства он жил в жестких суровых условиях, в одиночной маленькой комнатушке, спал урывками в холодном, неотапливаемом помещении даже зимой. Лишь стопка соломы служила для него кроватью. Благо в Кёнигсберге зимы были довольно теплыми. Питался Кристиан так же очень скудно. В основном его трапезу составляли сухой хлеб, сыр и вода. Правда, иногда его наставник Лионель давал мальчику курицу или небольшие пузатые сардельки, которые были главным лакомством. Лионель всегда твердил ему, что сильный непобедимый воин должен с детства приучаться к суровым условиям жизни, чтобы потом в дальнейшем он мог выжить в любых условиях.

Все свое время Кристиан проводил в военных тренировках, за чтением книг или занятиями алхимией и магией под руководством брата Лионеля. Ночной сон мальчика был кратким, не более пяти часов. Иногда мальчику дозволялось отдохнуть пару часов и днем, но это было редкостью, и обычно он должен был заслужить это. Брат Лионель пытался вырастить из Кристиана уникального нового воина, который был бы неуязвим, вынослив и не подвержен человеческим страстям. Как раз таким и вырос Кристиан. Мальчик мало спрашивал монаха и в основном только слушал его наставления и внимал. Лионель требовал, чтобы он не потакал своим желаниям и полностью искоренил в себе все чувства, присущие живому человеку. Лишь четыре основных качества приветствовал и поощрял в нем Лионель: стойкость, хладнокровие, упорство и смелость.

В восемнадцать лет, когда Кристиан достиг нужной ловкости во владении всеми видами оружия и фехтования, он умел стремительно концентрироваться и молниеносно принимать решения, владел обширными тайными знаниями магической науки, был вынослив и силен, никогда ничем не болел, мог читать по звездам, знал в совершенстве более дюжины языков, умел считывать ауру людей и чувствовать на расстоянии драгоценные камни и минералы, в которых была заключена тайная сила, Лионель представил юношу верховному жрецу ордена. Верховный остался доволен результатами и умениями Кристиана и разрешил юноше выйти из тени, называться своим полным именем и общаться с другими людьми. Брат Лионель открыл Кристиану, что он происходит из древнего дворянского германского рода фон Рембергов, и его отец умер от рук врагов.

Позже, в двадцать лет, когда Кристиан превратился в хладнокровного непобедимого воина, который беспрекословно исполнял волю Ордена и не раз доказал свою преданность их делу, он стал получать хорошие вознаграждения от Верховного жреца за искусно исполненные поручения. Золото появилось у фон Ремберга в достатке, и Кристиан даже прикупил в Кёнигсберге небольшой домик. Пройдя необходимое посвящение еще в восемнадцать лет, Кристиан с яростным рвением служил тайному Ордену Святого Креста. Он делал это не из-за денег, а из-за идеалистических соображений и идей, которые плотно сидели в его юной голове. Он считал, что его предназначение в том, чтобы служить Великому Повелителю, который обещал за его службу возвысить Орден Святого Креста и всех членов братства его до бескрайних высот власти, дабы они смогли тайно или явно управлять всем миром.

В двадцать один год, по наставлению Верховного, фон Ремберг поступил на службу к прусскому королю и приобрел свое собственное поместье в Берлине. Однако его тайное служение ордену не прекращалось. Именно это и было главным условием Верховного верховного жреца. Фон Ремберг должен был вести светскую жизнь, как и все прусские дворяне, и войти в высшие круги знати. Но при этом главной его целью было выполнение тайных заданий и поручений ордена. В настоящее время его услугами жрецы пользовались лишь в самых ответственных случаях.

Кристиан не имел врагов. Его опасная репутация и ледяной взгляд пугали людей уже при первой встрече. Смерти он не боялся вовсе, а казнь мелких провинившихся перед орденом людишек, на которых ему указывал Верховный, не задевало его сердца. Лишь один раз, в семнадцать, когда ему впервые пришлось казнить одного из предателей братства, за которым он охотился почти месяц, Кристиан испытал некое чувство жалости и брезгливости. Но это было однажды, ибо раз за разом рука Кристиана наносила смертоносные удары уверенно и твердо, и молодой человек даже не сомневался в своей правоте, потому что знал, что очищает землю от ничтожных людей, которые погрязли в предательстве, лицемерии и воровстве. Он никогда никого не любил и не жалел.

