Последний из Первых Миров. Эпоха Тишины. Том 2

– Какая-то ты хмурая. – внимательно посмотрел в лицо Кайлы Тиадрам, уже также устраивая отдых на окровавленной земле, пока Демоны решали, что им делать дальше, в недоумении разглядывая старые карты Леса.

– Много у тебя таких подружек? – пускай и с виду беззаботно, но наверняка с долей неприятной ревности, спросила Кайла.

– Ревнуешь? – удивленно ухмыльнулся юноша.

– Нет, конечно. – качала головой она. – Такая девушка бы на тебя не клюнула.

– Мне хватает девушки по имени Кайла.

– Ладно, хватит. Ты не ответил на мой вопрос. – также весело ухмыльнулась Кайла.

– Мало с ней общался, если ты об этом. А последний ее возлюбленный лишился головы. То есть…

– Так это Вали, значит? – перебила размышления друга о том, в каком смысле от девушки «потерял голову» ее возлюбленный, Кайла. – Солнышко из Совета Октолимов.

– Здесь много членов Совета. – огляделся Тиадрам, пускай больше никого из тех советников рядом и не видел. – Вспомнить того же Мицерна, который нам помог.

– В отличии от Солнышка, которую все любят, Мицерн даже в Совете считается паршивой овцой.

– Я с ним раньше не сталкивался. Обычно он все время в пути. Он представил моего друга Кози остальным членам Совета, и из-за этого они сразу на него косо посмотрели. – задумался Тиадрам.

– Кози, да? Это тот умник в коричневом плаще? – вспомнила Кайла.

– В березовом камзоле. – скрестив руки на груди, улыбаясь уточнил Тиадрам.

– В коричневом плаще.

Теперь Тиадрам молчал, лишь с каменным лицом смотря на еще следящую за товарищами вокруг Кайлу.

– Тоже верно.

Оба отряда уже нашли общий язык между собой, и вполне были готовы продолжать выполнение операции вместе, сражаясь с монстрами теперь бок о бок. Мужчины обоих отрядов обсуждали назначение своим общим лидером прекрасной воительницы, обсуждения которой у особенно закоренелых воинов из «превосходного бойца» перерастало в какую-то тихую похабщину, а у людей не слишком близких с битвами переходили из «хорошего командира» в «лишь бы это все поскорее закончилось, и мы это пережили». В обоих отрядах были и девушки, особенно восхищенные грацией своего нового командира в бою, одни рассказывая о том, что они в ней уже видели в боях раньше, а другие товарищей из другого отряда только с изумлением слушая. Помимо тем абстрактных или не касающихся выполнения операции Большой Чистки, пара девушек обсуждала и предыдущего командира их соседнего отряда, к которому они только что пришли на выручку, и от квартирмейстера которых о нем слышали. Коротко стриженный черноволосый и черноглазый мальчуган лет восемнадцати, в черной куртке с рисунками вроде волн и высоким воротником, да с двумя большими мечами за спиной. Взгляд их на него перебивала только его спутница, с которой они правда ни на секунду не расставались, постоянно посмеиваясь и что-то веселое бурно осуждая. В тканной черной форме с красными уголками, с одним небольшим искусным мечом за спиной, она была недурна собой, имела отличную осанку и фигуру, красивое простенькое лицо, глубокие изумрудные глаза, и похожую на таковую у Вали прическу, разве что с большим количеством более светлых косичек. Она носила на голове капюшон с самого начала Большой Чистки, и Тиадрам даже, в шутку, несколько раз пытался его с нее стянуть, за что каждый раз не сильно получал локтем в бок. Не снимала капюшона она и все последние дни, если не всю свою жизнь, делая исключение только на время сна или перекуса. На то не было особых причин, и это было больше похоже на привычку, появившуюся в результате трагичных, травмировавших ее разум, событий. Она редко говорила об этом даже с Тиадрамом, который точно ей нравился, ее к нему манило, но признаться в чем она ему все равно не могла. То же было совсем недавно между ней и ее другом Сокконом, с той лишь разницей, что ее влечение не было теперь столь сильно и страстно, и ощущалось заметно иначе. Она будто чувствовала, что должна быть выше его, но ни в коем случае ему не поддаваться. Он чувствовал то же самое, но наоборот, что сами они подсознательно уже успели связать со спецификой своих способностей и разных видов окружающего их Пламени. Пусть они не до конца это понимала – все же, они были вполне правы.

