Камертон

– Вечно у людей диковинные традиции, без которых они ни шагу, – сказала она задумчиво.

– Немного невежливо спрашивать напрямую, мол, зачем вы пришли, – согласился Ян.

– Давай сначала?

– Давайте попробуем.

– Я бабушка Эли. Я русалка. Девочка совершила большую глупость. Она прыгнула в воду и ушла к русалкам. Ей этого делать было нельзя. Она из воздушной стихии, понимаешь? Ей у нас нельзя. Это очень легко понять.

Марина казалась искренней. И вот сейчас Ян увидел, что ей и правда много лет.

– А что с ней будет? – настороженно поинтересовался он.

– Если не выберется, умрет скоро. Кромешники обычно живут долго, по человеческим меркам даже очень долго. Эля такая юная. Но так себя вести нельзя. Как может воздух жить под водой, скажи на милость!

– Так отпустите ее!

– Если бы все было так просто! Мы не можем ее отпустить, мы же ее не держим! – Марина закрыла глаза рукой и горько усмехнулась. – Неужели ты думаешь, что я обратилась бы за помощью к людям, если бы мы могли справиться сами?

– Ну уж точно не ко мне, да. Ладно, хорошо, чего вы хотите-то?

– В футляре что?

– Где? – Ян обернулся и проследил за ее взглядом. – А. Скрипка.

– Твоя скрипка?

– Да.

– Ты играешь на скрипке?

– Да.

– И челка, – она изобразила пальцами, – чтобы походить на Башмета?

Ян хмыкнул. Забавно! Сходство было, а ведь он, как ни странно, никогда об этом не задумывался.

– Э-э… Башмет альтист. И дирижер. А откуда вы его знаете?

Кромешница отмахнулась от вопроса.

– Большая удача. Это хорошо, что ты умеешь делать музыку. Русалки очень это ценят. Смотри. Ты берешь свою скрипку и идешь на дно.

– Что-о, простите?

Она зыркнула на него сердито, и он понял, что лучше не перебивать.

– Ты идешь на дно и играешь музыку, – повторила она медленно, как будто говорила с маленьким ребенком. – Не бойся, ты не утонешь, я тебе гарантирую. Я тебе сейчас дам такую штуку, вокруг тебя будет воздух. За скрипку тоже не волнуйся, не испортится. Потом тебе предлагают за это награду, забираешь Элю и поднимаетесь наверх. Сама она никак не выберется.

– «Садко» на новый лад, да?

– Вроде того.

Ян поразмыслил. В голове звучали тревожные слова: Эля вскоре умрет, если он не вмешается. Но правда ли это?

– Кромешники не лгут, – напомнила Марина.

– Рассказывайте, да. Это слишком уж старая сказка, чтобы кто-то в нее еще верил.

Он споро накрыл на стол, налил гостье чаю, выставил конфеты и печенье.

– Тебе ничто не угрожает, – сказала русалка.

Она достала из кармана мантии круглую подвеску и положила на стол. Пододвинула к нему. Больше всего подвеска походила на грецкий орех, оплетенный серебряной проволокой. К ней прилагался черный кожаный шнур с металлическими заклепками.

– Это надевается на шею? – Ян тронул орех пальцем: на ощупь серебряная проволока была ледяной.

– Да.

– Орех?

– Да, орех. Бывший. В скорлупе воздух, он пустой внутри. Волшебная вещь. Благодаря тому, что там внутри пусто – то есть воздух, – ты будешь окружен воздухом. Спокойно спустишься на дно. Когда тебя встретят, ты сыграешь на скрипке. Что угодно. Что ты умеешь играть?

Ян поразмыслил, перекатывая подвеску по столу.

