И расцветает любовь

– Родители на даче в Подмосковье, приедут нескоро, – уточнил Альберт. – Так что вечером будь у меня дома.

И, судя по тону, это была не просьба.

Через несколько часов с дико бьющимся сердцем Ангелина уже нервно топталась у двери. В голове крутились бесконечные вопросы: «Почему он захотел встретиться именно здесь? К чему такая таинственность? Можно же было поговорить и в театре, там достаточно уединенных мест! В последнее время он такой раздражительный, что даже страшно. Надеюсь, он сможет держать себя в руках…»

Желая убедиться в том, что в квартире никого нет, она нажала на звонок. За дверью послышалась мелодичная трель, но никто не спешил открывать. Подождав еще немного, наконец решилась и дрожащими пальцами повернула ключ в замке.

Просторный коридор встретил тишиной. Сняв плащ, она замерла у двери, ведущей в комнату Альберта. Интересно, как скоро он приедет? На улице уже темно, вот-вот начнется дождь… Словно в ответ на ее вопрос в сумочке завибрировал телефон.

«Еду», – гласило короткое сообщение.

Ангелина переступила порог и щелкнула выключателем. Приглушенный теплый свет делал комнату уютной. Большая кровать, застеленная черным шелковым покрывалом, занимала почетное место. По углам размещались шкафчики, у окна – журнальный столик и два небольших кресла. Стены здесь были оформлены красивыми натуральными обоями с золотистой подложкой. Широкое окно скрывали темные портьеры. Со спальней соседствовала гардеробная, закрытая стеклянными дверьми.

Родители жениха зарабатывали достаточно, чтобы обеспечить сыну комфортную жизнь. Но он все же предпочитал добиваться успеха своими силами: сам поступил в консерваторию, сам нашел работу в театре, сам налаживал связи с заграницей. К тому же, природа щедро одарила его талантом и внешними данными, и это давало возможность удовлетворить его творческие амбиции. Ангелина ценила в Альберте упорство и работоспособность, потому прощала все его колкости и перепады настроения, списывая их на усталость. Терпеливо ждала его с заграничных гастролей и всегда искренне радовалась его успехам.

Но сегодня они расстанутся. Или нет?

Девушка устроилась в кресле и прикрыла глаза. Нервное напряжение, накопившееся за день, наконец дало о себе знать. Внезапно навалилась усталость, голова стала тяжелой. Захотелось расслабиться, отдохнуть, не думать о предстоящем неприятном разговоре. Однако звук открывшейся двери моментально прогнал дремоту. В тишине замок щелкнул так громко, словно кто-то спустил предохранитель пистолета… Конечно, это было лишь игрой воображения, воспаленного и напряженного. Ей нужно просто взять себя в руки, прогнать страх! Альберт и правда опасен в гневе, но не настолько, чтобы навредить!

– Ты одна, без сопровождения? – спросил с издевкой в голосе, войдя в комнату. Повесил пиджак на спинку кресла и сел напротив, – так, что в свете лампы она могла его лучше рассмотреть. Весь его вид говорил о том, что он очень раздражен: рука с коническими пальцами без конца ерошила темные кудри, а лицо блестело от пота, и было таким красным, словно мужчина примчался прямиком из преисподней. На губах играла усмешка, взгляд пронизывал насквозь, будто хотел проникнуть в самую душу и вывернуть ее наизнанку.

Ангелина невольно поежилась, но не отвела глаз. Старалась казаться спокойной, хотя внутри нарастала паника. Почему он так взвинчен? Что она сделала? Ответить на его вопрос не решилась, боясь еще сильнее разозлить, но Альберт продолжал допытываться:

– Что, цветы не подарили?

Его голос в тишине прозвучал так зловеще, словно он спрашивал о любовнике, спрятанном под кроватью неверной женой.

– Сегодня была только репетиция… Какие цветы?

Он забарабанил пальцами по столу:

– Ах, ну да! Совсем забыл! Преданный поклонник встречает тебя только после концертов. А я-то думал, этот теленок и сегодня увяжется за тобой.

– Хватит! – резко оборвала Ангелина. – Я надеялась, что мы поговорим спокойно, без издевок!

– Так мы и говорим спокойно. А издеваюсь я потому, что мне действительно смешно смотреть, как он крутится вокруг тебя. И как ты не можешь его отвадить. Думаешь, приятно понимать, что ты меня за дурака держишь?!

