Регрессия. Гори!

Я словно смотрела на саму себя украдкой, подглядывая сквозь замочную скважину, которую то и дело заслоняли чьи-то спины. Но я упорная, я подожду, пока дверь распахнется. Может быть, однажды я смогу вернуть себя…

– Да, – нехотя согласился Иоганн, – хотя ты работала. Так что он был не прав.

– Репетитором? – Я вдруг вспомнила лица детей, с которыми обсуждала важные учебные вопросы и болтала о подростковых проблемах. Только вот предметы, которые знала настолько хорошо, чтобы их преподавать, я воскресить в памяти не могла.

– Верно, – голос звучал настороженно.

– Ничего не помню! – Я бессильно уронила голову на руки и подтянула ноги к груди, сжавшись в комок на кровати.

Иоганн присел рядом и нежно погладил меня по спине, отчего противоречивые мурашки из смеси благодарности, нежности и пренебрежения разбежались по телу.

– Просто расслабься. Все само придет. И ты подала отличную идею – я пристрою тебя на работу к одному моему хорошему знакомому. Может быть, новый вид деятельности тебе поможет.

– А что я умею делать? Я ведь даже не помню, на кого училась.

– Неважно. Кирилл найдет тебе место, к тому же, вы почти коллеги.

Кирилл. Имя звучало знакомо. Но мало ли Кириллов я повидала в своей жизни? Может быть, сотни, а может, одного. Имя я знала, но кто скрывается за ним, не могла даже вообразить.

Весь день я бесцельно слонялась по квартире под бдительным взглядом Иоганна. То ли он боялся, что я снова сигану в окно, то ли ждал, пока начну вспоминать секунду за секундой из моего прошлого. А я барахталась как бесформенная амеба в жидкости без цвета и запаха, окруженная безликими стенами. Солнечные лучи огненными пятнами падали на пол, рисуя дорожки, взбирающиеся на противоположную стену, а ласковый весенний ветер раздувал раздвинутые занавески. Дома было тяжело, замкнуто и затхло, а гулять в первые дни врач запретил, чтобы не перегружать нервную систему.

Иоганн что-то готовил, нацепив бежевый фартук поверх черного облачения, которое не менял даже дома. Забившись в кресло, которое с первых минут ощутила по-настоящему своим, я наблюдала за его ловкими движениями и силилась представить, как когда-то сама стояла в этом фартуке у этой плиты. Или ела за этим столом, или пила кофе…

– Иоганн! – От моего резкого возгласа он вздрогнул всем телом и выронил ложку. – У меня была кофемашина?

– Была, пока Антон не съехал вместе с ней.

– Надо купить, я люблю кофе.

Он только ухмыльнулся и продолжил возиться у плиты.

Память не позволяла мне воссоздать картины из нашего с Иоганном общего прошлого, но мне пришлось признать, что готовил он на удивление хорошо, да и в целом был обходительным и внимательным, иногда даже навязчивым. Наверное, я бы могла назвать его любящим и заботливым парнем, если бы не смутное предчувствие расставленной специально для меня ловушки, куда я неслась на всех парах.

День, хоть и был бедным на впечатления, а уж тем более – на воспоминания, оставлял по-домашнему теплое послевкусие, а вот надвигающийся вечер вызывал панический страх. Я никак не могла понять, откуда он брался и куда уходил корнями. Ничего подобного в больнице я не ощущала – быть может, меня пугала ночь наедине с Иоганном или отсутствие врачей на случай, если снова свихнусь. Но чем темнее становилось за окном, тем отчаяннее билась в клетке беспамятства моя потерянная душа.

Играя в самого строгого смотрителя, мой парень (каждый раз произнося эти слова про себя, я вздрагивала) отправил меня готовиться ко сну. Я заглянула в шкаф в спальне и никак не могла сообразить, где же я храню белье. Зато собственное отражение в зеркальной двери влекло меня. Я приблизилась вплотную к холодному стеклу и прижалась лбом – видеть свое лицо я не могла, зато отражение тонких кистей, словно сделанных из фарфора, изящных щиколоток и рыжих волос, отросших почти до талии, от меня не пряталось. Неужели это все – я? Почему я даже саму себя не помню? Мне казалось, что я никак не могу быть огненно-рыжей красивой девушкой, появившейся в зеркале. Бесцветной мышью, сливающейся с окружающей квартирой, – вот кем я представляла себя в своей голове. Но почему? Где же моя воля? А была ли она вообще?

