Азиль

– Ты что несёшь…

Доминик пользуется моментом, спрыгивает с качелей и делает несколько шагов в сторону.

– Правду слушать неприятно, аж кулаки чешутся? – ядовито спрашивает он. – Я не зря спросил, куда делась биологическая мать Амелии. Это чтобы семью не позорить, верно, братец? А я её помню, тоже пару раз к ней заглядывал. Редкой красоты была девица. И смеялась звонко. Как её звали?

Он смотрит на Бастиана, застывшего, как изваяние, и смело продолжает:

– Ну что ж поделать, раз в Ядре так принято! Заделал дитя – плод в Сад, доращивать, а мать в биореактор. Только я не такой, как ты. И не такой, как отец. И эта твоя «честь семьи» – пустой звук, за которым прячутся гнилые дела. И если ты не вернёшься завтра со своей морской прогулки, я на твоё место не сяду. Пусть ищут себе другого беспринципного подонка!

Шуршит под удаляющимися шагами гравий на дорожке. Свет и тень от листьев сирени образуют на площадке перед качелями причудливые узоры. Доминик давно ушёл, а Бастиан всё сидит, неподвижно глядя себе под ноги. И снова он как будто находится в маленькой хрупкой каморке под тяжеленной толщей земли, глины и камня. И нет из этой каморки выхода.

Расстегнуть воротник рубахи. Откинуться на спинку качелей, закрыть глаза. Дышать глубоко, чувствуя каждый глоток. Со дня на день распустится сирень, в воздухе разольётся её сладкий аромат… Спокойно. Надо глубоко дышать, просто глубоко дышать. Нужно собраться и выбросить из головы все семейные дрязги. Завтра важный день. Необходимо быть в форме.

«Как её звали?» – звучит в памяти издевательский вопрос.

Как её звали, ты помнишь, Бастиан Каро? Как звали твою любовницу, мать Амелии, которую по твоему приказу…

– Гад… Ненавижу! – хрипит Советник сквозь стиснутые зубы. Срывает сюртук, швыряет его на качели и бегом несётся к дому.

– Гийом! – зовёт он слугу – крепкого, жилистого рабочего. – В спортзал, срочно!

Спустя сорок минут Бастиан вспоминает, что должен съездить к отцу Ланглу для имплантации воздушного фильтра. Конечно, проще было бы довериться медикам Ядра, но священник делает это куда чаще – а значит, у него и опыта больше. Заодно надо бы узнать, нет ли чего нового по исследованиям синего льда.

Советник Каро благодарит Гийома, чьё лицо после спарринга напоминает жуткую багрово-синюю маску, выписывает ему пятидневный отпуск и выдаёт бутылку вина из погреба. Пар выпущен, и Бастиан чувствует себя лучше. Он принимает душ, быстрым шагом поднимается в свой кабинет на втором этаже, меняет мокрую от пота рубаху и надевает сверху лёгкую куртку. Попутно находит в шкафу довольную Амелию.

– Карты не здесь лежали, – замечает он с наигранной суровостью.

– Я их уже убрала и играю в волшебный город, – радостно рапортует дочь, вися на перекладине для верхней одежды, как на турнике. – У тебя в шкафу теперь есть заветная дверца, вот. Только это секрет.

И действительно – на внутренней стенке старинного шкафа чем-то белым намалёвана кривобокая дверь.

– Отлично. Конопушка, если соберёшься туда в гости – предупреди, где тебя искать, – усмехается Бастиан.

– Если я соберусь туда, то никому не скажу. Это же секретное место. Зверь туда не ходит. А ты куда?

– Мне надо к отцу Ланглу ненадолго.

Амелия пробкой вылетает из шкафа, с грохотом захлопывает за собой дверцы.

– Возьми меня с собой!

– Не в этот раз. Вот тебе задание: найди дядю Ники…

– Я заманю его в спортзал и запру до твоего возвращения.

– Умница, – кивает Бастиан, целует дочь в веснушчатый нос и уходит.

