Лечение водой

«Зачем она все это рассказывала? Что за бред!.. Неужели… о-о, это самое хреновое будет. Потому что… от нее ж потом не смоешься! Переверзин, сволочь, продинамил».

Но что обнадеживало: в этом месяце Гамсонов собирался приезжать сюда не каждую ночь. «Нет выбора, нет выбора… – думал он в такт скачущему дыханию. – Надо крепче запирать дверь в комнату… но нет ли другого ключа?.. Да что вообще все это даст, бессмысленно…»

II

Марина, тем временем, вернулась в свою комнату, плюхнулась на кровать. Эта ссора с Витьком… На самом деле, она привыкла орать на своих «котиков». И те тоже орали, отбрыкивались. Ничего особенного, только локоть сильно жгло. До чего же ей было гадливо на душе от этого жжения!..……………………………………Нет, все же с Витьком надо разобраться теперь.

Немедленно. Ведь все последние месяцы…

Потом она вспомнила эти нелепые слова матери… «Работать она пойдет, вы посмотрите! Да уж, матушка с каждым днем все больше поворачивается, и поделать с этим ничего нельзя». Марина усмехалась о матери, как о неразумном ребенке. Впрочем, усмешка была безнадежной. Все, что делала мать, казалось Марине тихим, окаменелым сумасшествием. «Сидит у меня на шее… главное, еще думает, что что-то очень значительное делает в жизни… дура!..» Но потом Марина как всегда сказала себе: «Я должна терпеть это!» Жалостливо, с готовностью… как бы расставила все точки над «i»…

А потом, схватив рок-напульсник, живо завертела им на пальце. Затем бросила обратно на пуфик и снова принялась изучать свой локоть.

– Ауч…

Розовый след и жжение все не проходили.

Да, она должна терпеть, любить свою мать и «котиков»… гладить их, таскать за шкирки и бить (когда это нужно), воспитывая настоящих мужиков… Но Марине было и наплевать на все на свете! Все ее смешило до горлопанья и гогота. «Хе, расскажу мамочке про траходромы, а она, тупая кукла, ничего не сделает. Только опять воды попьет… нет, Витька надо проучить – сто пудняк». Но как можно это сделать поинтереснее и чтобы… нет, он ее не бросит. Смелости не хватит! Если только…

Кристинка.

Наглость Витька уже давно перешла все границы. «Иногда у него как-то непонятно глаза сверкают – с ехидством, насмешкой, когда он смотрит на меня».

Потом Марина начала прокручивать в голове все недавние ссоры… На шоссе две недели назад. Когда она не захотела, а он начал наезжать. Так и спрашивал, остановив машину на обочине: «Будем трахаться? Будем? Нет?.. Тогда пошла вон отсюда!» И высадил ее. А у Марины в тот вечер реально было настроение не ахти – не то слово. Ее вообще последнее время все больше депрессуха забирала – когда она начинала думать, что ее мужики, став зарабатывать, совсем уже не стелятся перед ней как раньше. А относятся… как к чему-то вроде подарка-приложения. Они, мол, повзрослели, деньги появились, и еще у них есть она… ну и естественно, можно делать все, что хочешь. Не то, что это даже соответствовало действительности… но Марина из недели в неделю все больше выносила себе мозг на сей счет… и что она может потерять их. Или власть над ними? Да одно и то же.

Возможно, дело лишь в том, что больше денег, чем прежде, у нее не выходило из них выкручивать? (А ведь Марат получал на работе по семьдесят тыщ в месяц уже!)

А ссора на шоссе с Витьком… да Марина тогда даже и не заорала на него (как всегда раньше делала). Он открыл дверь машины, вышвырнул ее, она не сопротивлялась – просто зашагала вперед вдоль обочины. А Витек уехал… потом, правда, вернулся через две минуты, прибежал пешком, умолял сесть в машину, чуть не в ногах валялся. Марина сначала не поддавалась – как-то в ней разом все остановилось, не реагировало…

Ну а после… она простила его. И они пошли к машине.

«Я всегда должна прощать их», – подумала она теперь; просто.

А потом Витек как раз и предложил поехать в Т***. Подарил такую поездку! И главное, что за все заплатил – до рубля. Марина уж думала, теперь точно все пойдет на лад… И тут вдруг снова началось… выходит, не прекращалось.

Ей было даже страшно подумать, что Витек посмеивается над ней «в кулуарах»… а ведь все за это говорило. И Ловчев… тоже сказал. Выяснять отношения, ссориться – это да, – но вот чтоб издеваться…

Кристинка.