Дверной звонок надрывно зазвенел, и я вздрогнула, отпрянув от зеркала.

– Ну вот что они приперлись? – ворчал Иоганн, теперь совсем по-хозяйски отпирая дверь, не удосужившись взглянуть в глазок. – Я же просил приходить завтра.

– Кто там? – спросила я, выглянув в коридор.

– Родители твои, наверное, не выдержали! – Он распахнул дверь, на пороге которой оказалась девушка в тонкой кожаной косухе, с ярко подведенными глазами и волосами всех цветов радуги. Я видела ее лишь мгновение, но почувствовала, что хорошо знаю эту вызывающего вида неформалку.

Иоганн подскочил на месте и рывком вытолкнул девушку за дверь, оставив лишь узкую щелку. Я на цыпочках выбралась в коридор, стараясь остаться незамеченной. Мой парень все то время, что я была в сознании, казался мне сдержанным и спокойным, умеющим быстро брать себя в руки, и то, как он с ненавистью шипел на оторопелую девушку, меня удивило. До меня долетали лишь отрывки фраз, но догадаться, что он ее прогоняет, было несложно. Вот только почему? Кто она? И что значит для меня?

– Ты что здесь делаешь? Выметайся!

– Татьяна Петровна сказала, что Аньку выписали! А вот ты здесь что забыл, герой-любовник? Сначала пропал, а теперь любовь до гроба? Удобно, когда она ничего не помнит, правда? Можно любую лапшу навешать! – Девушка с вызовом пихнула Иоганна в плечо.

– Убирайся! И не возвращайся сюда! – процедил он сквозь зубы.

– Не дождешься! – наотрез отказалась девушка. – Ты у меня подругу не отберешь!

Иоганн замер, набрал в легкие побольше воздуха и тихо, монотонно и как-то убаюкивающе повторил:

– Уходи. И не возвращайся. Забудь, что Анну выписали.

Девушка рассеянно взглянула на него, потом на приоткрытую дверь, развернулась и молча ушла. Иоганн отряхнул руки, будто выполнил неприятный, но обязательный ритуал, натянул улыбку и вернулся в квартиру так быстро, что я еле успела шмыгнуть обратно в спальню. Он заглянул ко мне и промурлыкал:

– Ложная тревога. Это не родители.

– А кто? – Я старалась сохранять спокойствие, хотя сердце тяжело ухало где-то возле горла.

– Да продавцы какие-то. Надо же – приличный дом, а шляются, кому ни попадя. Не бери в голову. Тебе пора отдыхать, ложись. Скоро приду пожелать спокойной ночи.

Он затворил дверь и погасил свет, оставив меня наедине с пустотой и бликами от уличных фонарей на потолке, что искаженно отражались в зеркале напротив кровати. Волосы мои казались кроваво-красными от попадавших на них отблесков, а сама я в длинной белой ночной рубашке напоминала призрака. Призрака самой себя. Призрака той Анны, которая знала, кто она. Анны, что умела чувствовать, отличать добро от зла и заботу от опасности. Я же не умела ничего. И ничего не помнила.

Кто такой этот Иоганн? И почему так страшно оставаться с ним под одной крышей ночью? Почему он не впустил девушку, назвавшую себя моей подругой? И куда он пропадал? Так много вопросов роилось в моей голове. И это ощущение казалось мне знакомым. Словно не впервые мне приходилось разгадывать тайны высокого красавца в черном.

Глава 4.

Я проснулась от яркого света, бьющего в глаза. После сна длиной в неделю и горы успокоительных, которыми меня щедро пичкали в больнице, отличать день от ночи я так и не научилась. Сон, преследовавший меня всю жизнь, состоявшую из трех дней, застыл в голове вязкой грустью от чего-то несбывшегося. Чего-то, что обязательно должно было произойти, но не смогло. Счастливой жизни, где не было беспамятства и сомнений, растерянности и зависимости, а были настоящие чувства, свобода и человек, смутный образ которого витал перед мысленным взором. Помешало этой жизни лишь одно обстоятельство. И имя этого обстоятельства – Иоганн.

Он сидел на краю кровати и внимательно вглядывался в мое лицо. Свежий и лучезарный, он выглядел так, будто ждет меня в полной неподвижности вот уже целую вечность. Тонкие длинные пальцы с крупными перстнями, покоились на коленях, осанка как у заправского солдата и тревожные мысли, мелькающие в ярких глазах.

