Генерал без армии

Попытки прорвать кольцо продолжались до конца июня. Пятьдесят девятая армия действовала вне котла, штурмовала позиции противника у перешейка. Наспех подготовленные атаки следовали одна за другой.

Немцы держались, сосредоточили в районе крупные силы и артиллерию. Вражеская авиация господствовала в воздухе. Все удары противник отбивал, советские войска несли тяжелые потери. Летели головы провинившихся военачальников. Был снят с поста командующий Ленинградским фронтом Хозин за невыполнение приказа об отводе войск Второй Ударной армии. Ставка восстановила Волховский фронт, которым теперь командовал Мерецков.

Десятого июня несколько дивизий и полков вновь устремились на штурм, и немецкие войска опять отразили нападение. В котле остались больше двадцати тысяч бойцов, орудия, танки, минометы и тысячи местных жителей, покинувших свои дома.

Сражение шло с невиданным ожесточением. На подмогу Пятьдесят девятой армии прибыли танковая бригада и кавалерийская дивизия, воюющая в пешем строю. Девятнадцатого июня танкисты пробились на восточный берег реки Полисть, соединились с частями Сорок шестой стрелковой дивизии Второй Ударной армии. Теперь обе армии действовали совместно.

Через день коридор расширился до четырехсот метров. Под проливным огнем были эвакуированы две тысячи раненых красноармейцев. Но Мерецков повторил ошибку своего предшественника. Фланги коридора остались без усиления. Немцы снова перешли в наступление и заткнули горлышко котла.

Перешеек у Мясного Бора представлял собой тягостное зрелище. Деревня с лихвой оправдала свое название. Осенью сорок первого здесь понесла тяжелые потери испанская «Голубая дивизия». Сейчас весь этот коридор был усеян телами советских и немецких солдат. Трупы гнили под палящим солнцем, их невозможно было убрать. Удушливая вонь растянулась на километры. Живые шли по мертвым, вдавливали их в грязь. Части Второй Ударной армии, сдерживавшие натиск врага на западной стороне котла, отошли к Мясному Бору. Район, занимаемый армией Власова, сократился до крошечных размеров, простреливался артиллерией насквозь.

Медлить в таких условиях было нельзя. Советское командование не знало, откуда работала артиллерия противника, могло лишь предположить примерный район. Орудий у немцев было много, судя по кучности попаданий, они стояли плотно и уже пристрелялись по узкому перешейку. Практически каждый снаряд попадал в цель.

Командование не оставило попыток пробить брешь. В котле оставались двадцать тысяч бойцов, весь штаб генерала Власова, включая самого командарма. Андрею Андреевичу несколько раз предлагали вернуться на Большую землю, присылали самолет, но он отказывался, мотивировал это тем, что не может оставить своих людей. Требовался еще один решительный прорыв.

Тут-то командир Триста семьдесят восьмой стрелковой дивизии генерал-майор Лиленков и вспомнил про старшего лейтенанта Шубина.

Глава 2

Наши артиллеристы начали обстрел квадрата между деревнями Приютово и Листвянка, когда пятеро разведчиков скатились с пригорка и побежали по тропке через минное поле. Они были встречены как родные и доставлены в штаб Тысяча двести пятьдесят восьмого полка.

Заместитель начальника штаба по разведке капитан Соломин критически оглядел поредевшую команду, ухмыльнулся в жесткие усы, снисходительно махнул рукой и заявил:

– Спать, Шубин. Мы без вас закончим. Вы свое дело сделали, молодцы.

Наша тяжелая армейская артиллерия вела огонь минут пятнадцать. За это время в районе расположения немецких дивизионов камня на камне не осталось. Все они были уничтожены.

Удар по окрестностям перешейка был нанесен в тот же час. Снаружи действовали Пятьдесят вторая и Пятьдесят девятая армии, внутри – то, что осталось от Второй Ударной. Осажденные войска шли в прорыв через реку Полисть. Две дивизии остались прикрывать атакующих. Остатки еще двух и пять стрелковых бригад пошли на штурм Мясного Бора. Артиллерийская подготовка не проводилась ввиду отсутствия снарядов. Голодные, изможденные красноармейцы атаковали вражеские позиции в лоб, смяли заслоны, устремились в прорыв.

