Енисейск – древняя столица Сибири. Издание 2-е дополненное

Монастыри, особенно в Сибири, аккумулировали не только все православные ценности и являлись центром их распространения, но также занимались административными и даже экономическими функциями, способствовали развитию грамотности, получению сельскохозяйственных навыков, обучению ремеслам.

Так что, по моему глубокому убеждению, закладка Енисейского острога на том месте, где он был заложен, не дань случайности и тем более выпадению жребия, а осмысленный, предсказуемый шаг администрации Тобольского разряда и лично его воеводы князя Ивана Семеновича Куракина.

То, что старец Тимофей Иванов пришел на Енисей, будучи еще совсем молодым человеком в 1592 году, официально было объявлено представителями Святейшего Синода и является неоспоримым фактом. Более того, установлено, что он пришел туда не просто так, случайно, а по благословению своего учителя, с кем провел несколько лет, изучая послания и жития старца Нила Сорского. Само собой разумеется, что его учитель и наставник, посылая к Тимофею других иноков, возжелавших «уединенного и безмолвного жития», знал о его местонахождении.

Очень душевные слова сказал по этому поводу протоиерей Геннадий Фаст: «В 1592 году инок Тимофей (Иванов) поселился на месте будущего монастыря, построил келью и привлек в свою обитель ищущих спасения. Только через 26 лет появится острог, через 50 – монастырь Всемилостивого Спаса – а в дремучей тайге уже возносилась ко Господу молитва подвижника. И как пчелы на нектар, потянулись в эти места ищущие спасения души. Сначала молитва инока-подвижника, потом обитель, потом град – так поднималась Русь. Так вставал и Енисейск».

Еще 200 лет назад Петр Андреевич Словцов в своей книге «Историческое обозрение Сибири» писал: «Куда поселялся инок с крестом, там водворялся и крестьянин с плугом. Около монашеской кельи, под сенью креста запахивалась полоска земли, которая делалась первым ядром монашеского хозяйства, а крестьянин-бобыль или бездомный пришелец – первым работником, кормильцем себя и благочестивого старца, который сам служил примером трудолюбия. Здесь он поучался словом и примером христианскому благочестию, нередко обучая себя и детей грамоте у какого-нибудь инока».

И ведь действительно, там, где поселялся старец, возникал скит, приходили еще люди, образовывалась пустынь, потом монастырь, рядом неизбежно возникал посад, ну и наконец – город.

О том, что на реке Енисей есть скит, было известно в Москве еще в период царствования Бориса Годунова. Разумеется, в Сибири это тоже должны были знать и уж князь Куракин знал об этом наверняка.

Так что встреча Петра Албычева и Черкаса Рукина со старцем Тимофеем Ивановым наверняка сразу же состоялась и более того она наверняка, была запланирована.

А что касается ссылки господина Миллера на устные заявления жителей Маркова Городища о спорности в вопросе выбора места под закладку Енисейского острога, то не думаю, что этому следует слепо верить. Сам господин Миллер хоть и бывал в Енисейске, но на сто с лишним лет позже описываемых событий, когда он уже из острога превратился в разрядный город. Само собой и беседовать с очевидцами он не мог, так что его умозаключения являются не более как экспертными суждениями и имеют право быть, равно как и мои.

Поэтому я, придерживаюсь, мнения большинства аналитиков в том, что Енисейский острог был заложен именно в месте впадения речки Мельничной в Енисей и основателями острога являются сын боярский Петр Албычев и стрелецкий сотник Черкас Рукин, а произошло это в 1619 году.

Прибывший на это место в следующем году сын боярский Максим Трубчанинов просто зафиксировал факт наличия острога, о чем и доложил тобольскому воеводе Ивану Семеновичу Куракину.

Разумеется, построить полноценный город-крепость за один год просто невозможно, и было бы глупо ожидать этого от сотни человек, прибывших на пустое место. Вполне естественно, что посланный вслед за Албычевым и Рукиным Максим Трубчанинов продолжил строительство острога.