– Давно так сидишь? – я приподнялась на локте, пытаясь понять, сколько же проспала.

– Нет, от силы полчаса. Хотел кое-что сказать.

– Разбудил бы тогда.

– Ну уж нет, тебе необходим отдых. Забыла? – Он обогнул кровать, сел совсем рядом и провел рукой по волосам. – Я не дам тебе снова наделать глупостей, поняла?

– Звучит как угроза! – засмеялась я, но по ледяному выражению лица Иоганна догадалась, что это и была угроза. – Чем займемся? – постаралась я перевести тему, прогоняя навязчивые мрачные мысли. – Я же не помню, что любила делать.

– Сегодня встреча с родителями, и нам нужно будет съездить в одно место. – Иоганн чеканил слова, не глядя на меня, и только накручивал рыжие локоны на палец. В голосе его сквозила непонятная мне обреченность. – Я настоял, чтобы в больнице тебя не трогали и не приставали с вопросами, но твой прыжок уже вызвал слишком большую огласку. В таких случаях никогда не верят на слово…

– Это ты и хотел сказать? – Я положила голову ему на плечо и обняла, чувствуя неловкость и смутный страх, но все же необъяснимая, словно сестринская нежность и признательность перевешивали.

– Да, – нехотя отозвался мой парень. – Ты не спросишь, что это за место?

– Полагаю, что полиция. – Эта мысль появилась в моей голове внезапно. Прежде я не задумывалась, что помимо психологов с несостоявшимися суицидниками должны работать и правоохранительные органы. Сейчас я знала это наверняка, а еще ни секунды не сомневалась, о чем хочет попросить меня Иоганн.

– Ты… – начал он.

– Должна говорить им правду, но если вспомню что-то внезапно, сначала обсужу это с тобой.

– Откуда ты знаешь? – Он отдернул руку и сам вырвался из моих почти что любовных объятий.

– Не знаю. Почувствовала, что именно это ты и скажешь. Может, у меня после удара головой открылись экстрасенсорные способности, – засмеялась я, чувствуя, что вслепую брожу совсем рядом с истиной.

– Я бы сказал, они не закрылись, – скривился в усмешке Иоганн.

– Что ты имеешь в виду?

– Что тебе рано пока нагружать голову. Просто доверься мне.

Вся та близость, что минуту назад установилась между нами и струями тепла растекалась по телу, вмиг лопнула как натянутая струна, оставив только недомолвки и вранье. Черт возьми, все это уже было! Было! Я точно знаю, только не могу вспомнить…

Расследованием моего вроде бы самостоятельного прыжка занималось отделение района, к которому относился институт. Роковая высотка замаячила далеко впереди, стоило нам свернуть на шоссе, но не вызвала бы во мне никаких эмоций, не спроси Иоганн о моих чувствах. Я не помнила ни одногруппников, ни темы диплома, который только неделю назад защитила. Я даже не представляла, чему меня учили все эти годы. Неудивительно, что и само здание затерялось в тумане подсознания.

Я вглядывалась в бесчисленные серые этажи, силясь на ходу пересчитать их и понять, как я выжила и зачем вообще прыгнула. Если я уже развелась и даже успела обзавестись парнем, вряд ли причиной стала несчастная любовь. А расставаться с жизнью из-за учебы – вообще верх безумия. Только вот сумасшедшей я себе не казалась.

Отделение полиции притаилось на первом этаже самого обыкновенного жилого дома из коричневого кирпича сталинских времен. Около входа уже ждали настороженные родители. Маму я узнала сразу – в больнице мы успели пообщаться, а вот папу видела будто впервые. Мне совершенно не хотелось падать в горячие объятия совершенно незнакомого мужчины, которого видела первый раз в новой жизни, но обидеть родного отца я боялась гораздо сильнее. Если у меня нет ни друзей, ни других родных, ценить тех, кто остался, нужно теперь в разы больше. А потому вынырнув из Ауди, как только Иоганн припарковался, я с благодарностью приняла и поцелуи в обе щеки, и слезы, и причитания. Кажется, папа меня очень любил. Он все бубнил про то, что он виноват, зря отправил меня в строительный. Сразу было понятно, что это не мое и мне тяжело. Но я – боец, не сдавалась до самого конца. И прочая дребедень из уст человека, пытающегося найти причину безрассудства единственной дочери. Я только успокаивала его и пропускала мимо ушей такие далекие от истины слова.

