Мистер Солнечный Cвет. Первая часть

– Сегодня и завтра я не могу. Пожалуй, только послезавтра получится. – Из-за спины слуги вдруг раздался голос Эщин, так что слуга даже вздрогнул от неожиданности.

От вида госпожи Эщин лицо Гвансу просветлело. Ее элегантная походная одежда, благородная осанка радовали глаз.

– Я передам ваши слова, моя госпожа. Прошу простить за причиненное беспокойство, – сказал он, почтительно склонив голову.

– Все хорошо, – приветливо улыбнулась Эщин, стараясь удержать на своем лице как можно более любезное выражение, ни в коем случае не дать волю эмоциям, недаром ведь она «госпожа». Но стоило Гвансу покинуть двор, как Эщин от досады топнула ногой и прошептала себе под нос:

– Кто сказал, что видел меня там?

Без сомнения, это был тот сумасшедший мужчина, который утверждал, что он что-то знает о ней. Бесстрастное лицо Эщин помрачнело.

– Вот ведь негодяй!

В голове Эщин опять завертелись вопросы, на которые она не могла найти ответы. Кто же он и чего он хочет?

* * *

Во двор американского посольства внесли расшитый цветами паланкин. В нем сидела Эщин. Слуга, шедший во главе процессии, открыл створки паланкина, и из него с изяществом вышла Эщин. Она осмотрелась. Длинное здание американского представительства, покрытое резной черепицей, убранством не уступало домам знатных людей Хансона. Строгий вид строения оживляли высаженные вдоль фасада молодые деревца. Эщин восхитила царившая здесь торжественная атмосфера, но лицо ее осталось бесстрастным, она лишь приподняла подбородок и направилась ко входу в здание.

Гвансу увидел прибывших из сада и тут же бросился их встречать.

– Добрый день, моя госпожа! Проходите, пожалуйста, – с заискивающей улыбкой пролепетал он и приветственным жестом указал на открытую дверь в здание, приглашая войти, но гостья, остановившаяся в нескольких шагах от него, не сдвинулась с места. Ее взгляд был прикован к одному из окон посольства. В нем виднелась фигура Юджина, одетого в военную форму. Неприятно удивленная этой встречей, Эщин резким тоном спросила:

– Его тоже вызвали как свидетеля?

Гвансу недоуменно посмотрел на госпожу и, расплывшись в улыбке, покачал головой:

– Этот джентльмен сам сюда приходит каждый день, поэтому нет нужды его вызывать.

– Что значит «приходит каждый день»?

– На работу. Это посол США. Он расследует убийство.

Слова Гвансу обрушились на Эщин как гром среди ясного неба. Личность таинственного незнакомца была установлена, но ситуация от этого не стала яснее, скорее, наоборот. Если он посол США, то он, разумеется, на стороне американцев. Но тогда почему он убил одного из своих? И как он может вести расследование этого убийства?

Юджин смотрел в окно на девушку отрешенным взглядом, будто и не знал ее вовсе. На лице его не промелькнуло и тени смятения. Эщин пристально смотрела прямо ему в глаза, не избегая взгляда.

И все-таки, подумала она, Юджин мало походил на американца. Эщин проследовала за Гвансу, невольно ускоряя шаг, но так, чтобы никто не заметил. Ее подгоняло желание узнать получше этого таинственного мужчину, любителя говорить загадками.

Кабинет посла восхищал своим роскошным убранством. Юджин все так же неподвижно стоял у окна с бордовыми портьерами. Позади длинного стола висел большой американский флаг. Эщин, даже не посмотрев в сторону Юджина, гордо прошла и чинно села за стол – на место Юджина. Гвансу, пораженный поведением госпожи, не мог ничего ей сказать, ведь она была важной особой, поэтому он лишь молча смотрел на Юджина.

– Спросите его, зачем я здесь. – Эщин обратилась к Гвансу.