Марина как чувствовала ее присутствие. Это Кристинка плетет. Витек общается с ней?.. Естественно, он скажет, что ничего нет и в помине… что сто лет ее не видел…

Кристинка.

Надо выяснить, где именно они встречаются и когда… впрочем, Марина еще надеялась, что, может, это не так… но Ловчев ведь сказал, что это точно так. Да нет, Ловчев повернутый, ему и приглючить могло…

Она вспомнила действо двухлетней давности. Когда она с Ловчевым устроила Кристинке «инквизицию» на окраине города… Округлое лицо Кристинки в окне брошенного, старого автобуса, глаза враждебные, но глупые. Ее двойной подбородок, щеки чуть-чуть темнее остальных участков лица – будто пленки наклеены… «Эта сволочь даже на бабу не похожа!» И потом Марина, стоя против автобуса, стервозно орала, наклоняясь вперед, и прыгала и махала канистрой бензина. Вообще перестав уже что-либо соображать – от победной ярости и гадкого смеха.

Воздух плавился прозрачным дымом, изменчивые кольца огня…

Ей казалось, листья кленов коричневеют и вянут от нагнетаемой теплоты… (Позади автобуса дугой поворачивала кленовая гряда – город здесь заканчивался, направо шло поле).

Пашка Ловчев был напуган и таращил глаза и часто сопел носом – он отговаривал Марину от этой затеи, но, в конце концов, согласился: все-таки ж надо врага проучить! Но как дошло до дела, опять замямлил, уговаривал прекратить; как всегда заикался и старался взять Марину за руку.

Но ее это только еще больше раззадорило.

Кристинка же сохраняла наглое, ленивое спокойствие. Просто ждала, ни слова не говорила и смотрела на Марину…

– Только попробуй выйти из автобуса! Я сразу оболью тебя – ха-а! – орала та сквозь огонь. – Это твоя последняя остановка перед смертью, тварь! Ты выйдешь в потусторонний мир! Ты уже умерла – ты только думаешь, что жива! Ха-а!!

Между прочим, слово «инквизиция» придумал Ловчев. И Марина, конечно, подхватила… теперь она неистовствовала!

Кристинка забеспокоилась, только когда огонь начал подступать к автобусу. Он все набирал и набирал силу. Казалось, клены тянутся вместе с огнем, горячие, сияющие листья уже касаются крыши… Они вянут, а Марина стоит в синей ветровке, махает руками в такт ору. Канистра бензина уже валялась у ее ног………………………………………………….

В какой-то момент она взглянула в поле – на горсть огоньков вдали. Приглушенно мерцавших за волнами травы. Московские деловые центры в голубоватой вечерней дымке на горизонте… или это размытые очертания зданий?

……………………………………………………………………………………….

«Но откуда ж я знала, что кончится все так плохо? Эта дура никогда не жаловалась на сердце! Кто ж знал, что она схватит приступ…» – Марина и теперь думала как-то нечаянно, без капли сострадания… Как и тогда, когда Кристинка уже валялась в больнице; через несколько дней после.

Только нервная нотка затаилась у Марины…

* * *

Неужели Кристинка опять что-то заплетает – после всего? Не может такого быть – неужели ей не хватило раз и навсегда?

«А впрочем, она ж сволочь, разве побоится отомстить…» Марина лежала на диване, смотрела на свою свисающую ногу. На которой ниже джинсовой штанины сквозь темный чулок проглядывала синяя татуировка; самая свежая, двухмесячной давности. Такая сочная. И палец ноги почти касался валявшегося флакона духов. Потом она взглянула на потолок – ни одного янтарного отблеска, солнце еще с другой стороны дома.

Она подумала: может, просто бросить Витька? – но не насовсем. Все обрубить, чтобы постучать ему по башке, когда он примется бегать за ней.

«Нет, не пройдет…»

Паршивее всего, что могут встать под угрозу и отношения… с остальными «котиками».

Надо было проследить за Витьком – это очевидно. Но и еще один человек занимал ее… Гамсонов, разумеется. Она ехидно заулыбалась. Сейчас, конечно, не до него, но все же… Ее мысли завертелись! На самом деле, с еще большим азартом. Она опять схватила рок-напульсник…

«Да, Гамсонов, это что-то реально новое. Все же интересно, сколько он зарабатывает своими… да, какие классные телефоны у него есть!.. А еще на футболе, да! И сколько…………………………………………………………………………

……………………………………………………………………….»

