Полная версия
Целитель. Любовь, комсомол и физфак
– Эффект Пельтье? – быстренько оборотился я.
– Ну-у… да, – растерялся «ботан».
– Конгениально! – прищелкнул я пальцами.
– Д-думаешь? – не поверил очкарик.
– Уверен! Вот, представь: суешь ты коробку-холодильник на заднее сиденье «Москвича», подключаешь к аккумулятору – и приезжаешь на пикник с остуженным пивком… Ерунда, согласен! Ну, а если «скорая» в твоем холодильнике доставит вакцину?
– Да-а… – взгляд «ботана» стал рассеянным, а я подмигнул пышечке. Та игриво накрутила на палец прядь волос, крашенных хной.
– А Скоков ядерно-магнитным резонансом увлекся! – донеслось с задних рядов.
– Нормально! – я звонко хлопнул в ладоши и потер их, будто согреваясь. – Вот и готов перспективный план!
– Собрание объявляется закрытым, – проскрипел Лёвин деревянным голосом и направился к дверям, прямя спину. – Все свободны!
Проводив комсорга задумчивым взглядом, Быков живо обернулся.
– Гарин, а вы не могли бы заглянуть в партком? Скажем… м-м… Через недельку?
– Загляну, Григорий Алексеевич, – улыбнулся я. Лучезарно, как весеннее солнышко.
Там же, позже
Лёвин метался по комитету комсомола, бессильно ярясь. Тяжкая ненависть, свинцом заливавшая голову, сочлась в нем с сосущим «порханием бабочек» в животе.
«Не стоило трогать Гарина… – прыгали рваные мысли, будто хлопья сажи, реющие над костром. – Но и спускать… Как?! И что теперь? Смириться? Ага… Щаз-з!»
– Сеня, уймись, – лениво сказал комсорг факультета, распечатывая пачку сигарет.
– Я спокоен, Дим, – выцедил Лёвин. Он резко сунул руки в карманы куртки, затем сложил их на груди. Передернув плечами, уткнул большие пальцы за ремень.
– Курнешь? – Дим небрежно выщелкнул сигарету.
– А-а! – раздраженно скривился Семен.
– «Пэлл-Мэлл»!
– Ну, давай…
Прикурив сигаретину, Лёвин зажал ее в дрожащих пальцах.
Власть комсорга группы невелика, но это всего лишь первый шаг! И, если тебе ставят подножку, ты или падаешь, или… Или сохраняешь равновесие. Чтобы развернуться, и дать пинка!
От частых нервных затяжек легонько вскружилась голова.
– В принципе… – Дим сощурился, отмахиваясь от сизой струйки. – В принципе, за Гариным – декан, но Фурсов – один…
– Один! – кисло бросил Лёвин. – Фурсов – из команды Курчатова, а там держали самых мозговитых!
Зазвонил телефон, и от неожиданности Сеня закашлялся ароматным дымком.
– Алё! – сипло вытолкнул он в трубку.
– Семен Лёвин? – донес телефонный провод.
– Да, это я.
– Вас беспокоят из ЦК КПСС…
Окурок выпал из ослабевших пальцев.
– …С вами хочет говорить Михаил Андреевич Суслов. Не кладите трубку…
Звонкий щелчок – и уха коснулся иной голос, твердый и малость окающий.
– Здравствуйте, товарищ Лёвин, – нетерпеливо начал главный идеолог страны. – До меня дошли слухи, что вы создаете проблемы комсомольцу Гарину…
– Я… – каркнул Сеня пересохшим ртом.
– Я не кончил, – резко стегнула трубка. – Михаил Гарин – способный и нужный нам человек. Только на его программах и научно-технических разработках наше государство заработало валюты на сто сорок миллионов долларов. Поэтому у меня к вам, товарищ Лёвин, убедительная просьба – не мешайте Гарину жить, учиться и работать. И не заставляйте нас делать малоприятные для вас оргвыводы. Вы меня хорошо поняли?
– Д-да… – выдохнул комсорг.
– До свиданья.
