Эта книга также выполняет корректирующую функцию. Порой меня тяготит мысль, что никому теперь нет дела до старых книг. В подростковые годы они были для меня воплощением гламура, роскоши, восторга, экзотики, взрослости и тайного знания. Мне нравится думать, что им еще под силу тягаться с цифровыми инновациями, ведущими борьбу за наше время. Но я знаю от своих университетских преподавателей, что сегодня восемнадцатилетние юноши и девушки читают меньше романов, чем когда-то читали мы. Я говорю об этом без осуждения, ведь если бы интернет изобрели на двадцать лет раньше, сомневаюсь, что вообще взяла бы в руки книгу. Но именно это и придает этим книгам особенную ценность. В социальных сетях мы проглатываем советы один за другим, узнавая, как лучше начинать свой день и сколько часов нам положено спать. Мы позволяем замусоривать свои экраны лайфхаками инфлюэнсеров. Заметьте, я опять же не осуждаю, поскольку и сама поглощаю такую информацию и часто испытываю при этом огромное наслаждение. Но возвращение к французской классике поражает – и обнадеживает – тем, что в ней содержится вся нужная нам мудрость о печалях и радостях идеальной жизни. Эти книги все время стоят на полках и ждут нас. Читать их в свое удовольствие, лежа в шезлонге (наяву или в мечтах), гораздо интереснее, чем гуглить «почему я чувствую себя таким подавленным» в три часа ночи. А еще, пожалуй, они оказывают на ваше благополучие более ощутимое и долгосрочное воздействие, чем поиск в интернете. Сужу по собственному опыту.

Вместе с тем нельзя приравнивать эти книги к священным, мистическим текстам, в которых содержится ключ к жизни. В них нередко встречаются изъяны. Порой их не щадит время. Иногда случается и то и другое. В последние годы я много думала о том, что такое классика и не стоит ли пересмотреть наши представления о ней в XXI веке. А если эти представления действительно изменятся, понравятся ли нам такие перемены? Очевидно, нам не под силу исключить какие-то произведения из списка «классики». Но я считаю, что в текущую эпоху мы начинаем по-другому оценивать подобные вещи, и не в последнюю очередь потому, что сейчас ведется столь ожесточенная борьба за наши время и внимание, а печатное слово занимает в культурной иерархии совершенно иное место, чем столетие или полтора столетия назад.

К несчастью, сегодня мы часто иначе подходим к книгам (и особенно к художественным произведениям), содержащим большие, важные идеи. Порой эти книги кажутся нам «обязательной программой», а не важным высказыванием о наших временах. Во многом это связано с переменой отношения к «проводникам» (издателям, редакторам, всевозможным законодателям мнений), которая произошла с пришествием интернета. А отчасти – с тем, что именно мы считаем значимым. Например, при жизни такие люди, как Жан-Поль Сартр, Симона де Бовуар, Франсуаза Саган и Марсель Пруст, играли особую роль, занимая место в самом сердце западной культуры. Не уверена, что к людям, которые сегодня играют аналогичные роли, относятся так же и что их произведения расходятся такими же тиражами. Порой я гадаю: а что, если бы они жили сегодня и просто сидели бы в твиттере, вместо того чтобы писать десятки книг? К примеру, Бальзак, этот первый диванный воитель, мог бы в реальном времени постить в своем микроблоге фрагменты 91 романа из цикла «Человеческая комедия».

В этой книге рассказывается о двенадцати классиках французской литературы, выбранных на мой читательский вкус. Поскольку мы все любим вещи, которые знакомы нам лучше всего, мой выбор кажется очевидным. Но я прекрасно понимаю, что кое-кто может разразиться горячим градом слез цвета сотерна[6], когда не увидит здесь ни «Трех мушкетеров» Дюма, ни «Цветов зла» Бодлера, ни комедий Мольера. Я могла бы включить в свой список и других авторов, которых изучала в университете, – Жан-Поля Сартра, Луи-Фердинанда Селина, Симону де Бовуар. А еще драматургов – Жана Ануя и Эжена Ионеско, хотя с ними у меня связаны лишь ужасные воспоминания. В университетские годы я с огромным и искренним энтузиазмом играла в любительских франкоязычных постановках пьес «Жаворонок» и «Король умирает» – помнится, в обоих случаях роли были мужскими, и вполне возможно, что я выходила на сцену с нарисованными усами. Но полагаю, этот список представляет исчерпывающий и реалистичный канон французской литературы, который не слишком отличается от того, что я читала в университете, и остается доступным любому, кого не прельщает идея прочесть миллион с четвертью слов, входящих в роман Пруста À La Recherche du Temps Perdu («В поисках утраченного времени»).