Два часа спустя он уже поднимается за Ксавье Ланглу в процедурный кабинет в университетском крыле собора. Эхо шагов Бастиана разносится по пустующим в вечернее время коридорам, освещённым длинными мерцающими лампами под сводами, а отца Ланглу в лёгких сандалиях на босу ногу абсолютно не слышно. Бастиан косится на его громоздкую фигуру – и поражается, как тот может настолько легко и бесшумно передвигаться.

«Как её звали? – крутится в голове вопрос, заданный младшим братом. – Я же помнил её имя… Как её звали?»

– Советник, – мягко окликает отец Ланглу. – Вас что-то беспокоит?

– Нет-нет, – поспешно отмахивается Бастиан. – Просто задумался.

Священник открывает неприметную дверь, делает широкой ладонью приглашающий жест.

Просторную комнату, облицованную белой каменной плиткой, заливает яркий свет. Четыре операционных стола, разделённые лёгкими переносными ширмами, металлический стол с парой стульев, в глубине кабинета – шкаф с хирургическими инструментами за прозрачными дверцами. Слева от шкафа – ещё одна маленькая дверь, незаметная за сияющей белизной.

– Лаборатория, – поясняет священник, проследив взгляд Бастиана. – Растворы, порошки, растительные компоненты. Там я готовлю нехитрые лекарства и провожу исследования. Проходите, Советник. Я принесу фильтр и анестетик.

– Тут так светло, – озираясь, отмечает Бастиан. – Не верится, что у Собора автономное энергоснабжение.

– А вы верьте, – отвечает отец Ланглу из лаборатории. – Это действительно энергия, получаемая от городской канализации. Просто распределение её продумано особым образом.

Священник возвращается, неся с собой фильтр в вакуумной упаковке, флакон с распылителем и пару резиновых перчаток.

– Я взял для вас новый, ещё из запасников. – Его голос из-под целлюлозной медицинской маски звучит слегка приглушённо. – Обычно мы используем эти системы повторно, просто прочищаем фильтрующий состав и как следует дезинфицируем. Присаживайтесь. Процедура безболезненная, но довольно неприятная. Это быстро. Я наловчился ставить фильтры своим прихожанам на дому за минуту.

– Вы ещё и по домам с проповедями ходите?

– Не совсем так. Я обхожу вверенные мне два сектора, навещаю тяжелобольных и тех, кто не может прийти в церковь. Это тоже моя работа.

Бастиан садится на металлический стул у стола, нервно ёрзает, наблюдая за приготовлениями.

– Отец Ланглу, есть что-то новое по синему льду?

Широкие плечи священника поднимаются и опускаются под чёрной свободной рубахой. Лица его Бастиан не видит и истолковывает этот жест как неопределённый.

– Смотря что считать новым, месье Каро. Химический состав я так и не могу распознать достоверно, тут нужен неповреждённый кристалл. Те жалкие осколки, что я смог добыть, при анализе дали воду с растворёнными в ней солями и частицы органических веществ, входящих в состав волокон клетчатки. Но что странно – в тех фрагментах, которые не успели растаять, вода образовывала структуры, присущие растениям. Если учесть мммм… поведение льда, то это действительно похоже на рост растения.

– Только эта дрянь – не растение, – бурчит Бастиан.

– Я стараюсь присутствовать, когда люди находят синий лёд. Он чаще появляется там, где грязнее воздух и слабее защитное действие Купола. На территории Ядра лёд ни разу не появлялся, верно?

– Угу.

Отец Ланглу бережно извлекает из упаковки фильтрационную систему, опрыскивает трубочку носового катетера анестетиком.

