– Я пришла в церковь в 16 лет, – ответила Влада ей на это, – нет опыта детской веры, но могу сказать, что приходишь не к обрядам, не к работникам церкви, а к самому Богу.

– Не бойся каяться, – смеялась дьяволица, – священник – лишь свидетель.

– Расскажи об этих мыслях о забудь их, – сказал я Владе с беспокойством, – лучше сейчас перед одним человеком, чем на Страшном Суде перед всем миром.

– Что прямо перед всем? – удивилась она.

– Прямо перед всем, – ответил ей я, напугав врача, что была с нами на столько, что она отпрянула бледная.

Мы же шли час и вот рядом кофейня. Мест почти не было, и мы подсели к пожилому мужчине по имени Иван, заказав два патара (Примечание автора: PÅTÅR Кофе молотый, сильной обжарки -., сертификат UTZ/100% зерна Арабики.). Официант и спрашивать у нас подробности не стал: нам всё принесли, и мы сразу оплатили счёт, хотя мне и пришлось звонить маме и просить на патар денег. Иван начал тоже вникать в наш разговор:

– Здравствуйте, Влада.

Мы тоже с ним поздоровались. Навязчивые мысли и комплексы нельзя игнорировать, это нужно преодолевать внутри себя, где преодоление – это исправление этого комплекса в такой ориентации, где соседство с другими особями допускает с ними общение, а не убийство. Ведь негативные мысли способны накапливаться и тогда происходит психологический взрыв (Перевод фразы от автора: на самом деле «негатив» – это на вас сместили парадоксальность общения и вам оставили как с ложкой оставить у косяка двери, положив сверху куриное яйцо. Даже не берегите это яйцо. Просто оставьте на твердыне сразу.).

– Нужно этот негатив прорабатывать, – объяснял он нам, – Вы говорите, что у вас нет ни одного положительного качества.

– Это неправда, – даже я с ней не согласился сразу, – ведь каждый человек – это творение Божье.

Влада на это разозлилась:

– А у Бога бракованных людей нет, – сказала она мне с Иваном, – значит вы заблуждаетесь относительно себя.

– Даже то, что вы думаете о любимом человеке – уже доказывает, что вы не эгоистка и можете думать о других, – продолжил с одобрением к её мнению Иван, – что вы посещаете церковь это уже хорошо. Нужно не противиться Богу и дать Ему свободу помочь вам, а Он хочет помочь, ведь Господь пострадал на кресте, чтобы дать нам освобождение от грехов наших, ценой Своей святой крови.

– Вот, вы верно сказали, – сказала ему Влада, – вам нужно принять это и перестать себя осуждать.

Иван задумчиво встал и вышел из кофейни. Мы с Владой тоже вышли и на улице печально на нас сразу у входа, словно нас ожидая, смотрела старушка:

– Здравствуйте молодые люди, – поздоровалась она, – вы просто находитесь накануне нового этапа в своей жизни и не надо бояться своего сложного состояния, оно бывает у всех и чаще, чем вам кажется. Вы сильнее многих уже в том, что это озвучили.

– Как хорошо, что родители водят нас в Православную церковь! – возгласил я, – вы попросите Бога о вразумлении, Он ответит – через людей, через события.

– Если Вы слишком долго оставите себя в этом состоянии, то заболеете, – предостерегла нас бабушка, – а это уже серьёзная проблема: лекарства, деньги, внешний вид и т. д.

– Всего Вам доброго! – попрощались мы с ней побыстрее и пошли дальше по городу.

Мы словно служили друг для друга пелтами от них. (Примечание автора: ПЕЛТА (греч.). Небольшой, легкий щит, наподобие полумесяца или плющевого листа). Однако где пелта, там и меч. С нами поздоровалась самая из в этот день встречных подозрительная:

– Здравствуйте, я Ирина, – сказала она нам, – для начала – не ищите спасения, спокойствия в суициде.

– Вы надоели уже, – попытался я ей объяснить, – это кажется всё красивым, романтичным, закрыли глаза – и рай.

– На самом деле суицид – это очень больно, страшно, до ужаса, до мурашек, – продолжила она их общую угрозу, – состояние безысходности, когда хочется вернуть всё назад, но уже поздно, а потом вечные муки в аду.

– Вы почитайте рассказы о самоубийстве, что на самом деле испытывали люди, – Вернул я её на Землю с небес, – решившись на страшное.

– Плюс ко всему большая вероятность остаться инвалидом, – дополнила мой упрёк с ей уже предостережением Влада, – представьте – из здоровой девочки вдруг превратиться в калеку – не иметь возможности ходить/говорить/слышать/видеть и т. д.

– У вас есть родные, близкие, парень, – с завистью сказала нам она, – есть к чему стремиться в этой жизни.

– Захотите ЖИТЬ! – закричал я в воодушевлении, – Боритесь!

– Храни вас Бог, сказала на её приближение быстро Влада, и мы побежали от неё.

