Долина Дюн – II. Часть 2

– На сегодня ты свободен, – сказал Уильям оруженосцу, который аккуратно складывал кольчугу. – Можете прогуляться с парнями по окрестностям, но много не пейте. Здешний сидр очень туманит голову.

– О, спасибо, милорд! – лицо Жана просияло, и его как ветром сдуло.

Спустившись в обеденный зал, Уильям увидел, как за столом Агнесса тщетно пыталась разговорить пожилую няню:

– Нет, миледи, я не припомню такого, – отмахивалась Аделаида.

– Как нет? В Нормандии делают самый лучший сидр, – Агнесса подняла кубок, приветствуя Уильяма. – Вот он знает в этом толк, как настоящий норманн! Уильям, ты должен помнить, как рассказывал мне о брожении и о том, как сок из сладких и горьких яблок набирает крепость. Аделаида говорит, что собранные яблоки лежат до зимы, чтобы набраться сладости. Но они же могут испортиться к этому времени!

– Так и чего же ты хочешь от почтенной женщины? – поинтересовался он, садясь за стол напротив Агнессы. Сидящая рядом с ним Аделаида многозначительно хмыкнула.

– Разузнать все секреты, конечно, – Агнесса притворно закатила глаза. Они блестели, отражая пламя свечей в кованых подсвечниках, стоящих в центре стола. Повернувшись к кастеляну, графиня спросила: – Рауль, а вы знаете какие-нибудь интересные легенды, связанные с этим местом? Почему замок Орбек построили именно здесь, на равнине?

– Замок стоит на насыпном холме высотой в три человеческих роста, миледи, – пояснил управляющий, стоя возле стены и наблюдая за тем, как слуги выносили из кухни к столу запечённую дичь с яблоками. – Шестьдесят лет назад его построил Гилберт, граф Брионский, но позже в замке заменили деревянные стены на каменные. Слишком много пожаров каждый год.

– А кто такой, этот граф Брионский? – Агнесса во все глаза смотрела на Рауля.

– Отец моего двоюродного дяди, Ричарда Тонбриджского, – сказал Уильям. – Его убили из мести, когда он возвращался домой.

– Месть?

– Да, – Уильям задумчиво обвёл взглядом зал.

– О-о-о, ещё одна печальная история, которую я теперь знаю, – глаза Агнессы увлажнились. – Мужчины, вы такие жестокие…

– Нам с женским коварством явно не сравниться, – поддел её Уильям.

– Это всё домыслы, – отмахнулась Агнесса и умолкла.

– Именно, – Уильям улыбнулся уголком губ.

– Но я счастлива, что в моём окружении есть другие мужчины, лишённые этого омерзительного качества. Подающие достойный пример!

Уильям пропустил её слова мимо ушей и перевёл взгляд на убранство обеденного зала: хорошо освещённое, просторное помещение с высоким сводчатым потолком могло вместить до пятидесяти человек. Гилберт Брионский страстно хотел расширить свои владения, однако, не поделил земли с соседом, лордом Эшафуром. Споры были настолько ожесточённые, что герцогу Нормандии пришлось остановить кровопролитие. Он посвятил двух сыновей лорда в рыцари и заставил графа отступить. До конца своих дней Гилберт Брионский делал пожертвования монастырям, был одним из опекунов молодого Вильгельма Завоевателя, а сын графа, Ричард, уже сопровождал того в завоевании Англии. Находясь здесь, в замке Орбек, откуда пошёл род де Клер, Уильям ощущал странное спокойствие, которое не могли пошатнуть ни болтовня Агнессы, ни предстоящий поход, ни проблемы, постоянно беспокоящие его в Шотландии. Он ощущал, что приблизился к первоисточнику – из него мог черпать силу и уверенность, которую ему давало знание своих корней. Смотрел на выцветшие гобелены – в тех местах, где на них падали прямые лучи солнца, виднелись белые прямоугольники, напоминая развёрнутые свитки с ненаписанными посланиями. Чистый пергамент, на котором род де Клер ещё напишет немало строк.

