«Солнцебесие. Афоризмы и откровения»… Данная книга – отнюдь не первое обращение российского прозаика Станислава Шуляка к сему весьма специфическому, афористическому «жанру». Года три назад в издательстве «Ридеро» вышла 200-страничная книга С. Шуляка «Тьмы и просверки. Афоризмы и откровения». Книга состояла из трёх частей: первая книга откровений – «Дары данайцев», относительно небольшая по объёму вторая книга откровений – «Каин жив», в качестве же приложения в книге были размещены избранные юношеские афоризмы Станислава Шуляка, этот раздел получил название «Ранние листы» и датирован он 1978—82 годами.

И вот «Солнцебесие»… Здесь две части: подборка афоризмов и откровений, одноимённая со всей книгой. Также в настоящем издании предпринята попытка – первая, насколько нам известно, – попытка собрания афоризмов, щедро (даже расточительно) разбросанных по страницам прозы Станислава Шуляка – рассказов, романов и проч. Вообще отличительной особенностью прозы С. Шуляка является изрядная афористическая «оснащённость» этих текстов. Эта часть книги «Солнцебесие» поименована «Афоризмы из прозы».

Несложно догадаться, что при жёсткой механической корчёвке афоризмов из неухоженной прозаической почвы многие низкорослые словесные миниатюры выдираются с остатками корневищ и с комками чернозёма, что, впрочем, не слишком преуменьшает их общекультурную значимость.

Здесь стоит отметить, что при цитировании сих сверхкратких интеллектуальных высказываний – афоризмов – использовались в основном «бумажные носители», то есть печатные издания – книги, журналы. То, что призрачно «гуляет» в Сети, пока оставлено в стороне. С учётом же того обстоятельства, что в настоящее время ряд романов С. Шуляка опубликован лишь в журнальных версиях, претерпевших существенные сокращения, не приходится удивляться, что подборка «Афоризмы из прозы» является далеко не исчерпывающей. Часть афоризмов неизбежно были выстрижены неумолимыми редакторскими ножницами. Ничего не поделаешь – первая попытка есть первая попытка!

В таком контексте особенно «вопиющей» выглядит ситуация с романом Станислава Шуляка «Плач Иеремии», изданным журналом «Нева» (№8 за 2015 год). Следуя за фабульной канвой библейского «первоисточника», роман, действие в котором происходит в наши дни, повторяет и его, первоисточника, структуру. Так библейский плач пророка Иеремии состоит из 5 глав по 22, 22, 66, 22, 22 стихов. Ровно столько же стихов и в последней главе «Плач Иеремии» одноимённого романа С. Шуляка (в полной версии). Но, поскольку журнальный вариант романа существенно сокращён в сравнении с «исходником», то сокращено и количество стихов в «плаче». В итоге журнальный плач С. Шуляка «полегчал» ровно в два раза. Таким образом, в последней главе романа 11, 11, 33, 11, 11 стихов (афоризмов) соответственно. Столько же их и в данной книге в разделе «Афоризмы из прозы».

Несколько особняком в книге стоит травестийное приложение к раннему роману С. Шуляка «Лука». Этот раздел поименован «18 афоризмов академика Платона Буева, использованные им в одном неоконченном споре с покойным Деканом ещё при жизни последнего». Это абсолютно графоманские, постмодернистские миниатюры, лишь подчёркивающие алогизм, абсурдность происходящего и неизбывную, нарочитую умалишённость нарратора.

Несколько слов о содержимом книги «Солнцебесие». Если верить авторской датировке, все афоризмы, составившие книгу, были написаны в течение одного года, с октября 2020 года по октябрь 2021. Количественно в книгу вошло чуть более тысячи микротекстов.

