Дарован день

Есть шанс, любя, простить друг друга.

Обняться с тем, кого убил…

Промолчи

Пусть глядит с тоскою, уходя…

Ожидает – позовёшь: «Останься!»,

Промолчи! И пусть она, скорбя,

Душу провезёт сквозь сотню станций.

Пусть поплачет, и письмо пришлёт,

Пусть обмолвится, что помнит и скучает…

Промолчи. Пусть нарастает лёд,

Пусть душа другую повстречает.

Ваши дни отпели, отцвели,

Зонтиками белыми взлетели.

Вы – иные – бродите вдали,

За кромешной сеткою метели…

Истончились ваши голоса,

Что там говорится – не услышать.

Оживают вешние леса….

Боль с годами – тише, тише, тише…

Я в дом вошла

Я в дом вошла.

Я думала – все в прошлом,

и боль меня не может зацепить.

Но от себя укрыться невозможно,

и чашу горькую придется снова пить.

Мучительно заныли половицы.

Знакомы даже гвоздики в полу…

Пыль в солнечных потоках золотится,

Стул скособоченный пристроился в углу.

На стенах серых – синие квадраты:

висело зеркало, а рядом – календарь.

Виновны мы, и мы – не виноваты,

что все прошло.

И, в общем-то, – не жаль!

Пусть все покроется надежным слоем пыли,

а память все капризней и свежей,

бездумно счастливы, несчастливы ли были,

но время то

вне времени уже.

Колыбельная для любимого

Всё хорошо

Мечтанья о любви не смеют мучить…

Есть тот, кто любит… Дома тихий свет…

Припрятанной козырной карты нет,

Не напевают о побеге тучи…

Не грезится о страсти неземной.

Нашла, того, кто нужен, и прильнула.

Искала, и себя не обманула,

Меня поймёт обретший землю Ной.

Я помню – глубина… И мерный треск

Бортов смолистых… Запах прелой кожи…

Мечты о пристани, щемящие до дрожи…

Всё позади, и волн приятен блеск

Когда стоишь на твёрдом берегу…

Всё хорошо. Но странное мне снится.

Летят сквозь сон неведомые птицы.

И что-то важное я вспомнить не могу…

Лето тянется паутинкой тонкой

Лето тянется паутинкой тонкой.

Каблуки вечерами стучат по асфальту.

Я твой образ воссоздаю потихоньку

Как мозаику из кусочков смальты.

Он объёмный, цветной, и почти без изъяна.

Создавать его, строить – такая отрада!

Но твердят мне, что это – картинка обмана,

Что всё рухнет, когда мы окажемся рядом.

Говорят мне: тобой, наконец, отболею,

Говорят, что непрочен раствор, не навечно…

Но я знаю, насколько намертво вклеен

Красный камешек смальты в виде сердечка!

Утренний туман

Сегодня утренний туман – как молоко…

Любимый мой, хороший – далеко…

А где-то серебристый, весь в росе,

Ждёт самолёт на взлётной полосе…

Казалось бы – так просто – взять билет,

И шесть часов лететь через рассвет…

И, просияв, к тебе легко шагнуть…

Но вкруговую нас обводит путь…

Когда ж пересекутся провода,

И заискрятся, и сомкнутся – навсегда?…

…Туман, туман, укутал всё вокруг,

Но солнце встало – истончился вдруг,

И засверкала мокрая трава…

Прими любви моей негромкие слова…

Слова надежды, нежности, тоски…

Пусть будут дни твои без горечи, легки....

Тебе

Хочу быть на шее твоей – медальоном,

Горошиной, крошкой в глубоком кармане,

Иль в краешке глаза слезинкой солёной,

Иль спрятаться в сердце, где всё без обмана.

Ты всё опасаешься, что потеряешь,

Что выронишь чашу – она разобьётся…

Ты словно идёшь до овражного края,

Где пропасть, дыша, пред тобой развернётся.

Но сколько б она ни текла, ни змеилась,

Я (видишь?) незримо к тебе прилетела.

И птицей на руку к тебе опустилась.

Ты чувствуешь тёплое, в пёрышках, тело?