Она скользнула недоуменным взглядом по его плечам, напряженным от злобы, по расстегнутой рубашке, открывающей безупречный торс, и наконец остановилась на руках. Его пальцы не находили покоя: то сжимались в кулаки, то отплясывали бешеный танец. И это нервное перестукивание ужасно раздражало, мешало собраться с мыслями, которые хаотично двигались в голове, не давало побороть панику, охватывающую все сильнее.

«Он мне не доверяет», – с сожалением подумала Ангелина.

Ей надоело разглядывать его пальцы, и она отвела глаза в сторону. Но пронизывающий до самых косточек взгляд Альберта продолжал выворачивать душу.

– Что ты от меня хочешь? – не выдержала она. – Я ни в чем перед тобой не виновата. Между мной и Германом ничего нет и никогда не было!

– Как-то неубедительно.

– Послушай, Альберт, отношения строятся на доверии. – Старалась говорить спокойно, но голос все равно дрожал. – Доверие и уважение – две основы любви, без которых она не существует. У тебя ко мне нет ни одного, ни другого. Постоянно в чем-то подозреваешь и обвиняешь. Веришь кому угодно, только не мне. И вот это ранит больше всего!

Альберт резко поднялся и заходил из угла в угол, словно тигр в клетке. Злой, суровый, беспощадный. Ждет, когда лучше наброситься…

– Геля, оставим лирику. Он за тобой таскается, а ты и рада! Разве нет? Сейчас на кону стоят наши отношения. Подумай хорошенько. Ты можешь многого лишиться, расставшись со мной, – самоуверенно заявил он и на мгновение остановился, вглядываясь в ее лицо, едва различимое в полумраке. Затем тяжело вздохнул и снова начал ходить по комнате.

– Если ты так в себе уверен, то почему видишь в Германе соперника? В таком неприметном, как ты выразился, теленке? – едко заметила Ангелина и, кажется, задела его за живое. Он замер на месте, точно оглушенный, а затем медленно приблизился.

– Перестань с ним общаться! Он мне не нравится.

– Еще раз повторяю: я ни в чем не виновата! Сначала тебе один не нравится, потом другой… А дальше что? Мы публичные люди. С такой профессией у нас всегда будут поклонники. И если ты каждый раз будешь устраивать сцены ревности…

– Буду устраивать! – прервал ее Альберт.

– Ну это уже за гранью!

– Ты что, действительно не понимаешь, что этот Гена…

– Герман, – машинально поправила она и тут же пожалела, потому что глаза ее жениха опасно сверкнули.

– Этот человек не обычный поклонник! Он серьезно за тобой увязался, явно рассчитывает на что-то большее, а не просто таскать цветочки и делать комплименты!

Его взгляд уже, кажется, способен был испепелить ее на месте, а в голосе проскальзывала ярость – безрассудная и безжалостная. И хоть внешне мужчина казался спокойным, в глазах сверкал безумный огонек, а зрачки следили за каждым ее движением. Ну все, тигр рассвирепел окончательно и готов растерзать жертву!

«Боже, какой же он непредсказуемый, когда злится! Прям мурашки по коже… Если не успокоится, неизвестно, чем все может закончиться. Нужно срочно что-то придумать, – испуганно метались мысли в голове. – Можно спорить так до бесконечности, но он же в любую минуту может потерять контроль!» Но, как назло, ничего путного на ум не приходило.

– Ты ведешь себя отвратительно! – продолжал отчитывать ее Альберт, в его голосе по-прежнему слышались нотки недовольства. Взял ее руку в свою и так сильно сжал, что Лина вскрикнула.

– Кто бы говорил! Ты ведешь себя не лучше! Думаешь, я не замечаю, как ты воркуешь со своими поклонницами после спектаклей? Но виновата, конечно, только я. А ну пусти! – потребовала она и попыталась вырваться из его хватки. Но он не отпускал.

– Это совсем другое.

– Другое?

– Да, другое! Я не отношусь к ним серьезно. А ты относишься. И, знаешь, я начинаю в тебе разочаровываться.

– Это я начинаю в тебе разочаровываться! Пусти сейчас же!

Он усмехнулся и отпустил ее руку. Потом вернулся к столу и начал о чем-то напряженно думать. Ангелина разминала онемевшие пальцы и следила за ним краем глаза. Сильно озлоблен. Кажется, даже воздух наполнился грозовым электричеством, и с минуты на минуту ее поразит молния.