– Сольное… «Чардаш» Монти? Конечно, без аккомпанемента это не совсем то, но…

– Чудесно. Значит, сыграешь то, что умеешь. Музыки на дне слишком мало – по понятным причинам. Это будет подходящий выкуп. Все займет у тебя не больше часа. Воздушного заряда в орехе хватит. Если все пойдет по плану, ты вскоре окажешься на поверхности вместе с Элей. Это же не слишком дерзко с моей стороны, просить у тебя час твоего драгоценного времени?

Ян несколько раз кивнул, безотрывно глядя на таинственно поблескивающий орех.

– Если все пойдет по плану. А если все пойдет не по плану? Орех треснет и воздуха не останется ни в нем, ни в скрипке, ни во мне? И… Что если Эля откажется следовать за мной? В конце концов, она же сама решила занырнуть, здесь ей плохо. Это очевидно. А вы ей бабушка, вот она и придумала присоединиться к вам.

Марина не отвела глаз.

– Ты слишком рассудочный мальчик, – сказала она насмешливо, но потом посерьезнела. – Смотри. Воздуха в орехе хватит на час. Если ты управишься за час или быстрее, ты вылетаешь на поверхность, и на этом всё. Если ты не управишься за час, воздух в орехе кончится – он в любом случае кончится. Через час. Значит, ты попадаешь на поверхность без Эли. Это нежелательный вариант. Но тебе ничто не грозит, даю слово. Поверь мне. Мне больше не к кому обратиться, понимаешь? Плана Б не существует.

Ян глубоко вздохнул и взял со стола подвеску. Орех показался невесомым, но мертвенный холод проволоки пугал: через пальцы он дотянулся до самых костей, и руки сразу заломило. От одной мысли, что это придется надеть на шею и разместить на груди, Яна передернуло. Черный шнур шевельнулся как змея.

– Когда? – спросил Ян, решительно просовывая голову в кожаную петлю.

Шнур еще раз дернулся и уронил подвеску на грудь. Задержав дыхание, Ян стиснул орех в кулаке и просунул под ворот рубашки. Резкий укол холода – и всё. С глаз будто ушла пелена, зрение стало более острым, а сердце, кажется, забилось чуть медленнее.

– Сейчас.

– Ночью?

– Времени мало, Ян. Если ты согласен…

– Я же уже сказал, что согласен.

– Не сказал, – возразила строгая кромешница.

– Разве?

Ян выглянул в окно: совсем стемнело, и все так же лил дождь. Одежда его собеседницы была сухой, значит, гостья пришла еще до дождя. Долго ли она сидела тут, в его квартире, подыскивая слова, волнуясь, не откажет ли он?

– А… эм-м… этот ваш орех, он меня случайно от дождя не может чуток прикрыть? А то я еще до того, как попаду на берег, стану типичным русалом.

– Может, – неожиданно подтвердила Марина. – Но тогда у тебя будет меньше времени на дне.

– Нет, тогда не надо, вдруг что-то пойдет не так.

Он подхватил футляр и, с отвращением взглянув на мокрый плащ, сунул ноги в ботинки, где хлюпала вода. Делать было нечего. «В темноту, холод и неопределенность» – зачем он только сымпровизировал этот дурацкий девиз? Эх, Эля-Эля. Никаких мозгов в голове.

– И что, я спускаюсь на дно, играю пьесу и говорю: «Подайте мне за это Элю?» – уточнил он. – Я как-то очень плохо себе это представляю.

Кромешница поправила ему мокрые волосы, положила руки на плечи, и одежда мигом стала сухой – ненадолго, естественно, но это было удивительно приятно.

– Я думаю, тебя поймут, как ты ее ни назови, – ответила она, помолчав. – Меня там не будет, нельзя. Я помогу тебе спуститься. Когда ты окажешься на дне, тебя так или иначе спросят, чего ты хочешь: будет понятно, что ты не утопился, раз на тебе амулет. Ни в коем случае не отвечай, потому что ты еще не имеешь права чего-то хотеть или о чем-то просить. Сразу начинай играть. Когда закончишь, аплодисментов не жди. Формулируй как угодно, не бойся, но без Эли постарайся не уходить. – Она снова провела ладонью по его волосам, легко и ласково, как бабушка. – Я обещаю, что это ничем не грозит тебе. Даже можешь не следить за временем, за это в ответе амулет. Не выпускай из рук своей скрипки, чтобы ее не потерять, потому что, когда время кончится, ты окажешься наверху.