Рукою взмахнёшь – улетаю на ветку…

Поверить, Фома, не желаешь, не можешь…

И, словно Адам, ощущаешь нередко

Нехватку ребра где-то слева, под кожей…

То далёк, то близок ты ко мне

То далёк, то близок ты ко мне.

И с тобой расстаться я не в силах

Наяву ль, в бреду, или во сне…

Но уйти – и в мыслях не просила…

Отходила поодаль не раз,

Ощущая через миг потерю,

Слёзы жгуче капали из глаз…

Всё же в расставание – не верю.

Иногда вдруг выдам: уходи,

Отлепись, и сам себя не мучай!

Только холод бродит по груди,

Кто сказал, что без тебя мне – лучше?

…Через Церковь души протащить,

Вычистить, и залечить коросты…

Огонёчек отыскать в ночи,

И понять, что счастье – это просто.

Теперь ты будешь долго, крепко спать

Теперь ты будешь долго, крепко спать.

Как спят бродяги и обиженные дети.

Как те, кому не ждать и не искать,

Как никому не нужные на свете.

Я вглядываюсь мысленно в черты,

Желая мира и сердечного здоровья.

Смотрю, как дышишь и вздыхаешь ты,

Незримо замерев у изголовья.

Так хочется погладить по плечу,

Но руки – сквозь… Не знаю – быль, иль небыль…

И, слёзы уронив, к себе лечу.

…Тебе приснится дождь, и капли с неба.

Твой голос

Твой голос… В нём – вибрации волнения,

Средь бархата есть золотая нить…

Замолкнет – и приходит сожаление…

Я жажду его снова пить и пить…

Сомнения меня уже не мучат.

Нужна тебе! Сегодня в мире – тишь.

Над городом сверкающие тучи…

О, телефон, ну что же ты молчишь?

Ну, оживи! Пусть голос твой прорвётся

Сквозь километры. Словно по лучу

Со дна привычного глубокого колодца

К тебе неудержимо я лечу.

Никто не верит, что вот так бывает,

Пророчат окончание игры.

Но рядом ты – себя я забываю,

Живу – до расставания поры.

А после погружаюсь в ожидание.

Пусть часто нестерпимое оно,

Но ты придёшь – и утолишь желание,

Как жажду – крепкое, чудесное вино.

Я знаю – ждут меня твои ладони

Я знаю – ждут меня твои ладони.

Твое тепло, и я к нему прильну…

Но от отчаянья душа незримо стонет:

Иду долиной, вижу пелену.

За нею ждет привычный и нелепый

Мир из чудовищных строений и мостов…

Из компромиссов лживых прочно слеплен,

И полон возмущенных голосов.

Живут в его глубоких переулках

Пустые ужасы, живые миражи…

Шаги невидимых – чуть слышно или гулко…

В нем невозможно постоянно жить.

Я сотни раз оттуда убегала,

Но возвращалась, как бродячий пес.

Нет сил моих. Немыслимо устала…

Но верю, что пройду его – насквозь.

И пусть душа сжимается и стонет,

Пройду я сквозь густую пелену.

Я верю – ждут меня твои ладони.

Твое тепло. И я к нему прильну.

Твой образ

Твой образ стал объёмнее и ближе…

Порою кажется, что интернетный, тот,

В сети блуждает… Ищет, чтобы выжить,

Родную душу, молится и ждёт…

А тот, что рядом, оглушен немного,

Слегка растерян – новое пред ним.

Он не спешит нырять, глубины трогать…

То радостен, то грустью он борим.

Заботы – волнами, и страхом пыл остужен,

Нарушен устоявшийся уклад…

Но, отдышавшись, понимает – нужен!

Необъяснимо, нереально – рад!

Любишь?

Твоя любовь – что дерево в тумане.

Не знаю – живо? Сухо до корней?

Своей непредсказуемостью манит…

Чем сердце ближе – тем ему больней…

Бываешь ты холодным и суровым,

Бываешь огненным, от страсти – сам не свой…

Но сердце ль под душевною корою?

Но плачешь ты не только над собой?

