Трубачи. Повесть о воинах 276-й трубопроводной бригады

Делать нечего попытка не пытка, я снял полушубок, пошел к майору Середе В.В., постучал в дверь: «Разрешите войти, товарищ майор. Лейтенант Кулаков». Он разрешил войти, посмотрел на меня и откровенно засмеялся: «Что, надеть нечего? Такой формы нет. Совсем там одичали, лучше бы в х/б оделся». Я ответил: «Товарищ майор х/б есть, панаму потерял. Тут зима – надо шапку надевать, думал, панаму потом ближе к весне раздобуду». «Ладно, что нужно от меня?». Я протянул документы и спросил: «Подпишите, пожалуйста, уже и так почти три месяца переслужил». Владимир Васильевич Середа посмотрел на меня, на документы, взял ручку и подписал. Протянул предписание и отпускной билет, встал, пожал руку: «Береги себя, чтобы обратная дорога не стала последней, и спасибо за службу!».

Я вышел из кабинета замначальника штаба, а на душе как-то хорошо стало: конец службе в Афганистане – вот он, Пропуск на Родину. Зашел к Серегину, поставил печати на документы. Все, свободен. Теперь прямая дорога в отдел кадров 40-й армии город Кабул и дальше в Союз. Вечером того же дня после ужина я зашел к начальнику вещевой службы, поблагодарил за полушубок и пожелал скорейшего возвращения в Союз. На завтра первой же колонной поехал в Джабаль-ус-Сирадж на КП роты и дальше в Кабул.

Обратная дорога не заняла много времени. На удивление перевал Саланг преодолели без задержки, и в Джабаль-ус-Сирадж на КП роты я прибыл сразу после обеда. Нужно был сдать автомат Калашникова старшине роты, попрощаться с товарищами по службе и двигаться дальше. С каким-то чувством внимания и заботой ко мне отнеслись мои боевые товарищи. Замполит решил лично сопроводить меня до баграмского поворота, так и сказал: «Ты теперь без оружия, и мой долг, чтобы ты без происшествий добрался до Кабула и дальше благополучно вернулся в Союз». Действительно, было много случаев, когда при замене погибали военнослужащие, часто в силу случайных обстоятельств.

На вновь прибывшим в расположение роты БРДМ-2 в сопровождении замполита мы тронулись в путь. По дороге заехали на 47 ГНС, где лежали мои вещи и подготовленная к замене повседневная форма одежды – китель с золотистыми звездочками лейтенанта, брюки навыпуск, туфли, фуражка и зеленая рубашка с галстуком. Я попрощался с бойцами, закинул чемодан с вещами на броню и поехал дальше, к баграмскому повороту. Здесь сделали остановку и стали ждать колонну. Выкурили на дорожку по сигарете, потоптались около БРДМ-2 минут двадцать, и во она, колонна наливников, около двадцать автомобилей.

Колонна притормозила на перекрестке как раз напротив поста артиллеристов. С чемоданом в одной руке и дипломатом в другой я подошел к пятому УРАЛу по счету от головного автомобиля и спросил довезут ли до Кабула. Солдат утвердительно кивнул головой и сказал: «Забирайтесь, товарищ лейтенант». Я открыл дверь и уже начал поднимать чемодан, но тут меня остановил замполит Эдуард: «Гена, постой, давай в седьмую – это почти середина колонны, мне кажется, там безопаснее». Спорить я не стал. Седьмая, так седьмая, пошли к седьмому УРАЛу, забросили вещи, пожали друг другу руки и обнялись.

После непродолжительной остановки колонна двинулась дальше. Солнце стояло еще достаточно высоко, до Кабула было около 50 километров, по-хорошему даже по ухабам 1,5 часа езды, если без остановок. Водитель УРАЛа рассказал, что автомобили залиты автобензином, едут уже третьи сутки из Хайратона в Кабул. Где-то примерно в 25 км от Кабула есть населенный пункт Аминовка (или это сленговое название места), но там постоянно обстреливают колонны. Многие, кто ездил этой дорогой, знают это место. Кругом были развалины от бывшего кишлака, зеленая зона вплотную подходила к дороге – удачное сочетание для засады.