Держа трубку, как хрупкую драгоценность, Сеня бережно придавил ею рычажки.
– С-сука Гарин… – плаксиво задребезжал он. – Нажаловался в ЦэКа! Самому товарищу Суслову!
Дим сидел недвижимо и таращил глаза, пока не дернулся, отшвыривая догоревшую сигарету, обжегшую пальцы.
– Ах, ты!.. Нет… – невнятно замычал он, держа у губ указательный. – Я вместе с Гариным в метро ехал до самого бассейна, и там часа два бултыхался. Когда бы он звонил в ЦэКа? Не-е… Это кто-то другой. Или другая…
Лёвин не ответил. Широко раскрытыми глазами он смотрел за окно, в черноту позднего вечера. По Ломоносовскому проспекту сновали юркие жучки малолитражек, мелькая фарами и алея стоп-сигналами, важно катили троллейбусы, высвечивая желтые окна.
Ничего этого комсорг не видел. Перед его глазами разворачивались совсем иные картины, серые и безрадостные…
Вторник, 19 октября. Утро
Москва, район Ясенево
Андропову всегда легче работалось «в лесу» – на засекреченных этажах белобетонной «книжки» ПГУ. Каждый вторник и пятницу черный «ЗиЛ» подбрасывал его сюда, в Ясенево. Здесь мысль высвобождалась из чиновничьей упряжи, сбрасывала гири текучки и волокиты. «В лесу» дули свежие ветра, налетая со всех концов света, и словно доносили прелый дух сельвы, сухой жар Сахары, влажную липкость лондонских туманов, приправленных застарелым смогом.
Юрий Владимирович прошелся по рабочему кабинету, уминая новый ковер, и благодарно кивнул Василю, занесшему чай в позвякивавших стаканах. Штампованные подстаканники придавали порученцу сходство с проводником плацкартного вагона.
– Пейте, – гостеприимно велел Ю Вэ, усаживаясь за стол. – Для зачина.
– Слушаюсь, товарищ председатель Комитета государственной безопасности! – отчеканил Борис Иванов, прихватывая пару баранок.
– Поёрничай мне еще, – буркнул Андропов.
Питовранов дипломатично улыбнулся, придвигая к себе чай. Выглядел Е Пэ, как всегда, импозантно – «импортно», как подшучивал Иванов, а вот его собеседники на иконы стиля явно не тянули.
– Начнем с тебя, Женя, – Юрий Владимирович разломал баранку и вдумчиво захрумкал, прихлебывая чаек. – Что там по операции «Сафари»?
– Всё идет по плану, – Питовранов взмахнул кистью. – Кубинские товарищи сделали Вакарчуку ринопластику, наложили на левую щеку аккуратный шов – как бы шрам, и сейчас Степана не отличишь от Брайена Уортхолла, «владельца заводов, газет, пароходов». Нам еще и повезло, как Робинзону Крузое! Помните? Дефо «подарил» своему персонажу сундук с инструментами! А нам досталась записная книжка мистера Уортхолла. Там всё – номера телефонов, счетов, пароли, фамилии, адреса… Все лето Вакарчук входил в роль – выслушивал по телефону доклады своих управляющих и давал ЦэУ – с Ямайки, с Доминиканы, изображая босса на отдыхе. И ни единого сбоя! На следующей неделе они с Чаком, то бишь, с Мануэлем, отправятся на Багамы, а оттуда – в Нью-Йорк. Должно получится – родни у Брайена нет, верный друг один – Мануэль Бака…
– Годится! – председатель КГБ энергично кивнул, блеснув очками в глаза Иванову. – А как там Миха поживает?
– Да неплохо поживает… – генерал-лейтенант громко хлюпнул чаем, отвечая ухмылочкой на укоризненный взгляд Е Пэ. – Дома, в Зеленограде, он под нашим постоянным контролем. Гариным я даже соседа подселил, по лестничной площадке – старого, проверенного кадра. С утра Мишка пересаживается на электричку. Доезжает до Ленинградского вокзала – и в метро. От станции «Университет» пешком до Физфака. Вечером – обратно. Всю дорогу мы его плотно ведем…
– А твои парни не засветятся? – сложил ладони Андропов.
