Дмитрий Красивый

К.В. Сычев

ДМИТРИЙ КРАСИВЫЙ

Том третий

Моей супруге, Сычевой Наталье Борисовне,

вдохновившей меня на этот труд,

посвящается

КНИГА 1

КНЯЗЬ-ОТЕЦ

ГЛАВА 1

У ОРДЫНСКОГО ЦАРЯ

Князь Роман Глебович стоял на коленях у золоченых ступенек ханского трона и молча, склонив голову, ждал. За его спиной пребывал в той же отцовской позе покорности старший сын Дмитрий, который тяжело дышал, волнуясь за отца: уж очень не хотел князь Роман принимать завещанный ему покойным племянником Брянск и, тем более, ехать в ненавистный ему Сарай за ярлыком на право удельного княжения.

В приемной зале ханского дворца царила полная тишина. Молодой хан Узбек сидел в своем золоченом кресле, окруженный со всех сторон рассевшимися на персидских коврах приближенными и тоже молчал, раздумывая.

По правую руку от него сидел на небольшом возвышении духовный наставник имам Ахмат, а по левую руку стоял, ожидая вопросов от своего повелителя, его тайный советник – тридцатидевятилетний Субуди.

В ханском дворце не было женщин: хан Узбек строго соблюдал исламские нормы и никогда не выводил на всеобщее обозрение своих жен, которым не полагалось покидать пределы ханского гарема.

Несмотря на свою молодость, Узбек-хан поражал окружавших его подданных осмотрительностью, вдумчивостью и медлительностью.

– Горячность и быстрота, государь, – учил его имам Ахмат, – нужны только в гареме, но в делах вредны и пагубны. Всласть разговаривать можно только со своими женками, а с другими людьми следует беречь каждое слово! А с рабами надо быть предельно осторожным, особенно с урусами, не знающими истинной веры!

Вот так и сидел ордынский хан, размышляя не вслух, как это обычно делали его предшественники, но про себя.

– Вот так беда! – думал молодой хан. – Прошло совсем немного времени после смерти дедушки, а вот теперь узнаю о кончине верного мне уруса Вэсилэ из Брэнэ! Неужели душа этого коназа устремилась к душе покойного Тохтэ-хана, чтобы и после смерти служить своему повелителю! – Узбек вздрогнул от такой догадки. – Разве возможно такое, чтобы неверный, но преданный слуга, урус Вэсилэ, удостоится такой чести? Надо бы поговорить об этом с имамом…

– Почему ордынский царь молчит? – думал в это же время седовласый князь Роман. – Неужели он не согласен на мое брянское княжение?

Перед глазами Романа Глебовича промелькнули последние события из его жизни: неожиданная смерть племянника Василия Брянского, совещание у другого племянника – великого смоленского князя Ивана Александровича – и, наконец, сборы и отъезд в недалекий Брянск.

Преждевременная смерть пятидесятидвухлетнего Василия Александровича потрясла смоленских князей. Особенно тяжело переживала свое горе мать умершего – княгиня Агафья, которая, после горестных рыданий, оделась во все черное и совсем удалилась от родных, проводя свои дни в стенаниях и молитвах. Великий же князь Иван Александрович довольно спокойно встретил скорбное известие и уже на следующий день пригласил своего дядю Романа на боярский совет. – Мой славный дядя! – сказал князь Иван после недолгого совещания с боярами и смоленским епископом. – Наступило время нам расстаться! Поезжай в Брянск! Мой брат Василий завещал тебе этот город и удел!

– Зачем мне этот удел?! – возмутился тогда Роман Глебович. – Я уже стар для управления такой богатой землей! Мне не хватает лишь трех лет до семидесяти! Неужели вам понадобился еще один брянский покойник? Куда мне ехать с одними сединами?