Эта книга явно существует в рамках, так называемого, «мизантропического проекта» Станислава Шуляка. В сей проект помимо «Солнцебесия» включены романы «Инферно», «Без сестры», «Озноб» и «Бла-бла-бла», многие рассказы, радиопьесы, миниатюры из цикла «Последствия и преследования», да собственно, не менее половины всего творческого наследия данного автора. Подобно незабвенному Козьме Петровичу Пруткову, выступавшему под маской простодушного графомана, директора пробирной палатки, слишком уж привычного к житейской назидательности, Станислав Шуляк выступает под маской литературного мизантропа, бранчливого циника, нигилиста и имморалиста. Отсюда-то все его «вредные советы», ложные проповеди, фальшивые морализаторства, во множестве рассыпанные по страницам «Солнцебесия». Тотальность отрицания временами зашкаливает, она однозначно превосходит Кафку или Беккета, что, в общем, не совсем удивительно: время-то не стоит на месте, и так или иначе и следует ожидать от творцов чего-нибудь вроде очередного понижения градуса человеколюбия и мироприимства.

Есть несколько близкородственных дефиниций термина «афоризм». Википедия определяет афоризм, как «оригинальную законченную мысль, изречённую и записанную в лаконичной запоминающейся форме и впоследствии неоднократно воспроизводимую другими людьми». В принципе, это верно. Но всё же следует несколько переставить акценты. Афоризм – краткое самодостаточное речевое произведение, речевое событие, смысл (мысль) в нём приветствуется, поощряется, но не является обязательным. Смысл может мерцать в отдалении, обозначаться пунктиром, манить и морочить. Смысл может рассыпаться намёками, но – никогда не навязываться. И ещё афоризм – высказывание, существенно более близрасположенное к поэзии, нежели это декларировалось прежде. В сущности, афоризм – равноправное дитя прозы и поэзии, отчасти ушибленных своими природными протяжённостями. Афоризм так же странен и причудлив, как карлик, порождённый в семье нормальнорослых предков.

Тем более – последний пункт определения, предложенного популярной электронной энциклопедией, – очевидное родимое пятно идеологии постиндустриального общества. Никакое явление или событие не является существующим, действительным, если о нём (о них) на все лады не вещают масс-медиа. Война или светопреставление существуют только тогда, когда о них сообщают по зомбоящику или в интернет-новостях. Афоризмы же зачастую выламываются из такого информационного прокрустова ложа. Ибо иные из них способны вести своё тайное существование с мириадами подспудных значений параллельно скрытной истории человечества, лишь на краткие мгновения содрогаясь от фотовспышек и изнемогая от неумолимого упругого света юпитеров. «Афоризмы подобны кротам – подкапывают во тьме, при дневном же свете тревожно согбенствуют», – читаем мы в «Солнцебесии» афоризм под номером 1098. Возможно, он как раз о том: афоризм вовсе не обязан «быть неоднократно воспроизведённым другими людьми» – авторская афористика существует по несколько иным законам. Афоризм не перестаёт быть афоризмом, даже если он не то, что не был воспроизведён другими людьми, но даже и не читан ими. В принципе, то же касается и романа, и рассказа.

Итак, «Солнцебесие»… В книге три персонажа: Бог, Мир, Человек. Впрочем, в отношении последнего пафос постоянно понижается, и тот именуется Двуногим. Можно заметить, что с Homo автор «Солнцебесия» ещё вынужден считаться (не попрёшь же, в конце концов, против очевидного), то sapiens С. Шуляк отметает с порога. Нет в его искажённом мире никакого сапиенса, он и сам (автор) никакой не сапиенс. Сумеречный романтик Ницше, удручённый тотальным несовершенством человека, некогда мечтал о сверхчеловеке, он тосковал по этому существу, расположившемуся на ступенях эволюционного развития приблизительно посередине пути к Богу. Интенции С. Шуляка прямо противоположны: человек для него идентичен недочеловеку, да что там – это практически синонимы.

«Послушайте, имейте же хоть каплю человеконенавистничества!» – дословно гласит афоризм №72, быть может, ключевой из первой книги «Дары данайцев». Тогда ещё могла речь идти о каплях! В «Солнцебесии» – и «прогресс» здесь несомненен – жидкая отрава сомнения и неверия уже объяла автора до души его. И, возможно, ключевой афоризм книги – №749 – здесь выглядит так: «Послушайте! Вы напрочь утратили всякие неприличия, вы игнорируете любые общенедочеловеческие ценности!» «Говоря о грядущем Хаме, мы подразумеваем самого разнузданного из хомосапиенсов», – словно подводит итог автор «Солнцебесия» в №722. Человек слишком несовершенен, утверждает автор, настолько несовершенен, что чем такой, так лучше уж никакого вовсе! В сущности это перфекционизм высокого полёта. Столь высокого, что и стратосфера будет ниже.