Союзник он или… Тон Эщин, в котором проскальзывали стальные нотки, оставался безучастным, но беспокойный взгляд выдавал ее смятение.

– Пару дней назад, во время церемонии зажжения фонарей, видели ли вы что-нибудь подозрительное на улицах Чонно? – Юджин, перебив Гвансу, напрямую обратился к Эщин и ее слугам.

– Я не то что несколько дней назад – что вчера было, не помню. А ты что-нибудь помнишь? – Слуга госпожи ворчливым тоном спросил у служанки, стоящей рядом. Она припомнила только поручение, которое ей в тот вечер дала госпожа. Ничего подозрительного не заметила. Бегло взглянув на слуг, Юджин пристально посмотрел на девушку.

– Мой вопрос адресован всем троим.

Встретившись с ним взглядом, Эщин прикусила губу. Этот мужчина в форме был груб и невоспитан. Никто в Чосоне не посмел бы разговаривать с ней таким тоном.

– В последнее время в Чосоне стали чаще встречаться подозрительные субъекты. И один из них сейчас стоит передо мной, – заявила Эщин, смотря прямо в глаза Юджину. – Спросите его, что же такого подозрительного я должна была видеть?

– Госпожа Эщин спрашивает… – начал Гвансу, но нерешительно замолк на полуслове.

Юджина забавляло надменное поведение девушки. Не верилось, что благородная особа из Чосона может вести себя так дерзко. Та, что днем расхаживает с высоко поднятой головой, облаченная в дорогие одежды, под покровом ночи бегает по крышам наперевес с винтовкой. Юджин улыбнулся своим мыслям. Пока он размышлял о своем, слуги всполошились и начали защищать госпожу.

– Послушайте, наша госпожа не могла увидеть ничего странного. Она не привыкла крутить головой, когда идет по улице, это неприлично. Она всегда смотрит прямо перед собой, и ее глаза при этом сияют, как хрусталь. Наша госпожа невинна, как дитя. Она – сущий ребенок.

Слуги Эщин восхищались ею, как солнцем, и относились к ней как к ребенку, которого надо оберегать от суровой действительности. Пронзительный голос служанки раздражал Юджина.

– И все-таки я хотел бы получить ответ на свой вопрос, – сухо сказал он.

– Извините, что ничем не могу помочь, – съязвила Эщин.

Юджин подумал, что Эщин лишь притворяется безучастной и невозмутимой. При любящих слугах иначе вести себя и нельзя. Было ясно, что беседа не могла идти в продуктивном ключе, пока в кабинете присутствовали слуги. Поэтому Юджин на английском попросил Гвансу вывести слуг в коридор. Лица слуг вытянулись от удивления, а Эщин нахмурилась, услышав фразу на иностранном языке. Гвансу поторопился перевести.

– Вы не могли бы подождать госпожу за дверью? – обратился он к слугам.

– Как это? Уйти и оставить нашу госпожу один на один с этим господином? – начала причитать служанка, но Эщин прервала ее:

– Подождите снаружи. Ни о чем не волнуйтесь.

– Да как же не волноваться-то? Вы же ни говорить, ни читать не можете на этом чужестранном языке, госпожа. Вы же ни слова по-их не понимаете, вы беспомощны… – начала тараторить женщина. Но стоило ей встретиться с разъяренным взглядом Эщин, как она тут же прикусила язык и побледнела. Дабы не навлечь на себя еще больший гнев, служанка развернулась и торопливо покинула комнату, захватив с собой слугу. Гвансу последовал за ними и плотно закрыл за собой дверь.

В кабинете воцарилась мертвая тишина. Теперь здесь были только Юджин и Эщин, которых связывали события той ночи.

– Вы не выглядите беспомощной, не волнуйтесь. Вы держитесь прекрасно и похожи на изящную статуэтку, – сказал Юджин, но в его голосе слышалась насмешка. Застигнутая его словами врасплох, Эщин растерялась, но продолжала исподлобья наблюдать за ним.