– Хорошо, – сказал Ян.

Подвеска ли, уютно спрятавшаяся на груди, делилась с ним этим ледяным спокойствием или у него у самого получилось так настроиться, когда он принял решение, но он не испытывал ни малейших колебаний. Он увидит то, чего не видел никто другой из людей и даже полукровок, и – если это ему удастся – выручит Элю.

– Спасибо, – еле слышно произнесла Марина.

– Пока не за что. Я еще ничего не сделал.

Выйдя из подъезда, Ян вспомнил, что надо было, наверное, оставить письмо на случай, если что-то сорвется и он не вернется. Не хотелось бы, чтобы близкие терзались мыслью, что он покончил с собой.

– Если только… – начал он.

– Нет, – качнула головой кромешница, без слов угадав, что он имеет в виду. – Все будет хорошо. Я тебе гарантирую.

И он ей поверил.

Добравшись до стрелки, они прошли немного вдоль пустой серой набережной, продуваемой всеми ветрами, а потом русалка остановила его, дотронувшись до плеча.

– Закрой глаза, – шепнула она. – Ничего не бойся. Тебе надо хранить уверенность. Это важно.

Ян опустил веки и кивнул: сейчас это почему-то казалось несложным, несмотря на отвратительную погоду, поздний час, черноту воды и более чем необычайные обстоятельства. Все-таки у подвески был побочный эффект! Воздух с экстрактом пустырника вперемежку с валерьянкой, не иначе. И…

Он почувствовал мощный удар сбоку, но это не Марина его толкнула, а будто бы сам воздух. Голова внезапно закружилась, и он с трудом устоял на ногах. Уши заложило, и Ян понял, что он уже не на набережной. Наверное, можно открывать глаза.

Его окружала стена мути, похожей на грязный туман. Вода, в которой он ничего не разглядит. Время пошло. Начинать играть? Нет, надо дождаться вопроса.

Вдалеке засветились огни. Они то вспыхивали, то гасли. Болотные огоньки, воплощение душ грешников? Рыбы-удильщики с фонариками на лбу? У нас они не водятся.

Ян немного постоял и двинулся вперед. Кокон воздуха перемещается вместе с ним, и бояться ему нечего. Он шел и шел, потеряв счет времени, и вдруг почувствовал, что пересек какую-то границу, словно лопнула тонюсенькая струна.

«Кто ты? Куда направляешься? Что тебе надо?» – загудело в голове.

Вот оно.

Ян расстегнул футляр, уронил его к ногам, пристроил на плечо скрипку и взмахнул смычком. Он делал это миллион раз, и хотя сейчас Яну казалось, что он спит, а во сне он вечно забывал и путал ноты, рвал струны, терял смычок или не мог поднять рук, музыка зазвучала как надо. Она обрушилась водопадом, стала рекой, слилась со стихией, где он гостил, и на Яна нахлынуло облегчение: сработало. Теперь надо просто делать свое дело, а это он умел. Просто играть одну ноту за другой. Он закрыл глаза, читая ноты с воображаемого, вспоминаемого листа, и, кажется, не дышал, пока не сыграл последнюю ноту «Чардаша».

Навалилась тишина, тем более оглушительная, что зыбкая муть вокруг колебалась и дрожала. Ждать вопроса или говорить сразу? Теперь он имеет на это право?

– Здра… Здравствуйте, приветствую вас, – громко сказал Ян, опустив смычок. – Я дарю вам свое исполнение этого музыкального произведения. Спасибо за внимание. Сегодня сюда по ошибке попала кромешница, я знаю ее как Элю. Я хотел бы подняться с ней на поверхность.