– Это ничего, что ты поседел, дядюшка, – улыбнулся Иван Смоленский. – Седого медведя не берет острая рогатина! Ты стар, но удал! Разве твоя супруга – старуха? Или у тебя перезрелые дети? Твоя супруга молода, а сыновья и дочери – совсем еще дети! Вот по ним и считай свои годы!

В самом деле, после смерти бездетной жены князь Роман взял себе в жены дочь волынского князя Льва Юрьевича Евдокию и уже на следующий год после свадьбы получил первого сына – Дмитрия. Затем последовали дочери и, наконец, младший, самый любимый сын Василий, родился, когда его отцу уже было почти пятьдесят…

Князь Роман Глебович всегда отличался скромностью, выдал своих дочерей за мелких, ничем не прославившихся князей и совсем не претендовал на многое, но вот, когда его племянник упомянул детей, задумался. – Я пристроил своих дочерей, пусть не роскошно, но и не бедно, – рассудил он про себя, – а вот что я оставлю сыновьям? Лишь одну Смядынь?

– Тебе надо подумать о сыновьях! – сказал, как бы читая его мысли, князь Иван Александрович. – Сам сядешь в Брянске и возьмешь с собой одного из сыновей…А Смядынь пусть достанется другому! Разве это плохо?

– Смядынь? – поднял голову князь Роман. – Разве ты оставишь мне это родовое поместье и не отберешь его в казну?

– Зачем? – усмехнулся Иван Александрович. – Мне не нужна твоя Смядынь, пусть останется за твоими детьми. А я подыщу своим сыновьям другие городки и волости!

– Это правильно! – громко сказал епископ, глядя с улыбкой на князя Романа. – Пора тебе, сын мой, уезжать в Брянск!

– Ну, что ж, – вздохнул князь Роман, – если такое советует сам владыка и его поддерживает мой славный племянник, щедрый и ласковый, Иван, тогда поеду без колебаний!

И князь Роман Глебович, прихватив с собой жену и старшего сына Дмитрия, выехал в середине марта 1314 года со своей небольшой, в двести копий, дружиной в недалекий заснеженный Брянск.

Младшего сына Василия он оставил княжить на Смядыни, под Смоленском, передав ему весь свой двор – немногочисленных бояр и домашнюю челядь, а также половину дружины.

Двадцатилетний, недавно женатый князь Василий Романович с радостью принял такой подарок отца, а вот старший сын князя Романа Дмитрий, двадцати семи лет, был очень недоволен: грустным и подавленным ехал он со своей молодой женой «в лесную глушь». С отцом он, однако, спорить не решился. – Нет смысла его сердить, – рассуждал он. – Старший лучше видит, что надо делать!

– Не горюй, сынок! – подбадривал его ехавший рядом на породистом вороном коне отец. – Я уже стар, и неизвестно, как Господь распорядится моей жизнью! А если я умру, тогда этот богатый и сильный Брянск достанется тебе!

– Господи, сохрани! – перекрестился, услышав эти слова, Дмитрий Романович. – Не торопись умирать, батюшка, и живи до ста лет! Мне ничего не надо, лишь бы ты был жив и здоров!

Смоленские князья въехали в Брянск под звон колоколов.

– Да благословит тебя Господь, князь Роман! – сказал, крестя седую голову князя, епископ Арсений.

– Хлеб и соль! – хором прокричали брянские бояре.

Уже на следующий день после торжественного пира князь Роман хотел венчаться на княжение, но епископ Арсений отговорил его. – Тебе надо, сын мой, – сказал владыка, – ехать в татарскую Орду и получить от царя Узбека грамотку! Венчание никуда от тебя не уйдет, а вот татарского царя обижать не следует! Мало что мы этого не хотим, но так определил наш Господь. Если татарский царь узнает о венчании от недобрых людей или чужеземных купцов, он непременно рассердится! Зачем нам это нужно, если мы знаем завещание покойного Василия? А наш государь, славный Узбек, не откажет воле своего верного человека! Поезжай, сын мой!