Да любишь ли? Жалеешь ли? Порою

Не чувствую, не вижу, не пойму…

Быть может, тайну вечную открою,

Что я нужна лишь Богу одному…

Последняя любовь

Зерна золотистые, доспелые…

Вперемешку с пылью и песком…

Так любовь моя, последняя, несмелая,

От которой горько и легко.

Прожила в бездождии и скудости,

Вынянчила золотистый цвет.

Оказалось – сохранила с юности

Веру в чудо и небесный свет.

На пустынном поле, чистом, ласковом,

Солнечная тишь и благодать.

Словно жизнь не станет страшной сказкою…

Словно не наступят холода…

Зимнее время игнора

Начинается стылое, зимнее время игнора…

Счастлив тот, кто не ведает слово «игнор»…

Растащили обиды тепло по углам, словно воры.

Застывает, как лёд на губах, разговор.

Каменеет спина, не откликнутся плечи.

В посветлевших глазах завелись ледяные огни.

Слёзы душу не греют, и время не лечит.

Стужа, голод, пустыня, куда не взгляни…

Бесы выпьют обиды твои без остатка,

И отбросят, как старый,

своё отслуживший, мешок.

Ты начнёшь оживать,

слёзы лить над заветной тетрадкой,

Будешь тёплый, уютный искать уголок…

Но всё это потом. А пока твои бесы не сыты.

Не наелись обид, не намучили душу мою.

Строят мрачные стены, таскают тяжёлые плиты,

И по самому тёплому, незащищённому бьют.

Слава Богу за всё.

Это мне, чтоб за жизнь не цеплялась.

Чтоб молитва моя

пробивалась, как светлый родник.

Чтобы ты, опрокинутый, через усталость,

Изнывая от жажды, душою ко мне бы приник…

Любовь и боль

Рифмуются – любовь и боль.

Не точной рифмой, а по сути…

Неистребима она, коль

До поднебесья душу крутит.

Цветы и листья кружат там.

Взмывает вихрь, пылая свечкой.

И листьев липнут ко щекам

Кровоточащие сердечки…

Утро

Колюча щёткою усов,

Целует муж меня утрами.

Мы вышли с ним из царства снов,

И новый день встаёт над нами.

Сейчас захватит властно в плен,

Завалит разными делами.

Мы медлим – утренняя лень

Витает, сонная, над нами.

Прильну я к мужниной груди.

Минута-две – такая малость.

Ты, день, немножко погоди.

Лежим в обнимку, улыбаясь…

Нас день забросит в круговерть.

Но будут в памяти светиться

Минутки нежности, и петь,

И согревать, как крылья птицы.

Излечи меня, любовь

Излечи меня, любовь, от ран незримых.

Ты всё видишь, и поймёшь без слов…

Голос твой я пью неутолимо,

Сплю так крепко, что не вижу снов…

Излечи меня, любовь, от недоверия,

От пустынных комнат, сквозняков…

Смою все обиды и потери я

Из твоих заветных родников…

Хорошо, что наконец остыли

Угли листьев в сумрачных лесах…

Подожди, мои окрепнут крылья,

И шагну с тобою – в Небеса…

Мастер

Много ремонтировал по жизни,

Всё на свете починить готов.

Жизнь давал любому механизму,

От простой прищепки до часов.

Мало ли встречается умельцев…

Бог мне Мастера чудесного явил.

Я пришла к нему с разбитым сердцем.

И его он тоже починил!

Уснувший город

Уснувший город – холод привокзальный,

Пустынность улиц, окон черный лед

И темнота всех переулков тайных –

Через минуту мимо поплывет.

Под перестук колес, огней мельканье

Меня увозит поезд от тебя.

Как неизменно свойство расстояний

Все искажать, ломая и дробя…

В дороге память все перелистает,

Оставит только драгоценный груз…

И, не успев отъехать, я мечтаю

О времени, когда к тебе вернусь.

Печальный мальчик мой

Печальный мальчик мой, я так тебя люблю…

Ты горбишься под грузом тяжких мыслей…

Гони ворон, иначе – заклюют.

Давай от хмари небеса очистим….

Ну, улыбнись! С тоскою не дружи.

Она подруга подлая, плохая.

Порадуйся возможности пожить.

Порадуешься – буря затихает.