Как отмечают многие авторы, в их числе и упомянутый выше, знаменитый историограф, естествоиспытатель и путешественник Герхард Фридрих Миллер. Вначале это было просто зимовье, окруженное изгородью с тремя небольшими башнями, а уж потом, только года через три, вырос и сформировался острог в прямом понимании этого слова.

А учитывая, что ротация начальников была ежегодной, к строительству Енисейского острога приложили руки не только Албычев, Рукин и Трубчанинов, но и Ушаков, Балкашин и Хмелевский. Это именно те правители Енисейского острога, которые ежегодно и именно в такой последовательности посылались туда тобольским воеводой.

Только в 1622 году из самой Москвы прибыл первый енисейский воевода Яков Хрипунов, а с ним еще сорок томских казаков для укрупнения гарнизона. К этому времени уже изменились и конфигурация самого острога, и его размеры. Теперь он представлял уже довольно-таки серьезное и мощное по тем меркам сооружение по типу острог-крепость, как по форме, так и по характеру укреплений.

Острог имел форму неправильного прямоугольника с тремя башнями. Две были с тыльной стороны от Енисея над въездными воротами, другая башня тоже с воротами, выходила к Енисею. Это было необходимо, поскольку караваны спустившихся по Кеми и поднимающихся против течения Енисея лодок и стругов, было бы удобно разгружать, а так как доставляемый груз в основном это рожь и овес, то два хлебных амбара находились как раз в бережной части острога.

Кроме хлебных амбаров, на огороженной территории острога располагался дом воеводы, помещение таможни для маркировки пушнины со складом для пушнины, а также съезжая изба и конечно же – тюрьма.

Ввиду того, что острог по размерам был небольшой, всего лишь около четырехсот метров по периметру, больше там разместить что-нибудь было невозможно. Все остальные строения; жилые дома стрельцов, казаков и промышленных людей, а также церковь и транзитные склады, предназначенные для хранения товаров отправляемых дальше на Тунгуску или на Лену – находились за пределами острога.

.

.

Глава 3. Люди, покорявшие Сибирь.

Обсуждая тему освоения Сибири, всегда упоминаются фамилии и имена только воевод, князей, сынов боярских, сотников да атаманов. Которые организовали, захватили, основали, и таким образом сыграли огромную роль в присоединении сибирских территорий к государству Российскому.

Эти люди, бесспорно, вошли в историю освоения Сибири и Дальнего Востока не только благодаря занимаемым ими должностям или знатности происхождения и громким титулам.

Это были настоящие первопроходцы. Смелые, мужественные люди, грамотные и талантливые военачальники, преданные царю и отечеству. Но кем же управляли эти воеводы и атаманы, кто строил остроги, тащил «бичевой» против течения бурных рек струги и плоты, сражался и погибал в боях с туземцами, умирал от цинги, холода и голода? Это казаки. Вся история освоения Сибири неразрывно связана с российским казачеством.

Первоначально, для прохождения службы, в Сибирь командировались казаки из числа донских и яицких «уральских» казаков. Происхождение казачества как сословия весьма туманно и неоднозначно, и до сих пор ученые спорят на эту тему.

Первые казачьи дружины и, как следствие, поселения появились в Сибири во времена Ермака. Разбив армию хана Кучума и захватив столицу ханства город Кашлык, казаки так и остались в Сибири, уже как пограничная армия, охраняющая присоединенные земли от набегов иноземцев, а также осуществляя полицейские функции в отношении коренного населения внутри страны.

Официально сибирское казачье войско было учреждено 16 декабря 1582 года. В награду за разгром войск хана Кучума и взятие столицы Сибирского ханства Кашлык царь Иван Грозный, даже дал название сибирскому казачьему войску «Царская служилая рать».