– Придется ехать в Орду! – пробормотал с горечью Роман Глебович. – Вот уж чего бы не хотелось…

И он стал собираться в дорогу.

К середине мая, когда установилась теплая и сухая погода, князь в сопровождении сына Дмитрия, трех верных бояр, в числе которых пребывал Мирко Стойкович, сотни своих лучших дружинников выехал в Сарай, благополучно туда добрался и устроился в большой гостевой юрте, ожидая ханского приема.

Молодой татарский правитель не спешил. Лишь через две недели, после того, как его денежники пересчитали сданный брянским боярином Мирко «выход» и сарайские муллы определили благоприятный день приема, он вызвал через своих рабов русских князей во дворец.

Вот и стоял перед ханским троном Роман Глебович, с тревогой вслушиваясь в дворцовую тишину.

Наконец, молодой хан зевнул и, подняв голову, посмотрел вниз на склоненные перед ним тела. – Ладно, Ромэнэ, – сказал он вдруг своим чистым звонким голосом. – Я принимаю твой «выход» и скромные подарки! Подними же голову и покажи свое лицо!

Князь Роман, не вставая с колен, выпрямился и встретился взглядом с татарским ханом. – Какой же красивый лицом, этот бусурманский царь! – подумал он, молча разглядывая черноглазого румяного юношу. – Какие чудесные брови! Дугой! Как у чужеземной красавицы!

– Так ты уже старик, – покачал головой царственный юноша, – и хоть не дряхлый, но совсем седой! Неужели это правда, что сам Вэсилэ завещал тебе этот город?

– Правда, государь, – ответил, качая головой, на неплохом татарском князь Роман. – На этот счет есть грамотка, написанная нашим владыкой Арсением…Я передал эту грамотку твоим верным людям!

– Это так, Субуди? – вопросил, повернувшись к своему собеседнику, молодой хан. – Есть такой ярлык?

– Так, государь, – кивнул головой Субуди. – Мы прочитали этот немногословный ярлык: этот поп урус просит тебя утвердить завещание покойного Вэсилэ! Ты не желаешь посмотреть на его письмо?

– Нет, не желаю! – усмехнулся хан Узбек. – Я верю твоим словам. У меня нет сомнения в твоей искренности. Каково твое мнение на это, мой верный Субуди?

– Тебе решать, государь, – сказал, проведя по длинной, но жидкой бороде ладонями, Субуди, – однако я осмелюсь сказать несколько слов. Этот коназ Ромэнэ привез сюда полноценный «выход» и щедрые подарки. Он верно служит тебе и всему нашему ханству…А поскольку есть и завещание покойного Вэсилэ в пользу этого Ромэнэ, то у меня нет никакого сомнения в его законном праве!

– А что скажешь ты, мой славный наставник? – обратился хан Узбек к имаму Ахмату, нетерпеливо перебиравшему крупные янтарные бусины-четки. – Ты согласен с моим советником?

– Согласен, государь, – сказал, глядя перед собой, имам Ахмат. – Пусть же этот старик Ромэнэ владеет тем глухим Брэнэ…Я не против этого старика.

– Все согласны со сказанным? – громко спросил хан Узбек, вглядываясь в лица своих остальных подданных. – Неужели никто не против?

– Согласны, согласны, государь, – пробормотали со всех сторон знатные татары.

– Ну, тогда ступай, коназ Ромэнэ, в гостевую юрту и жди там от меня ярлык. А когда получишь свою бумагу, тогда уезжай с миром в свой Брэнэ, – поднял руку молодой хан.

– Благодарю тебя, государь! – весело сказал, вставая, князь Роман Глебович. – Многих тебе лет и крепкого здоровья, наш справедливый царь! – И он вместе со вставшим с колен сыном Дмитрием низко, до земли, поклонился и быстро, стараясь не поворачиваться к ордынскому хану задом, попятился к выходу.