Операция была спланирована на коленке, экспромтом, но противник все равно разгадал планы Власова. Благодаря действиям разведчиков артиллерия у немцев в этот час отсутствовала, иначе никто не вырвался бы. Но работали их минометные батареи, укрытые в окрестных лесах, строчили пулеметы.

Выйти из окружения удалось лишь небольшой части войск. Несколько сотен полегли в землю, примерно тысяча прорвалась.

Немцы установили пулеметы на флангах горловины, подтащили небольшие полевые орудия и минометы. Разрыв они заделали за полчаса, на сей раз окончательно и бесповоротно.

Теперь пространство до западного леса простреливалось насквозь. Встать в полный рост было невозможно. Это понимали даже политруки, плюющие на свои и солдатские жизни. Повторной попытки прорыва в этот день не наблюдалось.

Внутри котла остались около двадцати тысяч красноармейцев, мирные граждане, штаб генерал-лейтенанта Власова и он сам.

На этом операцию Волховского фронта можно было завершать. Часть войск Второй Ударной армии вышла из окружения, половина полегла, остальные сидели в болотах за Мясным Бором. Снять блокаду Ленинграда не удалось, армия погибла, прочие советские части и соединения беспомощно топтались на западном берегу Волхова.

Все последующие дни Шубин ходил подавленным, крысился на окружающих.

– Не расстраивайтесь, товарищ старший лейтенант, – успокаивал его Ленька Пастухов. – Мы свое дело сделали, с пользой провели время. Тысяча прорвалась, это уже хорошо. А во всем прочем разве наша вина?

В глазах разведчика свозила зеленая тоска. Ленька улыбался, шутил, старался вести себя как обычно, но эта тоска не проходила. Иногда он уходил в себя, на глаза его наворачивались слезы. В такие минуты парня никто не трогал, не подшучивал над ним.

По странному стечению обстоятельств, санинструктор Варя, которую он за руку вывел из вяземских лесов, оказалась в той же дивизии и в том же полку. Она служила в местной санчасти, и в какой-то момент эти двое поняли, что созданы друг для друга. Их постоянно видели вместе. Каждую свободную минуту парень мчался к своей Варюше, помогал ей в лазарете, всячески облегчал тяжелую женскую долю. Хвастался, мол, вот настанет время, и мы обязательно поженимся.

Варя погибла месяц назад, когда шальной снаряд залетел в медсанчасть. Взрывом разнесло пристройку к зданию, где она перебирала свои склянки и пипетки.

Ленька почернел от горя, обливался горькими слезами. Он замкнулся, ни с кем не разговаривал, долго приходил в себя.

В последующие дни обстановка на фронтах оставляла желать лучшего. Неприятные события разворачивались под Харьковом, советские войска пятились в Крыму. Волховский фронт больше не продвинулся ни на метр. Шли локальные бои, но статус-кво неизменно восстанавливался. Немцы грамотно перегруппировали силы, подтянули резервы. В блокадном Ленинграде по-прежнему умирали люди от голода и обстрелов. Никто не знал, что происходило внутри Любанского котла. Никаких сведений оттуда не поступало, связь с командованием Второй Ударной была утрачена.

Потрепанные части Пятьдесят девятой армии дважды бросались в атаку с целью пробиться к окруженцам и всякий раз откатывались обратно, неся большие потери. Горлышко немцы закупорили на совесть.

Шубин лично наблюдал, как были расстреляны симулянты, уклонившиеся от участия в атаке. Парни притворились контужеными. Неподалеку взорвалась мина, и они воспользовались ситуацией. У них заплетались ноги, блуждали глаза. Когда к ним подбежали санинструкторы, эти герои стали жаловаться на головную боль, полную дезориентацию.

Их отвели в лазарет, осмотрели. На что рассчитывали эти умники? Подобную симуляцию военврачи выучили наизусть, даже медсестры ставили правильный диагноз.

Особый отдел не замедлил вмешаться. В госпиталь прибыл суровый лейтенант в сопровождении двух солдат. Они тут же погнали симулянтов к ближайшему оврагу. Те поняли, что натворили, смертельно побледнели, стали каяться, оправдываться, кричали, что в следующую атаку побегут впереди всех, что их бес попутал, они не трусы!

Смотреть на это было неприятно. Солдаты отворачивались, многие лично знали этих ребят.