Уже давно позади осталась речка, прозванная местными жителями Мертвянкой, и даже деревня Лукимм, в которой совсем недавно останавливалась с Братьями Кацеры Кайла, была уже далеко. Лес уже не становился гуще, пусть и все реже на его протяжении встречались истоптанные людьми тропы и обжитые монстрами луга и поляны. Чаще на пути воинов вставали покинутые подобия жилищ, окруженные где-то болотистыми трясинами, а где-то и вовсе проходящие меж деревьев мелкие речушки, заросшие озерца, и жуткие пруды. Особенно страшную картину группа Вали встретила у большого пруда, испещренного едва поднимающимися над мутной водой и тиной гнилыми кронами по верхушку затонувших деревьев, куда с еще мокрого и скользкого края едва не упал один из Демонов, и где еще наблюдали за стоячей водой воины пары других отрядов. Из середины пруда к одному из краев вытянулась огромная и окровавленная туша отвратительного монстра с кучей щупальцев и большим зубастым ртом. Скорее всего, бой с этим монстром закончился совсем недавно, и потому по пруду все еще в некоторых местах плавали мертвые тела не слишком удачливых воинов, возможно даже не заметивших опасности в воде сразу, решивших искупаться ниже, дабы «тряхнуть стариной» после долгого сна. Их еще полчаса вылавливали их товарищи, и около шести воинов все это время стояли по бокам монстра, продолжая увлеченного и злобно кромсать мечами и топорами его пасть, проклиная его за смерть товарищей.

На одном из ответвлений главной дороги, по которой теперь вообще редко ходили Демоны, предпочитая передвигаться сразу по глуши, с пригорка под небольшим бревенчатым заборцем, на уровне деревьев еще дымили трубы давно протопленных печей пары неприметных хат, где воинов, уже довольно часто, равнодушным усталым взглядом встречали всего пара местных стариков и бабок. Дымя трубки, сидели они на скамейках перед самыми хатами, с виду радостно наблюдая за шествием своих старо-новых защитников, в то же время ничего им не говоря, будто все равно сами уже последние годы доживали безразлично, ничему не удивляясь и ничего даже не желая. Отважные воины не редко спрашивали их, как им живется в сием Лесу, наполненном монстрами, где и дичь, даже грибы и ягоды, найти было так сложно. Один старик отвечал, что по дороге ближайшей, что до самого Лафена петляла между деревьями левее деревни, часто ходили путешественники, и всех чудовищ, что могли встречаться им по пути, убивали, так освобождая путь в город и для стариков. Но сами они никогда не ходили туда, ибо правда были уже слишком стары. Бабка того старика говорила, что путники сами нередко останавливаются у них, и именно их о помощи так часто просили они. «Для них, молодых, что там значила пара километров. А нам? Нам помочь они всегда были рады. Да и…хе-хе, денежку поиметь с сего занятия никто не против был.» – весело качал головой один из стариков, отвечая на вопросы все последние часы занимающих двор своей хаты, и саму хату внутри, часто проходящих мимо в поисках чудовищ воинов. В их хатах они находили и разделанные заранее тушки монстров, частями которых платили путешественникам за помощь. Никто не расценивал их как мусор – все они, так или иначе, были ценны в алхимии, и старые хитрецы хорошо об этом знали, медленно собирая с округи частые плоды борьбы за территорию вечно сторонящихся истоптанных дорог монстров, ни разу так сами не попадая под опасность от помощи путешественников и не редких странствующих рыцарей.