Прежде я не попадала в глупые подростковые передряги, и детские комнаты милиции обошли меня стороной. Во всяком случае, я на это надеялась. И сейчас я, передергиваясь от нервозности и ощущения собственной преступности, как затравленная собачонка пробиралась внутрь отделения полиции. Знакомая с системой только по сериалам, которые почему-то остались в моей голове, я ожидала увидеть зарешеченное окно на входе, камеры временного содержания, забитые до отказа отбросами общества и, по меньшей мере, героями «Улиц разбитых фонарей». И была приятно удивлена, увидев самое обыкновенное казенное заведение, не слишком отличающееся от того же ЗАГСа. Точно! Не так давно я подавала заявление на развод и, кажется, ощущала чувство настоящего полета и свободы. Ну почему эти проблески воспоминаний такие скудные и случаются в основном на уровне ощущений?

Нежно-розовый цвет стен вызывал невольную усмешку, а протоптанный до дыр коричневый линолеум под ногами, оставшийся здесь с незапамятных времен, – скорее уж жалость. Двери из рыже-коричневого выцветшего ДСП, имитирующего дерево, были хаотично натыканы по всему длинному коридору и вели в крошечные кабинеты. Вопреки ожиданиям, в убогих комнатах вовсе не расследовали громкие убийства и многомилионные кражи, а оформляли регистрации, выдавали паспорта и мирили буйных соседей. Нас ждал никакой не следователь по особо важным делам, а самый обыкновенный скучающий участковый, с головой заваленный бумагами.

Когда мы всей компанией в четыре человека ввалились в кабинет, заняв все свободное пространство вокруг стола, из-за вороха папок и документов высунулась голова. Два близоруких навыкате глаза внимательно оглядели нас, а их обладатель только устало вздохнул и предложил самим решать, кто присядет, а кто останется стоять.

Я приютилась на краю облезлого стула для посетителей, приставленного к столу, а Иоганн, прямой, как стрела, встал сзади, положив изящную руку на мое плечо. Участковый хмыкнул, но промолчал. Мама с папой вдвоем делили стул у двери.

– Давайте не будем тянуть время. Уверен, вы хотите закончить с этим точно так же, как и я, – вяло проговорил участковый, выкапывая из покосившихся стопок одинаковых папок нужную – с моим делом. Он прищурился, бегло пробежал глазами несколько страниц, вложенных в папку, и наконец перевел взгляд на меня:

– Ну что ж, Анна Павловна. У меня к вам будет несколько вопросов. Начнем с простого. Вы – Ремизова Анна Павловна?

Я растерянно оглянулась на маму, та чуть заметно кивнула.

– Вы что же, не помните даже, как вас зовут? – удивилась лупоглазая голова, тело которой ни на миллиметр не показывалось из-за бумаг.

В ответ я только покачала головой, а участковый пробубнил себе под нос, обращаясь к своим бумажкам: «Безобразие, и нафига эту делегацию сюда прислали?»

– А вы не могли бы представиться? – Голос Иоганна, неожиданно вступившего в диалог, заставил меня вздрогнуть и вернуться к жизни, когда я уже ощущала, что заражаюсь от сонного полицейского ленью и наплевательским отношением ко всему вокруг, в том числе к собственной жизни.

– Виктор Сергеевич Иванов, капитан полиции, – с недоверием произнес мужчина, приглядываясь к моему парню. – А вы у нас… – Он снова полез в папку.

– Иоганн! – Мой спутник протянул через стол узкую кисть.

– Вы у нас… – Капитан не удосужился ответить на рукопожатие и даже не взглянул в сторону Иоганна. – Игорь Семен…

– Забудь! – взревел Иоганн. – Ты уже все прочитал. Закрой папку и забудь. Иоганн – только это имя.

Полицейский захлопал глазами и как по волшебству выполнил приказ – отложил папку. Рука Иоганна, все еще протянутая над столом, подрагивала.

– Рад знакомству, Иоганн, – рассеянно отозвался участковый и потряс утонченное запястье своей широкой волосатой лапой.

Что это было? Внушение, гипноз? Как он это сделал? И почему не дал капитану полиции произнести имя вслух? Я в панике оглянулась на родителей, но те вели себя так, словно ничего не произошло, и мой парень не заставил поверить полицейского в то, чего он на самом деле не делал. Но как? Как такое возможно?

Иоганн уловил мое волнение и вернул руку на плечо, отчего волна спокойствия тут же расслабила тело и выгнала из головы тревогу, наполнив ее сладкой негой.