– Уильям, я же права? – донёсся до него голос Агнессы. Он перевёл на неё взгляд и заметил, что крепкий сидр уже ударил графине в голову.

– Разумеется, – он кивнул, не понимая, о чём она говорила только что.

– И вот тогда я поняла, что мне нужно принять Нормандию всем сердцем, – сокрушённо произнесла графиня, обращаясь к Раулю и Аделаиде. – Мы, саксонцы, бываем такими простодушными! И что бы про нас не говорили, это не будет являться чистой правдой! Но посудите сами! Моя бедная Англия была разорвана в клочья: на неё постоянно кто-то нападал – с севера и с юга, с моря и на суше. Моя мама рассказывала, что корабли Вильгельма Первого выглядели устрашающе. Всё море было усеяно ими! А в итоге несчастный Гарольд Годвинсон получил стрелу в глаз на поле боя! Это всё так печально…

Чувствуя, что ещё немного, и Агнессу занесёт не в том направлении, Уильям поднялся и подошёл к ней.

– Леди Агнесса, – мягко сказал он, – пока не село солнце, я хотел бы показать яблони, раз вы хотели узнать насчёт изготовления сидра. А завтра мы уезжаем.

– Я надеялась остаться подольше, – она посмотрела на него в притворной обиде. – Здесь такие милые люди!

– Мне нужно быть у Роберта, – Уильям оставался непреклонным.

Агнесса нехотя поднялась и опёрлась на его руку.

– Я только начала радоваться жизни, – понизив голос, сказала она и хихикнула, прикрыв рот ладонью. – А танцы будут?

– Не сегодня, – Уильям приподнял левую бровь и взглядом указал в сторону выхода. Повернувшись к Аделаиде, сказал: – Дождитесь меня. Я хотел бы поговорить с вами сегодня после того, как вернусь.

– Как вам будет угодно, милорд, – она почтительно склонила голову.

Оказавшись на крыльце, Агнесса высвободила руку и сделала пару нетвёрдых шагов. Её щёки раскраснелись, глаза лихорадочно блестели. Она напевала себе под нос незатейливую мелодию и пыталась покружиться на одном месте, но чуть не потеряла равновесие. Уильям взял её под локоть и помог сойти с каменных ступеней.

– Я хочу посмотреть на эти яблони, – Агнесса снова хихикнула. – Мой муж, упокой Господь его душу, запрещал мне приближаться к ним. Когда они начали погибать от каких-то жучков, то он обвинил в этом меня.

– Почему?

– Он называл меня саксонской ведьмой, – Агнесса облизнула пересохшие губы. – Всё, к чему я прикасалась, начинало разрушаться. Сначала заболел шатлен, то есть, наш кастелян. Он возненавидел меня с первого дня, как я приехала! Уговаривал Жерара быть со мной строже. И знаешь, что сделал мой муж? Он дал мне пять ударов плетью, когда ему взбрело в голову, что я ему не верна! Думал, что между мной и его пажом что-то есть. Но тот сломал шею, когда упал с коня. Затем была моя горничная, которая не умела толком расчёсывать волосы, и как-то я ударила её щёткой. Через пару дней она заболела, и… всё. Жерар ненавидел меня. Ненавидел танцы. Ненавидел всё саксонское, считая это проклятым наследием старого короля.

Уильям молча слушал её. Они оказались возле ровных рядов деревьев, которые чернели на фоне алого солнца. В воздухе витал аппетитный запах жаркого, смешиваясь с ароматом свежескошенной травы. Агнесса остановилась и робко провела рукой по ветвям. Задумчиво коснулась маленьких яблок. Когда она подняла голову, то её подбородок дрожал.