– Не должны, – мотнул головой Иванов. – Даже если их лица примелькаются, то это дело обычное – попутчики ведь одни и те же. У кого-то в Москве работа, у кого-то учеба, да мало ли… В универе тоже наши люди – лаборанты, один преподаватель и даже студент в Мишиной группе.
– Ого! – Питовранов приподнял брови.
– А ты как думал! – горделиво хмыкнул Борис Семенович. – Знамо дело, на том стоим… По Москве Миша почти не шастает. Изредка наведывается в общагу МГУ на Вернадского, там у него одноклассники прописаны. Зина Тимофеева и Альбина Ефимова учатся на филологическом факультете, а Изя Динавицер – на историческом. Ну, и еще четверо – по другим вузам. Андрей Жуков поступил в МАДИ, Светлана Шевелёва – в Первый московский мединститут, ее сестра Маша – в «Строгановку», а Рита Сулима – в Московский финансовый… К-хм… Рита снимает квартирку на Арбате, и Миша порой гостит у нее. Бывает, что и до утра.
– Дело молодое, – снисходительно улыбнулся Ю Вэ. – Так, понятно, – задумался он, озабоченно при этом помаргивая. – Проблемы есть?
– Да не то, чтобы проблемы… – затянул генлейт. – Нами зафиксирована нездоровая суета группировки «хохлов» в ЦэКа – Кириленко, Тихонова и Щербицкого. Сейчас они активно подтягивают к себе Гришина. По нашим данным, Щербицкий – центральная фигура, остальные так, подтанцовка. И вся эта гоп-компания ищет Миху, как крестоносцы – Святой Грааль!
Андропов размашисто хлопнул ладонью по столу, притормозив Иванова.
– А если «хохлы» выйдут на Гарина? – раздельно проговорил он.
– Хватит одной слаженной мобильной группы, – Питовранов меланхолично глотнул остывшего чаю, и поставил лязгнувший стакан на салфетку. – Прикрепленных отрезают, нейтрализуют или ликвидируют. Мишу суют в машину и увозят в неизвестном направлении. Укол… Спецпрепарат… И нашего секретоносителя понесет, как Остапа!
Ю Вэ выразительно поморщился, затем вскинул на генерал-лейтенанта расширенные глаза.
– Боря, этого допустить нельзя. Бери «хохлов» под колпак! Знаю, что строго запрещено! Все равно бери! С Леонидом Ильичем я договорюсь, – он возбужденно заелозил. – Были такие «верные ленинцы»… Грянул тридцать седьмой – и где они?
– Понял тебя, – хищно сощурился Иванов.
– Товарищи… – негромко проговорил Е Пэ, и нервно потер ладони. – Рад, что Борис Семенович затронул тему нацменов. Сам я не решался… А ведь это… Да, согласен, не проблема! Это прямая и явная угроза, товарищи! Весь юг Советского Союза засуетился, а не одни лишь «хохлы»! – помолчав, он продолжил спокойнее: – Честно говоря, сложно отношусь к товарищу Суслову, но надо сказать ему спасибо за партсъезд. Ведь это его стараниями «помолодели» делегаты! Ни одного кувшинного рыла! Каждый второй – молодой рабочий, колхозник, инженер или совслужащий. И они все, как один, проголосовали за «перестройку»! Молодцы! А нам с вами надо думать теперь, как задавить оппозицию, потому что одним лишь тихим саботажем дело не кончится. Боюсь, как бы не полыхнули «горячие точки»! Особенно в Средней Азии и на Кавказе. Вторая очередь – Украина и Прибалтика. Надо ли говорить, с какой готовностью Запад поддержит «борцов с кровавым большевистским режимом»?
– Женя, да ты в своем уме? – Иванов ошарашенно щурился на Питовранова, сняв очки, будто надеясь лучше разглядеть визави. – Какая, к бесу, оппозиция? Какие еще точки?!
