Служебный роман

V. Speys

Служебный роман

Глава первая

Афанасий Петрович Коперник сидел в своей комнате. На столе, у широкого окна, одиноко стояла откупоренная бутылка Столичной и рядом с ней гранёный стакан. Он внимательно смотрел на бутылку ещё полную, не начатую: – Ты, сволочь, меня напоить решила? – стал говорить бутылке, пристально глядя на водку, борясь изо всех сил сам с бой и с немилосердным испытанием немедленно выпить ее до дна. А повод у Афанасия Петровича был. В связи с окончанием сроков подготовки к первому пилотируемому полёту дисколета. Он страшно переживал. Его мучили сомнения и неуверенность в завтрашнем дне. Он, как гражданское лицо, поражался тупой иррациональности военных, пусть даже высших чинов, и не мог забыть ещё комфортного состояния, в котором он работал раньше под руководством академика Глушко. И ещё он был, почему-то уверен, что дисколет с пилотом исчезнет бесследно, и что на его совести будет это исчезновение. Он никак не мог противиться форсированию работ генерал лейтенантом Гариновым. При такой непривычной для ученного спешке, наверняка, снежным комом накопилось много незамеченных просчётов и недоделок. Они-то и могут быть выявлены только посредством многократных испытаний аппарата на земле и текущих за этим доработок, как было в бытность его работ у Глушко. А вот когда земные испытания покажут положительные результаты, тогда можно и в полёт выпустить дисколет, но в автоматическом беспилотном режиме. Его смущало только одно, ведь двигательной силой дисколета было пространство с аномальным всплеском временных отклонений. Значит, в беспилотном режиме, контроль за аппаратом в процессе полёта невозможно будет осуществлять. Значит где-то генерал и прав с одной стороны испытать дисколет в пилотируемом полете. А вот то, что испытаний на земле было недостаточно, повергало бедного ученного в страх за жизнь пилота и за его, Коперника, завтрашний день. И рука потянулась к прозрачной жидкости, так манившей к себе не преодолимой силой магнетизма. Холодное прикосновение уже ощутила ладонь. Как прохлада воды, манит путника пустыни измождённого жаждой, увиденная им в мираже, так предвкушая живительную влагу, что вот сейчас прольётся внутрь, Коперник, услаждая слух сладостным бульканьем, стал наливать водку в стакан. Как вдруг в дверь тихо постучали. Коперник перестал наливать водку, прислушался. Тишина была всюду. Он уже наклонил бутылку, чтобы наполнить до конца стакан, как стук в дверь повторился снова. Нет, это ему не послышалось. Он недовольно спрятал бутылку и наполненный до половины стакан в холодильник и подошёл к двери. Повернув ключ, открыл дверь. Удивлению Коперника не было предела. Перед ним стояла девушка с рыжими распущенными по плечам волосами и мило, и застенчиво улыбалась. На ее веснушчатом лице, догоняя друг дружку, бегали веснушки, а в карих глазах сияли лукавые искорки, обнажая иссини белые белки в опушением длинных и черных ресниц.

– Вы, кто? – выдавил из себя, крайне смущённый Коперник.

– А Вы меня не узнаете? – лукаво улыбаясь, спросила девушка знакомым голосом. И тут он простецки хлопнул себя по лбу ладонью правой руки, которая с минуту назад ощущала прохладу бутылки с водкой.

– Капитан Зарудная?!

– Так точно, товарищ ученный! – по-военному подтвердила гостья, – Правда я не в форме.

– Да проходите, что ли? – проговорил он не смело неуверенным голосом, не совсем понимая, что в таких случаях полагается говорить.

– Давно бы так. – Смело, шагая в комнату одинокого мужчины, твёрдо вымолвила Зарудная. На ней было темно-синее платье в белый горошек и совершенно не сочеталось с медью распущенных по плечам волос. Зато острые соски грудей отчётливо стремились продырявить ситец платья, и колыхались при каждом ее шаге. Наблюдательный Коперник догадался, что лифчика под горошком нет.

– Присаживайтесь. – Указывая на единственный стул у стола, на котором он только что сидел, сказал Афанасий Петрович. Зарудная села.

– Меня между прочим, Машей зовут.

– Так и что, а меня Афанасием Петровичем, и мне сорок пять, я не женат и в браке никогда не состоял! – проговорил скороговоркой он на одном дыхании.

– Мне двадцать пять лет не замужем, и никогда там не была! – в унисон ответила гостья.