При этом, конечно, не следует делать далеко идущих или экстремистских выводов. Например, об истреблении негодных человечишек, обременяющих бедную захудалую планету. Или, положим, об их самоистреблении. Последнее, впрочем, весьма, возможно. Независимо даже от пожеланий или фобий разнузданных литераторов и их читателей (или нечитателей).

Кстати же, если открыть последнюю страницу романа С. Шуляка «Плач Иеремии», то в стихе 11 пятой главы мы встретим всю ту же бодрую троицу персонажей: Бог, Мир и человек, причём ровно в той же последовательности. «К Богу, миру и человеку взываю я, но вовсе не слышен голос мой, голос мой тщетен! Голос мой бесполезен. Он тише ветра ясною звездною ночью. Ветер же веет над миром, одинок и свободен!..» Дополнительным тому подтверждением может быть №132 из «Солнцебесия». «Бог здесь давно не ходит. Хоть мы по привычке всё оглядываемся, всё высматриваем. У каждого – у Бога, у мира, у человека – своя избранная, своя отдельная тропа, и тропы те не пересекаются». Думается, всё сие неслучайно.

Тема недочеловеческого, слишком недочеловеческого выпукло звучит в №1078: «Начитавшись Бога и глаголов Его, насмотревшись мира и неба, наслушавшись понурых притч подспудных храмов и площадей, лишь стоишь истекающий недочеловеческим, слишком недочеловеческим, с сердцем, колотящимся дробью обескураженности!..» и в №1081: «И ещё оставить свой след на почве недочеловеколюбия тяжеловесными пятами причудливости!..»

Здесь нелишним будет поставить вопрос об источниках столь мощного, разнопланового афористического высказывания, какое мы наблюдаем в «Солнцебесии» С. Шуляка. Ответ, впрочем, напрашивается сам собой: источником является весь корпус мировой афористики, от античности и до наших дней. Но можно и несколько конкретизировать. Весьма ощутимо присутствие незабвенного, трешевого до мозга костей Козьмы Петровича Пруткова, практически нескрываемо своеобразное, интеллектуальное отталкиванье от Ницше, Вольтера, Бернарда Шоу, Оскара Уайльда, на страницах «Солнцебесия» можно невзначай встретить желчного и мятущегося Василия Розанова, языкастую мудрую старуху Фаину Раневскую, сухощавого Аркадия Давидовича и ещё много кого. И вместе с тем подавляющее большинство афоризмов в этой книге абсолютно оригинально, но всё ж и предельно небеспочвенно.

Известно высказывание, приписываемое сразу нескольким авторам: «Если долго сидеть на берегу реки, то можно увидеть, как по течению проплывёт труп твоего врага». Это высказывание стало источником целого ряда афоризмов Шуляка, вошедших в данную книгу. Например, №2. «Если долго-долго дёргать солнце за лучи, оно в конце концов придёт к тебе и восстанет на твоём пороге, величественное, безапелляционное, безнаказанное». Ещё стоит обратить внимание на афоризм №123 из «Солнцебесия»: «Если долго-долго будешь писать один стих, этот стих в конце концов сам напишет тебя». И здесь не в том дело, что напрашивается ещё сближение с известной ницшевской максимой о бездне, вглядывающейся во всякого, вглядывающегося в неё. Творческое, созидательное начало созидает и самого творца.

Но Шуляк не был бы Шуляком, если бы в его книге не появился ещё афоризм отчасти «как бы в том же духе» – 554: «Если главою вниз и, водрузясь на колени, молиться достаточно долго, то откуда-то сверху, рядом с тобой может свалиться труп твоего бога». Труп твоего бога – ни больше, ни меньше! Кто знает, какие сюрпризы ожидают нас ещё в этой жизни, правда, не без нашёптывания изощрённой творческой волей данного, весьма причудливого автора.