Вечером князь Роман принимал в своей большой гостевой юрте купца Мирко Стойковича. Князь полусидел на мягком татарском диване и внимательно слушал своего верного слугу. Купец Мирко, сидевший напротив князя на небольшой, обложенной подушками, скамье, важно, с достоинством, докладывал. – Я нынче побывал, батюшка князь, у Субуди-сайда, – говорил он, не торопясь, – и видел всю его семью. Я преподнес всем подарки. Так, супруге Субуди, Сумэр-хатун, я подарил бусы с синими камнями, а другим его женам и дочерям – серебряные серьги или браслеты. Не поскупился я и на подарки его сыновьям, особенно его старшему сыну Тугучи, который уже стал важным человеком при государе…

– Да, дороговато обходятся нашей казне твои друзья! – покачал головой князь Роман. – Тянет почти на полсотни гривен…

– О, батюшка, – улыбнулся Мирко Стойкович, – это не такое большое разорение! Слава Господу, что в твоей казне немало серебра! И море-озеро бесценных мехов! А эти сарайские люди, обладающие большой властью, нам очень нужны! Один только их бусурманский поп Ахмат чего стоит! Неужели ты не видел его в царском дворце?

– Это тот, в зеленом халате, расписанном полумесяцами, с большой белой чалмой? – усмехнулся князь Роман.

– Да, это он! – кивнул головой купец Мирко. – В тот самый день, когда мы сюда приехали, я отнес половину нашего серебра, предназначенного на подарки, этому имаму…Неужели ты не догадался, батюшка, что мы так быстро решили твое дело только с помощью серебра?

– Догадался, – кивнул головой князь Роман. – Ни один знатный татарин не сказал ничего плохого против меня…Благодарю тебя, Мирко, за твою верную службу. Не зря ты, славный купец, стал благородным боярином, а не простым дураком!

Неожиданно отворилась входная дверь, и в княжескую юрту вбежал молодой слуга. – Батюшка князь! – вскричал он, волнуясь. – К тебе идет великий князь Михаил Тверской!

– Удивительно, Бенко! – воскликнул Роман Глебович. – Пусть же входит сюда молодой князь Михаил Ярославич! Я давно не видел этого славного воина! И позови других слуг, чтобы принесли сюда тяжелую скамью!

Князь Михаил вошел в юрту вместе с сыном князя Романа Дмитрием. – Здравствуй, брат! – громко сказал он и, подойдя к сидевшему на диване брянскому князю, поклонился.

– Здравствуй и ты, Михаил! – весело ответил князь Роман, встал и, приблизившись к тверскому князю, обнял его, троекратно целуя.

В это время слуги поспешно внесли длинную скамью с удобной спинкой и поставили ее прямо напротив дивана своего князя. Мирко Стойкович стоял, глядя во все глаза на великого суздальского и тверского князя. Его скамью, освободив от подушек, слуги быстро вынесли вон, а подушки переложили на новую, большую скамью.

Михаил Ярославович был одет в богатый татарский шелковый халат синего цвета, из-под которого выбивалась его алая княжеская мантия, и виднелись загнутые носками кверху татарские же туфли, обшитые китайским шелком, тоже синие, блестевшие при свете восковых свечей и переливавшиеся всеми цветами радуги. На голове у князя возвышалась обычная летняя княжеская шапка из алой парчи, окантованная тонкой полоской из куньего меха. Несмотря на то, что Михаил Тверской не превосходил ростом ни князя Романа, ни его сына Дмитрия, вид он производил внушительный: это был могучий широкоплечий мужчина, гордо державший свою красивую голову.

– На вид ему около пятидесяти лет, – подумал Мирко Стойкович, – а виски уже – белые, как снег, и борода блистает серебром! Но намного моложе нашего князя! И сила у него немалая!

– Это – мой верный боярин, Мирко Стойкович, – сказал князь Роман, представляя гостю своего собеседника. – Он возит сюда, в Сарай, мой «выход»!

