О тех годах

– Покажите! Покажите!

– Зоя, с нами нет Сергея.

– Я хочу видеть! Покажите мне мертвым! Отдайте мне Сергея! – ноги ее подкосились, и она повисла у Ильи на руках.

– Зоя, Сергея мы уже похоронили.

– Убили, Сергея убили! – разнеслось по колонне.

Надо было выполнять приказ, но как бросить Зою? Оставить ее дрожащую и отчаявшуюся?

– Зоя, тебе надо вернуться в город, – сказал Илья.

Пальцы девушки еще крепче сжали руку Шевчука.

– Нет. Я с вами, возьмите меня с собой! Илья Петрович! Ну, возьмите, дорогой! Не оставляйте меня! Только не оставляйте!

Далеко послышался резкий гул самолетов, двигающиеся по дороге люди бросились в стороны. Отчаянные крики смешались с ревом животных.

А Зоя все шептала:

– Возьмите, возьмите меня, не оставляйте меня одну!

– Хорошо, Зоя. Иди в конец колонны, к фельдшеру, будешь теперь с ним.

Илья помог ей сойти с машины, и она пошла, шатаясь, вдоль танковой колонны. Туча закрыла солнце, тень упала на лица бегущих людей, и еще резче проступил на их лицах ужас войны.

7.

На север движется плотной колонной батальон, несутся танки, поднимая пыль дорог.

«Эх, и ударим же мы! Как посмели нас тронуть! Полком будем атаковать врага или всей дивизией!» – так думал Илья, пока двигались танки по дороге. Но вот и лес, здесь танкам приказано сосредоточиться. Танк встал у опушки леса. Все останавливаются и глушат моторы. Замерли вокруг деревья в полуденной дремоте, и где то сонно прокричала кукушка.

Слышно, как радист вызывает: «Гром», «Гром»!

– Вас вызывает «Гром» – говорит он радостно Илье, и протягивает наушники.

Он слушает новый приказ командира полка: « Выходить в лес, восточнее пятьдесят километров, район уточняется».

– Да что они там? Бить надо немцев! – сказал Илья вслух.

Он вызывает командиров рот и ставит новую задачу. К нему, тихо ступая, подходит Петр Семенович и спрашивает:

– Илья Петрович! Опять маршировать? Так надо?

– Я не разобрался еще, почему снова надо маршировать и снова перебрасываться на другое место, сам никак не пойму действий.

Танки стали вновь вытягиваться вдоль дороги. Навстречу колонне катился клубок пыли. Галопом несется батарея на конной тяге. Они останавливаются, храпят взмыленные кони.

– Немцы! – кричит с седла молодой, щупленький лейтенант,– они правее, в семи километрах отсюда. Идут и идут, и не видно конца этой колонне. А где же наши войска?

– А мы то, чьи? – спрашивает кто то, позади Шевчука.

– Я полк свой потерял. Был на учениях, вернулся, а казармы пустые,– лейтенант поднялся на стременах,– за мной! Марш!

И снова покатился клубок пыли. Илья смотрел ему вслед и подумал: « Куда же он несется? А что делать нам теперь? Приказано идти на соединение с полком. А немцы нас обходят. Ударить батальоном по колонне? Или все же выполнить данный приказ?»

– Петр Семенович, немцы рядом. Слышали?

– Да, слышал, Илья Петрович. Может, атакуем колонну?

– Если решим, то будем атаковать.

Снова двинулась колонна. Не прошли и километра, как показалась легковая машина и грузовик. У легковой машины стоял полковник Никишин, заместитель командира корпуса. Рядом с ним – красноармеец. Обрадовался Илья, вылез из танка и поспешил к полковнику, но полковник, как хлыстом, стеганул его словами:

– Предатели! Отходить? Стой! Назад!

Илья остановился, как вкопанный. Неужели это сказал стоящий перед ним высокий, осанистый полковник? Тело у Ильи обмякло, он повернулся и пошел к своему танку. А полковник Никишин снова закричал:

– Стой! Назад! Ко мне!