Юджин в какой-то степени был искренен. Прямая осанка Эщин, ее грациозно сложенные на столе руки. Портрет такой благородной госпожи мог бы висеть где-нибудь на стене императорского дворца. Взгляд Юджина соскользнул с Эщин и устремился в окно.

– Что ж, спрошу прямо. В день, когда все случилось, город отмечал праздник зажжения фонарей. В общем веселом шуме вряд ли был слышен звук выстрела, а среди гуляющих на улицах довольно просто затеряться. Вы, наверное, так же рассудили бы тогда, да? – спросил Юджин, будто и правда собирал показания для расследования. Эщин лишь непонимающе улыбнулась:

– Не понимаю, к чему этот вопрос.

– Мне нужно ваше содействие.

– Я не собираюсь вам ни в чем помогать.

Взгляд Юджина оторвался от окна и снова остановился на Эщин.

– Стреляли с двух сторон. Вы точно не видели тех, кто стрелял? – спросил он, медленно подходя к Эщин.

– Ни одного не видела.

Их взгляды были прикованы друг к другу. Юджин подошел к Эщин и, протянув руку, закрыл половину ее лица, подобно маске. Черные как ночь глаза сверкнули негодованием от подобной вольности.

– А вот я, кажется, одного из них видел…

Низкий голос Юджина отозвался во всем теле Эщин. Как брошенный в воду камень, он нарушил спокойствие бездонных, словно тихое озеро, глаз Эщин. Справившись с волнением, она тоже подняла руку и прикрыла ладонью нижнюю часть его лица.

– Теперь припоминаю, что и я видела одного из них.

Несмотря на то, что лицо каждого было наполовину прикрыто, они были уверены, что уже видели друг друга в ту ночь.

Не только Эщин было интересно узнать, кто он, этот ее «союзник». Юджина тоже одолевали вопросы. Кто эта девушка, столь смелая перед человеком, раскрывшим ее? Пристально смотря в глаза Эщин, Юджин медленно убрал руку от ее лица. И ее рука тоже плавно опустилась.

– И все-таки кто вы?

– Иностранного гражданина это не должно волновать. Встречный вопрос. Кто вы? Вы из благородных разбойников? Или из «Армии справедливости»? – спросила Эщин, внимательно всматриваясь в лицо Юджина.

– А если так, то что? Мы на одной стороне? – не оставлял он попыток выведать хоть какую-нибудь информацию о ней.

Только тогда Эщин отвела глаза. Она все еще ничего не знала о Юджине, однако ей казалось, что он ее видит насквозь.

– Ваши вопросы ставят меня в тупик. Прошу прощения за непонятливость. Все, чему меня учили, – это рисовать.

«Девушка пытается увильнуть от ответа», – подумал Юджин.

– А что насчет вас? Исполняя обязанности посла, вы, наверное, не только переводами занимаетесь? – продолжала она.

– Вопросы здесь задаю я.

Фраза Юджина прозвучала резко, и Эщин невольно поежилась. И в какой-то мере даже разозлилась. Она смерила Юджина надменным взглядом, и он отошел к окну, как бы ставя точку в их беседе.

– Вы можете идти.

Это была не просьба – приказ. Очередная оплеуха ее гордости. Проглотив обиду и аккуратно приподняв объемные юбки, Эщин встала из-за стола и направилась к двери.

Юджин задумчиво провожал взглядом удаляющийся со двора посольства расшитый цветами паланкин. Повернувшись к Гвансу, он надменно спросил:

– Почему?

– Что? О чем вы? – непонимающе переспросил Гвансу.

– «Моя госпожа» – так, я слышал, ты обратился к этой девушке. Почему в городе к ней относятся с таким почтением?

– А, вы про недавнюю гостью… Извините, я про нее ничего вам не рассказал. Госпожа Эщин – самая младшая представительница знатной семьи Ко. Она большая умница. К тому же аристократка.

