bannerbanner
Трубачи. Повесть о воинах 276-й трубопроводной бригады
Трубачи. Повесть о воинах 276-й трубопроводной бригадыполная версия

Полная версия

Трубачи. Повесть о воинах 276-й трубопроводной бригады

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
12 из 20

Ближе к концу марта в средней полосе России активно начинает таять снег, бегут ручьи, солнце радует теплом. Вернувшись из Козельска в Куйбышев, я заранее купил билет на самолет до Ташкента, на поезде трое суток терять не хотелось. В последние две недели я посетил знаковые бары и рестораны города: было о чем вспомнить и рассказать сослуживцам по приезду из отпуска. Занялся подготовкой подарков для бойцов и товарищей по оружию. Провоз спиртного и курева за границу имел ограничения. Две бутылки водки, три вина, двадцать пачек сигарет или папирос. С папиросами все просто, бойцы просили привести «Беломорканал» (сигареты надоели) – проблем нет, пошел в магазин купил 20 пачек. Со спиртным решил купить две бутылки водки «Столичная» 0,5 л. и 1,0 л. и три бутылки вермута в бутылках из темного толстого стекла с пластмассовыми пробками. Пробки без проблем снимались, вермут выливался в банку, а вместо него в бутылки был налит добрый самогон – 50 градусов, настоянный по рецепту отца на дубовой каре, и закрывался теми же пробками. В довершение ко всему мама дала три стеклянные банки варенья. Чемодан опять оказался тяжелым, хорошо хоть уместилось все в одном.

Отпуск пролетел очень быстро, 14 апреля я вылетел из Куйбышева. Через три часа полета объявили: «Наш самолет совершил посадку в аэропорту города Ташкент, температура воздуха плюс 18º С». Весна в городе была в самом разгаре, все цвело и пахло. На удивление, в гостинице оказались свободные места, и мне досталась койка в четырехместном номере. Вещи остались в гостинице без опасения, что что-то может пропасть, как-то все было на доверии. Из гостиницы я отправился на пересылочный пункт, узнать, когда ближайший самолет в Кабул, добираться обратно на попутках не хотелось, тем более на КП бригады приезжать с докладом о возвращении из отпуска не требовалось. На пересылочном пункте неожиданно встретил капитана – зама по МТО нашего 3-го отпб, он тоже решил возвращаться из отпуска самолетом через Кабул. Местный комендант включил нас в список на следующий день, отлично, оставалось еще время погулять по Ташкенту. Решили доехать до Центрального рынка, купить чего-нибудь вкусного и потом провести вечер в гостинице.

От пересылочного пункта до дороги следовало пройти пешком около трехсот метров, чтобы на общественном транспорте добрать до рынка. Зам по МТО хорошо знал город, на каком транспорте лучше проехать, чтобы путь был оптимальным, так как он уже около десяти лет служил в ТуркВо и в Афганистан напросился, чтобы перевестись в Центральный округ. Неожиданно рядом с нами притормозил УАЗ-469, капитан автоматически приложил руку к головному убору, а мне было не понятно по какому случаю «козырять» уазику. Дверь со стороны пассажира отворилась, сначала появился сапог, потом выглянул офицер в звании полковника, и по его недовольной физиономии, стало понятно, что что-то тут не так. Первые слова полковника были: «Почему товарищ лейтенант не приветствуете старшего по званию. Что, на гауптвахту захотели?». Вот и прилетел «нежданчик». Даже и не знал, что ответить. Не заметил – и это правда, поднимать руку к головному убору было не понятно кому – и это тоже правда. Ситуацию разрешил наш Зам по МТО. Со словами: «Извините, товарищ полковник, лейтенант – мой подчиненный, недавно из Афганистана, возможно не ориентируется и не может переключиться с войны на мирное время». Полковник ухмыльнулся, буркнул: «Разболтались там совсем», хлопнул дверью, и уазик укатил дальше. Порядки в округе были еще те, знаешь – не знаешь местное начальство получи почем зря. Как мне позже объяснил капитан, остановился начальник автомобильной службы ТуркВО, у полковника была генеральская должность, и он всячески старался показать свою значимость.