– Если я еще раз увижу его рядом с тобой, то…

– Хорошо, хорошо, я поговорю с ним, – поспешно пообещала Лина, хотя в глубине души была задета недоверием. Решила все-таки уступить, потому что испугалась. Впервые в жизни так испугалась. Минут через пять жених наконец-то успокоился, и она, найдя предлог, поспешила уйти.

По пути зачем-то сорвала кисть рябины, придя домой, поставила ее в вазу. Настроение было безнадежно испорчено, и вместо того, чтобы принять душ, она удрученно опустилась на стул и задумчиво уставилась на красные ягоды.

С каждым днем отношения с Альбертом становились все хуже, а сейчас и вовсе зашли в тупик. Общие стремления, творчество, какие-то дела – их связывало все что угодно, только не любовь. «Если я вдруг уйду из оперы, что между нами останется?» – печально подумала Лина, одиноко сидя на кухне. И только крупные рубины ягод наполняли комнату уютом и теплом, которых ей так не хватало. Да, уют и тепло. То, что пыталась она найти в обществе Альберта, но так и не нашла…

Глава 3

Огненный цвет молодых гербер.

В робкой руке букет…

Э. Ахадов

Ангелина честно пыталась выполнить обещание. Но стоило лишь увидеть Германа возле театра, с большим букетом и широкой улыбкой, как вся ее решимость мгновенно исчезала. Ее подкупали его искренность и доброта, нравилось его отношение к жизни, рассуждения. Это было похоже на теплую дружбу. После каждого выступления он неизменно ждал ее у театра, вручал цветы и провожал до остановки. Он умел слушать – а это качество Ангелина очень ценила, учитывая, что Альберт, в отличие от неприметного почитателя, слушал и слышал только себя. В компании Германа она не чувствовала себя скованной, могла без опаски делиться своими мыслями и впечатлениями.

Подсознательно она ждала этих встреч. Дни проходили напряженно: каждое выступление отнимало много сил, а бесконечные ссоры с Альбертом часто заканчивались слезами. И только общение с Германом приносило радость. Она не могла понять, что особенного в этих встречах. Молодой человек не вызывал в ее сердце жаркого огня, его случайные прикосновения не опаляли кожу пламенем, и все же Лина отчаянно искала его глаза в полумраке оперного зала, этот взгляд был ярким огоньком в пугающей темноте.

Ну как она могла сказать ему: «Больше не приходи!» Эти слова застревали в горле, заставляли сердце сжиматься от тоски. Но обстановка в театре накалялась. Альберт стал ее игнорировать, не отвечал на звонки и не разговаривал, а однажды на репетиции не сдержался и накричал на нее. При всех! Как на нерадивую школьницу… Ангелина поняла, что, если не выполнит обещанное, то окончательно потеряет жениха.

Спускаясь по ступенькам, она вытирала противные слезы. Так сильно хотела уйти, что толком не привела себя в порядок. Наверняка на щеках остались влажные темные дорожки от туши, а прическа растрепалась. Господи, какой позор! Даже с коллегами не попрощалась, до того расстроилась. И хоть на стенах в холле висели зеркала, она так и не решилась поднять голову и посмотреть на себя.

– Подожди!

Голос Альберта пугающим эхом разнесся по залу и заставил застыть на месте, сжав кулаки. Уйти или остаться? Они наговорили друг другу столько колкостей, столько обидных слов, что переживать все это заново у нее уже не было сил.

Шаги приближались, становились отчетливей. Мгновение – и тяжелая рука легла на ее плечо, а еще через секунду Альберт оказался напротив.

– Я не закончил!

Его взгляд буквально пригвоздил ее к месту. Сердце заколотилось так сильно, что казалось, все вокруг слышат этот бешеный стук.

– Сколько это будет продолжаться? – воскликнул он, сжав ее плечи. – Я не привык быть на втором плане!

– Между мной и Германом ничего нет, как ты не понимаешь! Я сто раз тебе говорила.

– А еще ты говорила, что больше не будешь с ним видеться! – сердито напомнил Альберт. Она не нашлась, что ответить.

– Цветы, улыбки, провожания… Это, по-твоему, ничего не значит?

– Это всего лишь дружеское внимание.

– Дружеское внимание?!

Он в ярости тряхнул ее и резко отпустил. Потеряв равновесие, Лина упала на холодную плитку. Удар отозвался глухой болью в спине. Она с ужасом взглянула на Альберта: тот был невменяем. Страшно представить, на что еще он способен в гневе. Каждое его грубое слово, резкое движение, пылающий взгляд вызывали невольную дрожь.