– Моя жизнь была ужасной, – в глазах Агнессы стояли слёзы. – Он скандалил, рвал мои платья, и в эти мгновения мне казалось, что он терял разум. А обретал он его только в вине. За эти годы Жерар исхудал так, что стал похож на щепку. Что-то тёмное владело им. Что-то страшное… И оно губило его! Он напивался до беспамятства, и слуги тащили его в комнату. Мне приходилось спать на женской половине замка, вместе с моими служанками. Если бы ты слышал, как он кричал… Я понимала, что отец выдал меня замуж за чудовище. Я писала ему письма, но мать говорила, что он их сжигал не читая. Значит, он знал, каков Жерар на самом деле! Отец делал вид, что я перестала существовать для него после свадьбы. Он словно отрёкся от меня. Я оказалась никому не нужна.

По округлым щекам Агнессы безостановочно катились слёзы. Она громко шмыгала носом, словно превратившись из графини в молодую девушку накануне своей свадьбы. Уильям понимал, что ей нужно выговориться и не выпускал её руки из своих ладоней. Он мог только представить, насколько несчастной была в браке его бывшая невеста. Ему было жаль её, но жалость – это не то чувство, которое ему хотелось бы испытывать. Она стояла напротив него, съёжившись. Выбившиеся из-под чепца пряди волос прилипали к мокрым щекам. Взгляд блуждал, не в силах сфокусироваться на чём-то одном. Казалось, что ещё немного, и Агнесса лишится чувств.

– А мой бедный сынок, – в её голосе Уильям слышал горечь, – лишился рассудка так же, как и его отец. Он показывал мне свою руку и говорил, что на пальцах у него живут человечки, представляешь? Каждому пальчику дал своё имя… И никогда не выходил играть с другими детьми. Они начали обзывать его. Бросались камнями. А у него игрушка была такая… деревянная лошадка, у которой отломалась одна нога. Он не расставался с ней ни днём ни ночью… И эти глупые дети забрали её и разломали на мелкие кусочки. Как он кричал! Он сидел в пыли на дороге и кричал. Я не могла его успокоить… И чувствовала, что им владеет то тёмное и страшное, что было в моём муже, царствие ему небесное.

– Тогда зачем тебе везти его в Англию? В Нормандии тепло и солнечно, много фруктов и лесов, где можно спокойно гулять.

– Я хотела бы отдать его на воспитание моему бессердечному отцу, – в дрожащем голосе Агнессы отчётливо прозвучала злость. – Может, из сына выйдет толк, если его не будут так жалеть и опекать, как я. Он образумится. Станет таким, как все дети. Научится держать меч и сидеть в седле, ведь он так боится лошадей! Спит только в освещённой комнате. Может часами просидеть на одном месте, уставившись в одну точку. Говорит о себе, как об «одном мальчике» и постоянно забывает слова! Мне так тяжело!

– Уже всё позади, – негромко произнёс он. – Сейчас ты свободна и возвращаешься в Англию. У тебя есть титул и земли. Ты можешь выбрать в мужья любого мужчину. Вильгельму Руфусу сейчас не до саксонцев и их браков, поэтому ты можешь сама решать свою судьбу и выбрать достойного отца для своего сына.

– Не надо быть таким глупым, – прошептала она. – Сейчас я могу вернуться на тот путь, с которого меня увели. Я хочу продолжить его. Хочу вычеркнуть эти болезненные девять лет. Хочу перестать зависеть от гнева своего отца, который наверняка обвиняет меня в гибели Жерара. Но я не виновата, клянусь!..

Агнесса подняла к нему заплаканное лицо. Накрыла его руки своей ладонью. Он не успел сказать ни слова, как графиня прильнула к его губам и прижалась к его груди. Отчаянно целовала его, вкладывая всю страсть, на которую была способна. Уильям чувствовал терпковато-кислый вкус её губ. Чувствовал, как трепещет её сердце. Ощущал лёгкое прикосновение волос к своей щеке. Другой рукой Агнесса обвила его шею, прижимаясь всем телом. Соблазнительная, женственная, беззащитная…

Уильям на мгновение замер, ощутив, что не хочет откликаться на её призыв. Когда-то он был влюблён в неё, но теперь его сердце оставалось глухим. Те времена давно ушли, сменившись угасающими воспоминаниями. Отстранившись от Агнессы, Уильям сделал долгий вдох, собираясь с мыслями. Над головой тихонько шелестели листья яблонь, скрывая от любопытных глаз.