– Можно выдвинуть предположение, что появление и рост льда связаны с какими-то соединениями, имеющимися именно в загрязнённом воздухе, то есть с весомой долей диоксида азота. Я по образованию химик, но поведение этого псевдольда ставит меня в тупик. Реакция с водой типична, но вот рост кристаллов… Волей-неволей поверишь в божественное провидение. Готовы, месье Каро? Откиньтесь на спинку стула и глубоко вдохните, когда я введу носовой катетер. Дальше дышите открытым ртом. Я добавил к лекарству немного наркотика. Это поможет вам расслабиться. Запрокидывайте голову, Советник. На счёт «три»… Раз, два…

Бастиан закрывает глаза, послушно вдыхает, ощущая едва заметный аромат ладана. Катетер неприятно царапает носоглотку, продвигаясь ниже, заставляя хватать воздух ртом, морщиться.

– Спокойнее, спокойнее, – ворчит отец Ланглу. – Да, это неприятно. Но не больно же. Месье Каро, ещё вдох. У бифуркации трахеи[7] системе надо раскрыться. Давайте. Глубокий резкий вдох!

Вдох вызывает приступ сильнейшего кашля. Бастиан давится, священник с трудом удерживает его на месте.

– Дышите! Всё нормально, это реакция на посторонний предмет. Спокойнее, месье Каро! Дышите ртом!

Бастиан открывает глаза и видит за плечом отца Ланглу молодую женщину. Синие глаза, огненно-рыжие волосы, бледная кожа. На тонкой шее поблёскивают дешёвые бусы.

– Ты… Магдалена… помню! – шепчет Бастиан. И проваливается в обморок.

На резком просоленном ветру саднит рассечённую бровь. Качает. К горлу то и дело подкатывает горький комок. Холод пробирается под латексную куртку, застёгнутую на все пуговицы. Спасательный жилет сковывает движения, раздражает. Хочется спуститься в каюту, запереть дверь и лечь. Но нельзя. Он Советник, он обязан быть примером спокойствия и силы. Он должен присутствовать, наблюдать, участвовать, а не отсиживаться по углам.

Бастиан ёжится и украдкой дышит на озябшие ладони. Оглядывается, ловит сочувственный взгляд Тома Йосефа.

– Замёрзли, месье Каро? У капитана есть виски, глотнёте?

Виски. Вонючая кукурузная дрянь, которую в здравом уме ко рту подносить не станешь. Нет уж.

– Благодарю, Тома, но я откажусь. Полагаю, просто надо привыкнуть, – сдержанно отвечает Бастиан.

Слегка пошатываясь, Советник Каро проходит на бак и смотрит на идущий впереди баркас. Маленький, быстрый, баркас этот – исключительно запасной вариант. На случай крушения того траулера, где сейчас находится Бастиан. Советник опирается о накрытую брезентом гарпунную пушку и смотрит на гребешки волн, расходящиеся от кормы баркаса. Вопреки ожиданиям, море не произвело на Бастиана никакого впечатления. Он столько раз видел море на картинах в городском музее – и там оно представало грозным, могучим, своенравным, словно живое существо. Воочию же он увидел лишь серую, шумно дышащую гладь со стойким запахом йода.

– Вам бы здесь рассвет встретить, месье Каро, – говорит Йосеф. – Такие краски…

Встречать рассвет на фоне качки Бастиану совершенно не хочется. Он искренне надеялся до полудня расправиться с тварью, ради которой согласился на это некомфортное путешествие, и отправиться домой. Но эхолоты, установленные на обоих судах, ни в какую не хотят видеть в толще воды крупные подвижные объекты.

Бастиан вытаскивает из-под брезента длинную стальную стрелу, изготовленную Йосефом. Зазубренный наконечник тускло отблёскивает под лучами солнца. По всей длине гарпуна – затейливая вязь незнакомых букв. «Надо узнать, что тут написано», – думает Бастиан и возвращает его на место, к шести ещё таким же. Поправляя брезент, задевает лезвие гарпуна рукой и тут же отдёргивает её – порезался. Рана неглубокая, но обильно кровоточит, роняя густые тёмные капли на брезент и палубу. Бастиан зажимает порез левой рукой, оглядывается в поисках кого-нибудь из команды, и замечает впереди, на корме баркаса, молодую женщину с тёмными волосами до плеч. Она сидит, держась за леер и спустив ноги за борт, и с интересом наблюдает за Советником. Бастиан бросает в её сторону раздражённый взгляд и уходит с бака.