Без задней мысли водитель УРАЛа сказал: «Вот здесь часто обстреливают». Только он успел закончить фразу, как у впереди идущего автомобиля произошел взрыв, и началась автоматная стрельба слева по ходу движения как раз из зеленой зоны. Вариантов не было, я был без оружия. Мы спустились под защитой автомобиля через правую дверь по очереди и поползли к ближайшему укрытию. Остальные бойцы и офицеры поступили аналогично. Ближайшим укрытием оказалась стена из камня высотой не более полуметра – спрятаться можно и удобно для стрельбы. Чисто отглаженная повседневная форма, брюки и китель с золотистыми звездочками на погонах – и вся эта красота в придорожную глину и пыль. Не рассчитывал, что под конец службы придется еще поваляться на обочине дороги. Права и слева бойцы в готовности к стрельбе смотрели в мою сторону и еле сдерживали смех: лейтенант попал перед заменой.

Автоматическая стрельба через десять минут прекратилась, подъехали два БТР с пехотой, прикрытие из ближайшего поста охраны дороги. Им, видно, постоянно приходилось выдвигаться при возникновении обстрела. Все стали подниматься из укрытия. Как мог я отряхнул обмундирование от пыли и стал ждать начало движения. Подорвался УРАЛ, следующий пятым в колонне. Автомобиль наехал правым колесом на мину, установленную на краю дороги, от взрыва утечки и возгорания автобензина в цистерне не произошло. Правое колесо отлетело, редуктор вырвало, водитель-солдат был контужен, в сознании. После взрыва водитель вышел из кабины и пошел в сторону развалин и зеленой зоны, чудом не был подстрелен – спас старший машины, следовавшей за ним. Представляю, что было со мной, если бы замполит нашей роты Эдуард не настоял, чтобы я пересел из пятого автомобиля в седьмой. Спасибо тебе земное, замполит. По колонне передали, что скоро начнем движение, нужно было забираться в кабину. Колонна двинулась дальше. Подорванный автомобиль закрепили за жесткую сцепку и потащили в хвосте колонны. Пехота сопровождала колонну 3–4 километра, потом отстала, возможно, дальше участок дороги не принадлежал к их зоне ответственности.

Дальше без происшествий колонна добралась до Кабула – столицы республики Афганистан. Сам город был не большой, центральная дорога разделяла его на две части. Штаб 40-й армии находился неподалеку от дворца Амина, которого свергли в апреле 1978 года. Меня высадили на дороге, ведущей к штабу 40-й армии, пришлось часть пути преодолеть пешком. На КПП я предъявил требование об откомандировании меня в отдел кадров и получил пропуск. В здании на втором этаже без труда нашел нужный мне кабинет, постучался, спросил разрешение войти и, приложив руку к головному убору, сообщил о цели моего прибытия. Подполковник, выслушав меня предложил присесть взял мои документы и открыл большую 96-ти листовую тетрадь формата А4. Полистал, нашел мою фамилию, спросил: «Где хотите служить дальше?». Я ответил: «В анкете, которую заполнял при убытии в Афганистан, указывал Белорусский Военный округ (БВО), вторым Киевский Военный округ (КВО)». Подполковник ухмыльнулся: «Тут у меня написано прямо наоборот, сначала КВО, потом БВО. Что будем делать? Если для тебя принципиально, то надо 2–3 дня подождать, начальник в командировке. Без него не смогу решить. Если согласен, то сейчас выпишу направление для прохождения дальнейшей службы в КВО и проездные к месту службы». Долго думать я не стал, какая разница, Киевский округ может быть и не плохо и даже хорошо, значит, судьба. Сказал: «Товарищ подполковник, выписывайте в КВО, я согласен». «Ну вот и ладно, подожди минут двадцать, чтобы мне оформить документы. Тебе недели хватит добраться до Киева?». Я ответил: «Разрешите хотя бы дней 10, домой в Куйбышев к родителям заехать на два дня, волнуются ведь». Подполковник сказал: «Ладно, отпускные и проездные подготовлю, надеюсь, никто не будет возражать». Как и обещал подполковник, направление для дальнейшего прохождения службы в КВО и проездные были готовы через двадцать минут. Теперь нужно было на пересылочный пункт, зарегистрироваться и ждать ближайший рейс до Ташкента.