Секрет один – за всё благодарить.

Что б ни случилось – молви: «Слава Богу!».

Давай друг другу солнечность дарить.

И к свету выбираться понемногу…

Колыбельная для любимого

Любимый мой – дитя моё, навеки.

Я поцелую смеженные веки,

Молитвою укрою не спеша.

Утешься, беспокойная душа.

Любимый мой – душа моя, навеки.

Придут на землю невесомо снеги,

В судьбу придут, но нас не разлучат.

Твое тепло – у моего плеча.

Спи, нежный мой. Тебя я… отпускаю.

Жизнь пред тобой – от края и до края,

Я буду в горнице, тут, у окошка, шить.

Нам порознь, оба знаем, не прожить.

Небесный город

Ангеле мой светлый

Ангеле мой светлый,

Лучезарный мой!

Первым меня встретит,

Как пойду домой.

Ангеле мой чистый…

Я же – головня.

Глянет с укоризной,

Грустно на меня.

Друг ты мой небесный!

Плохо я жила.

Всё тебе известно

Про мои дела.

Сколько я грешила,

Веры не храня…

Ангеле мой милый!

Не оставь меня!

Божьи Ангелы

Божьи Ангелы – чистый свет.

Снежно-белые крылья неженок.

Ничегошеньки у них нет:

Ни признанья, ни крова, не денежек.

Есть любви золотой цветок,

В душах светлых небесный пламень.

Чтобы ветер задуть не смог,

Что есть сил обоймут крылами.

Есть забота – на зов лететь,

Тьму отхлопывать, чёрную стаю.

Если пёрышек не жалеть,

Они заново отрастают.

Хранитель

Стою, растерян. Куда идти?

Гляжу – клубится густой туман.

Какие-то то тени. Одна летит.

И ощущенье – вокруг обман.

Но рядом, чувствую, кто-то есть.

Почти не страшно, тревожно лишь.

Вот так вот в детстве зовёшь: «Кто здесь?»,

И на пороге стоишь, глядишь…

Кусты топорщатся в полумгле…

…Но кто-то Взрослый за руку взял.

Повёл, и сразу душа – в тепле.

Иду я, вниз опустив глаза.

Пусть чьи-то очи горят в кустах,

Ты – под прикрытием, защищён…

Шагай, Хранитель, отъемли страх!

Со мной пребуди, пожди ещё…

Мои дела – это прах и пыль…

Я снова падаю, не суди…

На покаянье направь стопы…

До дома Божьего доведи…

Тихо свечи догорали

Тихо свечи догорали,

Тихо плыл кадильный дым.

Далеко душе до Рая,

Спутник ей необходим.

Вот шагает, дрожь по коже,

Меж обманчивых огней.

Кто подскажет, кто поможет,

Кто помолится о ней?

Был ты злобным, был ты гордым,

Нынче – в страхе и тоске.

Накопил грехов за годы.

Жизнь висит на волоске.

Благодати не стяжал ты,

Ждут преграды и суды.

Нужен, нужен провожатый,

Что укроет от беды.

Тихо свечи догорают.

Дым кадильный – пеленой.

Далеко душе до Рая.

Ангел Божий, будь со мной…

Метель

Метель … Гремит на крыше кровля.

Тишь в храме. Отблески свечей….

Душа здесь прячется от ловли

От скрытных каверзных сетей.

Забыт компьютер, телевизор,

От мыслей разум не кипит.

В миру любой поступок – вызов.

А здесь зверинец мирно спит.

Спят страсти, тайные желанья…

Жизнь настоящая – проста.

И припадаешь с упованьем

К иконе кроткого Христа…

Во время полёта

В иллюминатор мы глядим…

Жизнь так хрупка и невесома…

Под нами облака, как дым,

Что отделяют нас от дома –

От милой, сказочной земли,

Основы, нам казалось – прочной…

Но нас просторы увлекли,

И мы летим средь белых клочьев…

И понимаем, что слабы,

Беспомощны, и – дрожь по коже…

…Что нет ни рока, ни судьбы,

И нас несут ладони Божьи…

В журналах глянцевых

В журналах глянцевых –

гламурное житьё.