Тем самым положено было военно-служилое сословие в русской Сибири. Кроме воинской службы на сибирских казаков возлагались почтовая и ямская служба, а также фискальные и охранные функции. Если раньше пополнение казачьего сословия, как мы уже говорили, происходило за счет выходцев с Дона и Урала, то отныне «верстали» в сибирские казачьи гарнизоны непосредственно на местах. Теперь казаками могли стать не только промышленные люди, а вообще «вольные гулящие люди» и даже отдельные представители коренного населения.

Наравне с казаками в Сибири ратную службу несли еще и стрельцы, но они уже почти ничем не отличались от пеших казаков, ни происхождением, ни привилегиями. И обязанности по службе были одинаковые, да и жалование выплачивалось такое же. А что касается дисциплины и несения службы в походах, то разделение между двумя официально разными воинскими структурами вообще исчезает. Поэтому во многих исторических материалах условно принято называть казаками всех сибирских служилых людей.

Денежное и продовольственное содержание служилых людей зависело от чина, рода службы и места расквартировки части. Кроме того полагалась небольшая «хлебная» прибавка на жену, если таковая имелась. Годовое денежное содержание, с учетом перечисленных выше условий, в Енисейском остроге составляло от 5 до 8 рублей. Продовольственное (хлебное) было от 30 до 50 пудов хлеба и от 1,5 до 2 пудов соли. Для сравнения – годовая норма хлеба на человека в России составляла 25 пудов. Кроме того выдавался овес конным казакам в объеме 25 пудов на лошадь.

Размер же окладов сынов боярских носил характер индивидуальный и зависел от воеводы и выполняемого поручения. Фактически сыны боярские – это такие же служилые люди, а именовались так не потому, что были отпрысками бояр, нет, это официальное звание, низшая прослойка господствующего на то время феодального сословия, к боярам никакого отношения не имеющая. За Уралом же это был высший чин, из которого потом и формировалось сибирское дворянство. Кроме того, это еще и источник комплектования командных кадров в Сибири.

Должности стрелецкого сотника и казачьего атамана были в армии того времени равнозначными. Однако ввиду постоянной некомплектности «офицерского» состава воевода мог переподчинить подразделение казаков стрелецкому сотнику и наоборот, стрелецкое подразделение подчинить казачьему атаману. Это практиковалось как в военных походах, так и в бою. Иногда в условиях острой нехватки начсостава, особенно в бою, функции командиров даже могли возлагаться на рядовых бойцов – казаков или стрельцов.

Кроме того все-таки чин атамана считался сугубо казачьим, в то время как сотник мог быть как казачьим командиром так и стрелецким, к тому же в отличии от сотника, атаман мог иметь в подчинении всего лишь несколько десятков бойцов, а сотник мог командовать формированием до пятисот человек.

Вооружение служилых людей в Сибири – казаков, стрельцов и пушкарей ничем кардинально не отличалось от вооружения и амуниции таких же категорий военных в центральной части России. Единственное различие было у стрельцов в форме одежды. Поскольку цвет и некоторые особенности фасона у каждого стрелецкого полка были разными, а сибирские гарнизоны формировались по принципу командировок из разных регионов страны, то можно было встретить где-нибудь в Сургуте или в Тобольске стрельца, как в зеленом, так и в красном кафтане. А к тому времени, о котором мы сейчас говорим, стрельцы в России существовали на контрактной основе уже, с 1550 года.

* * *

Прибывшая к берегам Енисея толпа «первопроходцев» мало походила на регулярную воинскую часть. Мало того, что амуниция у них была разных цветов, так еще за год путешествия она обветшала и приобрела совсем уж непрезентабельный вид. У кого еще оставались кители, были в них, благо погода была теплая – начало июня. У кого кители поизносились, были в черкесках или в гимнастерках. Только по верхам папах или околышам фуражек можно было определить, к какому войску казак принадлежит и откуда прибыл для прохождения службы.