Неожиданная взбучка не испортила настроения и поездку на центральный овощной рынок. Восточный базар – это целая философия, где уместна поговорка «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». На рынке можно было все попробовать и что понравилось купить, к этому обстоятельству местные продавцы относились очень доброжелательно, а к людям в военной форме особенное отношение. Без долгих раздумий мы съели по тарелке еще теплого плова, с собой купили лепешек, копченую курицу, овощей, зелени и редиски – красной крупной и сочной. К такой закуске подходит только водка. Решили, что одной бутылки будет мало, две – много, значит, надо было брать три, чтобы два раза не бегать. Вечер прошел в очень теплой атмосфере: редиска, лучок и чеснок с лепешками под «водовку» – что может быть лучше для закуски?

На следующий день мы прибыли на пересылочный пункт. Народ нехотя готовился к отправке, проверялись списки убывающих. Все обменивались впечатлениями, кто об отпуске, кто о предстоящем полете. Были и «новобранцы», офицеры и прапорщики, впервые собирающиеся к отправке «за речку». На таможне стояла очередь. Как правило, встречалось основное нарушение – превышение провоза спиртного. У гражданского мужчины выявили лишнюю бутылку водки – выливай или пей, других вариантов не было. Он по очереди предложил всем выпить, желающих не нашлось. Тогда он открыл бутылку и начал пить ее, родимую, из горлышка. Народ замер в ожидании: выпьет всю или нет? Проверка вещей приостановилась, все ждали. Нет немного не допил, где-то четверть. Сказал: «Мужики, допейте, жалко выбрасывать», – в ответ молчание. Таможенник тоже развеселился от такого представления, жестом показал забирай свое добро и проходи.

Когда подошла очередь, я открыл чемодан – и вот она, небольшая «печалька»: одна банка с вареньем разбита, содержимое частично растеклось, испачкав сам чемодан и пакеты с подарками. Вот вроде бы все предусмотрел, завернул банки и бутылки в газету, плотно уложил и – на тебе. Где-то недосмотрел или кто-то его кидал при выгрузке. Пришлось искать ветошь, вытирать и вымывать внутренности чемодана и становиться в конец очереди. Да, в современном мире, когда целлофановые пакеты – наше все, такой проблемы возможно и не было бы, ну что уже теперь. Таможенник торопил, проводя досмотр, высказал удивление в отношении литровой бутылки водки и трех бутылок вина в темном стекле, но проверять их не стал, со словами: «Ладно, лейтенант, закрывай свой чемодан. Вижу, что что-то скрываешь, по физиономии видно». На этой дружеской волне проверка завершилась, пограничник поставил печать в паспорте, и все дружно прошли на посадку.

Самолет ИЛ-7623 – советский тяжелый военно-транспортный самолет, очень хорошо зарекомендовал себя в Афганистане. Одновременно он мог перевозить пассажиров и грузы различного назначения. Загрузка в самолет и грузов, и людей осуществлялась по рампе, опущенной до земли. По борту самолеты были сидения для пассажиров, по центру – груз. Удобно и практично. Вот на таком самолете и пересек я повторно границу с Афганистаном при возвращении из отпуска.

Примерно через час полета самолет благополучно приземлился на афганской земле. Рампа самолета медленно опустилась, и только после этого по команде экипажа пассажиры начали выходить на бетонку. Мы с капитаном пошли к диспетчерскому пункту, нам нужно было долететь до Баграма. Диспетчер сообщил, что туда запланирован борт вертушки и пообещал нас отправить. Как-то неожиданно «свезло», не надо было искать попутный автомобильный транспорт, с которым тоже не все обстояло так просто.

На пересылочном пункте аэродрома Кабул было немноголюдно. Стояли развернутые брезентовые палатки. Внутри были кровати с армейскими тумбочками и бак с водой из всех удобств. Вполне прилично, чтобы пару часов отлежаться до следующего перелета. В палатке было жарковато, но это не действовало угнетающе. Пообедали чем пришлось, воду из бака пить не стали. Лучше перетерпеть, возможно, и нормальная было вода, да кто же ее знает.