В кают-компании моряки азартно режутся в карты. Но, увидев Советника, сметают карты под стол и отчаянно делают вид, что были заняты чем-то чрезвычайно важным.

– Есть чем руку перевязать? – хмуро спрашивает Бастиан, и большая часть присутствующих принимается шарить по углам и ящикам в поисках чистого куска ткани.

Кто-то протягивает Бастиану тряпицу, и он оборачивает кровоточащую ладонь.

– Капитан, который час?

– Четверть третьего, месье Каро.

И на приборах до сих пор пусто. «Нет никакой громадной рыбины, – думает Бастиан. – Сейнер утонул из-за неисправности, а выжившие придумали сказку, чтобы не нести ответственность за произошедшее». Нет, не вяжется. Слишком серьёзно отнёсся к рассказанному Сириль. Он человек грамотный и здравомыслящий, иначе не правил бы Третьим кругом. Значит, надо идти вперёд и ждать, когда эхолот хоть что-то обнаружит. «Если он вообще работает», – добавляет Бастиан мысленно.

Сколько ещё продлится это плаванье в обществе холодного ветра и затянутого тучами неба? В море они с рассвета, берега не видно уже давно, кругом сплошной серый цвет – вода и небо. Непонятно даже, где граница между ними.

– Капитан?

– Да, месье Советник?

Бастиан силится вспомнить имя этого коренастого пожилого человека с плохими зубами и нестриженой гривой седых волос – и не может. То ли их в спешке не представили друг другу, то ли качка ослабляюще действует на память.

– Надо поговорить.

– Моя каюта в вашем распоряжении, месье Каро.

Воспоминание о крошечном кабинете управляющего Пелетье заставляет Бастиана поморщиться.

– Нет, лучше на палубе.

Оба поднимаются наверх по узким ступенькам. Бастиан опирается спиной о спасательный круг, закреплённый на стене рубки, и спрашивает:

– Время идёт, а мы так ничего и не нашли. Каковы дальнейшие действия?

– Месье Каро, море большое. Вы хотите, чтобы оно вот прямо сию минуту выдало все свои секреты? – сипло отзывается капитан. – Так не бывает.

– Хорошо. Вы планируете ночевать в море?

– Возможно, придётся, – осторожно отвечает тот.

Бастиан делает глубокий вдох. Фильтр мешает вдохнуть полноценно, вызывая желание сорвать его к чёртовой матери.

– Вы осознаёте, что в темноте мы беспомощны? – спрашивает Бастиан, старательно сдерживая эмоции.

– Ну да. Но болтаясь по морю туда-сюда, мы ничего не добьёмся, кроме траты времени.

– Советник! – зовёт с носа Йосеф. – Капитан! На баркасе оживление.

– Что на приборах? – спрашивает капитан, заглядывая в кают-компанию.

– Тишина, – отвечают ему.

Советник уже на носу, тревожно всматривается вперёд. На баркасе люди столпились у левого борта, машут руками, что-то кричат. Взгляд Бастиана выхватывает среди них женскую фигурку. Темноволосая стоит в стороне от остальных, неподвижная и, как кажется Советнику, напряжённая.

– Что там? – шепчет Бастиан. – Что ты почувствовала?

На палубе траулера появляется один из моряков и с удовольствием сообщает:

– Там рыба. Здоровенный косяк!

– Чего ждёте? – рявкает капитан. – Вам показать, где трал? Рассказать, как рассчитывать точку постановки? Быстро!

На палубе начинается беготня, траулер идёт на разворот, потом замедляется. Бастиан отходит к гарпунной пушке, чтобы не мешать. «Косяк рыбы. Ну хотя бы что-то в город привезём, – думает он. – Стоило столько готовиться ради чёртова косяка рыбы…» Моряки на корме оживлённо переругиваются, проверяя узлы, крепления и предвкушая добычу.