Особист был неумолим, зачитал приговор, тут же состряпанный им самим, поднял руку. Красноармейцы вскинули винтовки. Приговоренные умоляли до последнего, божились, что никогда больше себе такого не позволят. За мгновение до смерти один из них стал бешено креститься, забормотал молитву. Залп повалил обоих в овраг.

Подобные экзекуции проводились регулярно, но улучшить ситуацию не могли. На фронте воцарилось хрупкое затишье. В мешке регулярно что-то взрывалось, вспыхивали пожары. Видимо, там догорали последние деревушки. Вразумительных приказов из Ставки не поступало, как и резервов. Дни и ночи тянулись в дремучей тоске.

Взвод полковой пешей разведки состоял из девятнадцати человек. Было двадцать восемь. Шестеро погибли, трое с тяжелыми увечьями отправились в лазарет. Бойцов Глеб подбирал лично, руководствовался интуицией, которая его, как правило, не подводила.

Работы в последующие недели почти не было. Дивизия вела позиционную войну. В строю от начального состава осталось сорок процентов. Пополнения не шли, продукты и боеприпасы подвозились редко.

Задания оригинальностью не отличались. Несколько раз в ночное время разведчики подбирались к переднему краю, слушали разговоры немцев, определяли их огневые точки.

Подобные вылазки они терпеть не могли. Дорога неизменно шла через «долину смерти». Так бойцы прозвали открытый участок, где недавно прорывались части Второй Ударной армии. Иного пути просто не было, вся прочая местность плотно прикрывалась немцами. В темное время они запускали в небо осветительные ракеты.

Смердело человеческое месиво. Черви кишели в разлагающихся останках. На отдельных участках тела лежали в несколько слоев. Поле простреливалось насквозь. Разведчикам приходилось ползти до ближайшего перелеска по распухшим трупам. Они испускали тошнотворный запах разложения. Этот смрад неподвижно висел над полем, его не убивали ни ветер, ни время.

Иногда тут взрывались снаряды. Немцы стреляли для профилактики. Разведчикам приходилось прятаться под трупы, захлебываться рвотой. Почва вздрагивала от разрывов, мертвые тела приходили в движение, держали в своих объятиях.

После таких прогулок бойцы отмывались с особой тщательностью. Но вода не спасала. Наступил июль, самое жаркое время года. Тяжелый дух витал по всему району.

Утром седьмого июля в расположение взвода прибыл нарочный. Старшему лейтенанту Шубину предписывалось явиться к командиру полка.

В командирской землянке помимо подполковника Кашина и заместителя начальника штаба по разведке Соломина находился какой-то полковник с редкими волосами и сравнительно интеллигентным лицом.

Глеб вытянулся, насколько позволял низкий потолок.

– Товарищ подполковник, старший лейтенант Шубин по вашему приказанию…

– По моему приказанию ты прибыл, Шубин, – сказал незнакомый субъект, прищурился, смерил разведчика пристальным взглядом, подошел к нему и протянул руку. – Полковник Куприн, управление разведки Пятьдесят девятой армии. Присаживайся, старший лейтенант, разговор у нас будет обстоятельный.

Рукопожатие у полковника было средней тяжести, но особо изнеженным он не выглядел.

Глеб присел на табурет.

– Примерно таким я тебя и представлял, – сказал Куприн. – Наслышан, как с твоей помощью был уничтожен вражеский артполк, что позволило вывести из окружения часть людей. И не только об этом, Шубин. Про историю с Тридцать третьей армией тоже помню, так что соответствующий опыт имеешь. Ты многих наших тогда вывел. Ничего, что я к тебе на «ты»? Ладно, вопрос риторический, не отвечай. – Губы полковника дрогнули в вялой усмешке. – Мы хотим поручить тебе серьезное задание, думаем, что справишься. Смотри на карту, старший лейтенант.

Палец полковника заскользил по обмусоленной полевой карте. Масштаб у данного полиграфического изделия был крупный, центральное место занимал Любанский выступ, обведенный жирным карандашом. В землянке горели свечи, распространяя сладковатый запах воска.

Шубин всмотрелся в карту. Данные о котле, представленные на ней, явно устарели. Немцы сдавили кольцо. Что там творилось сейчас, только богу было ведомо.