Глава 8

Вдалеке вспыхнул белый свет, зазмеились, как живые, яркие полоски, и Ян, уложив скрипку в футляр, двинулся по этому импровизированному коридору, воображая, что это не более чем светодиоды. Еще несколько шагов, и он обнаружил себя в каменном колодце. Впереди шеренгой стояли девушки – на первый взгляд, совершенно одинаковые. Ровно семь девиц в идентичных белых туниках. Идеальные фигуры, крутые бедра, темные волны пышных волос.

«Возьми ту, кого ты ищешь, за руку и уходи», – прозвучало у него в голове.

Рост в рост, голос в голос, волос в волос… И ведь он никогда не видел Элю в ее истинном обличье!

Ян потер рукой лицо, покрепче ухватил скрипку и приблизился к девушкам. Все они отличались удивительной красотой, смотрели равнодушно, и встретиться с ними глазами оказалось невозможно. Наверное, они были зачарованы. Точнее, зачарована одна из них – Эля, а остальные, клоны, всего лишь морок. О таком русалка его не предупреждала!

В русских народных сказках что-то такое встречалось. Но как они выходили из положения? Кажется, кому-то на плечо садилась специально подготовленная волшебная мошка. Тут никаких мошек не предвидится. Халявы не будет.

Ладно, время еще есть – не терять надежды. Нужно сохранять уверенность, пусть это и становилось все труднее. Сердце принялось бухать, как набат.

– Эля, – позвал он негромко. – Ты ошиблась. Ты не из этой стихии. Пойдем со мной. Пожалуйста.

Никакой реакции. Глаза у девушек были открыты, но в них не отражалось ни мысли, ни понимания. Подводный музей восковых фигур.

Он хотел было прикоснуться к волнистым волосам стоявшей с краю девицы, но с размаху натолкнулся на невидимое стекло. Интересненько, как он тогда возьмет Элю за руку?

«Ты должен вначале определиться, кого из них ты выбираешь. И лишь тогда… У тебя одна-единственная попытка».

От этих слов, как почудилось Яну, барабанные перепонки болезненно завибрировали. Что же делать, что же ему делать? Они идентичны, как штампованные в Китае куклы, и он никогда не видел Элю настоящей.

Ничего. Он не крыса. Она знает, что он пес, и он ее точно почует. Ничего, что он сейчас в тающем коконе воздуха, а она в речной воде. Это совершенно не имеет значения.

Что он видел, что ощутил, когда общался с ней? Ян встал боком перед первой в шеренге девицей и зажмурился, стараясь вспомнить и вернуть тот наплыв чувств, который заставил его понять, что перед ним кромешница. Неслышный, но явственный девичий смех, будто вплетенный в ее ауру. Смех-колокольчик: такой бывает только у очень юных девушек, которым в рот попала смешинка, смех, совсем не похожий на то, что демонстрировала ему Эля, – пока он не развеселил ее неудавшимся превращением. Слева все было мертво, и он сделал шаг вперед, чтобы оказаться напротив следующей куклы. Потянул за другую ниточку своих слепящих воспоминаний, от которых было больно глазам. Освежающая мята, земляничная кислинка, ледяная вода с капелькой лимонного сока в жаркий день – Эля. Нет, никакого отклика.

Еще шаг, третья претендентка. Ян тряхнул головой, челка упала, и ему показалось, что он слышит голос Эли, с деланым возмущением заявившей: «Ты мне надоел». – «Ну прости, – ответил он мысленно. – Не время помирать. Пойдем. В следующий раз я сыграю только для тебя».

Ян открыл глаза. Третья девушка стояла таким же манекеном, как предыдущие. Конечно, она ему не отвечала, это его внутренний монолог, воспоминания, ничего больше. Рано успокаиваться, рано. Он снова зажмурился и переместился вперед, к четвертой кукле. Сзади будто что-то упало, не нарушив тишины, но его сердце дернулось туда, словно было на привязи. Да, кажется, ошибки нет. Эля – та, от которой он уходит.