– Ти-хо! – прикрикнул Андропов, шлепая ладонями по столу. – Женя прав, – он раздосадованно сморщил лицо. – Это я всё виляю по-интеллегентски, никак не решусь бить первым. А пора уж! Борь, ты интересовался делом о покушении на Суслова?
– Нет, – буркнул генлейт, насупясь.
– «У тебя специализация узкая!» – спародировал Райкина Ю Вэ, откидываясь на спинку стула. – А опера ВГУ вышли на след Шелеста и прочих «хохлов» – от первых секретарей райкомов до членов ЦК КПУ. И все они завязаны на бандеровское подполье! Да, Боря, да! Мы установили контакты наших доморощенных националистов и с самим главой ОУН Ярославом Стецько, и с руководителем оуновской Службы «безпеки закордонных частей» Степаном Мудриком. Курьеры так и шмыгают через границу!
– Не хреново девки пляшут по четыре сразу в ряд… – Иванов обеими руками нацепил очки.
– Вот такие танцульки, Боря… – поскучнел Андропов, и жестко скривил рот: – Работаем!
Среда, 20 октября. Вечер
Зеленоград, аллея Лесные Пруды
Мне повезло – пятую пару занимал милейший Вилен Виленович со своим историческим материализмом, и я благополучно «удрал с уроков». Чтобы встретить Риту и проводить…
В ее маленькой и уютной квартирке, обставленной в стиле сороковых, задержался буквально на часок, да и то потому, что долго искал плавки. Вместе с девушкой, киснувшей от смеха, обшарил и комнату, и кухоньку, и ванную. Мы даже на балкон выглядывали, дуэтом вспоминая французские кинокомедии. А обнаружилось галантерейное изделие в прихожке, на самом видном месте – висело, скрученное, на рожке бра…
В общем, до дому я добрался в начале девятого. Родные привыкли к моим поздним явлениям, да и куда ж тут денешься? Пятая пара заканчивается без двадцати семь. Пока до метро добежишь, пока до вокзала доедешь, пока электричка дотелепается до станции Крюково… А потом еще автобус ждешь, считая тягучие минуты!
И вот они, мои Лесные Пруды…
Пустынная улица тянулась, осиянная фонарями и желтыми отсветами окон. На грани слышимости фырчал автобус, из отверстых форточек лились эстрадные напевы или невнятный говор – Зеленоград замедлял ход между ясным днем и темной ночью, чтобы угомониться до раннего утра.
Выйдя из громыхнувшего лифта, я застал соседа, одетого в полудомашнее – еще в строгом пиджачке, но уже в разношенных пижамных штанах, он шуршал веником по лестничной площадке.
– Здрасьте, Евгений Иваныч!
– Здравствуй, Миша! – трудно разогнулся сосед.
– Орднунг наводите? – я толкнул дверь, как всегда, не запертую.
– Да сам сплоховал, грязи нанес… – суетливо закружил Евгений Иванович, высматривая совок – он держал его в левой руке.
Улыбаясь, я переступил порог и притворил дверь, щелкая задвижкой на два оборота. После зябкой уличной сырости, да в домашнее тепло… Хорошо!
Что-то официальное бормотал телевизор в зале, на кухне бренчали тарелки, и звякали, пересыпаясь, ложки с вилками. Торопливое шлеп-шле-шлеп…
– Приветики! – мама, вытирая руки вафельным полотенцем, ласково поцеловала свое дитятко. – Раздевайся, мы еще тоже не ужинали!
– Сколько раз говорил, чтоб не ждали меня, – забурчал я, скидывая ботинки, – а то привыкните на ночь наедаться, станете толстыми и некрасивыми…
Из кухни важно выступила Настя в домашнем платьице и мамином передничке. В руках она держала расписную миску с жарким.
– Так… Не будь занудой, Мишечка, тебе не идет! – сестричка подставила щечку, и я прилежно чмокнул.