Илья снова развернулся и опять подошел к полковнику.

– Что? Дерзить? Назад? Немцев испугались? Расстреляю! – он побагровел от натуги.

– Немцев идем атаковать, товарищ полковник, – ответил Шевчук.

– Кого атаковать? Каких немцев? – опешил Никишин.

– Обходят они нас.

– Что? Обходят? – он замолчал и прислушался, а потом тихо сказал:

– Да, похоже, да, – пробормотал и сел в машину, и уже на ходу крикнул:

– На запад поворачивать!

Легковая машина рванула с места, а за ней грузовик запылил по дороге.

К Илье подошел Петр Семенович:

– Ну, как, узнал что? Где войска корпуса? Задачу получил?

– Мы будем атаковать немецкую колонну, – ответил Илья, оторвав взгляд от уходящих на восток машин.

– Я пойду с первой ротой, – сказал замполит.

– Вперед! – подал команду Илья.

Вот-вот должна быть опушка леса, а там – немцы. Впереди уже слышна стрельба, все смешалось, все закружилось. Механик вел танк на максимальной скорости, слева и справа неслись другие танки. Впереди видна дорога и на ней немецкие машины. Их было очень много. Танк Ильи подбросило, и в прицеле он увидел небо. По броне застучало, и башня пошла вниз. Снова видна дорога и немецкое орудие, Шевчук нажимает на спусковой крючок и прозвучал выстрел. Танк приподнялся и под ним, что – то хрустнуло. Когда проскочили дорогу, то он скомандовал:

– Все кругом!

Механик сделал быстро свое дело и снова под гусеницами танка послышался знакомый хруст. Ну вот, все кончено, колонна снова движется вдоль дороги. Вытянулись в колонну все танки и по бокам видны изувеченные немецкие машины и в кюветах трупы немцев. Невольно Илья закрыл глаза от того что увидел.

8.

И снова колонна на марше. Вокруг простиралось желтое поле. Едва заметно покачиваются налившиеся зерном колосья. У дороги покачиваются васильки. Солнце щедро заливает светом землю. Густая пыль от танков тянется в сторону, а перед глазами у Ильи стоят убитые немцы. Один лежит вверх лицом, и у него открытые глаза, они как стеклянные. Илья вздрагивает от воспоминаний, и ему припомнился страшный сон. Как-то ночью он страшно закричал во сне, и Оксана будила его кончиками своих пальцев:

– Ну, проснись же, Илья, проснись! Тебе плохо?

Илья повернул голову и увидел бледное лицо Оксаны.

– Ты так кричал! Что с тобой? Руки вытянул, кого-то отталкивал. Меня в грудь толкнул локтем. И страшно и больно мне было,– Оксана по-детски всхлипнула.

Илья обнял ее за плечи:

– Напугал я тебя? Прости, мне приснился очень страшный сон.

– А ты расскажи мне, тогда он не сбудется, – упрашивала его Оксана. И тогда Илья ей рассказал свой сон.

« Атака, кругом стреляют. Я иду в цепи, но вот окопы и рослый немец выскочил и бросился на меня. Отбил я удар и кричу ему: «Руки вверх!» А он идет на меня, озверел. Правое плечо проколол мне штыком и у него на лице радость. Я опять кричу: « Руки вверх!» А он все равно лезет ко мне, и я чувствую, как мой штык вошел, во что- то мягкое. И вижу вылезшие из орбит, налившиеся кровью глаза немца, его рот перекосился. Я хочу вытянуть штык, и не могу. Голова немца совсем близко, и передо мной совсем другое лицо. Смотрит немец заволакивающим взглядом, а на щеке у него слеза. И он говорит мне на русском языке:

– Вытащи штык, я жить хочу.

А по моему прикладу стекает кровь, руки у меня липкие, ладони скользят, и штык никак не выдерну. Лицо немца все ближе и ближе. Я слышу его шепот: «Жить хочу». Глаза закрыл немец и совсем тихо прошептал: «Ты, убийца».

