Оксюморон

После этого мы ни разу вместе не гуляли на Чистых прудах.

Место где я находился сейчас навевало точно такие же ощущения какие я испытал во время той прогулки много лет назад на чистых прудах, когда моя матримониальная жизнь, с бывшей казалась прочной цитаделью. Сейчас вспоминая тот далёкий день у меня отчаянно защемило в груди. Удивительно, как легко можно проскочить мимо того самого момента, который возможно и покажется то тебе самым банальным, но который позже, по прошествии лет, покажется самым счастливым. И он то, именно он, возможно, и оправдает когда-нибудь всю твою жизнь.

Немного постояв, я направился к виднеющемуся в дали скоплению новостроек, за которыми чернел полукруг чёртового колеса.

Войдя в зловонное чрево подъезда, и лавируя, между лужами блевоты, кучками кошачьих фекалий и прочими атрибутами обычного среднестатистического российского подъезда, я поднялся на пятый этаж

Наверное, такие подъезды, думал я, существуют специально для того, чтобы, напоминать людям о их грехах. На протяжении всего моего восхождения меня сопровождал запах, который пребудет с нами во веки вечные – запах бедности. Квартиру в этом доме Сане выхлопотали родители. Это было последнее что они успели для него сделать, пользуясь положением, занимаемым ими в советской иерархии. Ибо спустя всего несколько месяцев приказало долго жить и само советское государство. А спустя ещё месяц, и министерство в котором они работали, прогибаясь под задорным ветром перемен стало усиленно сокращать штаты. Под это сокращение попали и родители Сани. А когда Саня учился в институте его родители и вовсе разошлись.

Подойдя к двери Саниной квартиры я нажал кнопку звонка. Из-за двери раздалось звонкое соловьиное пение. Саня живёт один и обычно бывает рад разделить своё жильё с кем-нибудь. Конечно не с кем попало. По большей части его жилище в своих отевроремонтированных недрах привечало молодых красивых и длинноногих представительниц женского пола. Мужиков Саня, конечно, тоже пускает к себе, но только тех, кого знает, и тех, кто не забывает прихватить с собою “магарыч”. Я был пуст как зимний скворечник, но меня не покидала надежда, что у моего жизнелюбивого и любвеобильного друга всё же найдётся местечко в доме для несчастного бездомного, который к тому же как никак является жертвой его собственного эксперимента. Нажав кнопку звонка, я стал ждать. Прошло минуты три-четыре. Каждая из минут пробивалась словно росток через асфальт. У меня появились неприятные пред чувствия.

Обычно Саня отвечает быстро, но не в этот раз. Нажав на кнопку звонка ещё несколько раз, я обречённо смирился. Сани не было дома. «Наверное, сидит сейчас у одной из своих многочисленных подружек – думал я спускаясь вниз – и пьёт коньячок под её усыпляющий лепет, при этом поглаживая её коленки». Выйдя из подъезда, я подумал, что зря столько усилий, да и денег пропало даром. Надо было сначала позвонить, а так нечего без приглашения бродить по знакомым.

Эта мысль натолкнула меня на другую столь же неутешительную. Мой мобильник остался дома. Замечательно. Выходит, я остался и без связи. Что дальше?

Оставался правда ещё вариант позвонить тёще и наврав ей с три короба напроситься на ночь к ней.

Нина Ивановна проживала в Митино. Она была высокой суховатой особой с чертами лица. которые выдавали в ней дочь какого-нибудь аристократического древнего как мир, рода. Хотя я где-то читал что самые красивые цветы вырастают на помойках, а аристократы в своих бесчисленных гемофелийных реинкарнациях страшны как смертный грех. Не знаю, может так оно и есть. Моя тёща была без сомнения красива той красотой какой бывают красивы древние мраморные изваяния если вы истинный ценитель и привыкли деликатно не замечать на их поверхности щербины и трещины.

Держаться с людьми Нина Ивановна предпочитала с брезгливостью истиной аристократки. Помнится, как-то ещё до свадьбы я пришёл к Ленке в гости. Самой её дома не оказалось. Зато Нина Ивановна таки оказалась.

– Проходите Алексей на кухню – сказала она мне сухим дежурным тоном – будем чай пить.

И, видимо заметив мою нерешительность, добавила:

– Да не бойтесь вы, я вас не съем.