Теперь взгляд Юджина рассеянно блуждал среди работников, трудившихся в саду. Слова Гвансу подтвердили его догадки. Было очевидно, что она голубых кровей, но ему все равно было сложно до конца понять и принять это. «Аристократка». Юджин задумчиво смаковал это слово.

– Каждую весну двери дома семьи Ко открываются для всех нуждающихся. Они кормят голодающих из своих запасов. В близлежащих деревнях нет ни одной души, что не была бы обязана своей жизнью этой семье. – Гвансу пылко говорил о добрых деяниях семьи Ко. Как-никак он сам был обязан им жизнью.

– Вы, должно быть, заметили, что госпожа – прекрасная девушка, незнакомая с реальным миром. Все в Хасоне души в ней не чают.

Все это время Юджин внимательно слушал Гвансу и, услышав последнюю фразу, повернулся к нему с полным недоумения взглядом.

– Что-то не так?

– Ты сказал, она не знакома… с реальным миром? – переспросил Юджин.

– Да, господин. Она живет замкнуто под опекой родни.

«Ничего не знает о мире, но мастерски стреляет из винтовки…» Он покачал головой, до чего нелепо и смешно это звучит. Тогда тем более интересно, почему такая благородная девушка взяла в руки оружие. Впрочем, это его уже не касалось. Единственной задачей Юджина было убить Логана. На этом все.

В убийстве Логана можно обвинить доходяг из «Армии справедливости». Официально дело было закрыто.

Глава 5

Подол юбки, окропленный кровью

Удаляясь от посольства в трясущемся паланкине, Эщин не могла забыть пристальный взгляд Юджина. Прикрыв нижнюю часть своего лица, она будто бы опять ощутила гнетущее напряжение, возникшее между ними.

Снаружи до нее долетал разговор слуг:

– Для человека родом из Чосона он многого добился. Американцами вон руководит.

– Видимо, он многое перенял от них.

Вдруг размышления Эщин прервал громкий звук, на секунду заглушивший уличный шум. Девушка отворила створки паланкина и выглянула наружу. Мимо с грохотом проехал трамвай. Вид большой железной машины сильно впечатлил Эщин. Удивительно, что трамвай ехал сам и его не тянули ни лошади, ни люди. Она никогда не видела ничего быстрее этой машины.

Даже люди, сидящие внутри трамвая, с выражением восхищения выглядывали из окон и смотрели на пролетающие мимо дома и улицы. Дети с улюлюканьем пытались соревноваться с быстрым трамваем, но за ним было не угнаться. Вскоре трамвай исчез из виду, оставив позади взбудораженных детей и удивленных взрослых. Слуга госпожи, тоже проводив его взглядом, недовольно цокнул языком:

– Этот огромный кусок металла грохочет так, что аж уши закладывает.

– Слышала, рикши потеряли много клиентов из-за этой штуковины. А из-за новых леденцов, сделанных на западный манер в кондитерской лавке, наши торговцы ирисок обанкротились, – начала тараторить служанка, в конце заливаясь смехом.

От ее слов Эщин рассмеялась.

– Разворачивайтесь, – с улыбкой сказала она служанке.

– Зачем? Хотите куда-то съездить?

– Раз уж ты вспомнила о кондитерской, хочу попробовать эти леденцы.

Глаза служанки заблестели от предвкушения. Паланкин Эщин развернулся и направился к кондитерской лавке.

Улица, на которой продавали леденцы, была заполнена людьми в японской одежде. Перед лавкой стояла очередь из паланкинов, в которых знатные господа ожидали лакомства. А некоторые стояли перед лавкой и с наслаждением смаковали леденцы.

И слугам госпожи должна была перепасть часть угощения. Они никогда не пробовали ничего подобного, поэтому их глаза блестели от предвкушения. Слух об этих леденцах разлетелся по всему городу. Желая узнать, действительно ли они такие вкусные, слуги и госпожа Эщин аккуратно положили во рты разноцветные шарики.