– Отдать трал! – приказывает капитан.

Громадная сеть погружается в воду, траулер снова ускоряется. Царящая вокруг эйфория кипучей деятельности передаётся и Бастиану. Ведомый любопытством, он делает несколько шагов к корме – и в этот момент ветер доносит до него пронзительный женский крик. Советник резко оборачивается, тревожно вглядывается в серую рябь за бортом. Ничего, кроме волн. Бастиан бросает сердитый взгляд в сторону баркаса – и видит, как женщина торопливо проверяет на себе застёжки спасательного жилета.

– Трусливая дура, – раздражённо бросает Бастиан.

Сердце колотится, ладони становятся влажными. Ветер по-прежнему треплет волосы, но холода Бастиан больше не ощущает. Он снова смотрит на море – и внезапно понимает: что-то изменилось. Это на грани предчувствия – то, чего пока не видно невооружённым глазом.

– А вот и он, – слышит Бастиан за плечом спокойный голос Тома Йосефа. – Расчехляем пушку, Советник.

Вдвоём они стаскивают брезент. Бастиан то и дело оглядывается на воду, но ничего подозрительного не видит.

– Волны. Качка усилилась, чувствуете? – поясняет Йосеф. – И Акеми не зря задёргалась. Смотрите внимательно, Советник!

Бастиан подходит к борту, хватается за леер. Да, шатает сильнее. Неужели не выдумка?..

Метрах в двухстах от траулера над морем взбухает холм. Он куда светлее воды и неба и отчётливо виден. Секунда – и холм пропадает. У Бастиана пересыхает во рту.

– Там! – кричит он и машет рукой. – Капитан, слева!

Подбегает капитан, глаза его азартно горят. Он становится рядом с Бастианом, вглядывается в едва различимый горизонт.

– Что вы увидели?

– Холм. Светлый холм, который быстро исчез, – отвечает Советник, не сводя глаз с моря.

– Месье Каро, мы загнали в трал здоровенный косяк. Развернёмся – рискуем потерять часть улова. Вы уверены, что вам не показалось?

И, подтверждая слова Советника, водную гладь слева по борту взрывает снежно-белый хвостовой плавник. Даже сейчас, вдалеке, он кажется огромным.

– Чёрт возьми… – поражённо шепчет капитан. И бежит в рубку, на ходу что-то крича матросам. Те спешно принимаются выбирать трал.

Траулер разворачивается в очередной раз и идёт туда, где показался плавник. Баркас остаётся позади и справа.

– Советник, сюда!

Бастиан подбегает. Тома толкает его к пушке.

– Месье Каро, время дорого. Ещё раз. Смотреть – сюда. Наводить вращением колеса, вот этого. Вот это нажимать, но только когда уверены, что попадёте. У вас семь попыток, но твари хватит одного удара нам в борт. Вы поняли?

– Да, – отвечает Бастиан одними губами.

– Или я встану к пушке…

– Сам, – твёрдо отрезает Каро.

Чёрный крестик прицела мечется по воде, ища цель. В глазах рябит от однообразных волн, ощущение тошноты усиливается.

«Возьми себя в руки. Дыши ровно. Ты человек, охотник. Ты сильнее».

Белая спина выныривает впереди метрах в пятидесяти. Бастиан крутит колесо наводки. Нет, не успел.

– Куда плывёт эта тварь? – кричит он Йосефу. – Мы её догоняем или она идёт на нас?

– Не знаю!

Бастиан щурится, высматривая среди волн движение. Есть! Гарпун со свистом вылетает, разматывая витки каната, и исчезает где-то далеко впереди. Йосеф быстро перезаряжает пушку, Бастиан вглядывается в море.

«Мимо. Чёртова тварь, я тебя всё равно одолею!»