Однако у фон Ремберга было одно железное правило. После того раза со Светлой девочкой, которую он едва не убил в лесу, Кристиан дал себе зарок, что никогда не будет убивать детей. Отчего-то в глубине своей темной бессердечной души Кристиан знал, что никогда не сможет причинить зло ребенку, так как у детей в большинстве своем была очень чистая светлая аура. И молодому человеку казалось несправедливым, чтобы эти светлые существа, которые в своей короткой жизни не совершили еще ничего плохого, должны были умирать только потому, что не угодны ордену. Этот свой принцип он озвучил перед Лионелем еще в семнадцать лет и так твердо, что брат Лионель, как-то мрачновато улыбнувшись, согласился с юношей. Теперь фон Ремберг отчетливо понимал, отчего Лионель тогда не стал даже спорить с ним, его наставник смекнул, что дети беззащитны и вряд ли стоят того, чтобы на расправу с ними привлекать столь сильного воина, поскольку справиться с ними может любой другой брат ордена. Вскоре Верховный стал привлекать Кристиана для казни только самых отъявленных и опасных негодяев, имевших гнусное сердце, предателей ордена, аура которых была в чаще всего черной.

Оттого нынче, повстречав ту самую девицу, лучистые глаза которой он запомнил еще тогда в лесу, когда она исцелила его волка, он был искренне удивлен тем, что, дожив до своих восемнадцати лет, она сохранила свою ауру такой чистой и светло-золотистой. Это вызывало у молодого человека размышления о сущности Светославы, и Кристиан ощущал, что девица не так обычна, как другие люди. Ибо сохранить настолько светлой свою ауру было довольно непросто. Основная часть людей к этому возрасту уже успевали приобрести достаточно недостатков и грехов в своей душе. Кристиан подозревал, что виной тому был ее целительный дар. Ведь в той книге Светлых, которая была у них, в одной из тайных фраз, которую он расшифровал, как раз указывалось на то, что ведуны, ведьмы и волхвы могут очищать свою ауру, даря исцеление другим живым существам. Однако для этого должны были иметься определенные умения и знания, поскольку неверная отдача энергии грозила опустошением энергетических сил самого целителя и могла привести его к гибели.

Глава VI. Господин фон Ремберг

Москва, 1717 год, Сентябрь, 3.

(Московская Тартария, 7225 лето С.М.З.Х)

Никольская улица, дом Артемьева

В тот день Кристиан фон Ремберг приехал в дом Семена под вечер. Слава гуляла в саду, когда на аллее, высыпанной светлым камнем, появился молодой человек. Едва заслышав твердые быстрые шаги позади, девушка обернулась и, узнав высокую поджарую фигуру Кристиана, остановилась, ощущая, как ее существо затрепетало. Он, как и обычно, был одет по европейской моде. Хотя его камзол и кюлоты были сшиты из дорогой ткани, но все же его наряд черного цвета, высокие ботфорты с простыми пряжками, треуголка без перьев и украшений, являли собой образец простоты и аскетизма.

Едва фон Ремберг приблизился к ней, Слава тепло улыбнулась ему.

– Вечер добрый, сударыня, – вежливо произнес Кристиан и, как и обычно, склонил лишь темно-русую голову в знак приветствия, стянув треуголку на пару секунд.

Фон Ремберг не носил парик, как требовала мода, и это весьма импонировало девушке. Его волосы, затянутые на затылке в хвост, были густы и прибраны волосок к волоску. Он протянул вперед руку. Она медленно подала ему ладонь и приветливо сказала:

– Здравствуйте, сударь. Мне приятно снова видеть вас.

Они говорили на русском, ведь молодой человек отлично изъяснялся на этом языке, немецкий же Слава знала плохо.

Кристиан проворно чмокнул дежурным поцелуем пальчики девушки и быстро выпустил ее руку. За последние две недели, что Слава жила у Семена в Москве, он уже дважды навещал ее у брата. Все эти встречи проходили между молодыми людьми в основном наедине. Ведь едва Кристиан фон Ремберг появлялся в доме Артемьева, как Любаша и Семен находили тысячу предлогов, чтобы ретироваться, избавившись от общества гостя. Оттого Кристиан и Слава оставались наедине на пару часов, и их беседам никто не мешал. Молодые люди говорили на общепринятые этикетом темы: немного о дворе царя Петра Алексеевича, об урожае, о моде или погоде. Но Славе хотелось расспросить Кристиана совсем о других вещах. Она жаждала лучше узнать о предпочтениях молодого человека, о его увлечениях, службе, желаниях и близких людях. Однако постоянно смущаясь под пристальным индиговым взором фон Ремберга, девушка не могла пересилить себя и задать волнующие ее вопросы.