– Рад познакомиться с твоим славным человеком! – небрежно кивнул головой Михаил Ярославович, отвечая на низкий поклон брянского боярина, и сразу же уселся на большую мягкую подушку, лежавшую на середине скамьи.

– Садитесь же рядом, сынок и Мирко, – указал жестом руки, делая вид, что не замечает брезгливой гримасы на лице своего высокого гостя, на ту же скамью князь Роман. – Всем хватит места!

Молодой Дмитрий Романович уселся рядом с великим князем Михаилом, а с краю к ним пристроился Мирко Стойкович.

– Я пришел к тебе, Роман, с поздравлениями, – сказал, высокомерно улыбаясь, Михаил Ярославович. – Я только что сюда приехал и узнал о твоем успехе!

– Благодарю, брат, – усмехнулся Роман Глебович, – однако я уже староват для удельного князя! Меня еле уговорили!

– Петух не стар, если топчет молодых кур! – весело бросил великий суздальский и тверской князь. – Ты достаточно воевал, Роман, и добился большой славы. Тебе давно пора иметь свой богатый удел! Если кто и заслужил это, так только ты, мой брат!

– Твоими устами да мед пить! – промолвил князь Роман. – А что ты пришел сюда так поспешно и в страшную жару? Неужели случилась какая-то беда?

– Да так уж, Роман, – покачал головой князь Михаил. – Поездки в Орду – дело привычное для нас, залесских князей. Это только вы, брянские князья, свободны от этой повинности!

– Нет, мой брат, – грустно ответил Роман Брянский. – Еще мой покойный племянник, Василий Храбрый, каждый год приезжал сюда…Было, правда и так, при царе Тохтэ, что он не посещал Сарай…Но это было редко…Князь Василий не раз сражался за своего царя…И государь, порой, прощал ему многое…А как тебе, брат мой, сидится на владимирском «столе»?

– Нечем похвастать, – пробормотал Михаил Ярославович. Его большие синие глаза как-то разом потускнели, а крупный орлиный нос как будто покраснел. – Нет покоя от Юрия Данилыча! Этот мелочный князь не желает признавать мою великокняжескую власть! Этот Юрий часто ездит сюда, к молодому царю, и подает на меня бесчисленные жалобы! То требует от меня какой-нибудь городок, то протягивает свою медвежью руку к Великому Новгороду! Он – настоящий разбойник и злодей! Безжалостно разоряет мою казну! Вот опять придется заминать его жалобу полновесным серебром! А где запастись этим серебром? И за грамотку, или ярлык, придется заплатить вдвое больше прежнего! Иначе этот Юрий завладеет Владимиром!

– Да, нелегкая у тебя судьба, брат! – посочувствовал князь Роман. – Этот Юрий – опасная заноза! Как мы недавно узнали, он протягивал свои руки даже до Брянска и погубил моего бесславного брата Святослава!

– Вот так, брат, – кивнул головой князь Михаил. – Выходит, этот Юрий – наш общий враг! И почему бы нам не соединить наши силы против этого злодея и не сокрушить его?

– Это, брат, не такое простое дело, – пробормотал Роман Глебович. – Надо хорошо подумать…

– А что тут думать, батюшка? – возразил Дмитрий Романович, улыбаясь. – Мы уже договорились с Михаилом Ярославичем и, когда ему будет надо, я приду к нему на помощь с дружиной против злобной Москвы!

– Ну, если будет надо, – поморщился брянский князь, – тогда и решим, а пока…

Так и ушел к себе на подворье великий князь Михаил, ничего не добившись от Романа Глебовича. – Эх, ладно, – думал он, раздосадованный, про себя. – Вот когда клюнет петух Романа в его тайное место, тогда сам ко мне прибежит!