Здесь пролегала дорога и на Манне-Дот. Путь в Лафен шел диагонально слева от тех хат, часто заворачивая за поляны и луга, представляя проходящим по нему путникам и нынешним воинам другие поселения чуть поодаль, но уже чаще заброшенные и оставленные, даже полностью уничтоженные монстрами. Спокойная жизнь вдали от больших дорог, налогов Ирмии и городской суеты, многим была по душе, но не многие задумывались об опасностях, что хранил в себе Лес, и что так часто забирали жизни тех любителей мира и покоя в нем уже сотни лет. Вечный лесоренбирский туман, создаваемый Богом Смерти Чеистумом, как выяснилось совсем недавно, действовавший для сдерживания ардов внутри Леса от выхода за его пределы, умерял их жажду крови и в самом Лесу, и монстры редко нападали на людей, или, тем более, людские поселения там сами в поисках пропитания или для контроля территории. Исключения и редкие происшествия, тем не менее, все равно несли за собой безвозвратную смерть, и даже одного несчастного случая с участием ардов было достаточно, чтобы поспособствовать опустению даже целых лесных деревень. В зависимости от размеров селения, Чеистум иногда сам возвращал жителей к жизни, затем уничтожая окружающих их чудовищ своими силами, вспоминая былые времена, сам еще любящий сражения в любом их виде. Поэтому, возможно, многие из местных жителей и были так спокойны. Они не боялись умирать, потому что итак уже были мертвы, пусть и не все это понимали.

Уже довольно крупный отряд Вали был на полпути к выходу из Леса со стороны Манне-Дота, очень кстати краем своих небольших земель прилегающего к опушке самого Леса. У этого города была весьма дурная репутация, и Кайла была одной из немногих посвященных в его историю душ, из-за того нередко вспоминая рассказы своего дяди Корима Манне, некогда наследника всего города Манне, захваченного коррупцией и бандитами его злейшего врага герцога Дота, буквально сжившего со свету всю его семью. За последний час пути ее сосредоточенность целиком перешла в усталость, она стала более рассеянной, а вызванный волнением перед операцией недосып уже изрядно ослаблял ее в бою, даря ее телу все новые и новые, но чаще безобидные, раны. Тиадрам пытался подбадривать ее, и у него это даже хорошо получалось, но он сам был еще слишком взволнован, из битвы в битву переходя с дрожью в руках, каждый раз пугаясь новым монстрам, что встречал их отряд, пускай и продолжая отважно бросаться к ним в бой. Он провел ночь довольно спокойно, ведь, в отличии от Кайлы, мало знал пропавшего накануне Соккона, и пусть уже называл того своим другом, был полностью уверен, что тот, ввиду своего невероятного ума, находился вне опасности, даже если попал на территорию врага. Никто тогда не знал, куда пропал Соккон, пускай и многие еще об этом думали. Даже Вали слышала об этом благородном человеке, не раз слушая доклады прочих членов Совета Октолимов о всем последнем составе семьи Кацер в ходе своих собраний на предпоследнем этаже Ренбирской Пирамиды. Она знала, что Тиадрам подружился с этими людьми, если людьми они были, и сама немного переживала за товарища, думая, что он чувствовал после сего происшествия. Никогда не считавшая себя суровым командиром, она была очень рассудительна и тактична, из указанных когда-то ее возлюбленным Даллаханом путей управления войском предпочитая именно уважение, никогда не касаясь страха. Всему миру, знакомому с ней хотя бы по слухам, это казалось удивительным. Она не была человеком, а Хемир и вовсе часто презирали за их вечные интриги и злодеяния, подпитанные вечной жаждой новых сильных ощущений и похоти. И все же, Вали была человечнее всех своих предшественников, разве что кроме Аквина Тибфера, дедушки Кайлы, который еще 60 лет назад сменил ее на посту Верховного Кроуза Ирмии, показав себя не менее сильным лидером, но и не менее великим человеком, которого добрым словом поминали и до сих пор, и за него же в корчмах часто поднимали кубки воины как Ирмии, так и враждебной ему Волшеквии.