Все упоминаемые здесь книги продаются по всему миру миллионными тиражами и – что важнее в нашем случае – сообщают нам нечто глубокое и значительное о французской культуре. Мне хотелось рассказать о книгах, которые обрели огромное число читателей и издавались массово. Разумеется, невозможно рассмотреть их под всеми углами и учесть все важные нюансы. Я также жалею, что не включила в свой список одну книгу, которая в XX веке добилась необыкновенного успеха в Париже. Как пишет Аньес Пуарье в книге «Левый берег. Искусство, страсть и возрождение Парижа в 1940–1950-х годах», в 1947-м наблюдался значительный рост продаж сочинения Жан-Поля Сартра «Бытие и ничто». Сартр выяснил, что женщины покупают книгу, поскольку она весит ровно один килограмм. Такая вещь была чрезвычайно полезна в хозяйстве в те времена, когда все медные гири переплавили для нужд фронта. (Засунь это в свое экзистенциалистское бессознательное, философ!)

Все издания, которые я использовала при подготовке, перечислены в списке рекомендованной литературы в конце книги. Я не выбирала особенные, любимые переводы, а брала то, что было под рукой. В основном я использовала именно переводы, потому что читать их и ссылаться на них оказалось быстрее и проще, чем работать с оригиналами. Я познала все крайности чтения на французском: когда-то продиралась через Марселя Паньоля, сверяя каждое пятое слово со словарем, а позже прочла Пруста в оригинале. Я провожу во Франции не так много времени, как хотелось бы, но вижу, что у меня не возникает проблем с чтением на французском, если я хотя бы время от времени беру в руки французскую книгу. Нелегко читать литературу на том языке, на котором она написана, если этот язык тебе не родной. Но я сумела довести свой французский до такого уровня, что это стало мне по плечу, и особенно легко чтение давалось, когда я жила во Франции, думала по-французски и видела французские сны. Теперь чтение на этом языке превратилось для меня в медитативное и приятное занятие, и меня радует, когда я могу прочесть какой-нибудь короткий и несложный текст, который еще не успели перевести на английский.

С другой стороны, я большая сторонница чтения в переводе. Перевод текста сам по себе требует мастерства, и многие из них обладают особой собственной красотой, отличной от оригинала. И все же неизменно (особенно у людей, которые не знают языка) возникает вопрос: можем ли мы быть уверены, что, читая перевод, понимаем все? Мне близок этот страх. Не хочется, чтобы возникало чувство, будто вы взяли на себя труд прочитать что-то, но в итоге поняли, что читаете все не так. Справедливости ради стоит сказать, что множество французских понятий, идей и слов не имеют точного соответствия в английском языке. Трудности возникли даже при переводе названия этой книги. Я хотела найти слова, которые выразят радость, игривость и приятную «французскость» фразы Bonjour Tristesse, подчеркнув, что в этой книге мне хочется избавиться от печали и поприветствовать радость. Казалось, что противоположный смысл заложен во фразе Au Revoir, Tristesse. Даже в голову не приходило сформулировать мысль иначе.

Затем я впервые за тридцать лет перечитала роман «Здравствуй, грусть!» и поняла, что он вдохновлен первой строкой стихотворения Поля Элюара, которое начинается словами Adieu, Tristesse. Этот перевод тоже точен. Какой из них лучше? Мне сразу вспомнилось, как в одиннадцать лет я впервые открывала для себя французский и злилась, что невозможно понять, когда говорить adieu, а когда – au revoir, но в силу собственной педантичности считала, что очень важно знать между ними разницу. Почему-то никто не сказал мне: «Adieu значит „прощай“. Когда ты в последний раз говорила человеку „прощай“?» В результате, осваивая в детстве французский, я считала себя страшно глупой, поскольку не видела разницы между двумя столь разными формами прощания[7].