– Остановись, – спокойно сказал он, – сейчас ты не знаешь, что делаешь.

– Я всегда любила тебя, – с горечью откликнулась Агнесса. Её дыхание было прерывистым, сбивчивым. Глаза лихорадочно блестели. – Я не раз вспоминала нашу последнюю встречу в Тауэре. Жерар бил меня и эти воспоминания не позволили мне умереть от бесконечной печали. Я хотела написать тебе письмо, но мне некому было доверить его. Меня окружали враги! Потом родился мой сын, и я посвятила себя заботам о нём, ведь он такой болезненный и слабый…

– Мне очень жаль, Агнесса, – Уильям покачал головой. – С тобой обошлись жестоко, но впереди тебя ждёт другая жизнь.

– Не успокаивай меня, – всхлипывала она. В наступивших сумерках он не мог разглядеть выражения её лица. – Я так долго тебя ждала! Надежда на встречу с тобой согревала меня и если бы не ты, то я умерла бы с горя в этой темнице.

– Не говори так. Сейчас тебе уже ничего не угрожает.

– Ты думаешь, я хочу возвращаться к родителям? После того, как отец выдал меня за это чудовище и годами не отвечал на мои письма?

– Агнесса, ты взрослая женщина. Ты можешь жить там, где хочешь. Если тебе не нравится замок Анри, то ты вольна его перестроить или разрушить до основания, чтобы возвести новый. У тебя на это хватит и средств и людей.

– Я не хочу даже прикасаться к тем камням! Это из-за них страдает мой сын! Там проклятое место! О-о, ты так жесток ко мне, Уильям!

– Тебе нужно успокоиться, – он вновь взял её под руку и повёл в обратную сторону. – Сейчас нет смысла это обсуждать. Давай тогда продолжим утром этот разговор, когда ты отдохнёшь.

Шмыгнув носом, Агнесса покорно кивнула. Он подождал, пока она неловко приведёт себя в порядок. Смотрел на то, как за горизонтом угасал день. На то, как трепетали листья, словно перешёптываясь друг с другом. Слышал шум музыки и песни, доносящиеся со стороны деревни. Взрывы хохота. Ему хотелось быть сейчас где угодно, лишь бы не тяготиться сейчас присутствием насупившейся Агнессы. Она сердито вздыхала, убирая волосы под чепец и расправляя складки платья. Справившись с эмоциями, оперлась на руку Уильяма и вместе они вернулись в замок. Там он вверил спутницу заботам служанки, которая вместе с Раулем отвела свою госпожу в спальню. Провожая Агнессу взглядом, он понял, что у него начисто пропал аппетит. Поэтому, когда Аделаида вышла из обеденного зала, он, не мешкая, подошёл к ней.

– Проводите и вы меня, милорд, до моих покоев, – проскрипела она. – Нам нужно о многом поговорить. Мне есть, что рассказать о вашей матери, Анне Монтеньской. Разговор будет долгим, и я бы хотела сидеть на своей кушетке.

Глава V

Дом с привидениями

Комната Аделаиды, располагаясь в конце коридора, была более чем скромной – с маленьким глухим окном и с одной дверью, но зато без сквозняков. В воздухе висел прогорклый запах масла от лампы. Рядом с кушеткой, на которую были наброшены шкуры, на каменном полу стоял кувшин. Чуть поодаль – небольшая кровать с опущенным выцветшим пологом на резных деревянных столбах. Уильям помог пожилой женщине сесть на кушетку, а сам остался стоять напротив неё.