– Ну, так давай поженимся? – недолго думая, выпалил Коперник. У девушки медленно стал открываться рот. Ее полные губы зашевелились, пытаясь что-то вымолвить, но слова застряли у неё, и лишь рот застыл в открытом виде. Коперник, нисколько не смущаясь, продолжал: – Ну, так что?

– Вы, ты, – заикаясь, начала говорить Маша, – что прямо сейчас?

– А чего откладывать? – серьёзно отвечая ей, Коперник стал колдовать в холодильнике, доставая оттуда закуску. На столе появилась нарезка из московской колбасы в вакуумной упаковке, голландский сыр, консервированные помидоры в банке и гроздь винограда в вазе. В самом конце он достал водку и два гранёных стакана, один был до половины наполненным.

– Извини – те, вот хлеба не успел купить.

Он ещё не договорил, когда Зарудная нервно схватила стакан с водкой и опрокинула его залпом. Затем, зажав рот кулаком, и выпучив глаза, с минуту сидела так. И вдруг открыла рот, как рыба, хватая воздух, закашлялась, и стала хохотать. Ее быстро развезло. Коперник с интересом наблюдал за поведением девушки.

– Ну, давай, наливай! – паяным голосом командовала она, но было видно, что ей с лихвой хватило этой половины стакана водки. Она опустила голову на грудь и зашаталась на стуле. Коперник снял вафельное полотенце с кровати, стал обмахивать им девушку. Она вдруг встала и заплетающимся голосом сказала: -Мне надо идти? – зашаталась и упала на кровать, мгновенно уснула. Коперник стоял и смотрел на неё, не зная, что делать? Затем, почесав лысину, подошёл к столу налил себе водки полный стакан, выпил до дна. Подошёл снова к девушке, аккуратно снял с неё туфли на высоком каблуке. Взял ее за ноги, как бесчувственное бревно, развернул на постели, укладывая удобнее под стенку, завешенную гобеленом, изображавшим крестьянский быт с пасущимися гусями на лугу и коровами. Затем укрыл ее свободным концом пледа. Стал вытаскивать из-под неё одеяло. Она вдруг заворочалась во сне. Плед сполз с неё, задрав платье до обнажённого пупка. Показались ее хорошенькие ножки и кружевные прозрачные трусы. Коперник подхватил двумя пальцами кончик платья и медленно, как бы нехотя, прикрыл им ноги девушки и заботливо поправил плед на ней. Справившись с одеялом, он выключил свет и, не раздеваясь, лёг рядом…

Зарудная проснулась первой. Настенные часы показывали шесть утра. Она, ещё не осознавая, где она, громко зевнула и вольготно развела руками, потягиваясь во всю девичью прыть. Когда нечаянно рука ее коснулась носа, затем губ спящего ещё Коперника, Маша Зарудная издала истошный крик. Насмерть перепуганный ученный, как ужаленный, вскочил с постели, не соображая, во сне ли он услышал этот вопль или на яву. И с удивлением увидел у себя в постели капитана Зарудную. Оба в крайнем удивлении уставились друг на друга, соображая, что с ними и, как так могло это случиться? Затем в памяти всплыла картина вчерашнего вечера. Маша молча выбралась из постели. Отряхнула платье, выравнивая смятую ткань, влезла в туфли, и, не попрощавшись, шмыгнула в дверь. По гулкому коридору раздавались ее быстрые шаги, звонко отбиваемые каблуками. Коперник почесал лысину и не спеша, побрёл в ванную. Надо привести себя в порядок, ведь сегодня ответственный день, испытание дисколета с пилотом на борту…