– Ничего себе! – с восторгом воскликнула служанка.

Эщин лучезарно улыбалась, наслаждаясь вкусом леденца, растворяющегося у нее во рту.

Ее улыбка, такая невинная и искренняя, как будто освещала всю улицу. Эта улыбка привлекала внимание всех вокруг. Исключением не стал и мужчина в юката, сидящий на балконе соседнего дома. Крепко сложенный, с широкими плечами и шрамами по всему телу, он выглядел угрожающе. Лохматые волосы и борода были под стать его крутому нраву. Донмэ пристально следил за девушкой. Весь он источал холод и беспристрастность, глаза были затянуты дымкой мыслей.

– По этой чосонской девке сразу видно, что она дворянка.

– С ними так весело развлекаться. Стоит чосонским дворянкам лишиться чести и опозорить свое имя, как они хватаются за нож и перерезают себе горло.

До Донмэ долетели обрывки разговора на японском между двумя мужчинами, что слонялись рядом по улице, бросая хищные взгляды на девушку у кондитерской лавки. Увлеченная сладостями, Эщин не замечала ничего вокруг. Свежий шрам на щеке Донмэ исказился от свирепой гримасы, застывшей на его лице.

– Что мне сегодня уготовано? – не отводя разъяренного взгляда от двух мужчин, спросил он у сидящей позади него девушки Хотару.

Тихий шорох красного кимоно нарушил гнетущую тишину. Хотару взяла кисть и аккуратно записала предсказание.

«Воссоединение».

Кисть вновь ожила в руках девушки.

«Вы не должны были встретиться».

Донмэ обернулся и посмотрел на предсказание в руках у Хотару. Горькая улыбка на мгновение появилась на его лице. В глазах Донмэ сейчас было столько тоски, что сердце Хотару сжалось от грусти.

Взглядом Донмэ проводил последние лучи заходящего солнца. Теперь на его лице не было и следа печали – только холодная ярость. Мгновение, и он ловко спрыгнул со второго этажа. На поясе у него висел длинный меч.

С легкостью приземлившись, Донмэ достал из ножен меч и направился к двум японцам. Ехидная усмешка, с которой они обсуждали Эщин, тут же слетела с их лиц. Люди расступались перед Донмэ.

– Там пахнет дракой? – раздавался тут и там нерешительный шепот.

– Если бы просто дракой. Похоже, он не на шутку разозлился. Вы узнали мужчину с мечом? Это Ку Донмэ, главарь местных бандитов. – Хозяин пекарни выбежал на шум и начал объяснять всполошившейся толпе, что происходит.

Вдруг раздался звук меча, разрезающего плоть. Кровь брызнула во все стороны, а на лице японца застыла гримаса безмолвного ужаса. Он рухнул на землю замертво. Кровь японца попала и на лицо Донмэ, но он и не думал ее стирать. Запах крови лишь раззадорил его. Подобно зверю, чующему кровь своей добычи, он оскалился в хищной улыбке.

Не в силах отвести взгляд, Эщин не моргая смотрела на кровавую сцену, разворачивающуюся перед ней. Донмэ медленно повернулся и вперился в нее глазами. Кровь убитого медленно стекала по его щеке и подбородку. У Эщин на секунду перехватило дыхание.

Она узнала лицо, испачканное кровью.

– Го… госпожа, вам не кажется, что это тот самый мальчик из паланкина? Тот, которого вы спасли? – заикаясь, спросила служанка.

Взгляд Донмэ был направлен на Эщин, но мыслями он был где-то далеко. Сколько лет он ждал этого дня и сколько лет он бежал от этого дня. Единственное, что он знал точно: он скучал по ее лицу. По этому холодному, бесстрастному и необыкновенно красивому лицу.

* * *

Десять лет назад.