Илья был не рад, что рассказал сон Оксане. Она отодвинулась от Ильи, и на лице у нее было выражение страха. Он стал ее успокаивать, а она проговорила ему:

– Ты не хотел, он первый начал».

Да что этот сон? Перед глазами дорога, а на ней трупы, много трупов.

Илья остановил свой танк. Набежали остальные танкисты батальона, глушат моторы машин. Затихает гул и он скомандовал батальону:

– Выходи! Привал!

Выбираясь из башни танка, нога Ильи заскользила по крылу. Кровь на нем и все гусеницы в крови немцев.

– Протрите все, – приказал он механику.

Все экипажи потянулись к зеленому лужку. Там, у мостика, журчит светлый ручеек, Шевчук опустил руки в ручей и все тер и тер их. Ему казалось, что руки у него в крови по локоть. Танкисты собирались кучками, слышны были их возбужденные голоса:

– А наш танк прямо на пушку, смял ее – и дальше вдоль дороги пошли. Правой гусеницей по бортам машин.

– А ты видел, как немцы головой в кювет? А я думал, что страшные они,– ответил кто то.

– Мы тоже пушечку придавили, – сообщил командир танка Володин, – бьют они по танку почти в упор, да все мимо. От страха, наверное, промазали. А потом поднимают руки вверх, и пощады просят.

– Ребята! Да они боятся нас! – басовито воскликнул кто-то третий.

Илья с Петром Семеновичем уселись у самого кювета, и вдруг он говорит ему:

– Почему немцы идут без опаски? Почему они идут, будто по своей земле? Где же наши войска? Почему мы так далеко пропустили врага?

– Я не знаю, я ничего не знаю. Мне ничего не понятно, только больно очень,– ответил ему Илья.

– Илья Петрович! Как же это могло произойти? Все время, нам твердили, что в бой готовы. И вдруг – это! Объясните мне, пожалуйста!

– Эх, Петр Семенович! Да, что я могу тебе сказать? Дальше батальона мне ничего не видно. Командование вверху, наверное, знает, что к чему.

– Зна-а-ет?– недоверчиво протянул замполит, – на прошлой неделе, на совещании в округе, выступал командующий, говорил о боеготовности. Трудно мне разобраться, как у него с военным уровнем. Человек я гражданский, но речь его, мне не понравилась. Одни громкие фразы звучали: «Если Родина прикажет», « Мы – зоркий страж», « Армия наша – непобедима». И все в том же духе. Хлопали ему – и он доволен.

– А ты не боишься мне такое говорить, Петр Семенович?

– А чего мне бояться-то? Неразбериха какая в первый день войны. Видно, вилка у него.

– А что за вилка?

– Да высокое звание, да мало знаний. Вот тебе и вилка.

– Говоришь, вилка? А наш комдив – полковник Гордиевский? Ведь про него так не скажешь, я давно его знаю. Он комдивом дивизии был на Дальнем Востоке. Я прибыл тогда туда молоденьким лейтенантом. Дружил с его дочерью Ксенией, бывал у них в доме. А в тридцать восьмом забрали его. Вслед за ним и меня из армии погнали. А перед войной Гордиевского освободили, жаль, что увидеть его не пришлось. Учил нас всегда правильно. Однажды на маневрах, эскадрон пошел в лихую атаку. Шашки наголо и вперед. А в обороне остались четыре пулемета и винтовки. И я первый раз увидел тогда гнев комдива. Он сказал тогда нашему капитану:

– Погубил эскадрон, я снимаю вас с должности.

Вот такой комдив Гордиевский был у нас, – сказал Илья.

9.

Выслав вперед разведку, танкисты батальона двинулись в район, который указал командир полка. Двигались с потушенными фарами и в кромешной темноте. Не встретив на своем пути ни немцев, ни своих, добрались до назначенного места. И опять, кроме них никого нет. Один безмолвный и темный лес, а люди передвигались как тени, все разговаривали шепотом. Вдали заурчал мотоцикл, и все притихли. Прислушиваясь – свои или немцы? Радист без конца повторял:

– «Гром», «Гром»,– я «Молния»! Прием!