– О чем думаешь? – прервал размышления Кайлы о Манне-Доте Тиадрам, со всем отрядом так и продолжая идти по кое-где заваленной тушами монстров дороге уже напрямую в сторону города.

Кайла неуверенно посмотрела на него, оторвав пальцы от подбородка, думая, не пропустила ли она чего-нибудь важного в командах Вали недавно, что та давала по пути вовсе будто описания местности, стараясь так держать свой отряд всегда бодрым и веселым. У нее это, разумеется, вполне неплохо получалось, да и с окружающими воинами было совсем не сложно найти общий язык.

– Слушай. – задумался Тиадрам. – Ты говорила, что тебе нравятся такие леса и деревни, потому что они напоминают тебе о доме. Но, ведь, твой отец убил дракона вместе с Коримом, и наверняка забрал немало драгоценностей из грота, где он жил.

– Забрал. – кивнула Кайла.

– Так почему вы жили в деревне? – не понимал Тиадрам.

– Обычно у драконов не принято собирать сокровища в своих жилищах. Это всего лишь сказки. Но дракону, который жил в Гроте Ломо, свои сбережения приносили лично местные жители. Не поверишь, но они просили его помогать им…в разных делах.

– Сжигать бандитов?

–Вроде того. Но дракон был очень жадным и злым. Он сказал жителям, что не будет им помогать, но если они прекратят приносить ему драгоценности, то он покинет свой грот, и сожжет их деревни и города. На самом деле, тот дракон не дышал огнем. У него были другие способности. Он был телепатом. Подчинял себе волю своих посетителей, и вынуждал их безукоснительно выполнять его команды. Местным жителям это надоело, у них уже совсем не оставалось денег, чтобы задобрить монстра. Как раз тогда путешествия привели моего отца в те края, и по пути он встретил Корима, которому были очень нужны деньги для свершения мести над людьми, которые захватил его город. Потом он, конечно, передумал, и нашел сокровищам дракона лучшее применение. Они собрали дружину из воинов в ближайшей корчме, и вместе с ними одолели дракона. Они забрали только небольшую часть сокровищ – остальные были прокляты. Отец все равно пытался вернуть все прежним владельцам, и ничего себе не взял. Все-таки…он был слишком благородным. – с какой-то не то иронией, не то радостью за честь отца, вздохнула Кайла.

– Он был великим человеком. – подвел итог Тиадрам, стараясь подбодрить подругу.

– Был. – улыбалась она.

Все время пути по Лесу, где теперь уже редко что-то важное происходило, Кайла вспоминала о том дне, когда потеряла отца и мать. Именно за виновником того происшествия, множества ее кошмаров, она и шла в Эмонсен, желая убить убийцу ее родителей, отомстить за тех, кто был для нее всем в той и без того полной трагедий жизни, что она уже давно оставила позади, и единственным призраком которой оставался этот монстра, Граф Дума. Позади она оставила мещан, что были с ней так жестоки, и оставила позади бывших друзей, что не могли на нее даже смотреть после того, что те звери заставили ее пережить, и вместо поддержки только оставили ее наедине с собственными переживаниями, а то и вовсе с манией самоубийства от позора. Позади остались защищавшие ее родители, добрая пастушка мать и ушедший с головой в кузнечество отец. Пожар, лужи крови, мертвые тела ее родных и близких, и те самые черные доспехи с горящими Синим Пламенем глазами рогатого шлема, тоже остались позади, и уже давно перестали являться ей в кошмарах, переродившись из страха леденящей злобой, для всех будущих путешествий Кайлы ограничив одну цель и идею. Идею стать сильнее, чтобы подготовиться к битве с ним, кого боялся весь мир, и кто столько уже судеб погубил и помимо ее. Идею отомстить за них всех, сойдясь в смертельной битве с самим Графом Думой.