Глава 5

I

Город в этот час выглядел ненатурально безлюдным и, пожалуй, только то, что не к кому было обратиться, заставило Гамсонова вынуть коммуникатор и посмотреть по карте, где находится ближайший банк. Раньше-то он всегда только и пользовался электронной картой… снова и снова он видел и чувствовал необычные вещи, которые и в нем нарушали привычки и мелочи – как он ни пытался отринуть…

В воздухе как остановилась белая масса солнечного света. Но за ней видны все предметы, постройки… все части улицы. Клены… они сияют еще ярче этой массы? Хотелось, скорее, думать об этом, нежели… действительно это так.

Он шагал, едва различая сияние дисплея, но как-то буквально за пару секунд ему удалось определить по карте, куда идти…

Он шел мимо луж – голубых осколков неба, – как счастливо разбившееся зеркало. Один раз в воде отразилась верхушка промышленного крана, другой – колючая проволока, перечеркнувшая голубизну; и то и дело звенели в воздухе отголоски с завода.

Дома так посвежели от вчерашнего дождя; кое-где на белизне стен обозначились темно-зеленые разводы – как втершаяся трава, – а клены потаенно прикрывали их нависанием и глубиной лабиринтов.

На домах – ровные солнечные квадраты, в ряд, между первыми и вторыми этажами, протяженные по всей улице и такие четкие, – они казались намалеванными желтой краской. И клены, будучи рядом, никогда не отражались в них тенями. Только раз в одном квадрате что-то чиркнуло. Муха?.. Нет…

Денис чувствовал, как недавнее раздражение и беспокойство в нем странно отступают – против воли. Только минуту назад он опять хотел пробовать дозвониться Переверзину, катить бочку, но теперь… напряжение – оно как-то отошло. Он словно размагнитился в этой обстановке. И успокоился.

Банк в трех кварталах отсюда… Денису нужен был обменник, еще он хотел высмотреть букмекерскую контору. Разумеется, в этот раз он отправил ставки в привычную московскую. Но потом, даже если быстро отсюда съедет… а что, может, здесь окажется и повыгоднее. Он сам себе усмехнулся: в области всегда отыщется теплое местечко, область этим славится. Впрочем, надо сохранять осторожность: ведь год назад он выиграл на футболе «больше, чем рассчитывали букмекеры»… и в результате его кинули, просто заблокировали аккаунт. Но теперь все это вспоминалось с азартным смехом – до чего же нескучно, а!

После того случая Гамсонов сменил несколько сайтов для ставок, пока не устоялся на двух. Но все равно это только за последний год… но Денис считал их уже какой-то твердой основой для себя – ведь с телефонами все гораздо изменчивее. Даже самый современный ай-фон, Гамсонов, если ему нравился, оставлял себе хорошо если на два месяца.

Проходя по одной из улиц, он увидел возле скамейки валявшуюся поломанную раму детского велосипеда. Она была сплющена и согнута, но выглядела такой чистой и даже новенькой – как блестела. И красная краска нисколько не облупилась – даже в сильно деформированных местах. Интересно, сколько времени лежит эта рама… день-два или несколько месяцев – такое возможно? И почему-то казалось, ее еще долго никто не уберет отсюда – из тех, кто сядет на скамейку или будет проходить мимо…

Но есть ли вообще здесь на улицах кто-нибудь?..

Да, Гамсонов уже встретил по дороге двух-трех человек.

II

– Ты мне бы еще в ментуре квартиру снял, – Денис размашисто вышагивал вдоль сияющих трамвайных путей.

– Чего?

– А-га-га… в одном отсеке менты сидят, в другой я – со всеми КПК и наваром. А действительно, сложно догадаться – какой лошок пойдет ныкаться в самую ментовку.

– Подожди… – озадаченный голос Переверзина… пропал в динамике на секунду. – Ты о чем вообще? Ты о…

– Какой ты догадливый. Я о твоей Полетаевой или как ее там.

– Э-э-э… – Переверзин остановился. – Подожди, а-а…

– Мэ-мэ, ты мне там не мекай, как овца.

– Но Денис… подожди, а что она такое сделала-то?

– Она? Она ничё не сделала, – ответил Гамсонов.

– Но тогда…

Пауза.

«Похоже, он действительно не понимает», – подумал Гамсонов.

– Я тебе говорю, что она… она… – Гамсонов выделил это слово. – Ничё не сделала…

– Ну Денис… ты мне можешь объяснить?