В цене – успех, комфорт, богатство.

Сабвуферы и сполеры, литьё…

Автомобильно-призрачное братство…

Но каждый за себя! И день за днём

Владельцу чуда на колёсах – не до Бога.

Но будет миг, и вспомнится о Нём:

Когда вдруг встанет и обрушится дорога…

Казалось…

Казалось, накрепко забил

Подвал, гвоздями прошивая.

Казалось, накрепко забыл.

А память – вот она, живая.

Начнут забытые находки

Душить, трясти, напоминать,

Океанической подлодкой

С глубин неведомых всплывать.

Всплывают старые грехи,

Тошней, огромней раз от раза,

И шепчут, сумрачны, глухи,

Что ты к ним накрепко привязан.

Успеть, успеть «прости» сказать,

Покаяться, крестясь неловко…

Ломая пальцы, отвязать

Тугую, страшную верёвку…

Уже Господь грядет в Иерусалим

Уже Господь грядёт в Иерусалим.

Ученики скорбят, томятся страхом.

Молва сгущается, полощется над Ним,

И горизонт до белизны распахнут.

Всё впереди: «Осанна!», Крестный Путь

Среди толпы, до впечатлений жадной…

Последнее желание вздохнуть

Всей грудью, судорогой сжатой…

О, Господи! Как близко всё сошлось:

И Благовещенье, и Смертная Дорога…

В последний раз стучится в души Гость.

Впустите Бога!

Великий пост

Великий пост… Грехи всплывают.

Пугают, мучают, вопят…

За борт их, а не убывают.

Их взоры острые – сверлят.

За ними, мелкими и злыми,

Встают фигуры покрупней,

Пронырливы. Пролазят в сны, и

Дела их – яви пострашней.

Едва укроешься молитвой

И осенишь себя крестом, -

Готовят поле новой битвы.

«Жди искушения постом»…

Бредём, скорбя, по бездорожью,

Вздыхая горестно о том,

Чтобы укрыл нас Ангел Божий

Своим невидимым крылом.

Надо на исповедь

Надо на исповедь – грязь выгребать,

Тинную, черную, едкую…

Ткань языка для названий – груба.

В душу впечатаны крепко

Грешные помыслы… Трудно извлечь,

Душу отмыть до сиянья.

Падайте струпья с опущенных плеч.

Бей же меня, покаянье…

Смрадные помыслы блудных грехов

Душу уляпали густо.

Боже, не ввергни в погибельный ров!

Дай покаянное чувство!

После исповеди

Как светло на сердце – чрезвычайно!

От того, что примирилась с Богом!

Долгие страданья – неслучайны,

Сплетена из горестей дорога.

Но сверкающее счастье – быть спокойной,

От страстей-пиявок – отлепиться!

А была душа – почти покойник,

Не могла от сердца помолиться!

Я взывала Богу о спасении,

Лишь Ему известными путями.

Было прочным страшное плетение,

Вся душа опутана сетями…

Но надеялась – Господь из паутины,

Из тенет, из безысходной клети

Бережно в Свои ладони примет,

Самые прекрасные на свете!

И отпустит бабочку-калеку,

Вручит крылья нового покроя!

Дверцу в Царство будущего века

Распахнет – и больше не закроет!

Встреча

Забавно помертвевшему душой

Увидеть вдруг живого человека,

В душе которого искрится фейерверком

О Боге радость, покаяние свежо…

Он с любопытством смотрит в этот мир,

По духу чуждый, но по-детски милый,

И жизнь своя, что холодней могилы,

Впервые видится – из сквозняков и дыр.

И он уносит капельку тепла,

Себя слегка за слабость презирая.

Не верящий, несёт частицу Рая

В душе, что на мгновенья ожила.

В лучезарно-радостной дали

Не очень-то надейтесь на сочувствие.

Вам сказано об овцах и волках.

Увидите кощунства, богохульства,

Но совершенная любовь прогонит страх.

Ах вы, овечки, любящие, нежные!

Как сердце кровоточит, как болит!

Но как зовут вершины белоснежные

Там, в лучезарно-радостной дали!

Опять вы изгнаны. Почти что не убиты.