Илья выставил дозоры. Танкисты легли под танками, под деревьями. «Почему так внезапно все обрушилось? Почему в первый же день войны прорвались немцы? Где же пограничные войска? Где же корпус, дивизия?» – думал Илья и вспомнился недавний разговор с танкистами и командиром танка Володиным:

– Товарищ капитан. Будет война или нет?

– А вы сами как думаете?– ответил он тогда.

– Думаю, что Гитлер не нападет. Побоится, у нас сила! Вон, в Гражданскую войну – сколько навалилось интервентов? И, всем каюк пришел. У нас же мощь! Побоится он нападать на нас.

Но танкист Кондратов выкрикнул:

– Еще как пойдет! Французов побил? Поляков побил? Всю Европу побил! Техники всякой, завались.

Володин поднялся, высокий, широкоплечий, брови нахмурил и пошел на Кондратова, тот попятился и побледнел.

– Ты чего разошелся Кондратов? Французов, поляков сравнил. Да попробуй нас только тронуть! Сомнем в два счета! Трус ты!

– Вредное говоришь. Кондратов, – вмешался старшина Михайлик.

– Куда гнешь? Если трусость в тебе заговорила, то побори ее. Понятно, что человек не мишень. А если нападут на нас? И мы убивать будем, и нас убивать будут. Правильна гэта. Иначе как же?

И вот теперь напали на нас немцы, воюем на своей земле. Почему на своей?»

Илья и не мог заснуть от этих дум, рядом послышались шаги. Это был Астахов, он заменил погибшего Сергея. И Илья вспомнил о Зое, он решил ее проведать и, поднявшись с земли, пошел в конец колонны. Зоя лежала на брезенте под деревом, лица ее не было видно. Илья присел на корточки возле нее и положил руку на плечо девушки. Она дышала часто и ее била дрожь.

– Илья Петрович, спасибо вам.

– За что же Зоя? За что спасибо? Тебе холодно? Ты вся дрожишь.

Илья снял с себя куртку и набросил ей на плечи.

Взял ее руки в свои ладони, она уткнулась в руки и заплакала. Горячие слезы падали ему в ладонь. Всхлипывая, она шептала:

– Илья Петрович, как же это так?

Молчит Илья и перебирает ее мягкие волосы. Они точно такие же, как у Оксаны.

– Поспи, поспи, Зоя.

– Постараюсь. Мне очень больно. Почему все так случилось?

Но что ему сказать? Как утешить Зою? Он только и смог сказать ей:

– Зоя, ты заснула бы. Успокойся, дорогая. Это война.

Илья встал и пошел к своему танку, было совсем тихо. Только едва уловимый шелест теплого ветерка в густой хвое сосны. А где то льется кровь и гибнут люди. А ведь прошел всего один день войны!

Глава 2

1.

Светает, солнце еще не взошло, а птицы уже весело защебетали в ветвях деревьев. Вот маленькая пичужка, часто махая крыльями, повисла в воздухе над поляной и поет, захлебываясь. Илья смотрит на нее, любуется. Петр Семенович тоже смотрит на нее:

– Смешные птахи. Что для них война?

Он поправляет сбившуюся пряжку ремня.

– А кто смешные?

– Да птицы. Вишь, как заливаются, радуются наступающему дню.

Но вот поднялись танкисты, тут же захлопали люки моторных отделений – это началась заправка машин. Все громче и громче звучат голоса.

– Что делать будем? Илья Петрович? – спросил его замполит.

– Позавтракаем, и искать свой полк.

– А где они? Может уже отбросили немцев и уже в Польше громят их?

– Вряд ли, Петр Семенович. Ведь немцы идут на восток.

– Слышите? Слышите? – тихо сказал Петр Семенович.