– Ты не настолько молод, Дмитрий, – с укоризной выговаривал сыну князь Роман, – чтобы принимать поспешные решения! Разве ты не видишь, какую беду вызывают эти князья – Михаил Тверской и Юрий Московский? Они попеременно ездят с доносами к молодому царю! Это очень плохо, и нечего нам, брянским людям, лезть в такую грязь! Тут не серебром пахнет, а жаркой кровью! Пусть же сами расхлебывают свою кровавую кашу! Нечего вовлекать сюда наш славный Брянск!

Ночью, лежа на своем широком, мягком ложе, князь размышлял. – Я не позволю втянуть свою землю в напрасную беду! – сказал он себе, чувствуя свою правоту. – Пора уж в старости отказаться от всех житейских глупостей. Этот Михаил сравнил меня с петухом, курощупом…Проявил такое бесстыдство! Где уж мне до молодого петуха? – вздохнул князь. – Я уже так постарел, что мне теперь не до женок…Ох, если бы вернуть молодую силушку…

В это время скрипнула дверь, и в княжеский покой кто-то тихонько вошел.

– Это ты здесь бродишь, Бенко? – буркнул недовольный князь Роман. – Зачем беспокоишь меня?

– Это не Бенко, княже, – тихонько сказала молоденькая девушка, приближаясь к княжескому ложу. – Это – я, Есенка, пленница мурзы Кавгадыя…Прислана к тебе по его приказу…

– Зачем? – пробурчал подскочивший князь. – Я накажу бестолкового Бенко! Как он посмел тебя пропустить? Я уже стар для молодых девиц!

– В таких делах не бывает стариков! – весело промолвила девушка, и не успел князь опомниться, как она, сбросив с себя легкий серый халат и оставшись нагишом, молнией проникла под княжеское одеяло.

– Охо-хо! – закряхтел взволнованный князь, чувствуя на своем теле нежные, умелые руки. – Какие сладкие губы!

– А ты еще говоришь о своей старости! – проворковала Есенка, плотно прижимаясь к князю. – Твоя сила настолько велика, что я испугалась, как бы ты не разорвал меня своей небывалой плотью!

– Не бойся, моя сладкая лада! – простонал князь, чувствуя непреодолимое желание и буквально набрасываясь на большегрудую, длинноногую красавицу.

– Ах! Ох! – застонала Есенка, почувствовав в себе здоровенного мужчину. – Ну, и велик же ты, батюшка, как молодой конь!

– Выходит, я не такой уже старый! – думал, ликуя, князь Роман, покачиваясь над неожиданной возлюбленной. – Ох, и угодил мне этот славный татарин Кавгадый!

ГЛАВА 2

ЗАБОТЫ МОСКОВСКОГО КНЯЗЯ

Московский князь Юрий Даниилович принимал у себя в «тайницкой» теремной комнате князя Федора Ржевского.

Сидя в большом, удобном, резного дуба кресле, князь Юрий внимательно и терпеливо слушал сбивчивую, грубую речь своего союзника. С кряхтением, запинаясь и повторяя свои излюбленные слова «ужо», «тама», «тако», Федор Святославович подробно рассказывал о своем походе на Новгород.

Как известно, этот поход был инспирирован самими новгородцами, недавно ограбленными великим суздальским князем Михаилом Ярославовичем, который, нуждаясь в деньгах, потребовал от них непомерную сумму. Князю Михаилу были нужны большие деньги для выплат ордынскому хану. Дорого обошелся владимиро-суздальской, тверской и новгородской землям великокняжеский ярлык! И особенно новгородцам! Владимиро-суздальская земля была настолько истощена поборами и татарскими набегами, что взять с нее было почти нечего, свою родовую Тверь князь Михаил берег, а вот Великий Новгород он не пожалел: после затяжных ратных маневров в новгородских пограничных городках и, особенно, в Торжке, отрезав русский север от южных земель, снабжавших новгородцев хлебом, он заставил их раскошелиться, выжав несметную сумму серебром. Опасаясь, что если такие поборы от князя Михаила станут делом обычным, новгородцы решили не уступать и попросили помощи у злейшего врага Михаила Ярославовича – князя Юрия Московского.