Цепляя шлепанцы пальцами ног, улыбнулся – неугомонная натура спешно искала негатив, дабы озаботиться, поныть, как следует – и не находила. Полузабытая беспечность радовала, как ценный подарок судьбы.
– Здоров, Михайло! – отец возбужденно шелестел свежей газетой. – А наши – молодцы! Не ожидал даже. Лишили союзные республики права на отделение? Аллес гут! Правильно. Но мало! А сейчас вообще – автономизация! – он экспрессивно шлепнул ладонью по странице: – Ударим автономиями по кланам!
– Уже? – искренне восхитился я. – Правда, что молодцы…
– Да толку-то! – отчетливо прифыркнула мама, поддразнивая главу семейства. – Вон, в Китае сотни всяких автономий, а родовой строй никуда не делся.
– Майне кляйне! – взбурлил папа негодованием. – Ты не понимаешь, это же удар по единству всей этой родовой знати! Когда царька-бездаря, вроде Шеварднадзе, коронуют в Тбилиси – это одно, а вот когда карта Грузии запестрит, как лоскутное одеяло… – он кхекнул, прочищая горло, и постарался завершить пышную фразу обычным голосом: – Целая куча племен, представляешь? Мелочь пузатая! Имеретинская АССР, Хевсурская АССР, Сванская, Кахетинская, Картлийская, Мегрельская, Гурийская… Восемнадцать автономных республик, областей и районов!
– Это еще ладно! – я разморено двинул рукой, присаживаясь за стол. – А вот в Узбекистане… Так там и вовсе за сорок автономий выйдет – Каракалпакская АССР, Мангутская, Найманская, Кунратская, Кипчакская… И прочая, и прочая, и прочая!
– Разделяй и властвуй… – мама неторопливо взбила растрепавшуюся челку.
– Да! – отец с хрустом сложил газету. – Но это будет советская власть!
– Хватит вам про политику! – Настя зазвенела выставляемой посудой. – Жаркое стынет!
Папа потер ладоши, предвкушая, и тревожно оглядел стол.
– А… выпить?
– Алкоголик! – мурлыкнула мама, и выудила заветный сосуд.
* * *
Благодушествуя, я уединился и врубил комп. Обкормили меня сегодня… Жаркое, да со скрипучим огурчиком, да под токайское… М-м-м… А потом еще пирог яблочный, да под чаек! Не удержался, два куска слопал. Второй кусок был явно лишним, а что делать? В вопросах сдобы моя натура слаба…
Мигнула единичка, и я кликнул по иконке, выводя письмо. О-о! alex@sovmail.su. «Етто» от Ромуальдыча! И «об чем» нам поведает штандартенфюрер Войтке?..
«Миша, привет!
Осваиваю помаленьку, юзаю)) А в Первомайске большой шухер! Чекисты взяли на горячем Гурбая, третьего секретаря райкома. Эта сволочь «по совместительству» руководила окружной экзекутивой ОУН! Знаешь, на что ситуация похожа? Как будто подняли во саду-огороде трухлявую доску, а под нею всякая многоногая гадость! Выпустил бандеровцев Кукурузер, распустил, а теперь его троцкистские выбрыки нам боком выходят. Ничего… Ударят нас по левой щеке, а мы их мордой об правое колено! Мне Дмитрий Федорович по секрету сообщил – сейчас готовится указ о переподчинении Москве республиканских МВД и КГБ с прокуратурами. КПУ вообще кирдык, вот они и бесятся. А ты в курсе, что на Суслова покушение было?
Алекс».
Я заулыбался. Наш человек! Мы, правда, поспорили немного из-за ников, но Ромуальдыч таки уломал меня… Мои пальцы засновали по клавиатуре, набирая ответ:
«Приветствую!
Мне Револий Михайлович нашептал про «ДТП» с «тезкой». И якобы следы ведут на Украину. Вы все правильно поняли. Рядовые коммунисты только рады принципу «Одна страна – одна партия», а вот врагам народа он как нечисти – святая вода. Михаил Андреевич молодец, не отступил! Уважаю. Ликвидировав компартии во всех ССР, он сказал «А», а теперь говорит «Б». Переводит КПСС на новую структуру – по экономическим районам, создавая партийные округа во главе с окружкомами, как умные люди предлагали еще в восемнадцатом году.