Глава вторая

Первое сентября. В посёлке Н-ском, прилегающем к космодрому Байконур дети нарядные и торжественные со школьными рюкзаками за спинами и с букетами цветов, тянулись к школе. Самые маленькие первоклассники шли с родителями, держались за руки, так было уверенней начинать новый учебный год. Коперник в лёгкой спортивной форме, так ему было уверенней держать себя в своей тарелке, с неизменной папкой под мышкой, шагнул в солнечный сентябрьский день. Он шёл аллеей парка по направлению к резиденции генерала, где Гаринов назначил место сборов участников испытаний. По обе стороны аллеи, заботливыми руками коменданта центра и его команды, цвели высаженные ещё весной хризантемы. Коперник, недолго думая, нарвал в охапку самых красивых и соорудив из них букет, двинулся дальше. Стройные тополя провожали его, как бы укоризненным молчанием крон. Но, Афанасий Петрович не склонен был в этот день обращать внимание на свой неблаговидный поступок. Эмоции захлестнули его естество, и вчерашние стройные ноги секретарши Гаринова в обрамлении кружевных прозрачных трусиков стояли перед глазами, как наваждение, с которым бедному ученному, не в силах было совладать. И когда он явился с букетом хризантем, который он держал у себя за спиной, в приёмной эмоции с новой силой захлёстывали его, и дрожь в руках ему уже не в силах было унять. Он подошёл к столу Маши Зарудной, которая, в это время, наклонив голову и делая вид, что что-то пишет, стараясь не смотреть на вошедшего Коперника. Он небрежно положил цветы прямо на исписанный ею листок бумаги. Маша подняла голову, густо покраснела так, что веснушки спрятались на ее лице, как в маскировочной завесе солдаты на военных манёврах и открыла рот в немом вопросе, но, так и не смогла ничего сказать, так как Коперник уже скрылся за дверью кабинета Гаринова…

Из-за жары генерал Гаринов запретил Кразимову и Собинову снимать шлемы, сказав пилотам: – Сделаете это в автобусе. Друзья закивали головами в знак согласия, и все двинулись к автобусу. И только сейчас Гаринов заметил вереницу машин с техническим персоналом, которые стояли в стороне, дожидаясь своей очереди. К ним поспешил Коперник. Он дал им соответствующие указания. И техники принялись чехлить дисколеты и готовить их к транспортировке в ангар механосборочного цеха, расположенного на территории Байконура для выполнения технико-ремонтных и сборочных работ. Затем вернулся в автобус и всех четверых автобус увёз из полигона… В кабинете Гаринова Коперник ожидал возвращения Кразимова и Собинова, для разбора полётов. В это время генерал из секретера достал рюмки и его любимый коньяк, налил в них ароматную жидкость со словами: -Теперь нам есть за что выпить. – Чокаясь с ученным.

– Я вот что хотел Вас спросить? – Коперник одним махом осушил рюмку коньяка и в ожидании уставился на ликующего Гаринова. Казалось генерал, только сейчас услышал слова Афанасия Петровича и посмотрел на него: – Так, что вы хотели там спросить?

Коперник покраснел, его рука, державшая рюмку, задрожала, он вздохнул и, как будто перед прыжком в холодную воду, набрав воздуху полную грудь, выпалил: – Позвольте просить у Вас руки вашей секретарши?

Гаринов выпучил на него глаза в полнейшем недоумении. Но на лице ученного ни тени улыбки, а только нечеловеческое напряжение и вопросительный взгляд в его серых глазах, ставших теперь почти синими.

– Ну, знаете? – Гаринов перевёл дух, наполняя снова рюмки. Это дало ему собраться с мыслями и осознать вопрос до конца, понять, наконец, что Коперник не намерен шутить. – Думаю, что я все же ей не родители, ну не отец родной и в этом случае… а вы, что так и не разу небыли женаты? – удивлённо спросил генерал.

– Ни, ни разу. – Запинаясь и опрокидывая рюмку, выпив ее до дна, заикаясь, сказал Афанасий Петрович.

– Странно! – задумчиво промолвил Гаринов, осматривая сутулую и тщедушную фигуру жениха, – А, знаете, что, а давайте у предмета вашего обожания спросим?

Он подошёл к своему столу и нажал кнопку вызова. В тот же миг Зарудная появилась в дверях, густо покраснев, уставилась на Коперника.

Афанасий Петрович вскочил со своего места и бросился к ногам девушки, став перед ней на колени начал лепетать: – Любимая, я так мечтал, чтобы этот миг, наконец, наступил и он наступил. – Девушка покраснела ещё сильнее и как-то неестественно напряглась, – Я прошу твоей руки!

Он стал пытаться поймать ее правую руку, чтобы поцеловать. Зарудная медленно, очень медленно подняла свою правую руку и молниеносно закатала затрещину по щеке бедному ученному. Он от этого удара полетел головой в секретер, и посуда посыпалась оттуда на его несчастную лысину, а Маша, рыдая, закрыв ладонями, лицо вылетела из кабинета и скрылась в неизвестном направлении. Гаринов со страшным усилием воли, сдерживая себя, чтобы не разрыдаться от хохота, строго сказал, – Ну, вот видите, что ответил предмет вашего обожания?