Прах отрясаете с растрескавшихся пят…

И – снова в путь, любимы, не забыты

Тем, Кто за вас однажды был распят…

Выбраковка стада

Нас пустят первыми под нож.

Придет пора проверить стадо…

Не блеешь, скажут, а поёшь.

А нам неблеющих не надо.

Придет наш час, и ясным днём

Над нами небо распахнется,

И мы, слабея, упадём

На дно небесного колодца…

Нам так хотелось пошуметь

Нам так хотелось пошуметь!

Но оглянулись – всюду тени.

И мы в сгущающейся тьме

Вдруг опустились на колени.

Нам так хотелось голосов,

И фейерверков, и оваций,

Но властный молчаливый зов

Велел холодных плит касаться.

Пришли и музыка, и шум.

Но мы, отвыкшие от света,

В сияньи многотрудных дум

Смотрели горестно на это…

До конца

Даже если никто

нас не услышит,

Даже если пройдём

мимо глаз и сердец…

Вы прислушайтесь к миру –

он тягостно дышит,

И глядит

как больной

недвижимый отец.

Он не любит, родной.

Болен, но не смирится.

Слов не нужно ему,

только бережный жест:

Одеяло поправить,

дать свежей водицы,

Положить в изголовье

на ниточке крест.

Тень прогнать от лица…

Потерпеть, до конца…

Равновесие

Как трудно держать равновесие!

Обиды, непонимания

Столкнуть пытаются с места,

О том сговорившись заранее.

А я не держусь за землю.

Держусь за веревочку тонкую.

Речам, самым разным, внемлю,

Раскачиваясь потихоньку.

Пусть рушатся все опоры,

Пусть сердце куда-то падает,

Оно не мечтает о "скорой",

Спасается запахом ладана.

И в храме пусть душу мучают,

Пусть скорби согнут…

Тем не менее,

Господь из любого случая

Нас выведет ко спасению.

Я себя считала доброю

Я себя считала доброю.

Но унизили меня.

Поднялась обида коброю,

Изготовилась, змея,

Чтоб расправиться с обидчиком,

Покусать и наказать.

Своё истинное личико

Супостату показать.

И хотя взорваться проще нам,

Погасила злобный взгляд.

Свой родной, свой доморощенный

Обезвреживаю яд.

Что ж ты маешься

Что ж ты маешься, душу ломаешь в тоске,

Силы тратишь на войны и битвы?

Жилы рвёшь – дико мечется жилка в виске,

Забывая о силе молитвы?

В стены-окна колотишься птицей слепой,

Сам себя убиваешь и мучишь,

Свои крылья бинтуешь, бунтуешь – не пой!

Сам себя сверхсмирению учишь.

Ох, когда ж ты научишься тихо любить,

Не судить этот мир уходящий,

Осуждением косточки птичьи не бить,

И покой твоё сердце обрящет?

19 августа

«Первее примирися

тя опечалившим…»

Из молитвослова.

1.

Сегодня ехала по лужам.

Измокла юбка. Дождик льёт.

И в церкви чувствовала стужу –

Как холод по спине идёт.

Татьяна, видя, что я в куртку

Закуталась, закрыла дверь.

И я забыла на минутку,

О том, что в ссоре мы теперь.

Стихийно как-то помирились:

Прости! – Прости! – шепча взахлёб,

А дождевые капли били

В окно, там велик в луже топ…

2.

Служба была чистая, пустынная.

По свече – прозрачная слеза…

Исповедь – домашняя, недлинная.

Отошла, и вытерла глаза…

Перед ней направилась на клирос.

Удивлённый, осторожный взор.

Обнялись, и сердце больно билось…

Торопливый, тихий разговор…

Господи! Неужто примирились?!

Я поверить, гордая, боюсь.

Царские Врата легко открылись,

Отчего ж – растерянность и грусть?

Как законсервировать мгновенье,

Чтобы вечно примирённым жить?

Не сражаться с выдуманной тенью,

Копья, стрелы – всё в костёр сложить…

Слава Богу. Мы преобразились.

Плохо, слабо, всё-таки – всерьёз.

Мучаясь, чему-то научились.

Обойди нас, отчуждения мороз…