– Колечко заметно сузилось. – Куприн словно прочитал его мысли. – Ты уже понял, старлей, что перед нами. Это район, куда нам практически невозможно попасть. Территория порядка сотни квадратных километров. Грубо говоря, квадрат со стороной в десять верст. Но правильной фигурой, как видишь, тут не пахнет, конфигурация извилистая и размытая. Клякса, одним словом. Что там сейчас происходит, мы не знаем, можем только догадываться. Немцы в болота не лезут, но пешие тропы ими наверняка истоптаны. Район уже две недели под их контролем. В деревнях сменилась власть, там орудуют полицаи из числа уголовников и прочих антисоветских элементов. В кольце осталось около двадцати тысяч наших солдат. Сейчас, видимо, меньше. Одни в плен попали, другие погибли. Не удивлюсь, если узнаю, что немцы регулярно устраивают облавы. В окружении остался штаб генерал-лейтенанта Власова Андрея Андреевича. Где он теперь находится, нам неизвестно. В штабе многие погибли, пропали без вести, но мы знаем, что перед последним прорывом он работал, пусть и в урезанном виде. Были живы начальник штаба полковник Виноградов, заместитель командарма генерал-майор Алферьев, начальник связи армии генерал-майор Афанасьев, а также многие другие. Действовали комдивы и комбриги. Впоследствии все смешалось, сам знаешь.

– Разрешите вопрос, товарищ полковник. – Шубин уже догадывался, к чему клонил Куприн. – Мы две недели не имеем сведений о событиях, происходящих в котле. Трудно об этом говорить, за это время генерал-лейтенант Власов мог погибнуть, покончить с собой, попасть в плен.

– Осторожнее, старлей! – проворчал комполка Кашин.

– Нет, все в порядке, Иван Матвеевич, – отмахнулся Куприн. – Шубин прав, могло случиться всякое. К тому же он имеет фундаментальные знания о том, что происходит в подобных котлах. – Куприн криво усмехнулся. – Все это могло иметь место, но маловероятно. О захвате штаба армии мы узнали бы по своим каналам. Внешняя разведка у нас работает, и, надо признаться, весьма неплохо. То же касается товарища Власова. В случае его уничтожения или пленения немцы непременно раструбили бы об этом. Им нет смысла утаивать эти сведения. Напротив, прекрасный пропагандистский ход. Но пока тихо. Та же история и со штабом. Немцы сообщили бы о любом захваченном генерале. Но тоже молчок. Они твердят об уничтожении Второй Ударной армии, что в принципе недалеко от истины, о том, что положение русских почти катастрофическое, о том, что советские солдаты и офицеры тысячами сдаются в плен. Обычная пропагандистская шелуха. Есть серьезные основания предполагать, что генерал Власов жив и не в плену. Тебе, товарищ Шубин, поручается сформировать группу, отправиться внутрь котла, найти генерала Власова и вывести его в наше расположение. Если удастся, прихватить и остальных штабных работников. Это очень ответственное поручение. Справишься? Я должен тебе рассказывать, кто такой генерал Власов, как относится к нему товарищ Сталин, что произойдет, если немцы возьмут его в плен и предъявят всему миру?

В горле у Шубина пересохло.

Андрей Андреевич Власов был едва ли не символом РККА. Харизматичный советский генерал, человек волевой, решительный, мастер по принятию правильных решений. На то, что он угодил в капкан, была воля божья. Генерал выполнял приказы. Не его вина в том, что в большинстве своем они были не продуманы и вредны. Власов оказался заложником обстоятельств. В котле он делал все возможное, чтобы спасти армию, не бросил своих подчиненных, когда ему представилась такая возможность.

Власов воевал под Львовом, возглавлял механизированный корпус, потом был назначен командующим Тридцать седьмой армией, защищающей Киев. Он получил ранение, но вывел костяк своего соединения из окружения. В ноябре сорок первого Сталин вызвал его к себе и поручил ему сформировать Двадцатую армию. Именно она под Красной Поляной через месяц остановила продвижение танковой армады, а потом погнала врага прочь, освободила Волоколамск, Солнечногорск.

Именно он, если вдуматься, спас Москву. Ведь фашисты из Красной Поляны наблюдали в бинокли за центром столицы. Им оставалось сделать лишь маленький рывок, и они оказались бы на улицах города!

За эти бои Власов получил орден Красного Знамени, стал любимчиком Верховного. Его портреты не сходили с первых полос центральных газет. Сам Жуков оценивал Власова весьма положительно, хвалил за грамотность, хорошие организационные навыки. О генерале Власове была написана книга «Сталинский полководец». Он мог давать интервью зарубежным корреспондентам.