Фон Ремберг был весьма приятен ей. Он красив, умен, воспитан. Держался хоть и холодновато, но с врожденным достоинством. Он говорил кратко и по существу. Никогда не улыбался, но умело показывал девушке, что ему весьма интересны ее мнение и слова. Это нравилось Славе. И по прошествии месяца знакомства она утвердилась в мысли о том, что он весьма привлекательный мужчина и достойный уважения дворянин. И, конечно же, он не был чудовищем, как постоянно твердила Любаша, опасаясь пробыть в обществе молодого человека даже полчаса. Все эти испуганные заявления подруги казались Славе лишь домыслами, все же девушка искренне наслаждалась обществом фон Ремберга.

Лишь одно смущало Славу – темно-фиолетовая насыщенная аура Кристиана, которую она отчетливо видела. Девушка не понимала, как такой приятный галантный молодой человек может иметь в столь молодом возрасте такую темную энергетику. Тем не менее она старалась не придавать этому значения, видя, что в фиолетовом цвете его ауры присутствуют не только синие оттенки, но и красные. А красный цвет говорил о горячности и страстности натуры. Обычно такие люди, с красной энергетикой, избирали путь воинов, ораторов или лидеров, как знала Слава. И возможно, из-за того, что Кристиан фон Ремберг обладал военными навыками, ибо много лет служил в прусской армии, как он рассказал ей, многим людям он казался слишком агрессивным и опасным. Но этого Слава не опасалась. Общество молодого человека не вызывало у нее страха. И она считала его просто ярким и необычным человеком.

– Ваш брат сказал, где вас найти, – завел светский разговор фон Ремберг. – Вы позволите составить вам компанию?

– Да, – кивнула девушка и вновь улыбнулась ему.

Предложив прогуляться по дорожке, он удостоверился, что девушка идет подле него. Цензорским взором он окинул ее стройную фигурку в сером закрытом платье с глухим воротничком под горло, которое скрывало ее плечи, шею и руки. Ее голова была покрыта неким платком, похожим на апостольник, который носили православные монахини. Ниспадающий на ее плечи, этот головной убор полностью скрывал волосы и лоб. Лишь прелестное нежное лицо Славы открывалось взору. И Кристиан прекрасно видел, что даже в этом невзрачном мрачном одеянии ее красота сверкает подобно драгоценному камню. Ее глаза, лучистые, золотые, в обрамлении бархатных ресниц и бровей, красиво очерченные яркие губы и румянец на округлых щеках, невольно притягивали его взгляд. Следуя по дорожке сада, фон Ремберг с неким интересом рассматривал ее совершенный лик. Да, ее красота не трогала его безразличного сердца в этот миг, но Кристиан должен был признать, что это Светлая девица весьма редкостная красавица.

– В прошлый раз вы высказали сожаление, что ничего не знаете о своем брате Григории.

– Да. Я не могу написать Федору, оттого что… – замялась Слава.

Она не знала, как объяснить Кристиану, что дико боится вновь попасть под власть этого страшного человека, который мог узнать, где она теперь и вновь попытаться завладеть ею. Как-никак еще в самый первый день по приезде она слезно упросила Семена даже в письмах к старшему Артемьеву не упоминать о том, что она находится в Москве.

– Не говорите ничего. Я все знаю и прекрасно понимаю вас, – вдруг вымолвил фон Ремберг.

– Знаете? – опешила она.

Не понимая, откуда молодой человек мог знать, что Федор насильно хотел взять ее замуж. Ведь именно из-за этой пагубной страсти Федора нынче Слава скрывалась под бесформенными платьями и глухими платками. Она боялась вновь вызвать своими прелестями страстные опасные помыслы у других мужчин, оттого и рядилась теперь подобно монахине.

– Да. Но не будем об этом, – предложил он. – Мне удалось узнать, что вашему брату Григорию удалось бежать от произвола Федора Артемьева. Правда, он болен. В данное время он находится в одном из земских общественных лазаретов в Казанской губернии. И идет на поправку. Возможно, вскоре ему удастся навестить вас. Если вам будет угодно, я могу передать ему письмо от вас. Мой человек на днях едет на юг страны и может отдать ваше послание Григорию.