Нельзя, надо проверить всех.

Но сколько у него еще времени? Если он не возьмет Элю за руку вовремя, она останется тут и будет обречена. Уши стало закладывать, по коже побежал холодок. Почему он послушал русалку и не посмотрел на часы, спустившись на дно? Болван. Надо же было быть таким болваном.

Ян закусил губу – железистый привкус крови и отрезвляющее жжение. Вызвал в памяти ощущение теплого нежного тела, упавшего с размаху в его объятия. Нет, слева мертво. Сзади – укол в сердце. Еще шаг, девица номер пять. Быстрее. Он метнул влево новый сгусток мучительно-сладких воспоминаний – ничего. Еще шаг, шестая. Проверка. Нет. Седьмая. Голова болела уже невыносимо, звон в ушах оглушал. Ничего.

Все же третья. Ян одним скачком вернулся и встал перед третьей девушкой, но, боясь ошибиться, медлил. Синие глаза девицы казались стеклянными. Без искры, оживляющей взгляд, Ян не мог распознать ее красоту, а ряд клонов внушал безотчетный ужас. Она походила на древнегреческую статую – прямой нос, четко очерченные черты лица и полнейшее равнодушие. «Ты меня не обманешь, – сказал ей мысленно Ян. – Ты не такая».

«Я такая».

«Тебе больно. Я понимаю. Не знаю почему. Но здесь тебе не место. Ты живая».

«Я ненавижу тебя».

Все это она говорила ему раньше – и то, что он ей надоел, и фразу «Я такая». А вот этих слов он от нее никогда не слышал, а значит, она ему отвечает, это не игра его паникующего разума.

«Ты…»

Он глубоко вдохнул, ловя последний глоток воздуха, впитывая несуществующий аромат свежей мяты и соленого бриза, и перед глазами у него почернело. Кислород иссяк. «Ты ненавидишь себя. Пойдем со мной».

Ян ухватил ее за руку в тот самый момент, когда потерял сознание.

Часть 2

Глава 1

Яркий свет утра разбудил Фотину. Она перевернулась на живот, не открывая глаз, и пошарила рукой по кровати. Джуда рядом нет, хотя постель теплая. От его тела или от солнечных лучей?

– Ты уже ушел? – позвала она.

– Я за компьютером, – откликнулся муж.

– Мог бы сказать, например, что ни за что не ушел бы, не поцеловав меня на прощание.

– Это само собой.

Джуд был не из тех людей, кто заливается соловьем, но жаловаться ей было грех: он давал ей почувствовать любовь не на словах, а на деле.

Преодолев притяжение постели, Фотина выбралась из спальни и подошла к Джуду, который и правда сидел уткнувшись в экран. Он уже собрался на службу, оделся, побрился и причесался – в таком виде он казался строгим профессионалом, у которого нет ни минуты на всякие пустяки вроде поцелуев. Никогда. Но, может…

– Соцсети, интернет, фейринет, все дела. Написал всем дружественным нейтральным службам, – проговорил он, не дожидаясь расспросов. – Все, что только пришло мне в голову.

Вечером Джуд, расслабившись, рассказал жене о том, с чем явилась его мать, и теперь не нужно было объяснять, что он имеет в виду.

– Мишель, – кивнула Фотина.

Значит, ему и в самом деле ни до чего, и постель он оставил уже давненько.

– Мишель, да. По данным миграционной службы, изначально она проявилась тут, в Греции, что неудивительно. Потом перемещалась, каталась по разным странам… У меня нет никаких слов для оправдания. Поверить не могу. – Джуд запрокинул голову и посмотрел в ее перевернутое лицо. – Я не выспросил ровным счетом ничего, я отказался слушать, я повел себя, как… тот шестилетний мальчик в истерике.