Илья прислушался, ни никаких звуков не уловил, кроме щебетания птиц и шума пробуждающегося леса.

– Слышите? – снова спросил замполит.

Вот теперь, до Ильи донесся далекий гул моторов. Он быстро приближался, в небе появились черные точка. Их было очень много.

– Бомбить пошли, в сторону фронта полетели. И нам надо тоже туда, – заметил Петр Семенович, глядя вслед удаляющимся стервятникам.

Пыльной проселочной дорогой батальон двинулся на восток. Солнце светило в глаза, заставляя жмуриться. Впереди закурилось облачко пыли, и из него вынырнул мотоциклист. Резко затормозив, он остановился и вытянул руку.

– Офицер связи, лейтенант Иванов!– мотоциклист вкинул ладонь к шлему, – я ищу штаб полка.

Лейтенант смотрел на Шевчука грустными глазами.

– Где же он? Со вчерашнего дня ищу,– он вздохнул, и стал стирать рукавом пыль с лица.

Илья молчал и смотрел на лейтенанта.

– Я петлял, петлял по дорогам, чуть было в плен не попал к немцам. Везде немцы парашютистов понакидали. Не выполнил я приказ, что теперь будет?

– Успокойтесь, и поезжайте с нами,– ответил ему Илья.

– Нет, нет, я вперед. А разве я виноват? Что теперь будет? Нет, не простят мне, не простят, – он развернул мотоцикл и умчался вдаль.

Впереди была видна деревня. Она словно вымерла вся. Только куры шарахаются от идущих громыхающих танков. В домах были выбиты все стекла. Шевчук остановил машину. Из низенькой избы, прихрамывая, вышел седой старик. Илья спросил у него:

– Что произошло у вас папаша?

Старик махнул рукой и строго взглянул из-под нависших мохнатых бровей:

– Вояки. Немцев пустили.

Старик покачал головой и пошел вдоль улицы.

– А где люди-то? – крикнул вдогонку Илья.

Старик оглянулся, еще строже на него посмотрел.

– Люди? Кто обмывает, кто хоронит. Нашлась всем работа. Сколько загинуло людей! Ворвались немцы, палят по окнам!

– А где же сейчас немцы?

– Ушли в другую деревню,– махнул старик рукой и похромал дальше.

Щупленький и согнутый годами старик, подошел к самому танку и ласково похлопал его по броне:

– Во-о какая! Так вдарит, что чертям тошно станет. Он, немец-то, хитер, врасплох напал на нас. А теперь, наши соберутся с силой, да как ахнут, аж пыль от них полетит во все стороны.

Старик подошел поближе к Илье:

– Сафроныч вас ругал, но вы на него не обижайтесь. Он потерял своего друга. Когда началась стрельба, Петр Сергеич спросил у дочки, кто стреляет. «Немцы»,– ответила она ему. «На нашей земле, – говорит, немцы? Быть такого не может!». Взял берданку и потопал. Дочка за ним, да куда там, не удержала его. А немцы уже у дома стоят. Стреляют по окнам. Снял берданку Петр Сергеич, вскинул на руку и пошел прямо на них. Смотрю на него из-за хаты, а он шаг отбивает – солдат старый, бывалый. Немцы видно оробели, глядят на него. А он, как на параде и немцы пятятся задом. Знали мы все, страшен был Петр Сергеич в гневе своем. Вскинул он берданку к плечу и выстрелил. Один немец завизжал и упал. Остальные в упор из автоматов изрешетили Петра Сергеича.

Вернулся хмурый Сафроныч:

– Пойдем, командир. Это тебе надо видеть. Злее будешь с немцами воевать потом.