Юстас».
Минуту спустя снова замигала иконка «Sovmail». В послании задавался вопрос:
«А это точно – про окружкомы?
Алекс».
Я наклацал и отправил:
«Это меня в парткоме МГУ просветили, еще на той неделе. Вызвали и говорят: «Товарищ Гарин! Хотим поручить вам создание Центра НТТМ!» Комсомол ответил: «Есть!» Уже и помещение выделили – в Доме студента на Вернадского. Там два спортзала, так один, который на 10-м этаже, отдали под Центр. На днях микроЭВМ завезли, столы, стулья, шкафчики разные… Троих студентов я уже привлек, вернее, они сами «привлеклись». И Дюха Жуков обещал заглядывать, и Динавицер, куда ж без него. Но меня иное беспокоит: как же будет функционировать Центр без Ромуальдыча, который всюду вхож и со всеми знаком? Вакансия технического директора свободна…
Юстас.
P.S. В парткоме мне сказали, что директиву насчет окружкомов как будто бы обмозговали на Старой площади, и Брежнев дал добро. Думаю, информация верная, а перемены нынче водят хороводы! Вон, я как раз на «картошке» был, когда пошли разговоры про автономизацию… Читали «Правду»? Там на первой полосе – «О борьбе с национализмом и местничеством». Мы с батей сегодня провели политинформацию для мамы с Настей)))»
– Мишечка! – Настя подкралась сзади и нежно обняла меня за шею, обволакивая запахом чистоты и мыла «Детского». – Ванная свободна! – и замурлыкала ласково: – Можно я в «Тетрис» поиграю? Немно-ожечко, немножечко!
– Пока я буду мыться, – поставил я условие.
– Конечно, конечно! – заверила меня сестричка в стиле Маши Шевелёвой.
Я встал, и на мое место тут же гибко скользнула Настёна.
«Немножечко… – мои губы сложились в улыбку. – Фиг оттащишь! И это я еще «Попрыгунчика» не запустил… Или пусть останется «Марио», как в прошлой жизни?»
Наплескавшись, почистив зубы дефицитной пастой «Колинос» и зачесав влажные волосы, я вывалился из ванной.
Прибегать к репрессивным методам не пришлось – Настя с мамой сидели в обнимочку, созерцая шоу «А ну-ка, девушки!», а отец допивал на кухне ежевечерний стакан кефира.
– Работать будешь? – спросил он понимающе.
– Надо, – вздохнул я. – Посижу часочек…
«Турбо Паскаль» почти доведен до ума. Удобнейшее, чуть ли не идеальное орудие труда для нынешнего программиста – простой и понятный синтаксис, и меню есть, и «горячие клавиши». Редактор, компилятор, отладчик…
А теперь всё это богатство вылизывать и вылизывать!
Тихонько прикрыв дверь, чтобы не мешать родне, я вернулся на остывший стул. Ага! Сразу двоечка!
Покликав «мышей», открыл письмо из Первомайска.
«Насчет вакансии – спасибо. Подумаю)) А на днях мне, знаешь, чего «шепнули» по электронке? Генсек обсудил в узком кругу блестящий стратегический план: в Латвии, Эстонии, Литве, Молдавии, Киргизии и Казахстане развернется строительство заводов-гигантов. Туда из России, Украины, Белоруссии понаедут сотни тысяч инженеров и рабочих, для них возведут жилье мировых стандартов, а через годик объявят референдум. Наших будет больше, чем титульных аборигенов, и все «шесть сестер» присоединят к РСФСР автономными республиками! И уже никто никуда не рыпнется. Здорово?
Алекс».
Еще б не здорово… Пару лет назад Киссинджер записал Брежнева в «никакие политики», но счел водителем-асом. А Леонид Ильич эволюционирует!
Я «вскрыл» второе письмо.
«Миша!