Вертолет на Баграм вылетал в четыре, нас записали в полетную ведомость и в список у диспетчера – вот и все процедуры. Свист винтов, поднятая пыль на бетонке, и вертолет МИ-8 начал отрыв от бетонки. В иллюминатор можно было разглядеть небольшую часть аэродрома и десяток стоящих самолетов и вертолетов. После подъема вертолета и набора высоты картина за бортом менялась от горной местности до зеленой долины. Через полчаса полета, МИ-8 начал посадку на аэродром Баграма. Двигатель выключился, техник вертолета установил лесенку для спуска на бетонку. Мы выгрузились и вместе с вещами пошли в комендатуру. Почти добрались на своих. Осталось найти транспорт до своего поста. Спросили коменданта, имелась ли возможность позвонить на армейский склад горючего в Баграме, у начальника склада была связь с трубопроводчиками. Оказалось, такая возможность есть. Комендант – майор крепкого телосложения вошел в нашу ситуацию, тем более мы были из «трубачей» – а это означало топливо для авиации – он позвонил начальнику склада, со словами: «Ваши два офицера у меня в комендатуре, просят прислать транспорт, чтобы добраться до ̎Буксира̎ (позывной нашего КП роты в Джабаль-ус-Сирадже)».

Прошло не менее двух часов, уже стало смеркаться. Повторно звонить не имело смысла, решили ждать транспорт, и, если он бы не появился, остаться на ночлег в комендатуре. Здание примыкало к дороге, весь не многочисленный транспорт, проезжающий по ней, был виден из окна. Комендант с ухмылкой на лице: «Ну что, транспорт не прислали», – уже собирался в штаб дивизии, и тут мы услышали сначала грохот, а потом лязг гусениц. К комендатуре подъехал танк Т-64. Из люка выглянул танкист, снял шлемофон и громко спросил: «Кто тут лейтенант Кулаков? Мы за ним». Комендант повертел пальцем у виска («совсем что ли с ума все по сходили»), махнул рукой и пошел к ожидавшему его автомобилю.

Танк – не самый комфортный вид транспорта, но других вариантов не было. Решили ехать на броне, держась одной рукой за отверстие люка в башне, другой рукой и ногой придерживать чемоданы, чтобы те не потерялись по дороге. Вещи положили на трансмиссию, т.к. в башню танка чемодан не пролезал. Зам по МТО батальона был не в восторге, но отказываться от поездки не стал. Так и двинулись, мы вдвоем на башне, вещи держали как получалось, механик танка давил на газ, притормаживая на поворотах, чтобы нас не потерять. Посмотреть со стороны – можно было согласиться с комендантом, точно, как в передаче «крыша поехала в пути следования».

Солнце опустилось за горку, когда мы на танке выехали из Баграма. По пути следования был пост охраны на баграмском повороте, там стояли артиллеристы, налево шла дорога на Кабул, направо – на Чарикар. Если ехать на автомобиле, могли остановить. Бронетехнику, как правило, пропускали. Следующий пост охраны совмещался с нашим ГНС-47, а это уже были свои. По городу Чарикар проезд осуществлялся беспрепятственно и днем, и ночью. За городом находился пост охраны пехоты, которая «проверяла» афганский транспорт со словами «шурави контроль», ночью движения по дороге не было. Следующий, совмещенный с нашей ГНС-46, – пост охраны танкистов, с которыми мы ехали на танке. Вот так, громыхая и лязгая гусеницами по асфальту, в пыли и гари мы прибыли на наш гарнизон. Потерь по пути следования не было.

Танк остановился у входа, нас уже ждали и танкисты, и мои трубопроводчики. Помогли сгрузить вещи. Ноги немного тряслись от напряжения. Подошел взводный танкистов Федор, потряс руку, мы обнялись. Первыми его словами были: «Извини, братишка, другой техники кроме танка у нас нет. БТР очередной раз в ремонте, уже темнело, вот и решили направить лучший экипаж на самом исправном танке, так чтоб он не подвел по дороге. С кем ты едешь, мы не знали, но уверены были, что ты возвращаешься из отпуска. Танкисты тебя знают. Кто еще может позвонить, чтобы встретили?». По рации прошла информация через КП роты, что нужно встретить 357 с 46, это был мой позывной. Ротный Макеев А. информацию передал на наш ГНС-46, а дальше парни решили, что до утра ждать не будут и отправили в Баграм танк. После танкистов я подошел и поздоровался со старшим лейтенантом Сергеем Матвеевым, который был направлен на ГНС-46 исполнять мои обязанности во время моего отпуска. Сергей Матвеев был помощником начальник штаба (ПНШ) нашего 3-го отпб, сам попросился служить в Афганистан. До назначения к нам он служил командиром отдельного трубопроводного взвода 95-й оптв в Термезе, вместо него командиром взвода был назначен мой однокурсник Женя Синицин.