– Садитесь на мой сундук, – предложила она, – он крепкий, вас выдержит.

Уильям пододвинул обитый кожей сундук и уселся на него. Некоторое время Аделаида оценивающе смотрела на него, словно взвешивая в уме предстоящий разговор. Наконец, она разомкнула сухие губы и произнесла:

– То, что я вам расскажу, милорд, может сильно удивить вас. Когда я впервые увидела вашу мать, Анну Монтеньскую, то это была сильная и мудрая женщина, которую измучили двое непоседливых мальчишек. Ваш брат исследовал все уголки замка, постоянно залезал на стену и путался под ногами стражников. Однажды, он сорвался, упал в стог сена и вывихнул лодыжку, но это его не остановило.

Уильям усмехнулся, представляя своего брата, восьмилетнего мальчишку, лазающим по тёмным стенам замка. Если о его проделках доносили отцу, то наказания было не миновать! Гилберт был старше Уильяма на четыре года, поэтому часто вовлекал его в свои авантюры. Украсть у конюха корзину с завтраком, которую ему принёс поварёнок? Да легко! Насыпать гвоздей в колчан для стрел? Не вопрос! Напугать лошадей, мирно стоящих в стойлах? Проще простого! Фантазия брата была воистину неистощимой. А когда он получил в подарок первый дротик, то жизнь в замке потеряла покой и сон… Ричард Тонбриджский не раз делал мальчикам замечания, но при этом сам посмеивался в кулак, полагая, что они способны разнести Орбек в пух и прах.

– Вы, милорд, сильно отличались от брата. Вам многое сходило с рук – вы казались маленьким ангелочком. Особого присмотра за вами обоими не было! Ваш отец вместе с Ричардом помогал будущему королю Англии строить планы, и они часто уезжали в Кан. Я не так много помню с тех времён. Воды много утекло…

– Вы хотели рассказать мне о матери.

– Она родила вас после сбора урожая, когда год выдался особо плодородным, милорд. Это было за три года до битвы при Гастингсе. Крепкая женщина! И характер строгий. Анна приговаривала, что хочет воспитать вас с братом достойными людьми. Особенно доставалось старшему из вас. Она с детства учила его ответственности, а с вами была куда мягче.

– Поэтому Гилберт и старался надавать мне побольше тумаков, – Уильям обвёл глазами комнату. – Ему всегда казалось, что я выхожу сухим из воды.

– Мы с ней вдвоём не могли сладить с вами! Пока отыщешь одного, убегает второй… Мы с ног сбивались! Если бы здесь оставался хоть кто-то из прежних слуг, то они многое бы вам смогли рассказать, милорд. Но они ещё весной потянулись в Святые земли, поддавшись призыву папы Урбана Второго. Здесь остались только я, Рауль, Жильбер, Франсуа, Бельтина, Орм, Бьёрн и ещё поварята. Но и то мы здесь не одни…

Уильям молчал. За окном совсем стемнело, и комната пожилой женщины погрузилась во мрак, где единственным источником света служили масляная лампа и огарок свечи. За дверью стояла глухая тишина, рождая ощущение, что Уильям с Аделаидой остались за чертой этого шумного и беспокойного мира. У него возникло чувство, что одна из тайн, которую хранили стены замка, станет ему известной. Предстоящий Священный поход не давал сомкнуть глаз в последнее время, однако, слова старой няни вызвали новую волну беспокойства. Она что-то явно не договаривала. Её голос дрожал, и женщина старательно отводила взгляд. Она полулежала на своей кушетке, опустив голову. Уильям терпеливо ждал, давая ей возможность выговориться.

– Мы живём здесь в такой глуши, – надтреснутым голосом продолжила Аделаида, – где все про всё знают. Даже у стен есть глаза, милорд. Глаза и душа. Но иногда мне кажется, что душа этих стен томится в них как в темнице.

– Что вы имеете в виду?