Слово «Вас» она произнесла таким тоном словно Лену она уже съела. Не знаю, как там у других, но за одно это чаепитие все рассказанные мне в течении всей моей прошедшей жизни анекдоты в которых главными действующими персонажами выступали тёщи и зятья из коротких новелл с парадоксальным концом слились в трагический эпос в котором стирались чужие судьбы и жизни.

В принципе, я знал свою тёщу очень плохо. Когда она приезжала к нам в гости, а случалось это крайне редко, за что ей спасибо, наше общение сводилось к нескольким дежурным фразам, и бурчанию по поводу долгожданных внуков. Я знал, что работает она врачом-фельдшером в одной из больниц Москвы. Знал, что у неё есть брат, на двенадцать лет её старше, а стало быть рождённый в далёком сорок пятом году. Знал я что зовут её брата не много не мало Адольф.

Согласись, мой уважаемый читатель, что назвать ребёнка Адольфом в день победы над страной, руководимой Адольфом всех времён и народов это отнюдь не то же самое, что называть своих дочерей рождённых первого мая Даздрапермами в той же стране. Сейчас я понимаю, вдумайся я тогда поглубже я увидел бы сколь необычна семья у моей супруги. Вообще то если на секунду убрать лирику за скобки и забыть прошлое, тёща вроде не плохо ко мне всегда относилась, но, во-первых, видел ли ты читатель когда-нибудь тёщ которые бы не знали о ссоре их дочерей с мужьями спустя десять, максимум двадцать минут после произошедшего? А во-вторых даже если приём пройдёт нормально, то порции моралите и основ правильной семейной жизни мне в любом случае будет не избежать. Нет, не поеду я к вам Нина Ивановна. Сидите спокойно в своём Митино и поливайте герань на окне. Прошлого было не изменить, а будущее упрямо не подгонялось ни под одну из придуманных мною теорий.

ГЛАВА 4

Спустя примерно час моих бесцельных блужданий я свернул в один из дворов, чтобы в тишине и покое выпить бутылку холодного пива, предварительно купленную мною в киоске на последние деньги. Пройдя мимо вырезанного из дерева грустного медведя с обломленной лапой, я опустился на покрытую облупившейся зелёной краской скамейку и осмотрелся по сторонам. Двор, в котором я находился был самым обыкновенным двором, коих сотни, тысячи и даже десятки тысяч в матушке Москве. Усаженный кустами сирени, обломанные ветки которой ясно свидетельствовали о том, что царивший вокруг финансовый кризис, детской оружейной промышленности, вооружающей пацанов луками и рогатками не коснулся ни в коей мере. Весь двор был утыкан разными детскими конструкциями в виде домиков и лестниц. Возле одного из подъездов я увидел серый не очень новый, что было видно по облупившейся краске, Мерседес. В общем это был самый обычный двор, вмещающий в своём небольшом пространстве всю прелесть и весь позор гнусной российской действительности. Существующий вероятно кроме всего прочего для того, чтобы глядя на него из окна у человека создавалось вполне устойчивое ощущение, что он видит перед собой не нелепый и позорный эрзац жизни, а эдакий тихий уголок, которому не страшны ни какие шторма и ураганы.

Однако двор двором, но меня ждало моё пиво. Открыв бутылку я с наслаждением припал к горлышку. Пиво за то время пока я его нёс успело правда немного нагреться, но это не испортило мне наслаждения. Оторвавшись от бутылки я посмотрел сколько пива в ней осталось. Оставалась ещё половина. Поставив бутылку на землю я откинулся на спинку скамейки и подставил своё лицо свежему ветерку. Но наслаждался я этой идиллией не очень долго.

Вскоре до моего слуха донёсся звук открываемой двери. Открыв глаза, я увидел идущего к моей скамейке широкоплечего коротко подстриженного мужичка, примерно моих лет, с серьёзным, волевым лицом, в приличном, хотя и немного потёртом костюме. По виду это был один из тех горемык, кого сбило с вершины с трудом обретённого благосостояния немилосердным ураганом разразившегося финансового кризиса. Однако, падая с высот своего материального благополучия этот человек, судя по всему, успел прихватить с собою в низ множество полезных вещей. Сначала я подумал, что он пройдёт мимо того места где сидел я, но я ошибся. Мужик направлялся ко мне. Наверное, какая-нибудь не в меру впечатлительная старушка, увидев меня пьющим пиво решила, что это бомж, которого нужно прогнать и пожаловалась своему сыну, думал я, внутренне уже попрощавшись с мечтой в тишине в дали от шума отдохнуть с бутылкой пива и привести свои мысли в порядок. Чем ближе приближался ко мне мужичок, тем меньше у меня глядя на его взгляд оставалось иллюзий по поводу его целей относительно меня.