Через пересылочный пункт Кабула прошла большая часть военнослужащих ОКСВА. Сборно-щитовое модульное одноэтажное здание состояло из нескольких помещений. Еще весной мне пришлось здесь останавливаться в палатке на 20 коек, теперь в спальных помещениях находилось по 30–40 коек в каждом. Все кровати были застелены байковыми одеялами с простынями и подушками, у каждой кровати стояла тумбочка. В одном спальном помещении на кроватях сидело несколько человек, которые что-то бурно обсуждали, в другом не было никого, его то я и выбрал. Мне приглянулось место в углу, не долго раздумывая, я снял китель и ботинки, чемодан положил под кровать, не раздеваясь, лег поверх одеяла и почти мгновенно уснул.

Спал я, наверное, недолго, и когда проснулся в помещении уже горел свет, а напротив меня на кровати сидел майор и разбирал свой чемодан. Он тоже был одет в повседневную форму и явно нервничал. Увидев, что я проснулся, майор как-то странно улыбнулся и просил не помешал ли мне спать. Если даже и помешал, что теперь, не в санатории. Я перевернулся на левый бок и стал наблюдать за майором, делать все равно было нечего. Ему явно хотелось поговорить, его интересовало все, что происходило в Афганистане, так как он только сегодня прилетел из Союза. По специальности майор был медицинским работником и получил направление на Юго-Запад Афганистана в Газни. Вечер длинный, почему бы и не поговорить, я рассказал ему из своего опыта службы, что тут и как, что можно и чего лучше не делать. На месте майора я точно так же задавал бы вопросы и слушал, не перебивая. Нашу мирную беседу неожиданно прервали два выстрела, прозвучавшие совсем рядом. Майор побелел и с открытым ртом стал показывать на стену. Лежа в горизонтальном положении на кровати, я не сразу увидел отверстие от пули в полуметре выше от меня и в метре от майора. Если бы майор сидел в середине кровати, а не с краю, облокотившись на спинку кровати, пуля бы попала в него.

Через несколько минут к майору вернулся дар речи: «Что это было?». Что ответить – стреляли, вероятно, в соседней комнате, они ведь не знали, что мы за стенкой безобидно беседуем. Так бывало, что от случайного выстрела кто-то мог пострадать или погибнуть, разбирайся потом. Майор спросил: «Ты из-за этого лежишь на кровати?». Я ответил, что в том числе из-за этого – пересылочный пункт, всякое бывает. Майор переложил подушку к спинке кровати, у которой сидел, и тоже лег. Дальше продолжать беседу ему не хотелось. В этот вечер больше не стреляли, и до утра других происшествий тоже не было.

Утром следующего дня – 15 ноября 1983 года – на диспетчерском пункте появилась информация, что запланирован грузовой борт самолет ИЛ-76 на Ташкент. Это новость эхом прошла по пересылочному пункту, и все пришло в движение. Ближе к обеду объявили посадку и вот уже отпускники, командировочные и те, кто по замене, выстроились в очередь, всего около двадцати человек. Посадка в ИЛ-76 осуществлялась с открывающей рампы в хвосте самолета. С двух сторон самолета были оборудованы откидные сиденья, а дальше только на полу. Нам достались места на сиденьях. После нас пришла на погрузку рота уволенных в запас – «дембелей». Сержанты и солдаты стали тоже рассаживаться, кому хватило – на сиденьях, кому нет – на полу. Не смотря на неудобства, на загорелых лицах бойцов были улыбки: они остались живы и летели домой. У некоторых на кителях были медали «За Отвагу» и «За Боевые заслуги». После того как все расселись, бортмеханик закрыл аппарель, загудели турбины, и самолет начал движение к взлетной полосе.

Багряная земля Афганистана показалась в иллюминаторе. Самолет медленно стал набирать высоту. Пассажиры рейса Кабул – Ташкент в основном молчали, каждый вспоминал о своем, о том, что было во время службы и что будет в будущем. Тогда мы не знали, что война была напрасной, чиновники нам будут говорить: «Мы вас туда не посылали», а матери и жены погибших в этой войне военнослужащих будут просто забыты. Нам казалось, что худшее позади, и это было отчасти правдой.

Летное поле аэродрома Тузель. Самолет благополучно приземлился, после остановки вновь открылся аппарель, и прибывшие пошли к таможенному пункту. В паспорте поставили отметку о прибытии, таможенник тщательно изучил вещи. После этого можно было вздохнуть полной грудью – вот теперь точно командировка закончилась. Дальше меня ждали переезд на большой аэродром Ташкента, билетная касса и ближайший рейса до Куйбышева.