– Что ж, Анна Павловна, – на выдохе произнес полицейский, – тут и искать нечего. Перенервничали, вышли освежиться, но ветер и плохой завтрак сыграли с вами дурную шутку. Что ж, не повезло – так не повезло. Будьте впредь аккуратнее.

– И вы не будете передавать дело… куда там их обычно передают? – Я нахмурилась, инстинктивно стряхивая с себя воздействие Иоганна.

Не то чтобы мне хотелось связываться с расследованиями, судами или психиатрами, но такая халатность возмущала. Родители словно замерли и не проронили ни звука за все время этого странного спектакля. Почему-то только я в полутемном душном помещении жаждала докопаться до истины.

– Анна Павловна, в самом деле. Я понимаю, вам хочется найти виноватого, глупо оказаться на волосок от смерти из-за нелепого стечения обстоятельств. Но поверьте моему опыту – катастрофы именно так и происходят: случайно, а не из-за всемирного заговора и кровных врагов.

– И все же! – не унималась я, только распаляясь из-за его пресного поведения. – Вы должны сделать хоть что-то! Я не знаю, опросить родных, проверить социальные сети…

Дурацкая амнезия совершенно сбивала с толку, и только теперь я осознала, что в век информационных технологий ничто не исчезает бесследно. И если есть в сети хоть малейшая зацепка, которая привела бы к истинной причине моего полета, ее можно найти! Иоганн заметно подобрался, готовый в любой момент перехватить разговор и увести в нужное ему русло. И как только это ему удается? А главное – почему не действует на меня?

– Ладно, ладно. – Участковый снова потянулся за папкой, которую успел закинуть в дальнюю стопку забытых и не требовавших разбирательства дел. Никогда прежде не видела человека, который бы так сильно ненавидел свою работу. – Анна Павловна, вам приходили сообщения с угрозами? Мы можем посмотреть ваш телефон?

Точно – телефон! Вот, где нужно искать. Я вопросительно взглянула на Иоганна, он только ухмыльнулся и развел руками:

– Он, в отличие от Анны, при полете не выжил и восстановлению не подлежит.

– А социальные сети? – не унималась я. – Давайте сейчас же проверим!

– Вы помните пароли? – уточнил полицейский.

– Конечно нет!

– Может быть, помните, куда их записывали?

– Нет… Но вы можете просто поискать меня в интернете, наверняка что-то найдете.

– Ладно уж, но только для вашего успокоения. – Виктор Сергеевич закатил круглые лягушачьи глаза.

Старенький компьютер, притаившийся за бумагами, кряхтел и крякал в поисках интернета. Вентилятор внутри полурабочей бандуры из последних сил разгонял спертый кабинетный воздух, пока полицейский пытался найти в сети мое прошлое, а я выжидающе не сводила с него глаз.

– Так, что тут у нас? – Он внимательно уставился в монитор, почти касаясь его носом. – Так… Студентка сбросилась с крыши… Местные новости… Несовершенность системы образования… Ага. Вот. Фейсбук – ни фото, ни записей. Дальше. Инстаграм – пусто. Вконтакте – аналогично. Нет про вас, Анна, ничего, кроме криминальной сводки.

– И вам не кажется это странным? – Страх липкой волной подступал к горлу – кто-то добрался и до моей виртуальной жизни, стерев меня отовсюду. Кто-то лишил меня не только прошлого и памяти, но и шанса это прошлое воскресить. Кто и зачем? Что я такого сделала, что со мной так поступили? На глаза непроизвольно накатывали слезы, и я смахивала их тыльной стороной ладони.

– Ну ладно вам, Анна Павловна, – попытался успокоить меня полицейский, – наверное, вы были просто очень скрытной и ничем не делились. И правильно! Меньше компромата – легче жизнь! Это я вам по собственному опыту говорю. – Он сделал паузу. – Если что вспомните, милости прошу. Приходите с доказательствами, обсудим. А пока мы с вами все решили.

Глава 5.

– Что все это значит? – выплюнула я в лицо Иоганну, как только мы сели в машину. – Как ты это сделал? Почему на меня не действует?

– Хотел, чтобы ты увидела, – ровно ответил он, лишь усмехнувшись уголком тонких губ. – Считай, проверял тебя.

– Но что это за дар убеждения или магия? Даже не знаю, как правильнее назвать.