– Слушай, мужик – обратился он ко мне приблизившись, и тут я понял, что он сильно пьян, – ты это хм…, подраться не хочешь?

– Что? – Я из всех сил попытался изобразить на своём лице не понимание.

Как оказалось, это совсем не просто, особенно когда ты всё понял.

– Подраться не хочешь? – повторил мужик.

Я недоумённо пожал плечами. Наверное, мне следовало сказать в тот миг, что-то приличествующее ситуации, но я промолчал. К такому повороту я не был готов. Я конечно всё понимаю, силе не престало быть бесхозной, но зачем же так в лоб.

Немного помолчав мужик продолжил:

– Понимаешь, я в десантуре в своё время служил, дружок армейский ко мне из Сибири в гости приезжал. Всю ночь с ним службу вспоминали, утром он уехал, а я вот остался. Ну так как там на счёт подраться?

Я решил обойтись дипломатичными методами:

– Я драться вообще то не очень люблю, хотя и тоже служил в десантных войсках…

– О, так ты тоже десантура значит! – осклабился мужичок.

Я кивнул.

– Где служил?

– В Рязани – ответил я.

– Ни фига себе! А годы?

– Девяносто три – девяносто пять – ответил я.

– Эх, немного разминулись, – сказал с сожалением мужичок с таким видом словно у него только что не совпал последний номер в лотерейном билете. – я вот в восемьдесят девятом демобилизовался.

Какое-то время он смотрел на меня то узнавая меня, то нет, его глаза карабкались к разуму, чтобы понять, что происходит. Потом он сузил глаза и поднял подбородок по всей видимости полагая, что так его лицо примет гордое выражение. Но поняв всю тщетность своих попыток он расслабил мышцы лица. И оно стало таким, каким и должно быть лицо среднего российского мужика: а именно в меру твёрдым, в меру уставшим, в меру глупым и в исключительных случаях в меру бритым. Но на этом метаморфозы не кончились так как спустя мгновение, внезапно он, ты не поверишь мне читатель, расплакался совсем как ребёнок. Признаюсь, я сначала даже опешил. Вот и приехали, подумал я, вот тебе и десантура. Передо мной стоял самый настоящий человек-водопад и не больше не меньше. Я часто видел, как тихо плачут мужчины. Как бы про себя. Этот плакал в слух. Он просто-таки рыдал навзрыд. Успокоившись немного он посмотрел на меня мокрыми почти детскими глазами и предложил:

– Ну если подраться не судьба, так давай хоть напьёмся. Сегодня можно и даже нужно. Выпить то со мной я надеюсь ты не откажешься? – спросил он.

По его прищуренному взгляду я понял, что мой лимит по отказам уже выбран до чиста и обречённо согласился. Мужик вытащил из внутреннего кармана пиджака маленькую красивую фляжку и потряс её поднеся к уху. Фляжка оказалась пустой.

– Ладно – улыбнулся мужик, подмигнув мне засовывая флягу обратно, – не боись братуха, я угощаю, идём в кабак, – с этими словами он снова подмигнув мне сунул руку в карман брюк и высунул смятую тысячную купюру, – десантура сегодня гуляет.

Мы вместе направились в местный кабак. По дороге мы познакомились и разговорились. Я вкратце рассказал ему свою историю, он поделился, в прочем, тоже вкратце, своей. Мужика звали Василием, он недавно вернулся из длительной командировки. Теперь он банально пропивал оставшиеся после поездки деньги.