По старой доброй традиции при убытии в отпуск и возвращении принято «проставляться», то есть следовало налить товарищам «горячительного напитка». Бойцам я раздал привезенные папиросы «Беломорканал», с офицерами выпили не по одной чарке. Обменялись новостями, что у нас нового в бригаде, батальоне и роте. Меня слушали с интересом: события в стране менялись стремительно, газет, радио и телевизора не было, все новости приходили только от очевидцев, отпускников. Известия, которые мне принес Матвеев Сергей были просто ужасающие.

Первая трагедия произошла 4 апреля 1983 года при следовании помощника начальника технической части нашего батальона старшего лейтенанта Анищенко Л.Ю.24 на один из ГНС 1-й роты. Во время выполнения служебного задания автомобиль КАМАЗ был обстрелян на северном склоне перевала Саланг в районе н.п. Сурхьян южнее Чаугани, старший машины и водитель погибли25.

На следующий день в том же районе произошла еще более страшная трагедия. Со слов очевидцев, трубопроводчики вступили в смертельную схватку с душманами, значительно превосходившими по численности. Группу возглавлял заместитель командира батальона по политической части капитан Гасков А.Г. Открытая местность и неподготовленность личного состава к ведению боевых действий стали причиной значительных человеческих потерь. Офицер и бойцы мужественно сражались несколько часов и пали смертью храбрых. На подкрепление были направлены силы и средства боевого охранения мотострелков, только к вечеру удалось отразить нападение и вынести с поля боя погибших товарищей. Светлая память погибшим воинам26.

После рассказанных Сергеем новостей все отпускное настроение пропало. Мне довелось неоднократно встречаться и со старшим лейтенантом Анищенко Л.Ю., и с капитаном Гасковым А.Г. Помощник зампотеха Анищенко Леонид привозил нам запчасти для ПНУ и топливо; замполит Гасков А.Г. тоже периодически посещал гарнизоны, справлялся о нашей политической грамотности, выпуске боевого листа и проведении политзанятий с личным составом. В Советской армии без замполитов никак. Пуля, от которой погиб замполит капитан Гасков А.Г., попала в сердце, пробив партбилет настоящего коммуниста.

Открыли бутылку отцовского самогона и помянули погибших товарищей. Крепкий самогон сделал свое дело, по телу растеклась теплота, кто-то попросил запить, думая, что это чистый спирт. Самогон сильно ударил в голову, но как ты не старайся, все равно такое забыть невозможно.

Было еще одно неожиданное событие, которое произошло пока я был в. В начале апреля боец от танкистов нес службу на крыше нашего здания в оборудованном для наблюдения посту. От нашего каменного забора до ближайших оставленных афганцами жилых построек и зеленой долины по открытому полю было около ста метров. Местность имела достаточный обзор, была хорошо изучена. Слева шла полевая дорога, ведущая к развалинам, куда мы иногда под прикрытием танка наведывались за дровами. За полем начинались зеленые насаждения, росли деревья и кустарники и протекает ручеек, дальше мы не заходили. Боец увидел, что по дороге в сторону поста из зеленой зоны шли моджахеды с оружием. Паники, конечно, не было, танкисты не стали открывать огонь на поражение. Пост был поставлен под ружье, взводный доложил по рации о случившемся. Моджахеды подошли к посту положили на землю оружие, старший бородач с поднятыми руками подошел к взводному танкистов Федору Камалову и сказал, что они больше не хотят воевать против шурави. Банда с двумя гранатометами и двенадцатью единицами стрелкового оружия различного назначения приняла решение перейти к мирной жизни. Как потом выяснилось, они не хотели подчиняться другой, более сильной, группировке, надоело жить где попало и есть что придется, поэтому решили вернуться к семьям: три года воевали – хватит. В последствии их не осудили и не посадили в тюрьму. На окраине Чарикара бывшей банде моджахедов определили сектор по охране города и передали один из постов милиции – царандоя. Позже мы несколько раз были у них в гостях, пили чай и, как могли, общались через переводчика.