Тематика афористики Станислава Шуляка обширна, многообразна. В сущности, эти афоризмы «обо всём»! О философии, о религии, об истории, о литературе, о познании, о языке, о самой афористике. Эта всещность отчасти обеспечивает автору сей книги своё индивидуальное место в великом собрании мировой афористики. Что это за место такое и возможно ли с оного «докричаться» до обрюзгшего человечества или поджарого недочеловечества, сие нам не ведомо, да оно и не важно. Важно, что своё.

Виктория Прокофьева,доктор филол. наук, профессор СПбГИКиТ

СОЛНЦЕБЕСИЕ

1. И всё ж не курьёзно ли тебе, двуногий, средь мирных и полезных полчищ млекопитающих именоваться суровым и беспорядочным словом «человек»?

2. Если долго-долго дёргать солнце за лучи, оно в конце концов придёт к тебе и восстанет на твоём пороге, величественное, безапелляционное, безнаказанное.

3. В Вавилоне Бог перемешал языки, ныне задача поэтов – вернуть те в довавилонское состояние.

4. О, не будь ослеплён и повержен, когда в глаза к тебе и в душу твою обрушится ошеломляющий и недвусмысленный свет негодяйства!

5. Сея разумное, доброе, вечное, ныне так же рискуешь, как рискует сеющий коноплю.

6. Красота может и истребить мир, особенно если будет проявляться в виде крестовых походов против уродств и всего безобразного.

7. У двуногих лишь беспамятство отличается железобетонностью.

8. К сарделькам – горчицу, к подлейшим временам – безобразные нравы!

9. И большим художникам самые величественные их послания и манифесты порой подспудно диктуют их неоглашаемые телесные недуги.

10. Недоверие к общественному. Я бы не только с вами в разведку не пошёл, но и с Моисеем – в землю Ханаанскую.

11. Смертью никого не удивишь! Сейчас настолько часто стали умирать, что это деяние утратило даже последние остатки оригинальности.

12. Что демонстрирует наша оппозиция? Немой протест против глухого адресата.

13. Решено: жить отныне буду жадно, лживо, продажно, безуспешно, по-коммунистически.

14. Не глядеть на женщину иначе как с вожделением, значит оттачивать и усовершенствовать в себе взгляд мародёра.

15. Не всякий из царей способен доцарствоваться до высокого звания Ирода!

16. Обыденное, хотя и странное, тогда тем более мерещится сакральным, чем более вкруг него сбредаются надмирные пустомели.

17. Столько талантов, трудов, невзгод, вожделений – и всё ради узурпации и без того общедоступного права не любить человеков!

18. А вы не смейте, не смейте взирать на меня со своею заносчивой контемплятивностью!

19. Не жить, полусуществовать и подавать признаки смерти, как свет маяка посылать искушённым мореплавателям, таящим за пазухами чёрные и пресловутые бездны.

20. Изрядной же всё-таки следует быть сволочью, чтобы тебя безусловно за равного почитали подлецы.

21. Какое гадкое фиаско! И всего-то собирался почесать себе спину своею разнузданной коленкой.

22. Иные любовь свою к Богу выставляют с такой яростью, как будто речь идёт о ненависти к безверию.

23. Боги с истинами пересекаются в точках, в просторечии именуемых банальностями.

24. Вы ещё лбы чугунные свои порасшибаете о сгрудившиеся на пути вашем мании позитивного!

25. Бог – мишень вчерашнего дня, изрешечённая миллионами стрелков. Ищи, двуногий, себе новых мишеней в сфере незримого, непознанного, ошеломляющего!

26. Как прежде сотрясают нашу безмятежную атмосферу пылающая темнота, ураганные безветрия, сухие дожди.

27. Разве мир, склонившийся перед новыми мракобесиями, не предостерегали о пагубности всех толерантностей?!

28. Сотворение мира будет неполным без сотворения своих мироненавистников, своих миротворцев и своих мироедов.

29. Быть может, до битв добра и зла дело доходило чаще, когда б не застревали их участники в трясинах дефиниций.

30. Иногда за великую литературу принимают всего лишь беспокойно переставленные буквы.

31. С космосом размытые границы – явление примерно из того же рода, что и с Богом неподеленное Слово.