– Как умерла Анна?

– Когда мы покинули Нормандию, моя мать ждала ребёнка. Она умерла при родах. Лекарь сказал, что это была горячка, от которой нет спасения.

– Она вернулась, – тихо произнесла Аделаида. – Она приходит в эту комнату. Смотрит на меня с немым укором. Зовёт куда-то в коридор, но затем исчезает как туманная дымка. Я на своих старых ногах не поспеваю за ней!

– Дух моей матери посещает Орбек? – Уильям поднял левую бровь. – Или… о чём вы?

– Она – душа этого замка, – Аделаида не сводила с него пристального взгляда. – Леди Анна приходит, когда убывает луна. За час до полуночи. Она что-то хочет показать. Когда я рассказала об этом Раулю, то он пожурил меня, но несколько ночей караулил в коридоре, и так ничего не увидел. Посчитал, что меня уже призывает к себе Господь, посылая своих ангелов-вестников…

– И… вы полагаете, что её смогу увидеть я? – Уильям нахмурился.

Он поднялся и прошёлся по комнате, разминая затёкшие суставы. Можно верить в вещие сны, особенно, накануне битвы. Можно верить в знаки, вырезанные на деревянных плашках, с помощью которых предсказывают будущее. Но в то, что говорила Аделаида, он поверить не мог. Смутно пытался вспомнить, что о таких видениях говорилось в Священных писаниях, однако, на ум ничего не шло. Библия точно не подтверждала существование привидений!

Аделаида испытующе смотрела на него. Пламя свечи озаряло левую сторону её лица, испещрённую глубокими морщинами. Она подслеповато щурилась, не торопясь с ответом.

– Если вы думаете насчёт священника, то он отказался сюда приходить по такому поводу, – она развела руками в стороны. – Раньше здесь часто останавливался брат Мартин, монах, но и он ничего не увидел. Сказал, что неупокоенным душам точно нет места в раю! Анна придёт сегодня, я знаю. Встаньте рядом со мной и наблюдайте. Солнце уже давно село.

– Аделаида, прекратите, – он поднял ладони вверх, призывая к перемирию.

– Вы можете остаться там, где стоите, – она пожала плечами. – Может быть, так она передаст вам своё послание.

– Я, пожалуй, пойду, – Уильям опустил руки и направился к столу, где догорала свеча. Возможно, её света хватит, чтобы добраться до своей спальни.

– Она уже здесь, милорд, – свистящим шёпотом произнесла Аделаида.

Он быстро обернулся и коснулся кинжала, который носил за поясом. Несколько мгновений тщетно всматривался в густую тьму за пределами сияния свечи. Чернота скрывала даже очертания двери, до которой было рукой подать. Но когда глаза привыкли к мраку, то Уильям уловил какое-то движение. Затаив дыхание, он наблюдал, как от двери отделилась тень – чуть светлее, чем окружающая темнота. Зависнув в воздухе, показалась женская фигура в длинном одеянии. Волосы, заплетённые в две косы. Небольшая диадема, венчавшая голову. Не успел Уильям и глазом моргнуть, как женщина, словно сотканная из дыма, стала настолько реальной, что к ней можно было прикоснуться.

На него смотрела дама средних лет с печальным выражением лица. Платье, которое не носят простолюдины. Пояс, украшенный камнями, облегающий талию. На мгновение Уильяму показалось, что они даже переливались в пламени свечи. Бросив быстрый взгляд на Аделаиду, заметил, что она также во все глаза смотрит на гостью.