Долгое время я раздумывала над этим, и порой мне даже хотелось воспринимать эту разницу буквально и говорить французским мальчикам, которые давали мне понять, что не хотят становиться моими парнями, adieu (буквально – «к Богу», или, в моем представлении, «надеюсь, ты отправишься к Богу, то есть умрешь»). Французским мальчикам, которые были ко мне добры (или хотя бы не высмеивали меня), я говорила au revoir, или «До свидания». Именно такие нюансы мы и боимся упустить, читая переводы. Но нам и правда не стоит об этом переживать: если уж начистоту, когда кто-то говорит вам au revoir, у него в голове не возникает мысли: «Я уже планирую снова свидеться с этим человеком». Хотя я бы встревожилась, если бы кто-то сказал мне adieu. Так, на всякий случай… Вдруг этот человек знает что-то, чего не знаю я?

Попутно отмечу, что некоторые вещи, сдается мне, сказать можно только по-французски, а при переводе в них кое-что теряется. Стихотворение Поля Элюара, подарившее название роману «Здравствуй, грусть!», входит в сборник La Vie Immédiate («Сама жизнь»). Название сборника весьма радостно, но нет ничего печальнее названия стихотворения, в которое входит строка «Здравствуй, грусть!», – À Peine Défgurée («Слегка искалеченный»). Это депрессивное на первый взгляд, загадочное и исключительно французское стихотворение, где, казалось бы, говорится о человеке, с которым вам вовсе не хочется скоро увидеться снова.

Я удивилась, узнав, что название романа «Здравствуй, грусть!» – радостного, глубокого – взято из этого странного, пустякового произведения. Меня особенно задело название стихотворения. Мысль о том, что можно быть «слегка искалеченным», казалась мне жестокой и однозначной. В переводе стихотворение звучало очень резко. Но затем я попыталась прочитать его на французском и испытала совсем другие чувства. В нем говорится не о человеке, но о печали. Именно печаль в нем предстает человеком, только слегка искалеченным. Это прекрасно соответствует темам и идеям романа Франсуазы Саган. Элюар пишет, обращаясь к печали, как к человеку: «Тебе не быть чистым страданием, / Ведь самые жалкие губы способны изобличить тебя / Улыбкой». Это простая мысль, но в ней есть красота, ведь она открывает истинный смысл многих книг, упоминаемых на этих страницах. Сколько бы ни было в мире печали, она отступает в момент неожиданной встречи с другом… Печаль повсюду. Но ей всегда можно дать отпор.

Порядок действий

Нужно ли вам знать французский, чтобы читать эту книгу? Absolument pas. (Нет, не нужно.) Недавно мне напомнили, что французским владеют даже не все исключительно умные люди, к которым я отношусь с огромным уважением. Я привыкла полагать, что такие люди сплошь говорят по-французски, – так в моем случае проявляется склонность человека к подтверждению своей точки зрения. Cogito ergo sum[8]. Вы мне нравитесь, следовательно, должны говорить по-французски. Я просто ужаснулась, когда пришла на выступление Мишель Обамы в Париже, куда она приехала в рамках своего европейского книжного турне, и обнаружила, что она совершенно не знает французского. Я так ею восхищаюсь, что не могла допустить, чтобы Мишель не владела этим языком. Однако она не только не сказала даже «bonsoir» («добрый вечер») и «merci» («спасибо») сорока тысячам человек, которые пришли встретиться с ней (и пользовались при этом приложением для синхронного перевода, чтобы слушать ее через наушники), но и упомянула, что ела «crêpes fromage», отчего я чуть не расплакалась от разочарования. Нет никаких «crêpes fromage». Это как сказать, что съел панкейк с сыром. Я вполне уверена, что не найдется в мире ни британца, ни американца, который рискнул бы заказать себе панкейк с сыром. Я разозлилась из-за этого, полагая, что Мишель Обаме гнусно подсунули неправильный блинчик.

Так я получила важный урок: моя симпатия к человеку не наделяет его способностью бегло говорить по-французски. Дело в том, что многие люди не знают языков, которые хотели бы знать. Возможно, у кого-то не было возможности их выучить или учитель не смог их увлечь. Я вхожу в число счастливчиков: французский в моей школе являлся обязательным предметом с одиннадцати лет. Кроме того, у меня были прекрасные учителя, которые вдохнули в меня любовь к этому языку и этой стране. Впрочем, даже без знания языка можно многое получить благодаря переводам. Например, чтобы читать эту книгу, вам не нужно знать ни слова по-французски или даже любить французских писателей. Хотя я посвятила свою жизнь изучению французского, а знание иностранных языков стало одной из главных моих радостей, я не сужу людей, которые этим не хотят заниматься, у которых нет такой возможности, и даже тех, кто думает, что владение иностранными языками – удел неудачников.