– Я буду изводить тебя до тех пор, пока ты не сделаешь, как я велю! – заявил он, будто почувствовав ее страх, и даже не подал ей руку. Ангелина отчаянно схватилась за перила и попыталась подняться, но силы покинули. Только боль стала острее, и начала расползаться по спине.

– Знаешь что? Я ничего плохого не сделала! – с трудом сказала она. –Может, конечно, и неправа, что уделяю Герману внимание, просто так я пытаюсь заполнить пустоту в душе! Каждая наша ссора убивает меня морально. Ты ведешь себя так, словно я ничего для тебя не значу. Почти всегда уходишь из театра, не дожидаясь меня, долго не звонишь, не пишешь, ничего не объясняешь, что я могу думать?

– Так вот, значит, в чем дело! – бесцеремонно оборвал он. – Вот как ты все повернула! Это я виноват!

– Да ты даже меня не дослушал!..

– А что тут слушать?!

Она наконец поднялась и испуганно вжалась в перила лестницы. Вид у Альберта был устрашающий: лицо покрыто багровыми пятнами, глаза широко открыты, волосы влажные от пота.

– Думала, я буду спокойно на такое реагировать? – накинулся он. – Ты сама виновата в том, что я себя так веду. Я же сказал: не разговаривай с этим хлюпиком! Вот и получила! Повторяю: я это терпеть не собираюсь, слышишь? Я не позволю водить себя за нос! Я не хочу быть посмешищем!

По всему холлу эхом разносилось это «я». «Я не позволю», «я не потерплю», «я не хочу»… Ангелине казалось, что она лишь фантом, а Альберт говорит сам с собою, потому что ее чувства, видимо, совсем его не интересуют. На первом месте – собственная персона, нет ничего важнее в мире его самого, – так он, судя по всему, считает.

– Подожди, – погрозил он пальцем, – сейчас я сам все ему выскажу! – Альберт двинулся было в сторону выхода, но остановился на полпути. – Нет. Что это я? Еще чего не хватало! Слишком много чести! Я – оперный певец, перспективный артист, я не стану опускаться до такой банальности. Ты должна сама послать его куда подальше. Мне он неприятен! Ты слышишь, Геля?

Она стояла, не шевелясь, и все еще крепко держалась за перила. Поток речи ее спутника был таким бурным, что не позволял вставить ни единого слова. Только громогласное «я», эхом раздающееся по всем углам, стучало в ушах, словно молот. Она даже не обратила внимания, что он назвал ее Гелей, хотя обычно поправляла его.

Глаза Альберта яростно блеснули. В два шага он подскочил к ней, схватил за руку, лишив опоры, и с силой потащил к выходу. Ангелина едва поспевала за ним, ноги совсем не слушались. Где-то вдалеке послышались чьи-то шаги, резкие голоса, но у нее не было сил поднять голову и посмотреть, что происходит.

– Ага! Уже стоит со своим веником! Иди, говори ему! – раздраженно бросил жених.

– Ничего я говорить не буду, – заупрямилась Ангелина, почувствовав жгучую обиду. Как Альберт может что-то от нее требовать, если сам не прочь пофлиртовать с другими девушками? А может, и не просто пофлиртовать… Один раз ему уступит, потом же продыху не даст! Каждый шаг будет контролировать.

Внезапно щеку обожгло болью. Лина не сразу поняла, в чем дело. Только потом, когда жених грубо толкнул ее к двери, осознала, что получила пощечину. Чувство разочарования и обиды хлынуло в сердце. Да что он о себе возомнил! Сначала подстроил так, что она упала, теперь вздумал руки распускать! Слезы застилали глаза. Смотрела ему вслед до тех пор, пока он не исчез совсем. Кто-то проходил мимо, слышались разговоры, но все почему-то обходили ее стороной и никто не пытался помочь.

Как в тумане она выскочила на улицу, едва не споткнувшись о высокий порог. След от удара все еще жег щеку пламенем, хотелось скорее подставить ветру пылающее лицо, чтобы ощутить прохладу и высушить слезы.

Чьи-то руки успели подхватить ее прежде, чем она упала на холодный асфальт. Жаркие ладони согрели пальцы, внезапный порыв ветра вырвал из забытья.

– Лина! Вы меня слышите?