– О, благодарю вас, господин фон Ремберг! Вы столь любезны, – пролепетала Слава, не понимая, как можно было плохо высказываться о таком внимательном и заботливом человеке, как Кристиан. Она вновь улыбнулась ему и добавила: – Я непременно напишу Грише. Но как передать вам письмо?

– В субботу я буду у вас.

– Хорошо, – кивнула девушка. В этот момент они приблизилась к деревянной резной скамье, и Слава предложила: – Вы не хотели бы присесть?

– Как вам будет угодно.

Они опустились на скамью, и Слава, чуть помолчав, решилась задать вопрос, который мучил ее на протяжении месячного знакомства с молодым человеком.

– Сударь, я боюсь показаться неучтивой, но уже давно жажду узнать о вас больше.

– Что же вы хотите знать? – спросил Кристиан, подняв брови.

– Откуда вы родом и давно ли живете в нашей стране?

– Вам это интересно? – искренне удивился он, а в его голове появилась мысль о том, что девушка явно увлеклась им, если не сказать больше, раз теперь решила расспрашивать об этом. – Я родился в Пруссии, в Кёнигсберге. Мои родители рано умерли. Я воспитывался в приюте для осиротевших дворян. Один монах занимался моим воспитанием и образованием. Как раз он научил меня русскому, французскому, английскому и другим языкам. Затем я получил хорошую военную должность и немного служил в армии, – соврал Кристиан, говоря правду лишь частями. – Позже мне предложили должность при прусском после в Петербурге, и я приехал в Россию. Чуть более двух лет я живу в вашей стране. Вот и краткий рассказ о моей жизни.

– А ваши родители, вы помните их?

– Нет. Совсем не помню. Монах, который воспитывал меня, рассказывал, что я долго болел, и это повлияло на мою память, оттого я вовсе не помню своего детства.

– Это очень печальная история, – произнесла Слава тихо, участливо смотря в глаза молодого человека.

Кристиан прищурился и в который раз отметил, что девушка смотрит на него открыто и совершенно без боязни, прямо в глаза.

– Отчего же, майн херц? – пожал он безразлично плечами, добавив к словам ласковое словосочетание «майн херц», которое по-немецки означало «мое сердечко». – В наши времена дети часто остаются сиротами. Насколько я знаю, ваш отец также умер довольно молодым.

– Да, это так, – согласилась она. – Но до сих пор мне так не хватает его.

– Потому что вы помните его, – объяснил фон Ремберг и вдруг, пытливо глядя прямо в золотистые очи девушки, сказал: – Я хотел спросить вас об одной вещи. Это, знаете ли, весьма интересует меня.

– Спрашивайте, господин Кристиан, – кивнула Слава и улыбнулась ему.

– В эти мгновения вы смотрите мне прямо в глаза, без боязни и даже не пытаетесь отвести взор. И это странно…

– А я должна бояться вас, сударь? – удивилась Слава.

– Женщины в основном опасаются меня. И я знаю, что мой взгляд вызывает у них ужас.

– Может быть, оттого что вы мало улыбаетесь и так строги к себе, женщины боятся вас? – вымолвила Слава тихо, пытаясь разгадать эту тайну.

– А вы? Я хочу знать, отчего вы вообще не боитесь меня? Разве я не кажусь вам опасным или неприятным?

– Вовсе нет, – ответила она искренне. – Я нахожу вас весьма интересным и приятным, – добавила она, опуская взор.

И фон Ремберг невольно отметил ее смущение. В его сознание вползала мысль о том, что девица, возможно, уже влюбилась в него, раз начала говорить ему подобное. Это осознание убедило Кристиана в том, что он прекрасно играет свою роль соблазнителя и идет по верному пути. Воодушевленный своими выводами, молодой человек наигранно с чувством произнес:

– Еще в прошлый свой визит я хотел сказать вам, Светослава Романовна… Вы прелестная девушка. И для своих лет весьма образованы. Это нравится мне.

– Благодарю. Вы слишком добры ко мне, – пролепетала Слава, ее щеки заалели, и она бросила на него кокетливый быстрый взор.