Еще хуже и комичней обстояло дело у стрельцов. У них, у всех, изначально бархатные шапки с меховыми околышами от дождя и снега за год путешествия превратились в «невесть что», кафтаны у некоторых были совсем без пуговиц. Если раньше принадлежность по войсковым соединениям, можно было определить еще и по цвету кушаков или цвету сапог, то сейчас этого сделать было невозможно. У кого еще оставался кушак, то по его виду невозможно было определить цвет, то же самое можно было сказать и о сапогах.

Конечно, как и положено всем служилым, они имели при себе сменную форму, но надевать ее не торопились, пока окончательно не обоснуются и не приведут себя в порядок. Что касается «табельного» оружия, то и здесь дело обстояло не совсем гладко: сабли у казаков давно не точены, кое у кого – поржавели, пики тоже пришли в негодность и требовали срочного ремонта.

Как ни берегли стрельцы свои «пищали», но и их коснулась ржавчина. Да и что говорить, целыми днями в походе на дожде, на реке в сырости, вечером уже у костра старались быстро поесть, да спать. Некогда было чисткой оружия заниматься, пищали смазывать, сабли да бердыши точить. В походе всегда так, ведь казаки и стрельцы еще и груз тащили немалый. Одна пищаль только весила 8–9 килограммов, а боеприпас, а сабля или бердыш, пика, да другая разная амуниции. Кроме того в отряде было целых пять пушек, да боезапас к ним.

И это не считая общего груза. А несли они с собой на место строительства острога – инструменты и провиант из расчета на год жизни в экстремальных условиях вдали от цивилизации. Струги строили и их же тянули вверх против течения рек, а ведь вечером их не ждал сытный ужин и теплая постель, все нужно было самим сделать, да и несение службы никто не отменял. Точно так же и в карауле ночью стояли, и в разведку ходили, а иногда и в бой вступали с ватагами «диких» тунгусов.

Выйдя на стругах к Енисею все с облегчением вздохнули. Путешествие завершилось, теперь предстоял новый этап – строительство самого острога и подготовка к зиме. Лето было хоть и теплое, но как всегда в Сибири короткое. А надо было многое успеть и прежде всего, построить жилье и склады.

А так же, учитывая уроки недавнего нападения на отряд крупной ватаги тунгусов, необходимо было огородиться мощным тыном. Хотя от места обитания тунгусов их теперь отделял широкий и быстрый Енисей, угроза нападения не уменьшилась. И если теперь, летом их переправу через реку еще можно было как-то контролировать, то вот, зимой опасность нападения становится реальной.

Глава 4. Будни Енисейского острога.

Для управления вновь построенным острогом из Тобольска ежегодно присылали новых управителей – «годовальщиков». В правоустанавливающих документах новый острог первоначально именовался Тунгусским и только спустя какое-то время его стали называть – Енисейским, по названию великой реки.

Уже в 1619 году на смену Петру Абычеву и Черкасу Рукину прибыл новый командир Максим Трубчанинов. Вполне естественно, что прибыл он с большим караваном. Теперь уже кроме ржи и овса, необходимого в первую очередь для переселенцев, гнали домашний скот, везли порох, оружие, пушки, снаряды, военное обмундирование и, конечно же, шли мастеровые люди – стройка-то фактически только начиналась, а на подходе были уже следующие караваны. Жизнь на пустынном доселе берегу таежной реки закипела.

Так удачно построенный на Кети Маковский острог аккумулировал грузы, отправляемые из Тобольска, на своих складах, что давало возможность зимой по санному пути продолжать их доставку в Енисейский острог.

Это лишь подтвердило своевременность и целесообразность строительства Маковского острога и его необходимость, как перевалочной базы.

Для нормального и ритмичного функционирования маршрута по доставке грузов и людей от Маковского острога до Енисея, была организована доставка стругов и лодок обратно к началу пути. Таким образом, отпадала необходимость в изготовлении новых лодок и «дощаников», что значительно упрощало путь. Теперь после волока, после длительного и изнурительного путешествия у людей отпадала необходимость в их строительстве. К тому же, чтобы строить лодки и струги, необходимо было обладать определенными навыками, а значит, нужны были бы специалисты.