Поздней осенью в Ташкенте было достаточно тепло (плюс 10–12 С, светило солнце), верхняя одежда в руках. Ждать рейса предстояло еще часа четыре, я пошел в ближайшее к аэродрому кафе перекусить. Поднялся по ступенькам на второй этаж и почти сразу увидел трех солдат из нашего кабульского рейса, весело отмечавших возвращение в Союз. Парни тоже увидели меня и помахали рукой: «Товарищ лейтенант, присаживайтесь к нам, мы угощаем». Подходу сажусь, на столе водка, закуска горячее, только что подали. Официант увидел нового посетителя и уже нес приборы, чистые тарелку и рюмку. Я попросил официанта принести шашлыка из баранины, зелени и лепешку.

Самый веселый из бойцов и, наверное, старший среди них, с медалью «За Боевые заслуги», налил мне рюмку до краев и попросил: «Товарищ лейтенант, скажите тост». Нехорошо было отказываться, ведь парни от всей души предлагали разделить их радость возвращения на родную землю. Они подняли свои рюмки и смотрели на меня. Молодые пацаны, мы почти ровесники, разница 1–2 года, все возвращались с войны. Я поднял рюмку: «Парни, вы выжили в этой войне, до дома осталось совсем чуть-чуть. У каждого за плечами целая жизнь, есть что рассказать своим близким о том, что вы увидели и что пережили. Хочу выпить за вас, чтобы вы благополучно прибыли домой, еще нужно потерпеть немного. Доберетесь домой и вот только там можно будет выпить как следует». Выпил и поставил рюмку вверх дном. После рассказал им случай, когда встретил сильно избитого старлея из пехоты, очнувшегося без документов и денег на гауптвахте. Парни как-то сникли, пить больше не стали, четверная часть бутылки осталась недопитой. Официант предложил принести еще одну бутылку водки, они отказались больше пить. После нашего застолья выпили чая и группой пошли в здание аэропорта. В здании аэропорта мы расстались, на прощание пожали друг другу руки. Тот, который с медалью, на прощание сказал: «Спасибо, лейтенант, ты прав, мы могли бы напиться, а может быть и подраться. Так хотелось какому-нибудь гражданскому морду набить. Теперь до дома ни-ни». На этом мы и расстались.

ТУ-154 рейса Ташкент-Куйбышев прибыл по расписанию. В Поволжье была зима, мороз под минус 20 С, снег хрустел под ногами. Встретил меня отец в неизменном полушубке и меховой шапке, мы обнялись. По дороге из аэропорта он рассказал, что накануне ему приснился сон, будто бы к дому 7 на улице Парадная, где жили мои родители, подъехал грузовик из него вынесли ящик, соседи сказали: «Смотри Илья, это Генку привезли в гробу». Отец проснулся в холодном поту и уже не смог заснуть. На следующий день я позвонил и сказал, что уже в Союзе и вечером лечу самолетом в Куйбышев. Есть такое поверье, если увидел кого-то в гробу, то этот человек будет жить долго.

В период моей командировки в Афганистан военное обмундирование и личные вещи хранились в родительском доме. Теперь уже была возможность одеваться по зимней форме одежды: шинель, шарфик, шапка-ушанка, форменные ботинки и все такое. Уже почти 1,5 года офицером служил, а форму толком и не носил, как-то не получилось. После непродолжительного отпуска в Куйбышеве я забрал свои вещи и самолетом вылетел в Киев. Начинался новый этап моей службы в вооруженных силах СССР, когда-то мощного государства, объединившего 15 союзных республик.

Глав 16. Заключительная

Я прибыл в аэропорт Борисполь города Киева. Зима на Украине была снежная и мягкая, стоял легкий морозец, солнце отражалось от снега – красота. На календаре было 25 ноября 1983 года. В отделе кадров тыла Киевского военного округа мое появление вызвало неподдельное удивление. Прибывших из Афганистана военнослужащих было мало, а лейтенантов вообще не было. Начальник отдела кадров с интересом расспросил, как проходила служба в трубопроводной части и, выслушав, предложил должность начальника службы горючего радиотехнической бригады окружного подчинения в/ч 41178, дислоцирующейся в городе Фастов, примерно в часе езды на электричке от Киева. Абсолютно не представляя, где это находится, и не раздумывая, я согласился. Служба в трубопроводных войсках с личным составом мне не понравилась: отвечаешь не только за себя, а и за всех остальных. Через час предписание с подписью и печатью было у меня на руках, назначение состоялось.