На следующий день, уже переодевшись в повседневную одежду (х/б), я приехал на КП роты в Джабаль-ус-Сирадж, получил у старшины свой автомат и направился доложить ротному о прибытии из отпуска. Традиции следовало соблюдать, и отпускник должен был по прибытию «проставиться». Зашли в комнату отдыха для офицеров и прапорщиков, я достал и поставил на стол «гостинец» в объеме литра в стеклянной таре. По одобряющим улыбкам присутствующих, стало понятно, что «гостинец» понравился. Техник роты Володя Быкадоров достал синие пластиковые кружки, с разрешения ротного открыл бутылку, содержимое налил в кружки по половинке, чокнулись и выпили «с прибытием на службу». Повторили «за здоровье присутствующих, и чтобы всем живыми вернуться домой» и третий тост «за тех, кого с нами нет, светлая память погибшим». Только после этого присели на кровати и стали спрашивать, как прошел отпуск и рассказывать какие новости в роте и батальоне. Выпивать больше не стали, день только начинался, и службу никто не отменял.

Глава 11. Служба продолжается, весна

Обстановка к моменту моего прибытия была не из лучших. Потери личного состава в батальоне давили невидимым грузом. Были новости, просочившиеся от военнослужащих 177 мсп, что заключено перемирие с моджахедами Ахмад Шаха в Панджшерском ущелье с надежной, что и наш трубопровод будут меньше простреливать и устраивать диверсии. Дорога в Пандшерском ущелье начиналась в Джабаль-ус-Сирадже, в километре о месте расположения КП роты. Как сейчас известно, 8 марта 1983 года был заключен временной мирный договор руководства 40-й общевойсковой армии с Ахмад Шах Масудом, по итогам которого 177-й ооСпН с приданными ему подразделениями покинул кишлак Руха. В общей сложности 177-й ооСпН провел в Панджшерском ущелье 8 месяцев в активном противостоянии группировке Ахмад Шах Масуда.

Интенсивность перекачки топлива по трубопроводу возрастала, возрастала и активность со стороны местного населения и бандформирований по повреждению трубопровода. Действительно, какое-то время прострелы и нападения со стороны вооруженных формирований моджахедов на ПАК были сведены к минимуму. Снег в горах активно таял, в долине температура тоже пошла вверх, и днем столбик термометра поднимался до плюс 15–20º С.

Жизнь шла своим чередом. Отдыхать и загорать было некогда. Загорать можно было во время работы, если, конечно, не надоело. Нужно было достроить на нашем гарнизоне баню. Строительный материал лежал повсюду: камень в свободное от перекачки время привозили КАМАЗом с ближайших окрестностей, глина была под ногами, доски – от ящиков из-под снарядов у танкистов. Менее чем за десять дней были готовы стены и потолок. Дальше предстояло обшить стены досками из-под ящиков для снарядов, установить бочку для воды и вывести трубу. Планировали завершить работу до конца апреля.

После моего отпуска на пост зачастили проверяющие из батальона уровня заместителя комбата (начальник штаба, зампотех батальона, комсорг батальона – в отсутствие погибшего замполита батальона, главный инженер батальона т.д.), а потом и проверяющие из бригады. Почти каждый проверяющий искал какие-то недостатки в работе или в быту. Возможно, повлияло потепление, ведь можно было без проблем преодолевать перевал, снег и гололед уже не были помехой, возможно, в связи с потерями личного состава батальона требовалось усиление контроля за подчиненными на гарнизонах. Так или иначе приходилось отвлекаться от прямых обязанностей, что не шло на пользу общему делу. Я мог только догадываться каково ротному потом выслушивать, что мы там «творим» на гарнизонах.

Здесь уместно выражение «собака лает, а караван идет» – пословица, обычно произносимая для выражения готовности говорящего продолжать свое дело невзирая на злобную и бессмысленную критику. Пословица считается арабской или персидской, предполагается также тюркское происхождение, как бы то ни было, мы продолжали добросовестно выполнять свои обязанности, поскольку топливо ждали в авиации.

Ежегодно 27 апреля, начиная с 1978 года, в Афганистане отмечается Апрельская (Саурская) революция, в результате которой к власти пришла Народно-демократическая партия Афганистана (НДПА), провозгласившая страну Демократической Республикой Афганистан (ДРА). На праздник нас с командиром танкового взвода Федором Камаловым пригласили от местной администрации города Чарикар. Хотя перекачка топлива шла как обычно, Федор предложил съездить на пару часов на официальную часть на танке, так как БТР был в очередном ремонте и при всем желании на трассу выехать мне было не на чем.