Снова движение у самой поверхности. Светлый блик становится чётче, ярче, приближается. Тварь идёт прямо на траулер.

– Советник, я его вижу! Стреляйте же! – кричит Тома.

– Иди сюда, – шепчет Бастиан и выпускает второй гарпун. Тот исчезает в глубине одновременно со светлым пятном.

– Попал? Я попал?

Йосеф перезаряжает, бросается к борту. Бастиан смотрит в прицел, ждёт появления плавника. Гладь моря недвижима. На корме моряки подтаскивают ближе трал, что-то кричит женщина на баркасе.

– Он вернётся, – слышит Бастиан слова Тома сквозь шум волн и ветра.

От напряжения и холода немеют пальцы, глаза застилают слёзы, в висках гремит сумасшедший пульс. «Где ты, тварь?» – безмолвно кричит Советник, шаря взглядом по гребешкам волн. Ушла? Затаилась? Где появится? Когда? Секунды текут так медленно…

Громадная белая морда выныривает справа от траулера. Бастиан разворачивает пушку, ломая ногти, крутит колесо прицела. Уходит в воздух третий гарпун. Тварь скрывается в серой мгле моря. И только по натянутому, как струна, канату Бастиан понимает, что он попал. Тома тоже это видит и успевает крикнуть:

– Держитесь!

Резкий рывок вправо сотрясает траулер. Несколько человек падают, прокатываются по палубе. Йосеф, едва удерживаясь на ногах, заряжает четвёртый гарпун.

– Оно под нами! – кричит кто-то.

Бастиан хватает гарпун, отталкивает Тома и несётся к борту.

– Советник, назад! – орёт вслед Йосеф.

Держась левой рукой за леер, Бастиан склоняется над водой и видит, как проявляется под траулером призрачно-белое тело. Тряпка на правой ладони размоталась, и бордовые капли скользят по гарпуну, срываясь вниз. Короткий сильный замах – и гарпун вонзается в спину твари. Гигант вздрагивает, уходит в глубину. На поверхность всплывает воздушный пузырь, вода окрашивается розовым. Бастиан оседает на палубу, пытаясь отдышаться. Перед глазами всё пляшет, тошнота становится невыносимой, но что-то заставляет его встать, добраться до пушки, схватить ещё один гарпун и вернуться назад.

Слюна во рту с привкусом железа. Мало воздуха. Всё сильнее колотится сердце. Бастиан Каро улыбается и ждёт. Он точно знает, что соперник скоро вынырнет, и тогда он убьёт его. Это его миссия, его смысл существования – убить белую морскую тварь. Убить. Своими руками. Тварь.

Гигант медленно всплывает, словно подъём отнимает у него последние силы. Ярче становится белый блик в толще воды, и вот уже различима громадная уродливая морда с приоткрытой пастью. У самой поверхности тварь разворачивается боком, и на Бастиана смотрит неморгающий круглый глаз. На мгновение накрывает ощущение, что Советник видит в нём своё отражение. Резкий замах – и Бастиан вгоняет гарпун глубоко в это маленькое тёмное зеркало.

Подбегают моряки, кто-то бережно берёт Советника под руку, отводит в сторону, усаживает на свёрнутый петлями канат. К нему подходят, жмут руку, что-то восторженно говорят. Подносят чашку с чем-то горячим. Бастиан делает глоток, и ему становится так спокойно и хорошо, как не было уже очень давно. С удовлетворённой улыбкой он наблюдает, как моряки с заострёнными металлическими штырями завершают его деяние.

В нём теперь – сила мира. Он победитель. Победитель получает всё. Опьяняющее превосходство – вот что он сейчас ощущает.

VI

Карнавал

Акеми возвращается за полночь – усталая, с большим свёртком в руках. Стараясь не шуметь и не включая свет, она проходит на кухню, пристраивает свёрток на подоконник и садится на пол. Обнимает колени, утыкается в них лицом – и надолго замирает. В коридоре скрипит дверная петля, слышатся шаги. В дверном проёме появляется светлый силуэт – Жиль.