С полудня на улице Чингогэ было не протолкнуться. Проходивший здесь паланкин застрял в шумной сутолоке, двигаться вперед было невозможно.

– Наверное, что-то случилось, раз на улице такая толпа. Подождите немного, госпожа. Я выясню, в чем дело, – сказала служанка, приоткрыв створки паланкина, откуда высунулось девичье личико Эщин.

Она с любопытством осматривалась вокруг, но из-за толпы гудящих в центре улицы ничего не было видно, сколько бы она ни вглядывалась. Посмотрев чуть в сторону, Эщин увидела мальчика.

Он выглядел ее ровесником, только одет был в какие-то лохмотья и лицо его покрывал толстый слой грязи. И на этой чумазой рожице сверкали два черных глаза. Мальчик смотрел на людей, столпившихся в центре улицы. На лице его застыло выражение грусти вперемешку со злостью. Эщин, пораженная такими яркими эмоциями на лице мальчика, не могла оторвать от него глаз. Почувствовав пристальный взгляд девочки, он посмотрел на нее.

Служанка, быстро семенящая от толпы, подошла к паланкину и тихим голосом сказала:

– Говорят, жена мясника зарезала простолюдина. Ее мужа и ее саму сейчас избивают на главной улице, а их сын сбежал. Его повсюду ищут.

Эщин взглянула за спину служанки, на мальчика, съежившегося от страха. Ее сердце сжалось от жалости.

– Он не сбежал.

– Что?

Эщин посадила мальчика к себе в паланкин. Сейчас, когда по улицам снуют охотники за рабами в поисках беглеца, это было самое безопасное для него место. Забравшись в паланкин и усевшись напротив, мальчик начал разглядывать Эщин, которая, в свою очередь, изучающе смотрела на него – потрепанного, с порезами и синяками на грязном лице, с запекшейся кровью на лбу. У Эщин сердце сжималось при виде этого беспризорника.

Видя немой вопрос в глазах девочки, он, отводя взгляд, сказал:

– Ничего, бывало и хуже.

В его голосе рокотала злость. Казалось, он мог раскричаться от малейшего прикосновения. Сделав глубокий вдох и словно бы проглотив свою злость, он снова посмотрел на Эщин:

– Почему вы меня к себе посадили?

– Не хочу, чтобы тебя поймали.

– Вам есть до меня дело?

– Ну, ты ведь человек, а жизнь каждого человека бесценна. Так сказал один мудрец.

Благородное лицо без единого шрама, нежные маленькие руки без мозолей, аккуратно уложенные в витиеватую прическу волосы. Мальчик с любопытством рассматривал Эщин, столь непохожую на него. Она казалась существом из другого мира.

Мальчик был из самого низкого сословия мясников. Их жизни ценились меньше, чем скот, который они забивали. Мясники должны были преклонять колени даже перед простолюдинами и молчать, пока им не давали слово. У мужчин всегда при себе был нож, но использовать его они могли только при разделке туш. Их жены большую часть времени ползали на коленях перед вышестоящими по социальной лестнице и просили прощения за любую провинность, но все, что они получали в ответ, – это жестокие побои и унижение. Мать мальчика изнасиловал какой-то простолюдин, и она в отместку заколола его ножом. Теперь ее за это зверски забивали до смерти посреди улицы.

Подобное было бы недопустимо по отношению к насекомому, не то что к человеку, жизнь которого бесценна. Значит, его родители и он сам ничтожнее насекомых, если с ними так поступают.

Но девушка, сидящая перед ним, только что сказала, что жизнь каждого человека бесценна. Глазами, полными смятения, он посмотрел на Эщин и спросил:

– Что за мудрец так сказал?

– Конфуций.