Коперник с трудом поднялся, уселся на своё место и пробурчал: – Что же мне так не везёт? – на его лице отобразилась вселенская грусть. Гаринову стало, его жаль. Он наполнил ему ещё одну рюмку коньяка и сказал, – Не грустите, если вы это серьёзно, то она изменит своё решение и все будет в порядке, поверьте мне, старому Ловеласу, – от слов ″старому Ловеласу″, подумал о себе, -″Что-то не замечал за собой этого. Черт побери, да ведь и я не женат, а мне уже шестьдесят два″.

В кабинет вошли пилоты.

– Что тут у вас произошло? – первым спросил Леонид, – Секретаря нет на месте, встретили ее с размазанной косметикой бежала, как ужаленная в сторону общежития. А тут посуда на полу и синяк под глазом у Вас Афанасий Петрович, что произошло?

Гаринов посмотрел на Коперника, сдерживаясь, чтобы не засмеяться, сказал, -Афанасий Петрович признавался в любви моей Маше Зарудной.

– И что она ответила? – с искренним любопытством спросил Собинов.

– По-моему, Пётр, ты видишь результаты ледового побоища. – Не сдерживая откровенный смех, ответил Леонид. Коперник стал, смеётся вместе с ними. Было ясно, что у Афанасия Петровича появились сегодня прекрасные и надёжные товарищи.

– Давайте рассмотрим результаты. – Предложил генерал, – Итак, я слушаю? Лёня начинай.

– Во-первых движение в пространственном вихре происходит на сверх высоких скоростей, и без сопротивления атмосферы. Как будто ее и нет вовсе. Кроме этого никаких перегрузок нет. Я ощущал присутствие силы тяготения постоянно.

– Но, ты особо и не отрывался от земли? – возразил Собинов.

– В общим-то да. – Согласился Леонид.

– Значит можно сделать вывод, что для пилотирования дисколета нет необходимости делать кабину с особой защитой, если нет эффекта сгорания в атмосфере обшивки, то и трения атмосферы нег. А это во многом может упростить конструкцию аппарата. Как вы считаете Афанасий Петрович?

– Я полагаю, что вы абсолютно правы в своём заключении.

– Поэтому вы продумайте конструкцию кабины дисколета, и следующим этапом будет выход аппарата в космическое пространство.

– Но, как вы догадываетесь, Алексей Алексеевич, чтобы построить кабину, нам понадобится довольно-таки приличное время. – Парировал Коперник, синяк под глазом у него при этом задёргался и глаз подмигнул Гаринову. Генерал насторожился, затем понял, что это нервный тик и спокойно сказал: -И сколько вам понадобится времени для проекта?

– Шесть месяцев. – Не думая, быстро ответил ученный.

– Даю вам три, и ни дня больше. – Твёрдо ответил ему на это генерал.

– Но, позвольте? Ведь это же целый комплекс работ?

– Я так не считаю. – Парировал Гаринов, – На все про все вам этого срока хватит с лихвой, почему, спросите вы? Отвечаю, да потому, что все готовые приборы вы берете из спасательных капсул, подводите к ним коммуникации на новый пульт управления, кстати, можно же взять из капсулы и пульт.

– Алексей Алексеевич, если мы будем использовать пульт капсулы, там будет масса лишних отверстий и посадочных мест от ненужных приборов? – попытался возразить Коперник.

– Зато мы в сжатые сроки проведем предварительные испытания, и параллельно будем дорабатывать новый пульт для дисколета. Согласны?

– Ну если вы настаиваете, тогда я согласен. – Подтвердил Коперник. В дискуссию неожиданно вступил Собинов: -А как, вы намерены спасать пилота, в случае чрезвычайной ситуации?

– Отвечаю. – Твёрдо начал говорить Гаринов, – Речь идёт о самом надёжном средстве передвижения и нам его надо сделать с максимальной отдачей по безопасности. Космические корабли с их громоздкими конструкциями и неповоротливостью должны отойти в историю космической навигации и это сделаем мы, заменив их дисколетами любой грузоподъёмности с мгновенным перемещением в космосе.

″Да, грустно подумалось Копернику, Нью-Васюки налицо, чем не Ильф и Петров со своими ″Двенадцатью стульями″, стоит только чуть-чуть добиться успеха и на тебе″. – Вслух же сказал, – С вашей инициативой я полностью согласен, но надо и меру знать?

– То есть? – вопросительно воскликнул Гаринов.