Тиадрам понимал чувства и переживания своей спутницы, и потому еще вчера, в тот же день, что и стал днем их встречи, поклялся помочь ей в свершении мести, и защитить ее от страха, который наверняка охватит ее сразу, как она снова увидит перед собой того монстра. Не только связь их Первородного Пламени или обычная симпатия подтолкнули его на такое решение – он буквально не мог найти себе место в жизни, и активно продолжал его искать даже теперь, уже найдя цель в тренировках с Серпионом, в его идеях, и в его стремлении помочь людям в борьбе с имтердами, все еще думая, как он может поспособствовать достижению этой цели всем человечеством сам. Кайла часто спрашивала его о прошлом, которого юноша никак не мог вспомнить, и раз за разом задавала вопросы, на которые тот сам себе никогда не мог ответить. Он не знал, кем был, как и не знал, кем были его собственные родители. Каждый раз, когда он пытался вспомнить что-то из прошлого, перед его глазами плотной стеной вставало Красное Пламя, которое использовал и он сам, и которое горело будто внутри него самого, в себе содержа его душу. Никто не мог объяснить ему этого, и даже его наставник, явно знавшим о нем больше, чем он сам знал о себе, на все его вопросы отвечал одним загадочным «Ты Тиадрам, и больше никто». Даже часто навещавший учеников Серпиона фактический правитель всей человеческой расы Мерсер, часто невзначай болтавший с Тиадрамом, будто нарочно избегал разговоров с ним на темы его прошлого, смешиваясь и меняя темы, что правда казалось тому подозрительным, и на чем основывал даже самые невероятные, с виду, теории. Серпион говорил, что в глубине души Мерсер переживает за подопечных своего старого друга, потому что единственный на всем белом свете понимает, через что тем однажды придется пройти для достижения его великой цели «возвести людей на трон правителей всего мира». И, разумеется, он все равно не мог поведать им о своих планах сам, как и не мог выдать им свои прочие скрытые и вполне человечные мотивы.

Но, как и Кайла, одной щепетильной и неприятной темы в разговорах со всеми Богами, Демонами, и, тем более, с самим Мерсером, избегал и Тиадрам. Даже среди членов их текущего отряда в Лесу было немало Демонов, столетия назад служивших человечеству под началом одного из своих самых фееричных командиров, их Архея и главнокомандующего всех Демонов, Думы Чеисома. Почти никого из них еще не посвятили в будущее их героя после Великого Спуска, в котором те вовсе считали Думу погибшим, на последнем дыхании своей невероятной силой спустившим все принадлежавшие имтердам Земли Марконнор в самую Бездну, с тем закончив Первую Войну и саму Эпоху Раскола. Они бесконечно уважали этого человека, но и сами не раз задавались вопросом «почему мужичье, что присоединилось к нам на этой операции, говорит, что Дума стал нашим врагом?». Именно в Манне-Доте Бог Смерти обещал рассказать отважным воинам, что стало с их командиром, и почему теперь он был им врагом, которого они собирались лично уничтожить в Эмонсене. До того момента он заранее попросил всех без исключения людей не гадать об этом, поручив прочим командирам, что вели другие войска поодаль от Манне-Дота, пересказать своим воинам события последних столетий уже лично и на указанных фронтах, так, чтобы не подорвать их боевой дух, но и чтобы не настраивать их против предателя раньше времени. Часть истории человечества, связанная с договоренностями между ними и Черным Пламенем, должна была оставаться тайной для обычных воинов до самого конца, и ни в коем случае не упоминаться единицами прочих живых душ, что были в эти тайны уже посвящены. На вопрос «почему люди столетиями сражались друг с другом» им уже ответили, и плоды сих битв они видели в Лесу сами – люди сохраняли форму для будущих битв, и в битвах нередко рождались герои, что и теперь доказывали старым воинам свое мужество, будучи их новыми лидерами, признанными теми лично.