Ее имя прозвучало как музыка. Придя в себя, она увидела Германа, его взволнованное лицо – совсем близко. Невольно отметила эти глаза – задумчиво-печальные, голубые, с серебристым отливом. Стала молча его рассматривать, пытаясь понять, действительно ли он сейчас рядом или это всего лишь плод ее фантазии.

Он пригладил ее волосы, осторожно коснувшись уха подушечками пальцев.

– Это ты, Герман? – спросила, не веря.

– Да, я.

Совсем забыла: Альберт ведь говорил, что верный поклонник уже ждет ее с цветами. Порывисто прикоснулась к его губам, на которых тут же расцвела улыбка. Она обрадовалась тому, что он рядом. Больше, чем ожидала. И не могла понять, откуда взялось это чувство.

– Где мы?

– Возле театра.

Действительно, они сидели на лавочке совсем недалеко от здания. Она обернулась и натолкнулась взглядом на коричневую дверь. В голове замелькали воспоминания. Только сейчас до сознания дошло, что Альберт ударил ее на глазах всей труппы. Ну да, это же очевидно! Репетиция закончилась, коллеги засобирались домой, а тут такая сцена!

– Ты выбежала испуганная и заплаканная, – ворвался в ее мысли голос Германа. – Споткнулась и чуть не упала. Что случилось?

Смотрела на него, не зная, что ответить. Скажет правду – еще подумает бог весть что… А врать она не умеет.

– Спасибо, что так вовремя оказался рядом.

– Рад был помочь.

Ангелина поежилась: холодный ветер забрался за воротник. Герман, заметив, что она замерзла, тут же снял с себя шарф и заботливо им укутал, затем застегнул пуговицы на ее пальто. Ангелина и не думала сопротивляться – так хотелось ей в эти минуты чьей-то заботы.

– Надеюсь, все будет в порядке.

– Да, будет, – ответила она, хотя и не была в этом уверена. Перед глазами снова замаячило искаженное яростью лицо Альберта, в ушах зазвучал его голос, полный злости, и по телу пронеслись ледяные мурашки.

Достала зеркало и мельком посмотрела на свое отражение. Лучше бы она этого не делала, только расстроилась. Тушь растеклась, помада размазалась, волосы растрепались. Какой ужасный вид! Достала платочек и быстро убрала остатки макияжа. Впрочем, это не особенно помогло: лицо все равно осталось грустным.

Она встала и направилась в сторону парка, прилегающего к театру. Герман последовал за ней.

– Если тебе хочется побыть одной, так и скажи, – донесся до нее его голос. – Я уйду и не буду мешать. И нисколько не обижусь.

«Больше не надо ждать меня у театра и дарить цветы. И забудь про свое предложение. Между нами ничего нет и быть не может. Никогда. К тому же мой жених к тебе ревнует. Так что оставь меня в покое и больше не приходи!»

Именно это собиралась Ангелина сказать Герману. Подбирала слова, когда спускалась по лестнице в холл. А потом получила пощечину от Альберта и словно очнулась от сна, взглянула на мир по-другому. Поняла, что нет смысла цепляться за то, что не приносит счастья, и что нужно ценить подарки судьбы. Даже если этот подарок – общение с обычным невзрачным учителем математики…

Остановилась на миг и, поддев острым носком сапога пожелтевший листочек, ответила:

– Ты не мешаешь. Наоборот, мне очень нравится с тобой общаться.

А потом взглянула в его глаза: оттуда, из глубины души, лился тихий и добрый свет, и на сердце вдруг стало легко-легко. Словно догадавшись о ее чувствах и пытаясь продлить приятные мгновения, Герман протянул ей букет нарядных гербер, на которые девушка, задумавшись, до сих пор не обращала внимания. Тонкий цветочный аромат с нотками карамели перемешался с октябрьской свежестью. Осенний день больше не казался серым и унылым. Срывался мелкий прохладный дождь, молодой человек раскрыл большой зонт. Теперь они шли не спеша и наслаждались красотой природы. Ангелина по-детски перепрыгивала лужи, а Герман шел прямо по ним, чтобы ни на шаг не отступать и не лишать ее укрытия. Вот так, идя вдвоем под зонтом, они ощущали особенную близость: мир вдруг стал каким-то другим, ярким и гармоничным, а осень наполнилась тихим счастьем.