– У нас в НИИ говорили, что спешка нужна при ловле блох! – едкая усмешка промелькнула на подбитом лице Коперника.

Удивительно, но Гаринов на реплику ученного не обиделся, даже удивился сам этому, – А мы спешить с этим не будем, пока не получим дополнительного финансирования и не запустим новое конструкторское бюро. Да и о "свечном заводике" не грех бы побеспокоится для производства дисколетов?

«Наверное, подлец, прочёл мои мысли, по поводу Нью-Васюков», – с опаской глядя на Гаринова, подумалось Копернику. Гаринов внимательно посмотрел на ученного и сказал.

– Просто я понял, о чём вы подумали, я ведь то же читал «Двенадцать стульев». – Заключил генерал покрасневшему до ушей Копернику, только подбитый глаз ученного темнел иссини-черным пятном синяка на фоне пунцового окраса щёк. Собинов и Кразимов молча слушали их перепалку, потягивая коньяк из своих рюмок, который, кстати, они налили себе сами, генерал был весьма рад этому, так как он доверял уже им даже в этом, как самому себе. До поздна просидели все четверо в кабинете генерала и разошлись около полуночи…

Глава третья

Коперник, открыв дверь своей комнаты, ключом, который носил всегда при себе, снял одежду, повесив ее на плечики в шкафу и в одних трусах, напевая песенку, прошёл в ванную комнату. Хорошо помывшись, свежий и чистый, он прошёл к холодильнику и, не обнаружив там традиционной бутылки с водкой, подумал, что забыл ее на столе. Так и есть, бутылка, отпитая наполовину, стояла рядом с гранёным стаканом на столе. Он налил себе стакан водки и выпил, как пьют воду, даже не скривился. Удовлетворённо крякнув, выключил свет и прыгнул в постель. Внезапно как клещами был схвачен объятиями Маши Зарудной, как сумасшедшая она затрепетала в его постели без умолку повторяя:

– Люблю! Люблю! Люблю…

Коперник сначала опешил, а затем всей мощью, не знавшей женщин до сего дня, уцепился в это податливое создание и целовал, и целовал, как голодный лев рвёт окровавленные куски добычи, так и он срывал покрывало невинности с неё и со своего естества…Они появились вдвоём в приёмной Гаринова. Маша Зарудная с сияющей и цветущей улыбкой. И Коперник, подтянутый и помолодевший. Генерал удивлённо смотрел во все глаза, не мог поверить собственному взгляду, кто перед ним. Коперник или кто-то другой? Из сутулого боязливого и невзрачного человечка Афанасий Петрович вдруг превратился в почти стройного мужчину с орлиным взором в серых глазах, с какой-то уверенной походкой и уверенными движениями. Руки его уже не дрожали и смелость, с которой он вошёл в кабинет Гаринова, сразила генерала, как шальная пуля парящего орла. Вошедший Коперник громким голосом приветствовал опешившего генерала:

– Здравствуйте Алексей Алексеевич! – протягивая руку для пожатия, Коперник подошёл к рабочему столу. Генерал с удовольствием крепко пожал, не преминув сказать:

– Афанасий Петрович, что произошло сегодня ночью? Я вижу, у Вас синяк под глазом запудрен женской розовой пудрой.

– Да, Алексей Алексеевич, произошло. Мы с капитаном Зарудной решили пожениться. И пришёл я к вам, чтобы вы разрешили нам жить вместе, пока будем ждать очереди на регистрацию бракосочетания в загсе.

– А вот мы сейчас и спросим у предмета вашего обожания? – Гаринов нажал кнопку вызова. Маша Зарудная появилась с сияющей улыбкой, сверкающей счастьем и жизнерадостностью. Гаринов, недолго думая, задал один единственный вопрос: -Это правда?

Маша с нескрываемой нежностью посмотрела на предмет своего обожания. Коперник улыбался ей, и в его улыбке было что-то лошадиное. Крупный нос с горбинкой и крепкие передние зубы, напомнили генералу его детство, когда он с мальчишками пас совхозных жеребцов. Особенно ему припомнился один. Он громко ржал и показывал свои крепкие передние зубы, точь-в-точь, как сейчас улыбался Коперник…

«Ну и дела?» – подумалось Гаринову.

Маша отвечала: -Правда, Алексей Алексеевич. Разрешите нам пожить вместе? – она нервно теребила папку для деловых бумаг, которую держала в руках, – Я уже и вещи к Алику перенесла.