Еще через пару часов все учащающихся остановок и привалов, уже все более и более простых битв в местах, по которым недавно и без того проходились другие воины, немного поредевшая группа Вали вышла к опушке Леса под Манне-Дотом, чаще встречая теперь более многочисленные и, будто только что собранные из разрозненных остатков прочих, отряды Демонов. По их словам, город заняли хоругвь старого Бога Страха, войско Бога Смерти, и подразделение стражи самого города, пересобранное в крупную боевую роту. Город принимает воинов со всей округи, и на его площади собирается выступить лично Бог Смерти, дабы распределить войска между фронтами, и найти войско, наиболее подходящее для штурма Эмонсена. Сами разрозненные отряды Демонов в Лесу останавливались у границы города, чтобы оттуда более прямыми дорогами между Манне-Дотом и Дельсбергом зачистить остатки Леса с востока, сами продумывая свой маршрут в соответствии с заранее установленными для них будущими местами боевых действий, чаще лежащими на северной границе Запада, правее и выше Ренбира, Дафара и Глайна.

– Вам нужно в город? – после переклички и осмотра состояния отряда в целом, тихо окликнула Кайлу и Тиадрама, подходя к ним наверняка уже с прощанием, Вали.

– Да. Мы присоединимся к штурму Эмонсена. – мило улыбаясь своему командиру, кивнула Кайла.

– Спасибо, что проводили нас. Наваляйте этим чудищам от нашего лица! – весело и воодушевленно махая руками, обратился ко всему отряду Тиадрам.

Отряд, как по команде, разразился негромким смехом и овациями, также взмахами рук провожая доблестно сражавшихся с ними бок-о-бок товарищей на новую, и наверняка тяжелую, битву.

– Береги себя и свои лапки. – хихикнула Кайла Вали.

– Спасибо. И вам приятного пути, и удачи в бою. – прикрыв глазки, улыбаясь кивнула Вали. Да, на ее руках была едва заметная мягкая шерстка, и на пальцах были мелкие когти, но внешне они все равно были больше похожи на руки человека, нежели настоящие кошачьи лапы.

Кайла и Тиадрам покинули уже родной отряд прежде, чем те отправились в дальнейший путь сами, все еще продолжая продумывать дальнейшие планы по зачистке Леса, ни на секунду не отрываясь от чуть изодранной и заляпанной кровью карты, постоянные хватаясь за голову, тыкая в нее пальцами. Не удивительно, что они мало что в этом теперь понимали – они вели почти партизанскую войну с имтердами из этого Леса еще очень давно, и просто не могли принять всех изменений, что произошли с ним за последние столетия застоя. Многие, правда, в этом Лесу были вообще впервые, и даже лезть к карте, потому, не пытались. Деревья в этой части Леса были уже выше, пускай и было их куда меньше, дорога была заметно грязнее и жиже, а солнце куда чаще островками закрывали медленно плывущие по небосводу темно-серые тучи. Во всех окрестностях Манне-Дота дни напролет как из ведра лил дождь, и только со вчерашнего дня, усилиями местных октолимом, специально вызванных для того из разных уголков Запада, и сразу завербованных в армию, дождь не покидал своих облаков, а сами они медленно отплывали от города в разные стороны, проливаясь уже где-то вдалеке, может в десятках километров от своей вечной стоянки.