Услышав ответ Эщин, мальчик закусил губу, да так сильно, что выступила кровь. Его мать сейчас зверски избивают на улице, а дворянка, разодетая в шелка, сидящая в паланкине, рассуждает об учениях Конфуция. Это было так нелепо и смешно. Мальчика вновь захлестнула волна злости, поднявшаяся из глубин его маленького существа. Жизнь слишком несправедлива.

В порыве обиды он схватил подол платья девочки. Эщин вздрогнула от неожиданности и с опаской посмотрела на него. Уставившись ей прямо в глаза, мальчик поднес подол к своему лицу и резким движением вытер кровь с губы. Эщин испугалась, непослушными руками схватила подол и потянула его на себя. На чистом шелке остались пятнышки крови.

– Вы всего лишь глупая дворянка, живущая в роскоши.

Злость, звучавшая в его голосе, пробрала Эщин до костей. Ее руки, мертвой хваткой державшие подол, задрожали. Впервые к ней обратились столь неуважительно. Унизили. Картина ее прекрасного, безопасного мира дала трещину, и неведомое прежде смутное беспокойство на миг овладело девичьим сердцем. Еще долго слова Донмэ, а это он был тем самым мальчиком, звучали в голове у Эщин.

И теперь, спустя много лет, мысли о Донмэ не покидали ее весь день. Сцена убийства стояла перед ее глазами и во время вечернего туалета, и отхода ко сну.

– Вот же бестолковый и неблагодарный! Даже не знает, кто его тогда из беды выручил! Ему спасли жизнь, а он растрачивает ее на подобные бесчинства. – Служанка, все еще под впечатлением от увиденного, возмущенно бубнила себе под нос, расстилая постель для госпожи.

Эщин тщательно мыла руки в фарфоровой чаше. Ей казалось, что кровь жертв Донмэ попала и на ее руки, а кровь, когда-то оставленную им на подоле ее ханбока, уже не отмыть – она словно бы впиталась в ее тело. Эщин встряхнула головой, прогоняя мрачные мысли.

* * *

Свет яркого солнца лился с безоблачного неба прямо в окна кабинета Юджина, который сидел в расслабленной позе и наслаждался ароматным травяным чаем. Сладкий запах хризантем приятно щекотал нос. Этот легкий, пьянящий аромат напомнил ему об Эщин.

В памяти всплыло изысканное украшение, прикрепленное к ханбоку девушки. Когда-то мать сорвала подобное украшение с такой же дворянки и бросила его Юджину. Горькие воспоминания о матери отозвались болью в груди, он помрачнел.

– О чем задумались? – Беззаботно перекатывая во рту леденец, в кабинет вошел Гвансу.

– Думаю, куда лучше пойти. – Прогнав навязчивые мысли, Юджин посмотрел на чашку уже остывшего чая.

Сейчас он на полпути к своей цели, не время отступать. Он долго пытался забыть Чосон, отбросить все сантименты и воспоминания о родине, и казалось, что у него получилось. Эта страна для него больше ничего не значила. Однако придется смириться с тем, что болезненные воспоминания навсегда останутся где-то глубоко внутри него.

– Украшение ведет к дому моего врага. Фарфор – к дому моего спасителя. Что выбрать? Раз уж погода хорошая, может, просто пойти прогуляться?

– Гм?

– Я двигаюсь вперед, не зная, что меня ждет. А вдруг я уже на месте?

«Настанет ли когда-нибудь покой у него в душе?» – Юджин тряхнул головой, прогоняя неприятные мысли.

Он размышлял вслух, не ожидая, что Гвансу его поймет. Тот лишь вопросительно смотрел на своего начальника, силясь уловить хоть каплю смысла в его словах. Тот факт, что американский посол родом из Чосона и умеет говорить на местном языке, несказанно радовал Гвансу. Но только первые несколько дней. Все же Юджин оставался американцем и мыслил как американец. Хоть он и говорил по-корейски, Гвансу порой не мог понять смысл произнесенных Юджином слов. В целом он был прекрасным начальником, но эта его особенность не способствовала взаимопониманию.