– Приди к нам, славный господин, владей нами, – говорили новгородские послы в Москве, – и соблюдай законы Ярослава, чтобы не разорять наш несчастный город!

– Этого не бойтесь, – заверил их князь Юрий. – Я ничего не возьму больше того, что установил Ярослав и, если будет надо, окажу вам, без лишних слов, военную помощьомэнэ!

И он послал в Новгород своего друга и союзника князя Федора, сына покойного Святослава Глебовича Можайского, с московским войском.

После гибели Святослава Глебовича, павшего в сражении с татарским войском под Брянском в 1310 году, городок Можайск унаследовал его старший сын Глеб, а Федор, младший сын, вынужден был довольствоваться небольшим городком Ржевой.

Когда же умер вяземский князь Андрей, его города Вязьму и Дорогобуж, формально входившие в состав Смоленского княжества, хитростью заполучил Глеб Святославович, а Федор Ржевский переехал в Можайск.

Князь Глеб Святославович, сохраняя видимость дружбы с великим смоленским князем Иваном Александровичем, своим двоюродным братом, неоднократно являлся к его двору в Смоленск, привозил с собой подарки и определенную, весьма скромную, плату, оговоренную раньше, за свои города, как часть ордынского «выхода», и таким образом удерживал за собой довольно хлебные городки и волости.

Великий смоленский князь, довольный сохранением целостности своего удела, смотрел сквозь пальцы на активную дружбу Глеба Святославовича с Москвой. Князь же Федор Ржевский, фактически, перешел на службу Юрию Московскому, а в городках Ржеве и Можайске посадил московских ратников и воевод, довольствуясь лишь скромными подарками от своего московского сюзерена.

Вот и теперь, летом 1314 года, он беспрекословно выехал по указанию Юрия Данииловича на север. Московская рать, ведомая князем Федором, быстро прошла, не встречая сопротивления, новгородские городки и приблизилась к Великому Новгороду. Разместив войско неподалеку от города, князь Федор с двумя сотнями отборных дружинников вошел в городскую крепость и потребовал от новгородской знати немедленной выдачи наместников великого князя Михаила. Несчастные тверичи попытались бежать, но, с помощью новгородцев, князь Федор «перехватил злодеев» и бросил их в оковах в темницу. Однако он недолго «просидел» в Новгороде. Вскоре до него дошли сведения, что сын Михаила Ярославовича, пребывавшего в Орде, Дмитрий с большим войском пошел в поход на север.

Опережая события, Федор Ржевский двинулся ему навстречу. К московскому войску присоединились и новгородцы, везшие в обозе закованных «в железа» тверских наместников. Объединенное войско подошло к Волге. Но переправиться на другой берег не успело: там уже стояли стройными рядами тверские полки, сверкавшие своими безупречно очищенными, отточенными мечами и наконечниками копий.

Сомкнутые ряды сильного, хорошо обученного войска тверичей охладили пыл доселе воинственных новгородцев, и они не только сами не решились на переправу, но также помешали это сделать московским полкам.

– У тверичей бесчисленное войско, – говорили князю Федору новгородские бояре, – и поэтому нет смысла терять наших воинов…

Несмотря на то, что Федор Святославович очень хотел отличиться перед князем Юрием, он, тем не менее, понимал, что с малым московским войском принимать бой бессмысленно. Так и простояли на разных берегах великой реки обе рати до самых морозов. Наконец, нетерпеливые новгородцы не выдержали и предложили Федору Святославовичу начать переговоры с тверичами, а когда он наотрез отказался, тайно послали к князю Дмитрию Тверскому своих людей, вернули ему захваченных в московский плен бывших наместников-бояр и заключили «мир», пообещав сохранять прежнюю покорность великому князю Михаилу Ярославовичу.