– Нет, товарищ полковник, не надо мне объяснять, кто такой генерал-лейтенант Власов. Сделаю все возможное, чтобы выполнить задание. Но у меня есть ряд технических вопросов.

– Еще бы у тебя их не было, – сказал полковник и сухо усмехнулся. – Много людей не бери, сам прикинь нужное количество. Рация тоже не нужна. Ты либо выведешь генерала, либо нет. Вот деревня Утиный Брод. – Объект, помеченный Куприным, находился в северо-западной части территории, обведенной карандашом. – Два десятка дворов, нет ни улиц, ни номеров домов. Живут ли там люди, мы не знаем. Вблизи опушки невзрачная изба средних размеров, светлые наличники. Рядом плетень, за ним силосная башня. С другими строениями не спутаешь. Сурков Михаил Евграфович – связной от партизан. Если что-то с ним случится, то есть домашние, они в курсе. В районах севернее котла, вот у этих озер, в долине реки Оденеж действуют партизаны. Отряд недавно сформирован, небольшой, но ребята боевые. Командир – товарищ Антонов, бывший секретарь сельской парторганизации. У него есть рация, мы поддерживаем связь. Партизаны имеют возможность небольшими группами проникать внутрь котла. Они будут ждать вас в доме товарища Суркова, проведут в нужный район. Доверить им работу по поиску генерала мы не можем. Сам понимаешь, тут должны действовать специалисты. Иначе можно все испортить. Но в качестве вспомогательной силы они пригодны. Товарищ Антонов пообещал, что в Утином Броде будут постоянно дежурить его люди, человека три-четыре. Пароль: «Как пройти в Немоляевку?» Отзыв: «Она вообще в другом районе». Подожди с вопросами, старлей, слушай дальше. Последняя радиограмма, полученная из штаба Власова два дня назад, была отправлена из района деревни Негожино. Будем надеяться, что товарищ Власов еще там, если не в самой деревне, то в окрестных лесах. Нет свидетельств, что генерал пленен или убит. Населенный пункт крохотный, на картах не обозначен. Это примерно здесь. – Полковник обвел ладонью юго-западный край котла. – Встретитесь с партизанами, они вас проводят в данный квадрат.

– Сами не дойдем, товарищ полковник? Сложное промежуточное звено – эти партизаны.

– Согласен, – сказал Куприн. – Но ты там не был и не знаешь, с чем столкнешься. Гиблое место, сплошные болота, да еще и немцы повсюду. Расстояния внутри котла совсем не те, что снаружи. Ты можешь неделями плутать, а все без толку. Партизаны местность знают, выведут за несколько часов. Так что карта вам не нужна. Ваша задача – быстрее добраться до Утиного Брода. Сделать это не так уж и сложно. С провиантом тоже не старайся, партизаны накормят. Обратная дорога на ваш выбор. Это будет зависеть от обстановки. Можете вернуться тем же путем, которым прибыли. Но это сложно, нам придется опять водить немцев за нос. Можете выходить с партизанами через Оденеж. Это северное направление. Прибудете на их базу, пришлем самолет. Теперь о том, как вы попадете внутрь котла. Это вот здесь произойдет, – полковник ткнул пальцем в карту. – Севернее позиций вашего полка. Подполковник Злобин уже в курсе, рассматривает варианты. Дадим представление. Без потерь, по-видимому, не обойтись.

Глава 3

Спектакль в зоне действия соседнего полка начался с огня «сорокапяток». Батарея, выведенная на прямую наводку, гавкнула пару раз, и артиллеристы стали спешно оттягивать орудия обратно в лес. Разведывательный взвод, усиленный двумя стрелковыми отделениями, учинил оглушительную пальбу. Бойцы тихой сапой подобрались к вражеским позициям и осыпали их свинцом. Укрытий в поле хватало, подразделения рассредоточились. Включились ручные пулеметы Дегтярева.

Немцы быстро пришли в себя от такой наглости, открыли ответный огонь. В ночное небо взмыли осветительные ракеты. Озарилось поле, усеянное воронками, вырванными кустами и сгоревшей техникой.

Красноармейцы дальше не пошли, залегли в воронки.