Уильям ждал, что она что-нибудь скажет. Её губы тронула едва заметная улыбка, а лицо посветлело. Покачнувшись, она направилась в сторону коридора. Дверь была приоткрыта. Взяв огарок свечи, Уильям последовал за гостьей. Сквозь узкие окна просачивался серебристый лунный свет, озаряя хрупкую фигурку, словно плывущую в воздухе. Она остановилась возле небольшой ниши, едва заметной в полумраке. Приблизившись, Уильям увидел, как её, начавшая уже таять, рука, показывает на несколько щербатых камней в кладке. Он стоял словно вкопанный, наблюдая, как силуэт гостьи растворяется в ночной тишине…

Долгое время Уильям всматривался во мрак, пытаясь уловить хоть какое-то движение. Его сердце колотилось как бешеное, отдавая болью в висках. В горле пересохло, а по спине скользнула капля пота. Уильям не мог поверить в то, что видел. Это нельзя было списать на усталость и крепкое вино – в последние дни он мало ел и мало пил, больше времени уделяя тренировкам на мечах. Если верить Аделаиде, то он только что видел собственную мать…

Уильям протянул руку и коснулся камней в нише. Уловил едва заметное движение под пальцами. Намеренно попытался расшатать один из них. Почувствовал, как из-под камня тонкой струйкой посыпался песок. Вытащив из-за пояса кинжал, начал ковырять кладку, пытаясь вытянуть податливый камень. Когда ему это удалось, то его рука нащупала гладкий бок какого-то предмета, стоящего в углублении. Ухватившись за него, Уильям потянул к себе и через мгновение с удивлением разглядывал небольшую изящную чашу, сделанную, по всей видимости, из золота. Простая форма, тонкие стенки, аккуратная полировка боков, длинная ножка. Такую чашу можно было увидеть при дворе знатных людей или в храмах!

Поставив её на пол, Уильям вернул камень на место. Вспомнились слова Рауля о том, что замку всего шестьдесят лет. Возможно, кто-то из рода де Клер поставил эту чашу сюда и не забрал её. Многие ветви рода уже давно переселились в Англию, а Ричард Тонбриджский постригся в монахи после смерти Вильгельма Завоевателя, и через пару лет скончался. Возможно, только отец знает, что это за чаша, и зачем её прятали в стене. Уильям решил написать ему письмо о находке, поэтому решил не возвращаться в каморку Аделаиды, а дошёл до своей спальни. Чувствовал, как жар охватил его, и, сняв котт[21] и тунику, подошёл к окну. Свежий воздух остудил разгорячённую кожу. Мысли в голове начали проясняться. Это не обман зрения. Не последствия строгого распорядка дня. Не эффект от длительного воздержания. Не два глотка вина, выпитого за весь вечер. Призрак женщины определённо указывал на тайник. Он точно знал, что там находится! Вряд ли Уильяму пришло бы в голову начать простукивать камни в замке. Стало быть, произошедшее было реальным. Уильям решил, что утром поговорит с Аделаидой о находке, но сейчас тело требовало сна и отдыха.

За его спиной раздался едва слышный шорох. Уильям обратился в слух и обернулся. На его постели, прячась за шерстяным пологом, лежала Агнесса. Край полупрозрачной сорочки оголял её плечо. Губы призывно приоткрыты, а тёмные волосы скрывали половину лица. Графиня отодвинула полог и похлопала по месту рядом с собой:

– Сегодня у тебя тёплая постель, мой дорогой, – она склонила голову набок, ожидая его. Её язык чуть заплетался от выпитого.

– Агнесса, чёрт подери, что ты здесь делаешь? – громким шёпотом спросил он. – Марш отсюда!

– Ты меня не хочешь? – Агнесса сделала вид, что обиделась.

– Не хочу.

Она потянулась на кровати. Пламя свечи бросало блики на её вальяжное холёное тело. Медленно поднявшись, Агнесса приблизилась к нему. Полупрозрачная длинная сорочка не скрывала её очертаний. В тёмных глазах Уильям прочитал вызов. Её ресницы дрожали. Изящным жестом она откинула волосы на спину и как бы невзначай дотронулась до лент, удерживающих сорочку на плече. Предупреждая следующее действие, Уильям схватил её за руку. Закусив нижнюю губу, Агнесса во все глаза смотрела на него.