– Ну-Дени-и-ис. Ты что там изнываешь, как барышня? Одна уже изнывает от любопытства, чем я таким занимаюсь.

– Ты о ком?

– О ком, о ком, почему ты не сказал, что там еще дочка есть?

– A-а… у этой женщины? А что тут такого? Я ее не знаю, – удивленно ответил Переверзин.

– Ты не знаешь дочь своей родственницы?

– Это дальняя родственница.

Гамсонов бросил трубку и сбрасывал весь следующий час.

Но на самом деле, он был очень воодушевлен и бодр – его так всесильно гнало по Москве, по всем улицам, станциям метро и трамвайным остановкам. Он так здорово обновленно себя чувствовал – после странного, замедленного солнцем города. В Гамсонове будто включились дополнительные ресурсы – он и так всегда ходил быстро, но сейчас все просто расступалось и проносилось мимо! Когда-то он работал катерщиком – теперь ему казалось, он летит с той же скоростью. И главное – раскрепощение во всем теле! По всем высоткам и перекресткам! Работающие плечи будто разгоняют шум машин – быстрее, еще быстрее! Обгоняя трамваи, мимо бордовых бутонов на рекламных табло, серых заводов и деловых центров с голубоватыми ирисками в синем стекле. Сегодня в нем такая особая уверенность! Высокие солнечные лестницы на мосты, земляные подъемы – с ветхой травой, – и текущие белесые воды Москвы-реки… на краю земли. И еще… его сознание. Оно не то что обострилось… оно будто стало свободнее и совершеннее. Вперед, вперед!! – если ему надо было отыскать тихую узенькую улочку или тупиковую задворку, он делал это гораздо быстрее обычного… почему-то. Один взгляд на карту коммуникатора…

Ага, и вот уже пришел! Будто запрыгнул в нужное место!

Выйдя из метро, он ни разу не перепутал сторону, в которую идти. Задворки прачечной, затем далекий склад на Андроновском шоссе – Гамсонов заехал за партией сим-карт с серебряными номерами, чтобы как всегда перепродать на форумах.

Один раз он понял, как надо идти, еще не выйдя из метро, а заметив правильную ниточку дороги, когда поезд по «наземке» пересекал Москву-реку. Он увидел правильную дорогу из окна!

«Как странно, что со мной такое!»

* * *

Но на реке он оказался уже после полудня, а сначала надо было купить один раскуроченный ай-фон – вчера он как раз договорился об этом в чате.

– Ты Денис, да?.. – сказал парень, поднявшись по лестнице на уличный двор – от двери подвального офиса.

– Да.

– Послушай, я не понял вчерашнего окончания. Какая программа у тебя висла на ай-фоне?

– Да она глючная изначально. Если с виндой ее ставишь, она виснет и… – Гамсонов сделал характерный жест рукой. – Производители это уже просекли… она снята с производства уже просто. Они выложили информацию на сайте. И там можно обновление скачать. Обновление лучше, но это все же еще не то. Я теперь совсем другую запускаю.

– А… какую?.. Да я вообще в этих ай-фонах не секу, – тотчас стал как-то отнекиваться парень; не переставая улыбаться. Голос у него был звонкий и какой-то даже зудящий. – Ладно… – он потянулся в портфель и достал прозрачную пластмассовую коробочку, в которой лежал ай-фон. – Вот, собственно. Экран поврежден. Я пытался заменить. Мне сказали в ремонте, что это будет стоить десятку. Я спросил: а чё так много? Они мне сказали, что в Москве таких экранов еще нет, это совершенно новая модель. И его заказывать и везти черти откуда.

Гамсонов открыл коробочку, вытащил коммуникатор. Передал коробочку парню, снял с ай-фона сенсорный экран. Светоотражатель, похожий на гладкий кусок фольги, ослепительно засиял на солнце. Не смотря на то, что был запятнан и даже в каких-то грязных волокнах.

За ним – еще несколько экранных слоев, – как блокнотные листики.

– Слушай… надеюсь, не запутал тебя, когда сказал, что жду возле памятника? – спросил парень. – Это же просто кусок олова… никто и не знает, что он тут стоит, но мы называем это памятником…

– А?.. – Гамсонов так и изучал экранные слои; не отрывая взгляда.

– Падающему солдату… «Героизм и смерть» называется… – парень качнул головой – на скульптуру, возле которой они стояли.