– Я смутил вас? – спросил фон Ремберг. – Вы уже пару минут не поднимаете взор на меня. Но вы не должны бояться. Я ваш друг и хочу лишь быть подле вас, – закончил он заранее заготовленной фразой, которую вычитал в одном из романов накануне. Он знал, что такие слюнявые фразы весьма нравятся девушкам и действительно оказался прав. Потому что в следующий миг Слава как-то вся занервничала и начала кусать губы. Желая до конца выиграть эту битву за расположение девушки, Кристиан добавил: – Я могу поговорить с вашим братом о нас?

Стремительно подняв на его растерянный взор, Слава отметила, что лицо молодого человека спокойно. Ей показалось, что он говорит искренне. Но по своей наивности она не заметила ледяного блеска, который светился в глубине ярких фиолетовых глаз фон Ремберга. Ее сердце забилось, как безумное, и Слава ощутила, что ей приятны его слова. Она прекрасно поняла его намек – он намеревался ухаживать за нею. Эти мысли до головокружения понравились девушке, так как она жаждала, чтобы молодой человек и дальше продолжал проявлять свои чувства к ней. Все взоры, слова и жесты Кристиана вызывали у нее искреннее любование и сильное ответное чувство. Она хотела, чтобы он стал ее суженым, ибо лучшего мужа и возлюбленного в этот миг не могла себе вообразить.

– Как вам будет угодно, господин фон Ремберг, – пролепетала она и проворно вскочила на ноги. Молодой человек так же быстро поднялся, и Слава смущенно выпалила: – Простите, я должна немедля идти в дом. Я забыла об одном важном деле. Была рада увидеться с вами…

Опасаясь показаться смешной от своего невероятного волнения, Слава, даже боясь смотреть в сторону фон Ремберга, почти бегом бросилась вдоль по аллее в сторону дома.

Кристиан проводил стройную фигурку девушки мрачным пронзительным взором, пока она не исчезала за поворотом, и довольно прищурился, подумав о том, что все складывается как нельзя лучше. В данный миг оставалось только переговорить с Семеном Артемьевым и назначить как можно скорее день венчания. Ведь в положительном ответе Артемьева фон Ремберг даже не сомневался. Поскольку Семен никогда бы не посмел возражать ему, и Кристиан прекрасно об этом знал.

Глава VII. Страх

Фон Ремберг не заставил долго ожидать своего предложения. Уже на следующий день Семен, едва вернувшись со службы, разыскал Славу в библиотеке. Девушка в этот миг изучала старинную книгу, написанную неким иностранным мореплавателем. Закрыв плотнее дверь, Артемьев приблизился к столу, за которым сидела Слава, и глухо выпалил:

– Сегодня Кристиан фон Ремберг просил у меня твоей руки.

Быстро подняв глаза на названого брата, девушка удивленно спросила:

– Неужели?

– Да, – кивнул напряженно Семен.

И Слава, тут же смутившись, опустила взор, и ее щеки зарделись.

– Я уж не знаю, что он в тебе нашел, сестрица, – продолжал молодой человек. – Но настроен он весьма решительно.

– По-твоему, я не могу нравиться ему? – опешила от слов Семена девушка.

– Да нет, ты неверно поняла меня, Слава, – нервно произнес Артемьев, вытирая пот со лба. – Я не так выразился. Знаешь ли, после разговора с этим господином у меня до сих пор мурашки по коже и так и кидает в холодный пот. Я прекрасно вижу – ты красавица и вовсе не умаляю и других твоих достоинств. Но я не приложу ума, чем ты могла заинтересовать этого жуткого и опасного человека.

– Ты так говоришь, Семен, словно повторяешь слова Любаши. Мне господин фон Ремберг не кажется каким-то жутким, как вы твердите о нем.

– Правда? – искренне удивился Семен. И, лихорадочно посмотрев на нее, выпалил: – Клянусь, я просто не понимаю, зачем ты ему? Все-таки он живет отшельником в своем доме, о нем толком никому ничего не известно, да и женщин он, похоже, не любит. Он несколько лет находится при дворе Петра Алексеевича, при прусском после, но ни разу никто не слышал, чтобы у него с какой-то из придворных дам был роман. И отчего теперь он вдруг решил сделать тебе предложение? И так скоропалительно. Я не знаю. Да вообще никто не знает, что у этого фон Ремберга на уме. Он тайна, покрытая мраком, которую никто не может разгадать, да и не хочет, потому что все опасаются связываться с ним.