– Никакой истерики не было, – вступилась Фотина.

Джуд крутанул кресло, поймал жену в объятия и усадил себе на колени.

– Самая настоящая истерика, – возразил он. – Оставалось только повалиться на землю и с ором бить по ней руками и ногами. Хорошо, что ты пришла вовремя. Мне неимоверно стыдно.

Он спрятал лицо в ее волосах. Фотина погладила его по голове.

– Тебе было больно, очень больно. Причем неожиданно. Тебе врезали под дых. Я сама не сразу это поняла и чуть было не принялась добивать.

Джуд потерся носом об ее шею, и Фотина хихикнула.

– Она сильфида, – сказал Джуд. – Представляешь? Я нет. Они очень редкие. И это моя сестра.

– Интересно будет познакомиться.

– Я даже не помню, когда мне в последний раз было так стыдно. Ко мне обратились как к профессионалу, взрослому человеку, мужчине, наконец. Юная девочка попала в беду – и это точно, иначе меня бы не позвали. И что же, что же я сделал?

– Ты бросился искать ее сразу же, как только началось рабочее время у коллег.

Джуд шумно вздохнул.

– Мне надо было спросить у Грейс, почему она обеспокоена. Что означают ее слова – она говорила, что Мишель «не вернулась и не возвращается», что это значит вообще? Она пробыла тут год, не вышла замуж, не родила ребенка и должна была попасть обратно к кромешникам, как Ассо, а застряла тут? Или что?

Фотина прижала к себе его глупую голову.

– Ты все узнаешь.

– И как? У меня нет никаких средств связи с Грейс. Она приходит и уходит, как ей заблагорассудится, и в последний раз, перед этой встречей, я ее видел больше двадцати лет назад.

– Но ведь сейчас она пришла.

– Я ей понадобился. Она пришла, а я…

– Ну перестань.

Джуд аккуратно ссадил жену с колен и встал во весь рост.

– Да, ты права, хватит истерик. Пойду на работу. – Он быстро поцеловал жену и сразу же вышел.

Фотина вздохнула и упала в кресло у компьютера. С Джудом иногда было трудно. Она обратила внимание, что в разговоре с ней он называл мать только по имени, значит, не может ее простить. Когда Грейс исчезла из его жизни, он, разумеется, переживал, потом рана затянулась – но, как видно, совсем не зажила.

Фотина и сама выросла почти без матери, правда, отец ее обожал, а в жизни Джуда все сложилось гораздо трагичнее. Мать Фотины была сильфидой, как и новоявленная сестра Джуда. Ей, ветреной душе, довольно скоро наскучила семейная жизнь, но она иногда объявлялась, каждый раз удивлялась, как выросла ее дочка, и улетала прочь, как бабочка на случайный огонек. И все же – у Фотины была мать, и она даже знала, как с ней связаться, хотя никому об этом не говорила и никогда к этому способу не прибегала.

Не пришла ли пора попробовать?

Впрочем, Фотине пока слишком мало известно о Мишель – если не сказать «ничего», поэтому она решила подождать.

Глава 2

Ян проснулся – или пришел в себя – в своей квартире, на своем диване. Открыв глаза, сразу заметил раскрытый футляр, из него выглядывала скрипка. Футляр кто-то заботливо поставил на журнальный столик неподалеку от дивана. Наверное, он сам. Репетировал, потом вырубился. Нет, тут что-то другое.

За окном было темно, но сзади, на кухне, над столом горел светильник. Забыл выключить?

Он сел и увидел на себе пижаму. Спустил босые ноги на пол, потер лицо руками и тут услышал сзади негромкие голоса. Боже, у него гости.

У обеденного стола стояли две девушки, платиновая блондинка и брюнетка. Они, кажется, спорили. Одна вроде бы нападала, другая обиженно огрызалась. Ян кашлянул, чтобы обозначить, что он их слышит. Ужасно неудобно, что он не помнит, как привел к себе домой девиц, да еще двух сразу.