Шевчук вошел со стариком в хату. Переступил порог и замер. На полу лежат вряд четыре трупа. Крайний справа – еще не старый мужчина, видно, глава семьи. У него строгое, спокойное лицо, один глаз полуоткрыт, как будто он подсматривает. Рядом с ним, чуть на боку, словно шепчет ему что-то на ухо, старуха, видимо его мать. В середине мальчишка лет семи, он похож на спящего и только бледность, да запекшаяся кровь у виска говорили, что это не сон. Возле мальчика лежала белоголовая девочка лет трех. Кто- то сложил ей ручки на животе. Скупой луч солнца падает ей на лицо, делая его светлым, будто не желая соглашаться с не нужной смертью.

А над ухом Ильи – голос Сафроныча:

– Сидели и обедали. Скосил подлый немец всех из автомата. Мать осталась, рожает в соседнем доме. Рожает с испугу.

За окном урчат моторы танков. А Шевчук стоит, как окаменевший. Вздыхают и плачут женщины, набившиеся в избу. Но что он может им сказать? Он вышел, ему доложили, что взвод танков, которые были выделены для охранения, уже ушел вперед. Тронулись и остальные танки. Насупясь, стояли женщины, а за юбками прятались ребятишки. Илье хотелось скорее уйти от дома, в котором он видел трупы. Вдруг его машина резко затормозила. По дороге, прямо к танку, шла женщина. Волосы у нее были растрепаны, а глаза обезумевшие. На вытянутых руках она несла мертвого ребенка. Сбоку, вцепившись за юбку матери, семенил босыми ногами мальчик лет трех.

– Зачем вы их пустили сюда? Зачем пустили убийц? – кричала она, глядя Илье в лицо страшными глазами.

– Зачем? Не пущу, не пущу! Спасите моего сына! Спасите сына! – женщина локтем прижимала голову мальчика, – кровью ребенка, заклинаю, спасите сына! Не пущу!

А Илья не мог оторвать взгляд от воскового лица ребенка. Женщину уводили прочь, а она, повернув голову в сторону колонны, кричала:

– Остановите их!

Мотор взревел, но до Ильи все доносились ее слова:

– Проклинаю! Проклинаю!

2.

Узкая полевая дорога вывела батальон к широкому тракту. Было видно, что по нему шли немцы. По обочинам дороги лежали опрокинутые телеги и убитые люди. Девушка лежит лицом вниз, одна рука у нее у груди, а вторая вытянута вперед. Она кажется спящей, но мухи роются густо у виска девушки. Именно туда попала пуля немца. Недалеко еще один труп, седые волосы прикрывают морщинистое лицо. Сколько вокруг измятой ржи! Падая, люди подмяли под себя рожь. Не поднимутся больше колосья и люди! В кювете Илья увидел перевернутый мотоцикл. А возле него, зажав в руках планшет, лежит знакомый офицер связи. В планшете, наверное, боевое распоряжение полку. Так он его и не доставил. Это ведь он говорил: «Не простят мне». А виноват ли он? С мертвого спроса нет.

Колонна все набирала скорость. Танки прошли несколько километров, и Илья увидел стоявшие на опушке леса другие танки. Поглядел он в бинокль, а это танки его полка. У опушки встретили батальон Шевчука командир полка. Он торопливо шел навстречу и широко улыбался. Спрыгнув с танка, Илья отрапортовал о прибытии батальона и о потерях в боях. Майор Поспелов пожал крепко его руку.

– Слышал, слышал, колонну немцев громили. Молодцы! Спасибо Шевчук! Всем бойцам спасибо! Располагайтесь, кормите людей. Илья и Поспелов пошли к штабу полка, к палатке, которая стояла под дубом.

– Товарищ майор, всем полком теперь? – спросил Илья Поспелова.

Майор опустил голову, потускнел.

– А кого бить, Шевчук? Хочется на немцев навалиться, а где они? И своих войск я тоже не вижу. Второго батальона нет. Подойдет ли?

Шум в воздухе заставил поднять головы и увидеть самолет связи армии. Самолет делал круги. Ища места для посадки. Поспелов и Шевчук замахали руками летчику. Кто- то побежал на поляну и показывал место, где можно посадить самолет. Когда самолет сел, то из кабины влез полковник и тепло поздоровался с Поспеловым.