Некоторое время гуляли молча, слушая шум дождя и шелест листьев. Эта музыка легко касалась их душ, принося долгожданный покой и умиротворение. Ей казалось, что вместе с каплями, падающими с крыш, уходит все плохое и неприятное. Как же завораживала картина: город отражается в лужах, и по ним плывут разноцветные листья! Особенно выделялись кленовые: оранжевые, желтые, красные, красивой формы – пять продолговатых уголков. Она улыбнулась и взглянула на букет. В нем снова была записка со стихами. Ангелина развернула ее и прочитала, затаив дыхание:

Твой мир, наполненный огнями,

И притягателен и чужд.

Но вот взмахнула ты руками –

И он стал частью наших душ.

На сцене снова ты блистала

И приводила в трепет зал.

И мое сердце замирало,

И голос твой мне слух ласкал.

За что ж судьба мне дар послала?

Ведь я тебя всю жизнь искал.

Ангелина представила себе, как Герман сидит за столом и хмурится, пытаясь облечь мысли в слова. Интересно было бы застать его в этот момент, понаблюдать, как он пишет стихи. Ведь, судя по всему, в минуты творчества он думает о ней…

– Давно ты сочиняешь? – полюбопытствовала она.

Герман задумался.

– Около двух месяцев, кажется.

– Хм. У тебя хорошо получается, – отметила она, вогнав его в краску.

– Спасибо.

Снова замолчали. Внезапно он извлек из сумки толстую книгу и протянул ее Ангелине. «Сергей Есенин. Стихотворения», – прочитала она заглавие.

– Недавно увлекся творчеством этого поэта, – пояснил Герман и вдруг остановился. Девушка тоже замерла. Он смотрел на нее серьезно и спокойно. – Знаешь, до встречи с тобой я был обычным учителем математики. Каждое утро просыпался с таким нежеланием идти на работу, что становилось тошно, а вечером с таким же нежеланием ложился спать, потому что утром опять на работу. Но многое изменилось с тех пор, как я тебя увидел на сцене.

Капли дождя барабанили по крышам, стучали по туго натянутой материи зонта, шлепали по лужам, оставляя радужные пузыри. Но Герман, похоже, ничего не замечал вокруг. Для него весь мир как будто замер, остался лишь один человек, которому он открывал свою душу. Это была минута доверия, Ангелина это понимала, поэтому слушала, не перебивая, крепко прижимая книгу к груди.

– Я понял, что хочу от этой жизни чего-то большего, – продолжал он. – Начал задумываться, кто я, зачем живу, чего хочу. Осознал вдруг, что оброс ненужными привычками, какими-то комплексами, повседневными заботами. Вот и решил: пора что-то менять, делать то, к чему лежит душа, и не откладывать «тот самый момент».

– А к чему у тебя лежит душа?

– Есть у меня одно хобби, которое забросил, потому что не хватало времени… Но, Лина, дело даже не в этом…

– А в чем?

– В том, что ты приобщила меня к большому искусству, – подмигнул ей Герман.

– Вот как? – Она озорно приподняла бровь – Значит, я умница?

– Еще какая умница!

Они рассмеялись и медленно побрели по дорожке. Дождь утихал, на улице было свежо и так хорошо.

– В общем, заинтересовался я оперой, литературой, поэзией, открыл для себя много талантливых творческих личностей. Как-то изменился мир, стал другим, таким насыщенным, ярким, интересным. И все это, повторяю, только благодаря тебе. – Герман дотронулся до ее руки, их взгляды встретились. Ее щеки обжег румянец. – Знаешь, иногда Господь посылает нам таких людей, которые могут изменить жизнь к лучшему. Мне кажется, ты и есть тот самый человек…

Ангелина улыбнулась, но ничего не сказала.

Так они гуляли, увлеченные приятной и теплой беседой. Оказывается, Герман жил недалеко от театра, и она с интересом посмотрела на дом, на который он указал. Сама она снимала квартиру в другом районе. Молодой человек предложил выпить кофе в ближайшем кафе, а когда она отказалась, вызвался ее проводить.

– Побуду сегодня немного навязчивым.

– Я не возражаю, – произнесла она, пряча улыбку.

Вдали уже виднелась автобусная остановка. Обычно Лина добиралась домой на общественном транспорте, даже не надеясь на то, что вечно занятой Альберт ее подвезет. Вот и сейчас по привычке направилась к знакомому козырьку.

– Подожди, – Герман удержал ее за руку. – Смотри, ты промочила ноги, – кивнул на ее сапоги. Действительно, сама не заметила, как ступила в лужу. – Давай я вызову такси.