Заведение, куда мы пришли с Василием, носило странное название “Борей” и размещался в подвале огромного старого дома. Несмотря на всю невзрачность обстановки, дела в этом злачном вертепе, судя по царящей вокруг деловитой суете, шли неплохо. Возможно финансовый кризис сюда заглянуть побрезговал, или на кухне трудились за тарелку супа гастарбайтеры, у которых дальновидные хозяева заведения предварительно изъяли паспорта, и которым о кризисе знать было просто на просто не зачем. Так или иначе бушующий на поверхности сокрушительный ураган кризиса оказался бессильным перед тщедушным “Бореем”, царящим в одном из московских подвалов. Несколько граждан восточной национальности на языке своего народа о чём-то усиленно говорили, при этом энергично размахивая руками. Судя по интонациям и голосам, переходящим временами на визжащий фальцет, можно было сделать вывод, что они чем-то несказанно встревожены и даже напуганы. Но внезапно раздавался разряжающий обстановку взрыв громкого смеха. Миловидная официантка в белом передничке, метавшаяся с подносом от столика к столику, имела такой озабоченный вид, что глядя на неё можно было подумать, что одна лишь её воля не позволяет этому заведению рассыпаться, разориться и исчезнуть навсегда. В другом конце зала имелось небольшое пространство, выделенное для танцев, границы которого проходили по всей видимости только в пьяном сознании нескольких подвыпивших подростков и извивающихся как кобры под флейту факира девиц. А поскольку сознание вышеупомянутых субъектов было уже растревожено алкогольными парами, то время от времени кто-нибудь из этой компании пускался в пляс между столами. В прочем танцами те телодвижения, которые производила компания назвать можно было только пребывая в той же степени опьянения что и выше упомянутые молодые люди.

Как бы тебе читатель объяснить, чтобы ты понял, что я имею в виду. Представь себе суфийские кружения. Представил? А теперь соедини их с иудейскими покачиваниями. Получилось? Прекрасно. Ну и на последок наложи на всё это рёв мотора сбитого «Мессершитта». Ну вот теперь ты можешь себе представить ту картину, которая предстала передо мной.

За невысокой стойкой не много в стороне от импровизированного танцпола стояли на полу две огромные с потёртыми боками колонки. За колонками стоял стол с аппаратурой. За столом устало подёргивалось пытаясь попасть в такт этой безумной какофонии мохнатое существо в больших очках выполнявшее в этом сумрачном заведении роль ди-джея.

Зал этого странного мрачного вертепа больше всего походил на пещеру, в которой сталактитами служили грязные люстры, а сталагмитами столы стулья и сами посетители.

Мы расположились за одним из столиков на котором было написано чьей-то бессовестной рукой слово «ХУЙ». При первом же взгляде на эту надпись начертанную каким-то странным, похожим на готический, шрифтом и обрамлённую довольно красивой виньеткой становилось понятно, что рукой, начертавшей это слово, водило тоже остервенение, которое заставляет привязывать к хвостам перепуганных на смерть кошек пустые и весёлые склянки, или отрывать лапки несчастным кузнечикам.

Я взглянул на Василия. На его сильно побледневшем лице лежала печать такой неизъяснимой муки, что я посчитал необходимым справиться о его самочувствии.

– Да всё хорошо, я скоро вернусь, – произнёс он тоном не предвещавшем ничего хорошего, при этом сделав рукой какой-то не понятный жест, призванный, по всей видимости объяснить мне всё. Держа ладонь у рта, словно боясь, что бы оттуда не выскочило нежданное слово, Василий, поднявшись из-за стола удалился.

Оставшись один, я решил не терять времени даром и принялся незаметно осматривать посетителей заведения. Народу в зале было не очень много, кроме уже упомянутых южан, за соседним столиком какой-то молодой человек с каким-то нервным лицом, беседовал с полноватой особой преклонных лет. По всей видимости эта дама была одной из тех, что не выходят требовать прибавки к пенсии, а предпочитают проводить остатки своих дней более эмоционально насыщенно, справедливо полагая, что лучше щепотка в радости, чем пригоршни в суете.

Судя по донёсшимся до меня обрывкам разговора, я не прислушивался специально, упаси боже, просто из-за музыки юнец говорил так громко, что обрывки их разговора долетали и до меня, он пытался ей объяснить почему люди вокруг такие злые, и объяснял надо сказать весьма рассудительно. Судя по всему, он был одним из тех юнцов, которых мамы, превратно понявшие материнский долг, отмазывают от армии посредством устройства своих великовозрастных чад в какой-нибудь из столичных вузов через взятку. В следствии чего чадо обречено слоняться по злачным заведениям разной степени алко и нарко насыщенности. Сжигая, вместе со слизистой собственного носа, свою молодость, чтобы с приходом зрелости сидеть и мазохистски глядя в телевизор жалеть себя несчастного, у которого всё могло случиться, но увы так и не случилось. И совсем не потому что сам палец о палец не ударил. Он был из тех отпрысков нынешнего поколения что мечтают вскормленные на романтических фильмах что с ними вот-вот произойдёт что-то невероятное, и их позовёт под другими именами и в иные пределы новая неведомая, но прекрасная и долгая жизнь. Для этого не нужно ничего делать, ну ничегошеньки. Нужно только сидеть тихо и ждать, ждать, ждать.