Из леса на советской стороне ударила минометная батарея. Мины рвались с оглушительным треском, вражеские позиции заволокло дымом.

Немцы палили наобум, злобно перекликались. У них создалось впечатление, что советские войска готовятся к штурму. Рации у фрицев раскалились. Они спешно оттягивали с юга несколько взводов. Солдаты бежали по ходам сообщений, гремя амуницией, кляли проклятых русских, которым вечно не спится! Напор огня усилился, снова заговорила минометная батарея.

Несколько человек просочились через заброшенные позиции, проползли небольшое открытое пространство и растворились в глухом ельнике. Свистопляска на севере стала стихать, но небо там по-прежнему озарялось вспышками. Разведчики по одному выбирались из оврага, бежали, пригнувшись, под защиту деревьев. Прошлогодняя листва шуршала под их ногами, сиплое дыхание рвалось наружу.

Шубин пересчитывал своих подчиненных по головам. Подбежали Глинский и Никита Костромин, сели рядом на корточки, вытянули шеи. Привалился к дереву лысоватый и жилистый Валентин Ситников из далекого Забайкалья, вечно бледный, с какими-то водянистыми глазами. Язвительный, довольно угрюмый мужик с Тамбовщины Клим Шемякин, невысокий и коренастый, ворвался в лес, отбежал метров на десять и где-то там затих.

Представление, заказанное полковником Куприным, сработало. Немцы, напуганные грохотом, сконцентрировали внимание на месте демонстрации прорыва. Группе хватило несколько минут, чтобы просочиться сквозь их порядки на самом тонком участке. С советской стороны уже никто не стрелял. Но вел прицельный огонь немецкий пулеметчик, выискивал легкие мишени среди отступающих красноармейцев.

Перебежал Ленька Пастухов.

Завадский пристроился рядом с командиром, стащил капюшон с вспотевшей головы, отдышался и проговорил:

– Пробились, товарищ старший лейтенант. Вот только много ребят фрицы положили. Представляете, они жизни отдали лишь за то, чтобы мы без копоти и пыли к немцам просочились.

Остальные удрученно молчали. Солдатская жизнь на этой войне ничего не стоила. Восток Ленинградской области был обильно полит солдатской кровью. Потери роли не играли. Страна большая, бабы еще нарожают. Имела значение лишь территория, отбитая у врага. Мысль о том, что каждая жизнь является наивысшей ценностью, головы наших военачальников не посещала.

Прыжками несся красноармеец Бердыш, парень с Южного Урала, мастер по бегу на длинные дистанции. Именно это обстоятельство и заставило Шубина взять его к себе.

Сон у Максима Бердыша был крепкий и здоровый. Три недели назад командир полка послал его с переднего края в штаб с важной бумагой. Дистанция была впечатляющей. На каком-то этапе трассы Максим решил передохнуть, пристроился под деревом. Сон свалился на него как снег на голову. Он проспал все на свете!

Когда разведчик, потрясенный, весь исполненный покаяния, нарисовался в штабе, эти важные бумаги уже никого не интересовали. Ничего ужасного не произошло, ситуация не вылилась в катастрофу. Но Бердыш был арестован. В подобных случаях особый отдел не рассусоливал.

Дабы другим неповадно было, парень получил высшую меру. Однако встать к стенке он не успел. Анекдотическая ситуация не превратилась в трагическую. Шубин оказался рядом, вытащил парня.

Особист был не вредным, просто действовал согласно инструкциям, да еще и кое-чем был обязан Шубину.

– Ладно, забирай этого скорохода, – заявил он. – Будем считать, что штаб полка взял его на поруки. Но будь осторожен, парень спит так, что пушкой не разбудишь. А я, извини, должен сообщить по инстанции.

Сообщить особист не успел, погиб от взрыва мины через час.

Незадачливый гонец был уже в расположении разведвзвода, где товарищи встретили его дружным гоготом.

Последним подтянулся Юрий Малинович, тоже молодой, родом из Белоруссии, но жил в Подмосковье. Перед войной он провалил экзамен в Подольское пехотное училище, но с мыслью построить военную карьеру не расстался. Парень был физически развит, быстр, хотя и несколько угловат.

– Все, товарищ лейтенант, расчет закончен, – сказал он, упав в траву. – Надо грести отсюда, в овраге уже немцы шевелятся. Кажется, они сообразили, что эта пальба была не просто потехой.