– Да нет, все в порядке, – как-то оживился Гамсонов. – Хотя я Москву плохо знаю – пришлось поплутать. Я в офисе работаю, так что в одно и то же место уже три года…

– A-а, да-да-да! – рассмеялся парень. – У меня та же самая фигня! Уже пять лет с девяти до шести – здесь. Каждый будний день. Мы прямо родственные души!

– Ты сильно в нем копался?

– A-а… нет. Немного. Да понимаешь, я вообще, если честно, в этих ай-фонах почти не секу, – повторил-завернул парень. – Мне его подарили.

– Поэтому ты и полез… в свой подарок, – дружелюбно ухмыльнулся Гамсонов.

Парень опять стал смеяться.

– Да, да, наверное…

Гамсонов некоторое время бережно приподнимал и опускал светоотражатель, и тот чуть вспыхивал на солнце.

– У тебя все есть к нему?

– Да, полный набор. С драйверами, со всем. Ща достану, – парень потянулся в портфель. – Слушай, а ты так хорошо во всем этом шаришь – это твое хобби?

– Ну типа того, – задумчиво ответил Гамсонов. – У меня брат двоюродный еще лучше в этом разбирается. Я дилетант в сравнении с ним. Но он меня совершенно случайно приучил. Ну в смысле… мы в Норвегии отдыхали… на лыжах – так он в снег свой телефон окунул и сразу там пришлось его разбирать… так он его почти починил. Потом уже когда домой приехали, там только лирика осталась… А так он специально чинит, коллекционирует «со-ни-эриксоны» всех поколений.

– Ого! – воскликнул парень пораженно-уважительно.

Гамсонов кивнул на его портфель.

– Батарея там?

– Ты хочешь включить?

Денис ответил: но он же должен включаться все равно. Хотя бы зеленая лампочка должна замигать.

Парень достал упаковку, открыл ее и протянул Гамсонову аккумулятор, лежавший сверху. Гамсонов вставил его в ай-фон, но тот не включался, и лампочка не загоралась.

– Зачем ты стал в нем рыться, я не пойму… – он опять говорил безо всякой придирчивости, а только с легким укором – просто за небережное отношение.

– Ну не знаю… – улыбчиво отшутился парень, чувствуя, что дело за этим не прогорит.

Гамсонов приложил коммуникатор к уху, тыльной стороной – светоотра-жатель и экранные слои веерно свисали с корпуса.

– Чего он не вибрирует? Ты и вибромотор, что ли, снял?

Парень ответил, что да. Он, наверное, в коробке лежит. Стал искать, а потом сказал: да Бог его знает. Может, где-то и потерялся. А может, сняли в ремонте – и рассмеялся.

Гамсонов, в конце концов, прекратил свои попытки, вытащил кошелек и достал шесть тысяч; протянул парню. Тот быстро взял деньги.

– Послушай, ну хоть арка-то была для тебя ориентиром?

Парень кивнул Гамсонову за плечо, в угол двора, на арку, через которую во двор вдувался сильный дорожный шум.

– Чего?.. – спросил Гамсонов, пряча коммуникатор в карман.

– Ну ты говоришь, плутал…

– А-а… – протянул он как-то пространно. – Да не-не, все в порядке.

* * *

К полудню Гамсонов снова позвонил Переверзину.

– Слуш, Диня, я тебе отвечаю, что…

– Я сейчас уже о другом разговариваю. Мне нужно, чтоб ты Visa оформил. Для покупки видюхи.

– Для ноутбука? Да, ты говорил. Но я так и не понял – ты видюху просто в инет-магазине не можешь заказать?

– Там только в одном месте. Там через пэй-пэл оплата… мне нужно доступ в пэй-пэл получить. Ты им пользовался вообще?

– Нет.

– Короче, нам надо встретиться, чтобы в банк идти. Завтра, перед тем, как в Реутов поедем.

– Слушай… вот я и хотел тебе сказать по поводу Реутова… даже не знаю, как сказать… Ничего не выйдет, похоже. Никитка нас динамит.

– Чего? – Гамсонов обомлел.

Он шел по мосту и остановился, прямо посредине, а мимо него продолжали прошмыгивать машины.

– Никитка нас динамит, говорю. Говорит, не сможет в Китай поехать. Послезавтра сил у него нет никаких.

– Как это: нет сил? – вкрадчиво осведомился Гамсонов. – И ты мне только сейчас это сообщаешь?

– Динь, но ты ведь до этого мне сам…

– Чё случилось? Почему он поехать не может?