По случаю праздника я надел полевую куртку, панаму, офицерский ремень и почистил ботинки. Чаще на трассу я выезжал просто в куртке или рубашке с засученными рукавами без знаков различия летом или прорезиненной куртке зимой. Федор тоже оделся прилично, как он обычно одевался, когда ездил в полк. Связь у танкистов осуществлялась по рации, в случае чего можно было быстро вернуться на пост.

В назначенное время – 12:00 часов танк, на котором мы прибыли остановился в центральной части города. Нас провели к месту проведения торжественного собрания, размещавшегося во дворе здания местной администрации. Присутствующих было около тридцати человек. На импровизированной сцене был растянут плакат красного цвета с иероглифами на арабском языке и большой портрет Бабрака Кармаля – Генерального секретаря ЦК НДПА, Председателя Революционного совета Демократической Республики Афганистан. Нам указали места в третьем ряду, получалось немного в тени от дерева, стоящего рядом. Устроившись, я поставил автомат между ног. Стали ждать начало собрания. Выступающие по очереди выходили на трибуну и что-то говорили, при упоминании имени Бабрака Кармали все хлопали в ладоши, и мы тоже хлопали. Переводчиком выступлений был Насим – старший лейтенант царандоя (милиции) провинции Парван (с его слов). Насим учился в СССР и неплохо говорил на русском языке, у меня были подозрения, что он работал в отделе безопасности местной милиции. Мог выпить водки, пошутить, позже мы с ним даже подружились.

Торжественное собрание продолжалось около 40 минут, потом всех присутствующих пригласили выпить чай с фисташками в сахаре и пахлавой (восточная сладость в виде пропитанного маслом и сиропом слоеного пирога с начинкой из растертых орехов, сахара и кардамона). Пришлось задержаться еще на 15 минут, чтобы не обидеть, как мы тогда думали, братский нам народ.

После торжественного собрания мы с Федором вернулись на пост и очень даже своевременно. Через полчаса после нашего прибытия на манометре упало давление, перекачку остановили, нужно было выезжать на трассу трубопровода для проверки ее состояния. Бывали случаи, когда на трассу выезжали на танке, если на посту нет другой бронетехники, но в тот день был не такой случай. Я доложил на КП роты, что выехать не на чем и стал ждать указания, что делать. На ГНС-47 у Игоря Павлова в исправности была МТЛБ и решение было, что он сначала проверит свой участок трассы и если не найдет место аварии, то проедет до нашего ГНС-46.

Через два часа перекачка возобновилась, и до нас дошли печальные новости. На участке Чарикар – Баграмский поворот в районе н.п. Дехи-Мискин при устранении аварии патрульно-аварийная команда подверглась обстрелу, погиб рядовой, моторист ПНУ Гуляев Андрей*27. Место, где произошла трагедия, было известно участникам событий того времени, проезжавших мимо обгоревших развалин, на стенах которых были написаны большими буквами «МИНЫ. МИНЫ».

Населенный пункт Дехи-Мискин – было зловещим местом, обеспечивающие охрану трассы артиллеристы не имели обзор как с поста на Баграмском повороте, так и со стороны ГНС-47 совмещенной с постом охраны артиллеристов и танкистов. Периодически в этом месте происходили обстрелы проходящих колонн, и, конечно, трубопровода. Земля и стены зданий были выжжены пожарами.

Примерно через две недели после моего прибытия из отпуска на посту появился комбат майор В. Цыганок. БТР-60ПБ, на котором он прибыл, остановился перед каменным забором. Комбат пальцем подозвал увидевшего его трубопроводчика, стоявшего рядом с ПНУ-100/200 с автоматом и в каске на голове (каски выдали накануне), и распорядился, чтобы его встретил взводному, то есть мне, нужно было подойти и встретить его. Воин-узбек на ломаном русском спросил: «Кто ты такой? У нас есть свой командир и командир роты, больше никого не знаю». Комбата он впервые видел, для воина-узбека других командиров не было, пост покидать без команды командира было нельзя. Комбат побагровел и ненормативной лексикой объяснил воину узбеку кто он и что он хочет. Боец понял, что приехал какой-то большой начальник, помахал рукой, призывая другого узбека подойти, показывая в сторону БТР. Подошел другой узбек и тоже стал что-то спрашивать сидевшего на броне мужчину.

На страницу:
12 из 20