ГЛАВА 5

Вскоре вернулся Василий. После посещения туалета я отметил что его лицо приобрело более жизнерадостный цвет. К нашему столику подошла официантка. Василий заказал бутылку столичной, две рюмки, кое-что из закуски. Когда он перечислял бутерброды, которые следовало нам принести я почувствовал, до чего я голоден.

– Итак, Алексей – сказал мой новый знакомый, когда официантка ушла исполнять заказ – вы говорите, что ваша жена выкинула вас как ненужную тряпку из дому? Должен признаться, что это не делает вам чести, мой друг. Особенно прискорбно мне это услышать из уст хоть и бывшего, но гвардейца.

– Интересно узнать почему граф, уж не сочтите за труд, благоволите объясниться? – решил я поддержать его буффонаду.

– А потому, мой друг, – сказал он прикуривая сигарету – что настоящий мужик никогда не позволит своей бабе вышвырнуть себя из дому.

При словах “настоящий мужик” он снисходительно улыбнулся и я понял, что под этим самым настоящим мужиком он подразумевает конечно себя. Сразу за этим я подумал о том, что не мешало бы напомнить моему новому незадачливому знакомому, что всего какой-нибудь час или полтора назад его величество “настоящий мужик” плакал у меня на глазах как обиженный ребёнок. Какое-то время я обдумывал как бы по деликатнее указать ему, который чудесным образом, совершив лингвистический трюк перешёл от жлобского предложения подраться на язык низкопробного водевиля, на эту несообразность. Но в конце концов говорить об этом премилом курьёзе, повинуясь инстинкту самосохранения, я не стал.

Я чувствовал, что мы снова взяли курс на столкновение с друг другом, и делал всё возможное чтобы его избежать, ибо при таком развитии событий, никакое родство войск его остановить не сможет.

– Давай выпьем ещё – предложил Василий, беря бутылку и наполняя рюмки.

– За что пьём? – сказал бодрым голосом Василий, подняв над головой свою рюмку.

Я пожал плечами, мне было всё равно за что пить.

– Я предлагаю выпить, – произнёс торжественным тоном Василий – за вашу бывшую, а точнее выбывшую жену! – сказал он и залпом выпил.

Мне не понравился его тост, но я решил не заострять на этом внимания.

– Замучила, говоришь, тебя такая жизнь, Лёшик? – сказал он вдруг и хитро улыбнувшись добавил – а хочешь изменить её?

– Хочу. – ответил я на всякий случай, хотя я совсем не помнил, когда в разговоре с ним обмолвился о том, что меня таки замучила моя жизнь.

Я бы тоже поменял и свою жизнь и всё… – с этими словами он поднял глаза к потолку.

Помолчав Василий снова наполнил рюмки и мы выпили.

– Хочешь тачку отхватить, за здорово, живёшь?

– Какую тачку? – не понял я.

– Мою тачку. Ну мой “Мерс”. Я её пригнал лет пятнадцать назад из Германии. Продавать её поздновато, да и жалко. Столько лет вместе. Лучше уж совершу поступок благородный. Тебе хоть под открытым небом не ночевать. Ну так как, хочешь мой “Мерсик”?

– Хочу, – ответил я – ожидая чего-нибудь вроде,” А больше ты ничего не хочешь”.

– Ну не совсем даром, – Василий широко и добродушно улыбнулся, – раз подраться не судьба так давай на руках поборемся.

Он вытащил из кармана брелок в форме весёлого клоуна сквозь красный нос которого было продето кольцо. На кольце висели ключи. Положив ключи на стол Василий поставил на локоть правую руку при этом азартно подмигнув мне, дерзай Лёшик.

– Ты победишь – ключи твои, я выиграю – провожать тебе меня до дому.

Мне моя ставка показалась приемлемой. Кроме того, я вдруг почувствовал, уж не знаю, что тому было причиной, выпитое спиртное или ещё что, как во мне просыпается уже было уснувший навеки спортивный интерес.