– Проснулся! – сказала с удовлетворением блондинка. – Ну и отлично. Молодец.

«Только не говорите, что я пригласил обеих – да еще одновременно. Неудивительно, что они ругаются. Удивительно, что не на меня». Неужели он вчера напился и отключился? Господи, какой позор.

На блондинке был экстравагантный кейп, расшитый блестящими нитями. Типа парчи, что-то театральное. На брюнетке – воздушное бело-голубое платье из многослойного газа, и она была босиком, будто у себя дома.

– Нам пришлось сказать твоим преподавателям, что ты заболел, – сообщила боевая блондинка.

– Я пропустил учебу?

– Да. Один день, ничего страшного. Тебе же надо было выспаться, восстановить силы.

– Ах восстановить силы? – сипло повторил Ян. С каждой минутой он ненавидел себя все больше.

– Еще бы. Я же тебе говорила: подвеска рассчитана на час.

– Подвеска.

Она посмотрела на него внимательнее.

– Зачарованная подвеска.

Наверное, они делают совместный проект с театральным училищем. Может, это название спектакля – «Зачарованная подвеска». И представление должно идти час.

Невероятно: он ведь понимает каждое слово, однако ничего не проясняется. Что он пил? Или это девицы ему что-то подсыпали? Но тогда почему они еще тут, могли бы обчистить квартиру да и испариться.

– Не проснулся, что ли? – уточнила блондинка, глядя на него с тревогой.

Ян перевел взгляд на вторую девушку, которая упрямо хранила молчание, и в голове само собой всплыло ее имя.

– Эля, – сказал он вслух. – Добро пожаловать.

– Проснулся, – отозвалась мрачно Эля.

Он улыбнулся. Теперь надо разобраться с подвеской. Пошарив рукой на груди, он и правда обнаружил там необычный кулон – грецкий орех в тусклой проволоке. Ян снял кулон и протянул блондинке.

– Ваше?

Она взяла орех и спрятала в складках своего псевдосредневекового кейпа.

– Так значит, вы предполагали, что я отрублюсь и очнусь не раньше, чем через час?

Девушки переглянулись. Блондинка шагнула к Яну, и он невольно отстранился.

– Не бойся, – сказала она мягко.

Склонившись к нему, она положила руки ему на плечи, а потом медленно погладила по волосам. Это было приятно. Ян закрыл глаза.

Воспоминания вспыхивали в голове одно за другим, как салют: залп, а вслед за ним разворачивается в темном небе причудливая звезда. И Эля – ну наконец-то он увидел ее такой, какая она есть! И его странный сольный номер на дне реки. И эта пугающая шеренга клонов на дне. Бр-р, не хотел бы он столкнуться с таким снова. И подвеска в виде ореха, да. Заряжена на час.

– Так вы говорите, что подвеска была рассчитана на час, – повторил Ян. – Марина. Меня и выкинуло через час. И я уснул. Почему за окном темно?

Кромешница убрала руки.

– Начнем с простого: сейчас ночь, – подтвердила она. – Прошли сутки. Подвеска была рассчитана на час. Ты торчал там дольше. Клянусь, мне трудно сказать, на сколько дольше, время там и тут течет немного по-разному. Как тебе это удалось, я не знаю. Но спасибо, что ты вернулся не один, что вытащил Элю.

Эля фыркнула. Бабушка уничтожила ее взглядом.

– Я сейчас уйду, – продолжила она. – Оставлю вас. Эля сама тебя поблагодарит. Хватило ума вляпаться в такие неприятности, что пришлось звать на помощь человека! Как ты могла подумать, что ты, сильфида, сможешь жить среди русалок! В любой ипостаси! Это ж надо до такой степени потерять рассудок!

– Ба, ладно, иди, – закатила глаза Эля. – Сама видишь, у Яна и без тебя голова трещит.