Вечером того же дня я прибыл в часть, представился командиру, заместителю командира части по тылу – своему непосредственному начальнику – и по совету новых сослуживцев устроился на ночлег. Должность начальника службы горючего бригады была капитанской, что для меня означало повышением по службе и соответствовало моей ВУС (военно-учетная специальность).

Спустя месяц я написал письмо своим друзьям-однополчанам. Поздравил с наступающим Новым 1984 годом и пожелал всем скорейшего возвращения на Родину. Мне ответил Юра Капусткин, и новости, которые он сообщил про ротного капитана А.В. Макеева меня крайне удивили. После моего убытия командира роты понизили в должности, фактически сняли с должности командира роты и отправили на КП 3 отпб на должность помощника начальника штаба (ПНШ). Все-таки нашли «крайнего» за все просчеты со стороны руководства батальона и бригады, как в выборе трассы трубопровода, так и особенностях работы в зимний период на перевале Саланг. Трасса трубопровода 2-й роты была, на мой взгляд, самой сложной среди всей трассы бригады: горный перевал, серпантин и дальше зеленая долина, где душманы хозяйничали как хотели. Возможно, нужно было усилить роту личным составом, техникой, более оперативно оказывать помощь со стороны командования батальона и бригады, а не сваливать всю ответственность на тех людей, которые сутками без сна и отдыха латали трубопровод. Причин простоя перекачки много и предусмотреть все было невозможно, опыт приходил постепенно, и ротный Макеев А.В. сделал максимально возможное в тех условиях. Такие командиры как он должны быть образцом выполнения воинского долга. Крайние сведения двадцатилетней давности: Алексей Макеев проживал по адресу г. Великий Новгород, поселок Панковка, д. 89.

Просчеты, конечно, были и потери личного состава были, и в плен попали бойцы, и неуставные взаимоотношения были. Не хочется списывать все на войну, был и человеческий фактор, люди не выдерживали и физически, и морально – в этом основная причина. Мы выживали в тех условиях, и кто знает как бы поступил каждый из нас в том или ином случае. Мой принцип – сохранить подчиненных любой ценой работал. Из моего взвода ни один из бойцов не заболел тифом или «желтухой», все остались живы и вернулись домой без увечий. В этом и есть заслуга командира – выполнить поставленную задачу и сохранить людей.

В начале марта 1984 года Юра Капусткин прислал фотографию из Афганистана. На ней в центре Юрий Капусткин, слева от него без головного убора техник роты прапорщик Быкадоров, справа в пилотке мой сменщик – старший лейтенант Виктор Романов. На обратной стороне надпись «Гена, не забывай Афганистан».

Мы некоторое время переписывались с Юрой Капусткиным. За службу в Афганистане он был награжден медалью «За боевые заслуги». После замены его направили служить в Армению, г. Кировакан (в 1992 переименован и сейчас называется Ванадзор). Это был третий по величине город Армении после Еревана и Гюмри. Письмо пришло с адресом: Армянская АССР, город Кировакан, Ереванское шоссе 56-36.

7 декабря 1988 года в 10 часов 41 минуту по московскому времени на северо-западе Армянской ССР произошло катастрофическое землетрясение. Мощные подземные толчки за полминуты разрушили почти всю северную часть республики, охватив территорию с населением около 1 млн человек. В эпицентре землетрясения – Спитаке – интенсивность толчков достигла 10, в Ленинакане – 9, в Кировакане – 8 баллов по

12-балльной шкале MSK-64. Значительная часть республики подверглась землетрясению в 6 баллов, подземные толчки ощущались в Ереване и Тбилиси. Волна, вызванная землетрясением, обошла планету 2 раза и была зарегистрирована научными лабораториями в Европе, Азии, Америке и Австралии. Землетрясение вывело из строя около 40 % промышленного потенциала Армянской ССР. До основания были разрушены город Спитак и 58 сел; частично разрушены города Ленинакан (ныне – Гюмри), Степанаван, Кировакан (ныне – Ванадзор) – всего 21 город, и еще более 300 населенных пунктов. В результате землетрясения погибло, по меньшей мере, 25 тысяч человек (по другим данным – 45 тысяч), 140 тысяч стали инвалидами, 514 тысяч человек остались без крова. В общей сложности, землетрясение охватило около 40 % территории Армении.