Через год эта правильно продуманная схема дала уже результат, вместо одного-двух караванов за навигацию теперь бесперебойно, в обе стороны, передвигались до десяти караванов, а зимой обозов. Они не только доставляли грузы для нужд, строящегося острога, но и создавали транзитные запасы для дальнейшей их переброски на заимки, расположенные по Верхней Тунгуске и ее притокам. В первую очередь большая нужда была в поставках хлеба.

Доставляя его, особенно в осенний период, необходимо было соблюдать предельную осторожность, так как намокшую рожь или овес сушить было негде, и купцы раздавали зерно людям в «кредит», лишь бы не допустить порчи хлеба. А поскольку все «острожные» люди друг друга знали, то строилось это исключительно на доверии, на честном слове.

Население в остроге на 1625 год составляло уже без малого 450 человек. Только казаков была сотня, да столько же стрелецких, ну а остальные – промышленные охотники, да так, праздно шатающийся, иногда беглый, народ работающие по найму. А поскольку рабочие руки были здесь всегда нужны, им особого «допроса не чинили». Тем более, что служилые люди уже практически прекратили строительные работы и приступили к выполнению своих непосредственных обязанностей. Именно тех, ради которых собственно и осуществлялась вся эта сибирская «одиссея».

Сбор «ясака», вот главная и основная задача воеводы острога и всего его воинства. Происходило это путем локальных рейдов в стойбища националов. На каждый такой рейд отводилось несколько суток. Группы по 10–12 человек, во главе с «десятским», захватывали заложников, «аманатов» и доставляли их в острог. Не всегда такой захват проходил мирно, иногда это было сопряжено не только с применением насилия, но и со стрельбой и даже гибелью людей с обеих сторон.

В общем, схема сбора «ясака» больше походила на «рэкет», но была настолько отлажена, что уже тогда давала положительные результаты. Рейды успешно продолжались, склады ломились от пушнины так, что таможенники не успевали маркировать шкурки. В «аманатской» избе заложники ожидали выкупа, а в Тобольске и в Москве ждали «ясак» и подсчитывали прибыль. В общем, все шло своим чередом.

На смену Турчанинову приехал Михаил Ушаков, затем Михаил Байкашин, оба были сыны боярские, оба отслужили ровно по году. А вот следующий, Павел Хмелевский, сын боярский, всего полгода. В 1623 году его сменил приехавший из самой Москвы дворянин Яков Игнатьевич Хрипунов. Он прибыл в качестве воеводы уже Енисейского острога, таким образом, в 1623 году в Москве Енисейский острог уже был официально признан таковым и, согласно сложившимся традициям, управлять им должен был воевода.

В Тобольске на тот момент воеводой стал бывший стольник царя Бориса Годунова, боярин нынешнего царя Михаила Федоровича, князь Юрий Яншеевич Сулешов.

Вместе с воеводой Хрипуновым из Москвы посылают Андрея Дубенского, с конкретной задачей – насколько возможно подняться вверх по Енисею и заложить там новый острог. Так впоследствии возникнет город Красноярск, но будет это только в 1628 году. Яков Хрипунов к тому времени уже не был воеводой Енисейского острога, его место в 1624 году займет московский дворянин Андрей Леонтьевич Ошанин.

Андрей Ошанин провоеводствовал до 1627 года и может быть, служил бы еще, но в мае 1626 года в Енисейском остроге случился бунт. Служилые люди атамана Алексеева самочинно собрали «круг», на котором решили приказания воеводы Ошанина не выполнять и от похода на усмирение тунгусского князя Тасея отказаться. Более того, они попытались устроить самосуд над воеводой, а это значит неповиновение командиру, угроза жизни или здоровью – бунт.