32. Праздный двуногий, учись в череде тщетных дней научно скучать, философски бесчинствовать, человеколюбиво сморкаться, безжизненно бредить и пред твоим невидящим взором откроются некоторые из сверкающих, новых, обратных по сути своей горизонтов.

33. Отказываясь от регалий бога, отвергни и привилегии идола.

34. Что такого незаурядного ты сделал для мира, прямоходящий, чтобы снискать себе право быть окружённым славной толпою восторженных побирушек-истин!

35. Привилегированным двуногим достаются привилегированные котлеты.

36. Что ни говори, на этой планете случались времена, когда было модно умирать от чумы или холеры.

37. Непроходимо несведущ. Без подготовки даже собственные ноги не пересчитает.

38. То ни ветр, ни непогода!

То зубовный скрежет

и душевный перебой:

«Пишущий, заглохни!»

39. И вы ещё рассчитываете жить безопасно в сей аварийной державе, в сём скудосердом отечестве?!

40. Истины по своим механическим свойствам залегают в диапазоне от всепроникающей иглы до всесокрушающего молота.

41. Тщись, человек, сыскать эффективное снадобье от всего своего человеческого! От доброты, от справедливости, от двуногости, от безнадёжности.

42. Верные любовники обмениваются зарифмованными улыбками.

43. Когда сей мир прейдёт, моря иссохнут, и свет прекратится – и тогда над хладною почвой, над пеплом прежних пожарищ, над воцарившейся ночью будет слышаться звонкий и едкий, нахальный смех диссидента.

44. Мир – ада репетиция, эскиз, первоисточник. Ад – предел воображения двуногого.

45. Да ведь весь Ветхий завет – упражнения в языке ультиматумов и недоговорённостей.

46. А словеса твои гадкие, ехидные, подозрительные – тоже место имеют быть в соответствии с конституцией?!

47. Взгляни, сколь много встречается на пути твоём человеков, избитых, искалеченных твоею невообразимой насмешливостью!

48. Мало наравне с прочими причислить себя к человечьему сообществу, следует ещё добровольно низвергнуться в свойственную тому категорию онтологических аномалий.

49. Ведь в сущности, всякое творчество – лишь способ обуздания неимоверной и безжалостной, жизненной твоей машинальности.

50. С начала времён Бог и мироздание умеют не представать пред человеками во всей своей наготе и злокозненности. Лишь мы, чтоб не казаться ниже своих предназначений, отчаянно зовём на помощь имиджмейкеров.

51. Снискал удел свой – исполнение роли жонглёра безмолвий.

52. Оптимисты придирчиво грызут настоящее, самозабвенно уповая на блистательное грядущее.

53. Твердить, напоминать, долдонить об опасности позитивного! Двуногий есть апломб, ложь, прогрессирующая безжизненность плюс чёртова прорва иных низкопозитивных опор.

54. Речь – не речь, но какой-то погребальный обряд слова.

55. Безумье возвышает и обустраивает. Приношение безусловных шедевров в человечьи сообщества вернейшим образом обеспечит тебе беззаконное право первой паранойи.

56. Величие религий определяется уровнем растворимости души в символах веры.

57. У каждого своя лестница. У одного – социальная. У другого – социопатическая.

58. Прежде дурни носились с писаными торбами, нынче – с оскуделыми своими моралями.

59. И самые мирные из народов исторгают из недр своих великих маньяков и безрассудников.

60. Лишь в одном прав художник Дали: ужас при ярком солнечном свете ужаснее ужаса, разворачивающегося в тяжёлых потёмках.

61. Существовать вполсилы и вполсмысла и незаметно добраться до дня, когда на плечи твои обрушится девятый вал непрочитанного, непродуманного, неузнанного, неувиденного.

62. Невозможно жить в мире и регулярно не сдавать ему экзаменов на лояльность.

63. При ближайшем рассмотрении и измена родине может быть сведена к вполне безобидной, этической деконструкции.

64. Не нужно быть провидцем, чтобы предсказать близкую кончину лампочки накаливания. И тем более – книги для чтения.