Я столкнулась с этим в собственной семье. Моя бабушка была открыта новому и считала, что изучение языков прокладывает путь к социальной мобильности и дает возможность изменять свою жизнь (в моем случае так и получилось). Но дедушка был несгибаемым патриотом и считал, что позволять иностранным словам вторгаться в ваш рот равносильно государственной измене и может причинить вам физический вред. Мы смогли добиться от него лишь двух бессмысленных «французских» фраз: «inky-pinky parlez vou s» и «comm a pally tally vous»[9]. Справедливости ради стоит сказать, что он любил произносить эти слова и не упускал случая ими щегольнуть.

Как прекрасно знал мой дед, когда говоришь на иностранном языке, возникает проблема: твои навыки вполне могут показаться другим попыткой задрать нос. Иностранные языки часто используют, чтобы принизить окружающих и притвориться умнее, чем ты есть на самом деле, или попытаться обмануть людей. Мне снова вспоминаются мой любимый франкофон Фрейзер и сцена, в которой он и Найлз осторожничают с Эдди и говорят по-французски, чтобы пес не понял, что его везут к ветеринару. («Tu es celui qui va l’amener chez le médecin pour le snip-snip». – «Это ты отвезешь его к врачу, который сделает чик-чик».) Даже в американском телесериале «Друзья» есть эпизод, когда Джоуи Триббиани говорит что-то на «французском» языке, очень похожем на липовый французско-английский моего деда. Фиби, роль которой исполняет восхитительная Лиза Кудроу, прекрасно владеет французским и готовит Джоуи к кинопробам, где ему предстоит прочесть на этом языке несколько реплик. Он считает, что говорит по-французски, но на самом деле несет ахинею. Этот язык можно, пожалуй, назвать пьяным фальшивым французским: «Ша блю бла! Ми ла пи, омбра! Пу!» В конце концов Фиби вынуждена попросить режиссера похвалить Джоуи и мягко отказать ему в роли. Обрадованный Джоуи благодарит его на чистом французском: «Тут де ле фрут!» Иными словами, неважно, какой у вас уровень владения французским – беглый, инки-пинки или шаблюбла, – при чтении этой книги у вас не возникнет трудностей. Здесь я никоим образом не пытаюсь принизить вас, сбить с толку или облапошить, убедив, что вас ждет чудесное путешествие, когда на самом деле вы едете на операцию по удалению яичек. Мой дедушка, Эдди и даже Джоуи легко могли бы прочесть эту книгу.

Поможет ли она выучить французский? Нет. Но очень надеюсь, что с ней вы всерьез задумаетесь об этом. Как бы то ни было, хочу, чтобы читатели знали, что я не собираюсь поддаваться искушению parler français (говорить по-французски) при любом удобном случае. Полагаю, это было бы невыносимо. Я буду использовать французские слова, только когда сочту это крайне необходимым, и не стану вклинивать их в повествование, только чтобы добавить ему немного épicé (остроты). Видите, как это раздражает? Единственное исключение в том, что я использую оригинальные французские названия книг: во-первых, я так хочу, а во-вторых, они очень красиво звучат. Я оправдываю себя тем, что всем нам в жизни нужно то, что моя бабушка (совсем немного говорившая по-французски) назвала бы «капелькой у-ля-ля». А еще тем, что оригинальные названия этих книг так хорошо известны, что кажется бессмысленным обременять их тяжелыми и неуклюжими эквивалентами, которые не имеют никакого отношения к их авторам. À La Recherche du Temps Perdu? Вслушайтесь и скажите, какие чувства у вас пробудились. «В поисках утраченного времени»? Что это? Название одной из серий «Стартрека»?