Разрушенное землетрясением здание

После 1988 года связь с Юрой у меня прервалась, и дальнейшая его судьба его мне не известна.

Мой сменщик – старший лейтенант Виктор Романов, насколько мне известно, был ранен при устранении диверсии на трассе трубопровода от Джабаль-ус-Сирадж до Саланга. Через год службы назначен на должность командира 2-й роты, награжден медалью «За боевые заслуги» и орденом «Красной звезды».

Судьба командира трубопроводного взвода лейтенанта нашей роты В.В. Золотова, выпускника Ульяновского ВВТУ – 1983 г. оказалось очень сложной и печальной. Службу он начал после выпуска в сентябре 1983 года в нашей 2-й роте (мы с ним есть на фотографии), через год в сентябре 1984 года его перевели в 1-й взвод 1-й роты 3-го трубопроводного батальона (33,34,35ГНС) 276-й трубопроводной бригады. Володя Золотов был награжден медалью «За боевые заслуги», двумя орденами «Красной Звезды», заменился в 1985 младшим лейтенантом. По замене вернулся в Ульяновское ВВТУ в батальон обеспечения учебного процесса училища. По официальной информации он, умер в 1987 году. По моим сведениям, в семье были сложные отношения, по всей видимости сдали нервы, и он застрелился из пистолета, когда был на дежурстве.

Начальник службы горючего ТуркВО – полковник Белоусов Юрий Петрович служил в Ташкенте на своей должности до 1986 года. В том же году вышла статья в местной газете, о том, что Юрий Петрович имеет, как сейчас принято называть, незадекларированные доходы. После чего, учитывая его заслуги перед Родиной, он был отправлен с понижением в должности в Белорусский Военный округ. Мы пересеклись в 1998 году в Санкт-Петербурге в Академии тыла и транспорта, в то время я уже закончил обучение в адъюнктуре академии, защитил диссертацию, получил ученую степень «кандидат военных наук» и был назначен на должность преподавателя на кафедре «Организация обеспечения войск ракетным топливом и горючим». С Юрием Петровичем мы встретились на кафедре. Он, конечно, постарел и полысел, но все события, участниками которых мы были, помнил. Уже будучи пенсионером, приехал жить

в Санкт-Петербург, приобрел квартиру на 6-й линии Васильевского острова, недалеко от метро. Службу он окончил заместителем начальника службы горючего Белорусского ВО. От него я узнал, что первый командир 276 отпбр бригады в Афганистане полковник В.И. Мемех был его начальником – начальником службы горючего Белорусского ВО.

Пути господни неисповедимы. Летом 1985 годы проходили ежегодные сборы начальников служб горючего Киевского ВО на базе горючего города Белая Церковь. Уже будучи старшим лейтенантом неожиданно на сборах, встретился и с бывшим комбатом

3–го отпб подполковником Цыганком В. Увидеть меня на сборах он тоже не ожидал. Когда мы все-таки пересеклись, единственное, что он спросил: «Ты что здесь делаешь?». На тупой вопрос последовал такой же ответ: «Мы здесь все на сборах». Больше мы с ним ни общались, и дальнейшая его судьба мне не интересна.

Пересеклись мои пути с другими участниками событий. Мишу Новосельцева, сокурсника по военному училищу, я встретил опять же в Академии тыла и транспорта в 1997 году. Он на три месяца был откомандирован из Сибирского ВО на курсы повышения квалификации в должности начальника штаба трубопроводной бригады. Михаил после Афганистана служил в трубопроводных войсках где-то в Белорусском ВО, после распада СССР, по всей видимости, был переведен в Сибирский ВО. Наша встреча на кафедре была для него неожиданностью. Мы пожали друг другу руки, кратко поговорили «о жизни». Мне хотелось ему напомнить о давнем споре его и Игоря Павлова, на ящик коньяка, но в последний момент я передумал: что это даст, кроме разочарования? После окончания курсов Михаил уехал, даже не попрощавшись, может быть, оно и к лучшему. После увольнения в запас он переехал жить в Тверскую область.

Четыре года назад, в 2018 году, я случайно через общих друзей-сослуживцев поговорил по телефону со Славой Заболотским. Он уже тоже давно на пенсии, дослужился до полковника в МЧС и сейчас живет в Подмосковье.