Я застал 37-й год и помню, как под шумок репрессий, раскрученных педерастом Ежовым, Сталин избавился от всяких бухариных-рыковых-зиновьевых. Они мешали поднимать страну, мешали готовиться к войне – всё это верно. Но сколько тысяч стали теми щепками, что летели под топорами, рубившими лес? К чему я это? Миша, я уверен в наших чекистах – это профи высшего класса, и они тебя не бросят (можешь не говорить, мне и так ясно, что за тобой присматривают!). И все же будь крайне осторожен, поскольку я также уверен, что и на местах, и на самом верху у генсека найдется не меньше противников, чем когда-то у вождя. Ты же рискуешь стать добычей победителя в борьбе за власть. А оно тебе надо?
Алекс».
– Прорвемся, Ромуальдыч, – прошептал я. – Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!
Свет в комнате был притушен, и Зеленоград за окном не таял во мраке – проглядывали высотки за деревьями и даже промельки фар на Сосновой аллее сквозили в переплетах ветвей. А далеко-далеко за городскими крышами и чащобами вспыхивало, дрожа и пригасая, смутное зарево – то ли зарницы играли, то ли блистали огни артобстрела…
«Ну, ты как придумаешь!» – сердито нахмурился я, и взялся за «Турбу».
Глава 2.
Четверг, 21 октября. Утро
Ливан, река Литани
Дизель танка «Магах-3» ревел радостно и звонко, без надрыва, а лязгавшие гусеницы победно топотали по пыльной набитой колее. Траки жадно загребали под железное днище скудную, иссушенную почву, будто спеша погрузиться во влажный песок – река Литани уже посверкивала за прибрежными зарослями.
Полупустынные склоны, шуршавшие жухлой травой, скатывались к живой воде – и вскипали буйной, глянцевитой зеленью, как морской прибой – взбитой пеной.
– Тхум олей Мицраим… – прошептал Алон, щурясь на блеск вод, отливавших бутылочным стеклом. Он приближался к истинным пределам земель Эрец-Исраэль, заселенных его предками тысячи лет назад, при Моисее и Иисусе Навине. Бездна времени отражалась в Литани…
Поправив тяжелый шлем, Рехавам крепче ухватился за горячие края люка. Высовываться из танка здесь, в «ФАТХаленде», кишащем палестинскими боевиками, было очень вредно для здоровья, но и нырять в бронированную утробу, душную и жаркую, не хотелось совершенно. Сидишь там, как ядрышко под стальной скорлупой, и ёжишься, ожидая, когда же грязный араб-«турист» вытащит из своего чемодана ПТУР «Малютка»… И никакая броня не спасет – тугая струя громового белого пламени мигом прожжет башню, брызгая расплавленным металлом, и станешь ты пеплом…
Алон неуклюже подвинулся, оглядываясь назад. По древней дороге, проложенной еще финикийцами, катила передовая колонна 36-й бронетанковой дивизии «Оцват Гааш» – копотя пылью, панцеры валко качались, грозя орудиями супостату.
Когда палесы ударили по мирной Галилее из 130-мм гаубиц и 40-ствольных «Градов», накрывая Кирьят-Шмону, Метулу и Нахарию, премьер и министр обороны явили трогательное единодушие – пожав друг другу руки и отринув взаимную неприязнь, Ицхак Рабин и Шимон Перес заключили мужской договор о мире. И пошли войной на палестинцев – общий враг объединяет…
Две эскадрильи самолетов «Кфир» отбомбились по Западному Бейруту, налетая парами со стороны моря. Ракеты и бомбы перепахали лагеря Нахр-эль-Баред и Бадауи, помножив на нуль склад боеприпасов и около двух взводов «тридцатьчетверок».
Разумеется, вторжение сильно возбудило сирийцев, и дядюшка Асад тут же ввел войска в долину Бекаа…
…«Магах» внезапно дернулся и замер, качнув передком. Рядом, звякая и рокоча, остановился командирский танк. Генерал-майор Бен-Галь молодецки спрыгнул на броню и оскалился, приветствуя Алона.