«Да что он в самом деле о себе думает? – размышлял я закатывая рукав, – что я с поддатым мужиком не справлюсь.»

Вскоре мы уже посапывая от напряжения сражались друг с другом. Скажу коротко –победил я.

– Права то надеюсь успел прихватить из дому? – произнёс Василий, когда ключи уже были у меня в руках.

Я кивнул, права у меня были с собой.

– Тогда вот тебе адрес двора, в котором он стоит – с этими словами он вытащил из кармана рубашки блокнот и ручку и написал адрес.

Я отметил, что адрес написал он ровным аккуратным почерком, что для пьяного выглядело несколько странно. Пока он писал, я наполнил свою рюмку и уже хотел выпить, дабы закрепить обретённое состояние духа.

– Не стоит тебе сейчас перебирать с водкой, Алексей – сказал Василий – возможно в вине и кроется истина, но в водке особенно в большом количестве, могут скрываться только неприятности. Не гоже злоупотреблять спиртным в твоём положении. Хотя справедливости ради стоит заметить – а в каком положении оно гоже?

Я кивнул в ответ про себя соглашаясь с этой в высшей степени справедливой сентенцией.

– А я вот накачу, пожалуй, ещё – сказал Василий – мне терять уже нечего. С этими словами он взял бутылку наполнил рюмку затем без всякой паузы залпом осушил её.

После, вытащив из пачки очередную сигарету он закурил, глядя на то как я расправляюсь с очередным бутербродом с копчёной колбасой. Помолчав какое-то время, он произнёс,

– Слушай, Лёшик, ты веришь в загробную жизнь?

В каком смысле, не понял я.

Ну ты веришь, что существуют рай и ад куда мы отправимся после смерти?

Я пожал плечами удивлённый тем какой оборот принял разговор.

– Скорее нет – сказал я.

– Я вот тоже не верил пока по интернету не увидел интервью одного индуса…

Он замолчал и посмотрев в пустую рюмку словно надеясь увидеть в ней продолжение своих мыслей.

– Журналист, – продолжал он,– который брал у того индуса интервью, спросил у него, есть ли ад с раем, и если есть, то где они находятся.

– Так ты знаешь, что тот индус ответил тому журналюге?

Я отрицательно покачал головой.

– Он сказал – Василий воздел над головой свой натруженный перст – что рай, это то место, где мы находимся в данный момент, а в ад ведёт любая местная дорога. Каково, а Лёшик? Нет-нет, ты скажи каково завернул?

– Да хорошо сказано, согласился я.

– Значит так, Алексей, машина твоя. Нет-нет не возражай, всё было по-честному. Доверенность в бардачке найдёшь. А сейчас вызови мне такси. Мне надо одну мою боевую подругу навестить – он улыбнулся и заговорщицки мне подмигнул. – Не всё же сослуживцам приятные подарки дарить. Надо что бы и сослуживицам что-то приятное иногда перепадало.

С этими словами Василий подозвал официантку и попросил счёт, давая понять, что банкет завершился.

Я вызвал такси и помог Василию подняться из–за стола. Когда Василий уселся в салон такси и машина тронулась я стоял и долго смотрел ему в след при этом думая, что делать дальше. Возвращаться назад в заведение не имело смысла. Денег на продолжение банкета у меня не было. И тут я вспомнил про лежащие у меня в кармане ключи от только что выигранного мною автомобиля. Я достал ключи. Клоун застыл в заразительной улыбке при этом прищурив левый глаз.

«Ну что же – подумал я убирая ключи в карман и разворачивая бумажку с адресом двора где меня должен был ждать мой Мерседес – другой крыши над головой мне всё равно сейчас не найти». Конечно существовала опасность, что вся эта история с подарком машины окажется злой шуткой, которая может закончится для меня в полиции. Ну в самом деле, не считать же законным трофеем иномарку, приобретённую посредством полу шуточной пьяной борьбы. Но я решил, будь что будет.

ГЛАВА 6

Адрес, который дал мне Василий, я отыскал без особого труда. Это был тот самый двор где мы с ним встретились.

«Эх – со злостью подумал я – заехать ему в его десантную морду за такие шутки. Сразу нельзя было сказать, что ли. Конспиратор херов. И Мерседес оказался тем самым.