Вот как об этом писали очевидцы: «они круг завели и запись меж себя одиначную написали и руки к записи приложили и крест меж собой целовали что им ево Ондрея (воеводу Андрея Ошанина) ни в чем ни слушать и под суд не даватца» и «в съезжую избу приходили с шумом и ево лаяли и за бороду драли и хотели убить… и торговых и промышленных людей били не одно время и по дорогам ставили заставы чтоб им не пропустить отписок в Тобольск».

Кроме того, примерно 9 мая казаки захватили острог и взяли в осаду двор воеводы. Ошанин вместе с торговыми и промышленными людьми отбивался, защищая и свою честь дворянскую и жизнь. В общем, дерзость вопиющая, тем более в среде военного сословия, подлежащая суровому и немедленному наказанию. Сыск проводил прибывший из Тобольска сын боярский Борис Аршавин, а с ним и отряд служилых людей.

Претензии у сторон были обоюдные, но следствие установило, что «возмущение казаков выходило за рамки своеволия» и были признаны необоснованными и более того, угрожающими принципам власти. Чтобы не обострять отношения и дальше, обе стороны помирили, но десять человек «заводил» все-таки арестовали и сопроводили в тобольскую тюрьму.

Однако по результатам следствия в Москве были сделаны соответствующие выводы, и вскоре под благовидным предлогом воевода Андрей Ошанин был отозван из Енисейска в Москву.

Однако на Кетском волоке какая-то «банда» напала на караван, в котором ехал бывший воевода Ошанин из Енисейского острога в Тобольск, и ограбила его. Вез Ошанин, как оказалось, очередную партию «ясака», да и свои соболя, поди, имелись. Не повезло воеводе, что и говорить. А может и наоборот, кто знает-то? То, что нападения на караваны, следовавшие из Тобольска в Енисейск и обратно, становилось обычным делом, уже знали и в Тобольске и даже в Москве.

Что ж, маршрут делался все оживленнее, грузооборот увеличивался, вот поэтому-то он и становится уже по истине «Большой дорогой». Путешествия по нему стали даже опасней, чем было при тунгусах и остяках – пришла цивилизация со всеми своими издержками.

На смену бывшему воеводе Ошанину уже ехал новый московский назначенец – Василий Алексеевич Аргамаков. Новый воевода был очень знатного рода, происходящего от одной из ветвей тарусских князей. Прослужил в Енисейске он недолго, неполный год, правда, в дальнейшем еще не раз посещал Енисейский острог и умер где-то на реке Верхняя Тунгуска при очень загадочных обстоятельствах.

Сменил Аргамакова на воеводском посту князь Семен Иванович Шаховской, который пробыл воеводой Енисейским до 1631 года и был последним воеводой, который захватил службу под началом Тобольского разряда и первым, кто встал уже под начало Томского.

В 1629 году в Москве стало понятно, что управлять всей Сибирью из одного только Тобольска невозможно. Слишком большие территории, к тому же постоянно прирастающие дальневосточными землями. Да и население увеличивалось за счет вновь прибывающих из России переселенцев с невероятной быстротой.

Поэтому в Москве было принято решение разделить Сибирь на два разряда: Тобольский и Томский. Как написано в Указе царя Михаила Федоровича: «…и велено Томску сидеть своим столом». В Томский разряд вошли следующие уезды: Кетский, Красноярский, Кузнецкий, Нарымский, Сургутский, Мангазейский-Туруханский, Томский и Енисейский. Все уезды, равно как и сам Томск, управлялись воеводами, назначаемыми из Москвы самим царем.

В свою очередь уезды делились на волости. В Енисейском уезде было десять волостей, но об этом мы поговорим позже. Еще в 1623 году воевода тобольский Юрий Яншеевич Сулешов отправил казачьего атамана Андрея Ануфриевича Дубенского с задачей отыскать подходящее место для строительства еще одного острога на реке Енисей.