65. Великое зодчество – в умении построить дом, над которым будут плакать, негодовать и смеяться.

66. У великих человеков от ничтожных причин зачастую происходят ошеломляющие последствия. Одно неосмотрительное высказывание Шекспира побуждает теперь обшаривать весь мир в поисках разрозненных островков антитеатра.

67. Весь мир – театр, в зале ни души – все на подмостках беззаветно актёрствуют!

68. Иногда пробиться к нашему естеству нам не позволяют наши сны о небывалом и наши мечты о запретном.

69. Ищи и не сыщешь в хоромах смерти покосившееся заднее крыльцо и заколоченный досками чёрный выход.

70. Чтение книг требует гораздо большего мужества и ещё любви к ближнему, чем написание их.

71. Что ни говори, пьянством алкоголизма не вышибешь. Хотя с другой стороны, чем ещё иным того вышибать?

72. Осмыслить величие избранного пути нам мешают разбитые обочины и взбесившиеся светофоры.

73. Утка равно привержено взаимодействует со всеми четырьмя стихиями – вода (озеро), твердь (берег), воздух (небо), огонь (в супе).

74. Им уже мало души и самоощущения человека, им ещё непременно подавай его подлые намерения и его дурные привычки.

75. Будь до Луны рукой или лапой подать, тогда бы не выли на неё с такою тоской ни волки, ни лисы, ни псы, ни человеки.

76. Путь двуногого разумен и самодостаточен. Вот и человечьих дней отпущено нам ровно столько, сколько требуется, чтобы успеть за них проиграть все на свете доступные турниры, олимпиады, состязания и гонки.

77. Для чего мы здесь, как ни для того, чтобы дымиться головешкой затухающей, насмехающейся над прежним своим, разнузданным пламенем?!

78. Чем дольше человек шагает по пути прогресса и либеральности, тем более разрастается его скоромная, экономическая душа.

79. О, погрузись же скорее в тотальный минимализм-молчание!

80. Наблюдая житейский непорядок в русской провинции, нельзя не усомниться в целесообразности сотворения сего заброшенного мира этим заброшенным богом.

81. Использовать бога для одних молитв или славословий – всё равно, что читать в книгах одни оглавления или выходные данные.

82. Мода процветала уже тогда, когда из человечьих одежд существовали лишь шкуры убитых хищников и набедренные повязки из пальмовых листьев.

83. Даже рыбу не улавливают открытые для сострадания. Даже воздухом не дышат трепетные радетели живой жизни.

84. Быть чрезвычайно увлечённым своим заурядным существованием, держаться подальше от прочих, в том числе от мира и человека, с другой же стороны, даже близко не подпускать всех иных с их наличным бременем недоумения и фанаберии.

85. Лелей же в душе своей, двуногий, жаркую и замысловатую, пресловутую свою ксенофобию!

86. На Земле нет профессии микроскопичнее, чем профессия сего бессмертного, всесильного бога!

87. Камня на камне пообещать не оставить там, где никаких камней отродясь не бывало.

88. Мироздание и полезные прохвосты, мироздание любит своих полезных прохвостов, иногда даже кажется, будто оно само создано ими, ну, или ладно – будто оно прославлено ими. И это даже больше, чем создано: слава выше существования, причём не так важно, что за существование, и уж тем более, что за слава. Всё равно – выше.

89. Мыслить вопреки, мыслить наперекор, мыслить врозь, мыслить перпендикулярно и даже перпендикулярно самой перпендикулярности. И лишь параллельно, одинаково, идентично не мыслить.

90. Избранные единицы наивно тщеславятся: время, мол, работает на нас. О, они совершенно не знают времени! Каковое всегда и везде, средь больных и здоровых, среди несчастливых и удачливых, безвестных и прославленных – оно работает против всех.

91. Во всякий день свой и во всякую ночь свою носи, двуногий, на своём оголтелом штандарте пиитические фиаско, пророческие скорби и сакральные недоумения.

92. О, не запутайся же, двуногий, в приметах и причудливостях твоей ажурной, безнаказанной жизни!

93. Покуда всякое мракобесие сменяется лишь иным мракобесием, и самое дичайшее кажется не более чем обыденным.

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3