– Акеми, это т-ты? – спрашивает он шёпотом.

– Угу, – мрачно отзывается девушка.

Мальчишка проходит в кухню, неуверенно ступая в темноте, и присаживается на корточки напротив Акеми.

– Чего т-так долго? Ты г-где была? Макото волновался, – сердито шепчет он.

– Зарабатывала.

– У т-тебя выходной же… – Он неуверенно протягивает руку, осторожно касается плеча девушки. – Эй…

Она стряхивает его руку, садится прямо, вытянув ноги.

– Я в порядке. Просто устала. Зато у нас есть еда. Много.

Жиль обиженно сопит, раздосадованный, что упустил что-то важное, принюхивается.

– Т-ты воняешь. Ужасно. В-вот так вот. Т-ты что – пила?

– Ну так… немного.

Акеми вяло усмехается, ловит мальчишку за руку, дёргает на себя. Жиль ойкает от неожиданности, падает животом поперёк её колен.

– Я сейчас тебя тоже обнюхаю, бака! Ф-фу! Как ото-сан спит с тобой в одной комнате, грязнуля?

Жиль барахтается, что-то сердито шипит. Акеми беззвучно смеётся, шлёпает его по ягодице.

– Давай-ка вставай, и пойдём.

– К-куда ещё?

Акеми поднимается с пола, подталкивает Жиля к выходу.

– Раз мы оба воняем, надо мыться. В душевой в такое время никого. Разве что потрахаться кто заглядывает, но меня это не волнует. Вперёд, мой пропахший потом дружок!

– Н-не! – отчаянно шепчет Жиль, пытаясь вильнуть в сторону, но хватка у Акеми мёртвая.

Ловко направляя его то тычком, то пинком, девушка гонит мальчишку вниз по лестнице до самого подвала. Всю дорогу Жиль оборачивается, смотрит на неё полными мольбы глазами и ноет:

– Ну н-не надо… Пошутила – и хв-ватит… Акеми, ну!

Но она неумолима:

– Завтра день первого урожая. Послезавтра – свадьба Кейко. Собираешься прийти грязным, как эти… как их… Во! Свиньи!

– Отвяж-жись, пьяная ж-женщина! – возмущается Жиль и делает очередную попытку удрать, поднырнув ей под руку.

Акеми ловко хватает его за локоть, а второй рукой – за ухо.

– Мыться. Смирись и шагай.

В подвале Акеми отпускает ухо мальчишки и гремит кулаком по обитой жестью двери:

– Эй! Кто там есть – выметайтесь!

Выждав несколько секунд, она распахивает дверь и прислушивается. Удовлетворённо кивает, заталкивает внутрь притихшего Жиля и щёлкает выключателем на стене. Помещение заливает тусклый свет. Жиль со страхом рассматривает сырые стены в разводах плесени, косится на рядок жестяных коробов-шкафов у стены и пару длинных металлических скамеек. Между шкафами – проход в душевую, и слышно, как шлёпаются на пол капли воды из неплотно завёрнутого крана. От жутковатой атмосферы кожа мальчишки тут же покрывается мурашками.

Акеми удовлетворённо кивает:

– Никого. Отлично же. Проходи, располагайся. То есть раздевайся.

Она запирает дверь на задвижку, снимает свитер, аккуратно сворачивает его и пристраивает в угол скамейки. Долго возится с застёжками на поясе и бретелях комбинезона, что-то бурча под нос. Жиль потихоньку перебирается в угол, подальше от неё, присаживается на скамью, обхватив руками плечи.

– Мыло и мочалки – при входе слева, – говорит Акеми. И, покончив с раздеванием, делает шаг в сторону душа. Потом бросает взгляд на Жиля и возмущённо спрашивает: – Ну и что сидишь до сих пор? Мне тебя одетого мылить? Или самой шмотьё с тебя стаскивать?