В жизни я постоянно вставляю в свою речь французские слова, но обещаю избегать этого на страницах книги. Я знаю, это ужасно, но готова нести ответственность за эту привычку. Услышав речь какого-то несчастного и безобидного француза, я обязательно подойду к нему и спрошу (по-французски): «Простите, вы француз?» Вопрос, конечно, глуповат, ведь ответ на него очевиден. Но потом я попытаюсь завязать разговор с этим человеком. Мои дети и муж в такие моменты уже научились смотреть в пол и делать вид, что не имеют ко мне никакого отношения. Я приобрела эту привычку очень рано, последовав советам бабушки, когда росла в английской провинции, где почти никого не встречала и боялась, что никогда не смогу говорить на иностранном языке, просто потому что у меня нет практики. Что главное при изучении языка? Погружение, совершение тысяч ошибок и умение вовлечь человека в разговор, даже если он явно не расположен к беседе и надеется, что вы скоро от него отстанете. Последнее особенно верно в отношении французов, говорящих с британцами. Обычно я притворяюсь, что один из моих родителей – француз. Это ложь, но мне помогает.

Итак, хотя я уверена, что применять французский (особенно в окружении французов) чрезвычайно важно, я терпеть не могу эксклюзивность. Переходить на французский, чтобы казаться умным, – это сродни тому, чтобы во взрослом мире повторять слова родителей-аристократов, которые звучали, когда разговор становился острым: «Pas devant les enfants» («Не при детях»). Не хочу ни проявлять высокомерие, ни вызывать раздражение у читателей, которые французским не владеют. И уж точно не хочу никого оттолкнуть от изучения хоть парочки французских слов из-за своего стремления цитировать в оригинале полеты прустовской фантазии. Немного французского допустимо, но только un petit peu[10]. (Ладно, прекращаю.)

Attention aux spoil ers![11]

Да, знаю, я обещала не злоупотреблять французским, но здесь устоять не смогла. Очевидно, слово «спойлер» используется во французском не реже, чем в английском. Это не может не радовать. Если вы знаете слово «спойлер» и можете сказать его на манер «у-ля-ля», то уже говорите по-французски. Отлично! А как насчет спойлеров ко всем этим книгам, ведь некоторым из них по триста лет? В предисловии к переизданию романа Bonjour Tristesse в серии Penguin Modern Classics в 2008 году писательница Рейчел Каск делает оговорку: «Всех, кто читает роман впервые, предупреждаю, что в предисловии раскрываются некоторые сюжетные повороты». Да и зачем их скрывать, раз Bonjour Tristesse вышел пятьдесят лет назад? Это совершенно верно и для настоящего издания. Читатели всех мастей, знайте: в этой книге раскрываются совершенно все сюжетные повороты. Если вы всю жизнь мечтали прочитать какой-то роман и предпочитаете заранее не знать о нем совсем ничего… Что ж, в таком случае лучше пропустите соответствующую главу. Как говорит молодежь: жаль, мне не жаль.

Мне знакомо такое принятие спойлеров. Я написала книгу о русской литературе «Саморазвитие по Толстому. Жизненные уроки из 11 произведений русских классиков», и, несмотря на достаточное количество предуведомлений и оговорок о спойлерах, которых невозможно было избежать, несколько читателей пожаловались мне, что я испортила им удовольствие от чтения «Анны Карениной». На это я могу лишь ответить: ребята, она вышла в 1878 году. По этому роману сняли восемнадцать фильмов, поставили девять опер и пять балетов, и сегодня о поезде знают все. Учите матчасть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

С фр. «Знать, думать, мечтать. Всё в этом» (Виктор Гюго). – Прим. пер.

Здесь и далее роман «Здравствуй, грусть!» цитируется в переводе Ю. Яхниной. – Прим. пер.

Булка из слоеного теста с шоколадом. – Здесь и далее, если не указано иное, примечания редактора.

Фрейзер Крейн – персонаж ситкомов «Веселая компания» и «Фрейзер», который нередко становится объектом шуток. – Прим. пер.

См. книгу «Саморазвитие по Толстому. Жизненные уроки из 11 произведений русских классиков».

Сладкое белое вино из одноименного французского региона

На русский au revoir чаще переводится как «до свидания», а adieu – «прощай».

Я мыслю, следовательно, я существую. Знаменитое философское утверждение Рене Декарта.

Бессмысленные фразы, подражание французскому языку. «Inky-pinky parlez vous» — строчка из английской песни «Девушка из Армантьера» (Mademoiselle from Armentières), популярной во время Первой мировой войны.

Чуть-чуть, немножко.

Внимание, спойлеры! – Прим. пер.

Конец ознакомительного фрагмента

Купить и скачать всю книгу

<1 2

На страницу:

Перейти

2 из 2