– К какому такому Алику? – притворившись, что не понимает о ком идёт речь, спросил генерал.

– Это, Машенька так меня называть стала. – Оправдывался Коперник, – У меня, знаете ли, фамилия знаменитая, а вот с именем не сложилось, сами понимаете, вот она и придумала меня Аликом называть.

– Ну, что ж, дети мои, – начал говорить генерал голосом, как священник в церкви на проповеди, – живите вместе, благословляю вас. – Простодушная улыбка засветилась на его лице. Подумав, добавил, -Я сегодня же напишу приказ и передам коменданту, чтобы он поселил вас вместе.

– Алексей Алексеевич, позвольте передать вам проект приказа. – Маша достала со своей папки напечатанный на бланке Центра проект.

– Давай сюда, – сказал Гаринов. Взял протянутый Машей листок и, не глядя в него, подписал, сказав Копернику, – Я ей полностью доверяю. Умная и грамотная девушка, береги ее. – Он впервые сказал Копернику ты, а это значило, что теперь и Афанасий Петрович вошёл в круг полного доверия к генералу, – Идите, дети мои и живите счастливо.

Афанасий и Маша вышли из кабинета. Гаринов сидел некоторое время в глубокой задумчивости, пытаясь собрать мысли в логический порядок, и не мог сосредоточиться на текущих делах из-за хаотического нагромождения, следовавших одно за другим, событий последних дней. А ведь надо было готовить отчёт по итогам истекающих на этой неделе ста дней работы НИИ Проблем антигравитации…

Генерал встал со своего места, подошёл к окну. Деревя, видневшегося парка за окном, уже кое-где были укрыты желтеющей листвой и хорошо были видны из его кабинета. Гаринов долго смотрел на кроны в глубокой задумчивости. Прикидывая, что он скажет Учёному Совету, и ни на миг, не сомневаясь в том, что Президент, конечно, тоже будет внимательнейшим образом следить за работой Совета и лично за докладом Гаринова. Генерал перебирал в уме все за и против экспериментальных испытаний и находил все больше положительных фактов в пользу разработок конструктивных параметров. В конечном итоге все будет зависеть от доклада. Успешно проведённые испытания давали, конечно же, зелёную улицу новому направлению в науке. И это открывало хорошую перспективу широчайшему использованию вихревого эффекта пространства, и как следствие этого эффекта антигравитации. Но, как все это изложить в простой и доходчивой форме, чтобы получить одобрение Учёного Совета, что в данном случае не маловажно, особенно для дальнейшей организации широкомасштабных исследований, которые положат началу запуску производства различных конструкций дисколетов. Конечно же, без обсуждения проекта с пилотами Кразимовым и Собиновым отчёт не будет полноценным, да и без компетентного Коперника, хорошо оснастившего в кратчайшие сроки дисколеты, отчёт будет бедным. И генерал решительно повернулся от окна и снова уселся за своим столом. На листке бумаги стал энергично набрасывать шариковой ручкой план построения доклада по будущему отчёту…

На следующий день, счастливый и звонкий голос Маши, сообщил, что в приёмной уже находятся пилоты и ее Алик.

– Пусть войдут! – приказал генерал.

Все трое вошли и расселись на указанные Гариновым места у журнального столика. Так было легче создать непринуждённую обстановку, в которой легче выявлялись скрытые места в прошедшей работе. Которые можно было бы устранить здесь, а не выслушивать едкие замечания коллег на Совете, которые воспринимаются там, как удар в спину, ощутимее и больнее. Гаринов, рассадив гостей по местам, начал читать набросок проекта доклада, гости внимательно слушали. Когда он закончил, сказал, обращаясь к коллегам: -Итак, вы все прослушали. Ваши дополнения, замечания по этому плану я хочу услышать здесь. От того, как мы преподнесём это блюдо, будет зависеть многое.

– Нам не надо говорить, что будет зависеть и от чего, – взял слово Собинов, – нам не надо говорить этого, мы и так, как на иголках были все это время. И, слава Богу, к финишу пришли с успехом.

– Я думаю, – начал говорить Коперник, – что в процессе доклада, в его самой середине, надо показать фрагмент старта дисколета.

– К чему бы это? – сорвался Кразимов.

– А к тому, – парировал Коперник, – чтобы привлечь внимание к самому эффекту мгновенного набора высоты.

– Так, так, кажется, понимаю, – вставил реплику генерал, – мы создадим интригу, как бы заинтересуем аудиторию учёных?