– Не думал, что и это ты забудешь, – буркнул он. – Что ж, когда-то я уже рассказывал тебе все, и сначала ты сочла меня сумасшедшим, даже дослушать не пожелала. В этот раз я решил пойти от обратного – начать с демонстрации. А теперь – слушай.

Как это странно – видеть родных, но не узнавать их. Внушать себе, что любишь этих людей – ведь копошится что-то там, внутри, только слишком смутное, чтобы дать этому чувству имя. Забыть людей, события, себя – в это я могла поверить. В конце концов, моя жизнь обратилась в темный полог, прикрывающий истину, и в чужие рассказы, приподнимающие его для меня. Но вот поверить в то, что современная девушка не вела никаких социальных сетей, ни с кем не переписывалась и не выкладывала фотографий, я наотрез отказывалась. Память моя стерлась до противного избирательно – оставила всякие глупости вроде сюжетов сериалов и забрала все самое дорогое и значимое. Но я прекрасно помнила, как я с кем-то… вот только с кем, с какой-то девушкой… фотографировалась, корча смешные рожицы, а потом выкладывала получившиеся шедевры не куда-нибудь, а в Инстаграм, дублируя во все остальные мыслимые и немыслимые социальные сети. Это озарение пришло ровно в тот момент, когда полицейский решил, что моя социальная жизнь напрочь отсутствовала.

Нет, товарищ капитан, все не так очевидно, как вам бы хотелось. Были социальные сети, и фотографии были, и переписки. Похоже, что память, как и всю мою жизнь, подчистили не просто так, а преследуя определенные цели. Только как докопаться до истины девушке с амнезией, которая даже не помнит, любит ли она своего парня?

Иоганн собрался с духом и, не отрывая глаз от дороги, начал свой рассказ завораживающе сладким голосом:

– Анна, мы познакомились с тобой не случайно. Нас связывает не одна лишь любовь, но и колдовство. Скажи, ты ведь почувствовала тогда в больнице, что я иду?

Так вот, что это было – то странное ощущение. До того, как услышать незнакомый мужской голос, властно требующий его впустить, несколько минут, что пробыла в сознании, я ощущала необъяснимое притяжение. Оно словно вытаскивало меня из сумрака забытья, из горько-сладкого сна, похожего на быль, и возвращало в суровую реальность, где я потерялась, как только открыла глаза. Тогда я не могла понять, кто я такая, и жива ли я вообще, и уж точно не была в состоянии анализировать мимолетные чувства. Но это не делало нашу необъяснимую связь менее значимой. Скорее – наоборот.

Но говорить об этом Иоганну я почему-то не стала, а только сдержанно кивнула в ответ. Кажется, мне уже приходилось использовать такую тактику.

– Вот видишь. – Его лицо озарилось ласковой и как будто влюбленной улыбкой. – Мы многое пережили вместе в настоящем, но еще больше – в пятнадцатом веке.

– В каком веке? – Я почувствовала, как на голове зашевелились волосы. Но не от страха перед услышанной сказкой, небылицей, а от нахлынувших воспоминаний. Нет, я не увидела лиц, не воскресила событий, но ухнула в пучину отчаяния и паники, вожделения и любви, боли и свободы. Еще секунда – и мыльный пузырь с воспоминаниями лопнул бы, изливая на меня всю тяжесть бремени, которое веками мне приходилось тащить. Иоганн заметил, как на моем лице проявляется спасительная мысль, за которую я всеми силами хваталась, и оборвал ее одним хлестким словом.

– Ты – ведьма, Анна! А я – колдун! – Мои ощущения, скрученные в плотный спутанный клубок, снова канули во тьму. – Мы не первый век вместе: мы горели в огне и перерождались, но всегда находили друг друга. Только ты и я. Больше никто нам не нужен.

– И что, я тоже могу так убеждать людей? – я пропустила мимо ушей пафосное признание, переходя сразу к сути.

– Можешь, только надо немного оправиться, накопить сил, и тогда никто не встанет у нас на пути! – Языки пламени так и рвались наружу из его глаз, и от этого холодок пробегал по коже, а душа словно сгорала в колдовском огне.

– И что же мы такого должны сделать, что нам придется сметать с пути конкурентов?

– Я, наверное, напугал тебя, – смягчился Иоганн. – Я ничего такого не имел в виду. Просто мы – очень сильный тандем, только и всего. А ты подозрительно спокойно реагируешь, совсем не как в прошлый раз.