– Говорит, срочная сделка.

– Но я ведь обещал его на работе подменить три дня.

– Он сказал, сам должен там быть. Нужно его присутствие, его имя и печати.

– Да я и сам могу печати поставить – что он нам мозги полощет! – в сердцах воскликнул Гамсонов. – Я уже договорился с Китаем сегодня ночью. Сейчас самое время, чтобы…

– Я и сам расстроен. Но я ведь предупреждал, что может сорваться вполне. Тебе надо самому восстановить паспорт, потом загранку сделать и…

– Советы не раздавай мне… – сказал Гамсонов; но уже не грубо, а неуверенно. И отдувался. На такой срыв он совсем не рассчитывал. – Ты бы тоже себе загранку сделал бы да поехал… – он уже произнес как обвинительно.

А Переверзин в ответ усмехнулся, что как только попытается, сразу поедет не в Китай, а на службу родине.

– У тебя есть еще вариант – кого можно послать в Пекин, Динь?

– Так, так… это очень плохо, – в крайней нерешительности забормотал Гамсонов. – Уже договорился вчера обо всем… и сколько уславливались… ты хоть знаешь? А ничё ты не знаешь… времени на это убахал… и вообще сколько навалилось всего – в собственной квартире чуть не прирезают… и все за одну неделю.

– Денис, ну прости…

– А за что прощать-то… Ты что ли хотел меня прирезать… и еще извиняешься, – слабо пошутил Гамсонов. – Знаешь… дай мне телефон Никиты.

– Никиты? Ну хорошо. Но это ничего не даст… ну ладно.

Гамсонов позвонил Никите, но как ни старался уговорить поехать в Китай… даже деньги предлагал – все было бесполезно. Гамсонов, на сей раз, здорово пожалел, что почти всех держит на расстоянии и большинство людей, на которых он рассчитывает, – однодневные знакомые…

Впрочем, подобные проколы вызывали в нем только желание побыстрее избавляться от этих «ненадежных» – и искать новых.

Ill

Марина вышла во двор и свернула налево от детского сада и кленов. Миновала гаражные ракушки, залепленные солнечными пятнами, и двинулась в сторону проспекта, к продуктовому магазину, которым заправлял отец Витька.

Витек по средам и четвергам в первой половине дня подрабатывал там помощником товароведа.

Она тщательно подготовилась перед тем, как выйти на улицу – обмотала бинтом руку от локтя до запястья и для пущей убедительности, чтобы было заметно под кожаной курткой, вставила еще кусок картона между бинтов – будто ей уже и гипс наложили.

Но вышагивала очень даже лихо, и застежки на короткой куртке и полукольца, вдетые в свисающие ремешки, бодро позвякивали в молочно-желтом воздухе…

Остановившемся.

Марина замедлила шаг только когда проходила мимо старой одноэтажной фабрики детского питания, уже полуразобранной. «Зона… мелом отчеркнутая на стене… куда мячом бросать», – мелькнуло случайное воспоминание. Это было лет десять назад? В детстве? Она уже не помнила. От стены теперь осталось одно коричневое основание. Площадка перед ним была разрыта, и Марина заметила внушительную трубу, из которой просыпался сырой каменистый песок.

Она пригнулась от кленовой ветки, когда огибала ограждение, – ни один листик не дотронулся до ее волос и куртки.

И тут увидела Пашку Ловчева, идущего навстречу мимо луж, от которых будто испарялся белый свет.

– Ты-то мне и нужен…

– Привет. Что-т… случилось? – заикнулся на полуслове Пашка.

– Ага! Еще как случилось, – объявила Марина почти радостно… – слушай… это не ты мне говорил, что хочешь мобилу продать?

– Да. Ищу покупателя.

– Покажи.

Пашка достал мобильный, и когда Марина стала рассматривать меню, ее голова, прямые длинные волосы и краешек телефона, зажатого в руке, тенью отразились в солнечном квадрате, стоявшем на стене дома, под кленовой шапкой.

Даже перстяной клык на пальце Марины был виден в этом желтом квадрате – но ни одной тени кленовых листьев.

– И сколько ты хочешь за него? Я тебе могу рассказать, как продать его в три раза дороже той цены, по которой ты купил.

– Ты совсем охренела? Три года назад я купил его за пять тысяч. Сейчас хочу две.

– Я знаю, как продать его за пятнадцать, – мигом отреагировала Марина; как со знанием дела. – У меня есть друг, который может это разрулить.