Отовсюду до ушей бодрых и взволнованных Кайлы и Тиадрама доносилась речь воинов, хрусты вбиваемых в хоть где-то еще твердую землю кольев, треск натягиваемых военных палаток, и даже лязги мечей от тренировок Демонов спаррингами между собой. В сторону города шли не только наши герои – даже от Леса с ними по одной дороге быстро шествовали где-то уже раненные, грязные от крови монстров, но ни капли не уставшие после боев, еще веселые и воодушевленные Демоны. Один воин, из числа добровольцев с соседней деревушки, едва не лишившийся руки за время рейда, активно жестикулируя перед новыми друзьями, рассказывал истории своего прошлого из деревенской жизни. Другой, шедший совсем рядом, случайно начал с Тиадрамом разговор о сути недавнего рейда, из чего тот и сам для себя открыл немало интересных фактов. Например, теперь он знал имена некоторых командиров, возглавивших операцию Большой Чистки, и даже сам весело поведал товарищу истории из своего прошлого, с теми командирами связанного. Воины Арнэля, с которым тот пару раз пересекался в Ренбире, прошли по Лесу в сторону Кацеры первыми, напрямую, но своей целью уничтожение монстров не ставили, и потому очистили лишь ту дорогу, по которой шли. Бог Смерти снял с Леса туман лишь когда сам добрался до Манне-Дота, и там уже весь день занимался сбором сил, переквалификацией города и турбазы в военный лагерь, пускай и сам уже давно никем не командовал, и даже почти ни с кем серьезно не сражался. Город был уже впереди, словно муравьями усеянный воинами, увешанный военным снаряжением и ящиками с провизией, серый как обычно, но уже краснеющий с каждой секундой от обилия знамен и Зоота, особенно приятного для глаз Демонов после жизни в Синокине. Потоком воинов, с постоянным громким шагом и шлепками грязи под их ногами, с воодушевленными боями с чудовищами криками наконец разогнавших по жилам кровь Демонов, Кайла и Тиадрам быстро приближались к городским воротам, некогда высоким и жутким в окружении вечного дождя и серых стен, теперь открытых нараспашку под солнцем, пропускающим в сам обновленный воинами город стягивающихся к ним со всех сторон людей. Пусть город был и не большой, его ближайшая к Лесу стена с воротами была самой большой из всей его трапеции, лишь углом касалась деревьев, и самым правым углом вовсе уступала висящим над ней кронам деревьев. Часть чащи справа и слева была уже прорублена и притоптана людьми, желавшими провести оттуда направо, к Лафену, себе будущую дорогу после пополнения провизии в городе. Но часть чащи даже воины решили не трогать, заранее обустроив ее под себя на короткие привалы.

Со стороны Леса города окружило немало лагерей, состоящих из особенно разумных воинов, самих не участвующих в штурме Эмонсена, и потому заранее решивших не мешать участниках штурма в городе, так не занимая их место и не устраивая «толкучку». Город был не слишком объемен, жутковат сам по себе и без дождя, и, даже учитывая устроенную Демонами в нем перестройку, со стороны огромными городскими стенами напоминал, скорее, неприступную крепость, нежели, как когда-то, центр туризма почти всей Ирмии, завлекающий путешественников необычной и невероятной архитектурой, множеством систем стоков города, не сравнимой даже с таковой в Ренбире или столице. То был город Манне, потерявший свое имя после гибели старого градоначальника, отца немало известного Рыцаря Корима. Город накрыли дожди, и в них то и дело от ушей жителей скрывались крики путешественников, умирающих от бандитских кинжалов на его улочках. Город захлестнул тихий разбой, и именно тогда он приобрел свою жуткую репутацию, приобретая и имя Манне-Дот. Путешественники и торговцы старались прокладывать свои маршруты подальше от этого города, но редко находили для того альтернативы – услуги борцов с ардами на дорогах восточнее, или, тем более, дорогах через Лес Ренбира, были слишком невыгодны, и этим владельцы Манне-Дота даже активно пользовались. Что случилось с этими владельцами по учреждению новой власти Запада, конечно, для многих осталось загадкой. Как и загадкой остается история о старом градоначальнике Доте, который, в последние дни, вдруг уверовал в Богиню Света, и тщетно пытался замять свои грехи перед ней, или же, вернее, перед одним ее особенно благородным слугой, больше всего в жизни ненавидящим разбой и произвол. Теперь в городе правил единолично Бог Смерти, а старого Дота в городе уже давно не было, по крайней мере живым.