– А вы, почему здесь? – спросил полковник Поспелова.

– В штабе округа имеются данные, что ваш корпус ведет бои западнее, в ста километрах отсюда. Говорили, что уже в Польше воюете.

– Где? – вырвалось у командира полка, – сомневаюсь в этом.

Полковник присел на пень и сказал:

– Выходит, что отступаешь? Может быть, это только твой полк так воюет?

Поспелов пошатнулся, как будто его кто-то толкнул в грудь, еще ниже опустил седеющую голову.

– Может быть, – тихо ответил он.

– А стрельба, слышите?

Полковник прислушался к звукам стрельбы.

– Да, с юго-востока гремит.

– Вот тебе и Польша.

– Тогда где же командир дивизии?

– Не знаю, посылал связных, как в море канули. А по радио связаться не удается,– ответил полковнику Поспелов.

– Дела!– вздохнул полковник и встал с пенька.

– Ну, что ж, полечу снова искать. А вы воюйте!

Не поднимая головы, Поспелов протянул ему руку. Полковник улетел, а Шевчук с Поспеловым долго стояли молча.

« Что за чертовщина творится? Даже в округе ничего не знают. Почему-то решили, что мы сражаемся далеко на западе»– крутилось у Ильи в голове.

– Слышал, Шевчук? – обратился к Илье Поспелов.

– Может он прав? Может мы действительно, плохо воюем? Совесть у меня, понимаешь? Не могу я совладать с совестью своей, покоя она мне не дает.

И не дождавшись ответа, Поспелов поднялся, не разгибая спины, направился к штабной палатке.

3.

Петр Семенович сидел возле танка на разостланном брезенте.

– Илья Петрович! Что вы узнали нового?

– Полковник, прилетевший из округа, утверждал, будто наша дивизия ведет бои в Польше, – ответил ему Илья.

– Обождем, Илья Петрович, все прояснится, разберутся. А я вот только с комсомольского собрания. Выступал Федин, наш комсорг. На собрании он высказал: « Смыть надо позор первой атаки, ползли, как черепахи». А из задних рядов ему кричали: «Так жизнь дается один раз!» Что там творилось! Вытолкнули вперед Кондратьева, предложили его исключить из комсомола за трусость. Пришлось уговаривать Федина, чтобы с этим не спешил.

Шевчука вызвали в штаб полка, и разговор прервался с Петром Семеновичем.

– Получен приказ из дивизии, – сообщил Поспелов.

Илья не узнал командира, он очень изменился. Плечи его расправились, на лице была широкая улыбка.

– Давай быстрее карту!– голос его звенел, как было раньше.

Он прочертил карандашом маршрут на карте и спросил:

– Понял?

– В родные места? Вот здорово!

– А ты как думал? Подвезут горючее, заправимся, и вперед.

Когда Шевчук спешил в свой батальон, то не чувствовал под собой ног. В голове у него звучало: «Наступать! Наступать!»

– Мы идем на запад, – вырвалось у Ильи на ходу. Он схватил Петра Семеновича на ходу под мышки и высоко поднял.

– Илья Петрович, изомнете ведь меня, – смех вырвался у него, очки вот – вот свалятся.

Илья осторожно поставил его на место. Он поправил ремень и улыбнулся.

– Петр Семенович, да знают ли об этом в батальоне?

– Сейчас, сейчас всех соберем!

Цистерны с бензином задерживались. « Не беда, на запад ведь пойдем. Это важнее. Перейдем в наступление, разгромим немцев, и снова по домам. Эх, не надо было Оксану отправлять так далеко», – думал Илья по дороге к кухне. Наконец-то прибыли цистерны с горючим для танков. Оказывается, что заправлялись они в Волковыске.

– Не мог расспросить, как у них там, – сообщил молодой техник, подавая письмо Илье.

Сердце у него екнуло, он узнал почерк Оксаны. Она писала, что Михайлик доставил их на машине до Волковыска, но дорогой были разрушены пути, налетают самолеты.