Она достала электрошокер и повалила меня на асфальт, начав им бить меня в затылок. Остальные встречные сегодня, включая Владу начали ей помогать и пинать меня ногами и после они отвезли меня в психиатрическую, сказав моим родителям, что я в шоке от нападения бандитов. Каждый день мне просто что-то вкалывали и даже со мной никто не разговаривал. Я в итоге лишь помнил свою маму, которой просто сказали, что я не пережил это избиение и к моему трупу они меня раз за разом призывали, внушая моей былой маме, что я проклят в вечном Аду за слабость и беспотомственность. Они оскверняли меня обзывательством мёртвым, а я был беспомощен и понимал, что они хотят моё рождение изувеченным теперь сразу, чтобы доказывать, что они меня съели и теперь имеют надо мной вечное их плотское усиление. Затем моя мама не выдержала их пытки по мне и совершила самоубийство, так как отец после моей смерти к ней охолодел. Они лишь смеялись, разделывая её органы в морге на продажу, а мою мумию нужно было использовать кому-то донорским каркасом, имитируя их заказчика потом Богом, воскресшим из мёртвых. Я, пока был жив не знал, что им кто-то может быть нужен на столько сильнее, чем я. Я не знал, что кто-то меня на столько лучше, что меня разрешено так убить ради того, чтобы он меня на таких условиях пережил за деньги. Я не знал…

Анна

Посвящается ныне живой Анне,

Что выстояла с её родными

Бескрайнее вынуждение к выселению

За неуплату долга ЖКХ…

«Иногда мне кажется, что я действительно никого не люблю и причиняю близким только обиды и боль… и без меня им будет легче… я устала от жизни, от себя, ничего не жду и мне все равно что будет завтра, делаю все на автомате. Уверена, родственники, будут любить моего ребёнка, я не могу ему дать нежности, любви и теплоты, этого ничего нет у меня, жизнь моя не имеет смысла… меня разъедает состояние никчемности и ненависти к себе, я больше не хочу никому причинять боль и страдания…» – так считаю я всю жизнь и причинение этой обиды им стало моим жизненным кредо. Одно сплошное стихотворение Плавта (Примечание автора: Плавт – Тит Макций (Plautus) – гениальный поэт, важнейший представитель римской комедии). Я часто уже не знала, что мне и делать, так как даже от разных товаров на продаже часто веяло умершими их производя. Мне было тошно здесь даже находиться, так как приятней было даже обнаружение мест, где просто ничего нет, включая умерших в слезах и запаха крови от алчности ныне пока живых по чисто их же злобе. Врачи стали верить, что без злобы покой – это только смерть и ничего иного быть и не может. Нормальных лекарств почти не было, денег все не давали из-за изъятия валюты по стране в связи с капитуляцией в пользу США. Однако США не были и нужны здесь территории. Им просто навязали, что тут всё равно холодно и от того все умрут неизбежно. Все в это веря просто от того и умирали, не ведая даже как вообще они верят. В итоге этой обыденности я не смогла этих садистов превзойти: как я не издевалась, а делала это только иногда и дальше обиды никого у меня довести до смерти и не получилось. Они лишь радовались, так как их избавляло тягой от удушья. Жёлтые лучики разных оттенков с неба походили на золото и немного освещали и радовали меня в моём одиночестве при таком моём с моими близкими отношении. Мне 33 года, я ненавижу себя. Я разучилась радоваться жизни, нет целей и стремлений, кажется даже нет эмоций, одна пустота. Месяц назад ушла от мужа, все 3 года декрета, муж самоутверждался за счёт меня, унижал и критиковал. У нас не было своего жилья, при этом строил дом своей маме. Я с ребёнком была практически одна. Потом ещё узнала, что все это время делал ставки на спорт, должен теперь около 1 млн. Я уехала в родной город к родителям. Умирает отец…

Не могу найти общий язык с ребёнком, ему 3 года, постоянные капризы и истерики на ровном месте, меня от этого трясёт.

С мамой общаться нормально не могу… постоянные упреки, критика, что не люблю своего ребёнка и все его истерики из-за меня. Упрекает бывшим мужем, постоянно говорит, что я злая и всем плохо от моей злости, что я думаю только о себе… думаю она права. Заработная плата у меня небольшая и я не смогу обеспечить достойное будущее своему ребёнку. Иногда мне кажется, что я действительно никого не люблю и причиняю близким только обиды и боль… и без меня им будет легче… я устала от жизни, от себя, ничего не жду и мне все равно что будет завтра, делаю все на автомате. Уверена, родственники, будут любить моего ребёнка, я не могу ему дать нежности, любви и теплоты, этого ничего нет у меня, жизнь моя не имеет смысла… меня разъедает состояние никчемности и ненависти к себе, я больше не хочу никому причинять боль и страдания…

Я уже хотела совершить как получится самоубийство, но едва-едва под плеер я удержалась. Далее баня дома в утайке от впаренного коллективного «я» через генетическую астральную волну общей наивности умершего «я» и мне уже было полегчало. Сейчас семьи не такие большие, как раньше, включительно и у меня. Так ли это? По факту конечно нет и названия близким людям дают разные. Я хотела бы дожить до появления у меня внуков, но у меня был только мой ребёнок. Мою дочку я назвала Лясинэ в честь известного в нашем городе врача. Она. Видя моё поднявшееся настроение не могла реагировать безразлично:

– Здравствуй, мам! По твоему настроению я делаю вывод, что у тебя, возможно, депрессия, – начала она мне показывать свою осведомлённость моей трагедией, – обратись к психиатру, чтобы исключить или подтвердить этот смертельно опасный диагноз.

– Да. Верно говоришь, – сказала я ей, – однако я уже это сделала ранее. У меня на фоне депрессии было три попытки суицида, потом подобрали работающую схему терапии и эти мысли полностью ушли.

– Удачи им тогда! – сказала она мне, – всё будет норм.

И пошла дальше играть. Попозже я сделала себе чай с лимоном и Лясинэ снова пришла со мной болтать:

– Мам, а ты делала аборт? – спросила она меня, и я побледнела, – Он ведь ангелочек, правда? Тебе говорили: «Относитесь к ребенку только так: он – воплощенный ангел».

– Отвали! – закричала я на неё, но она продолжила, заставляя меня бледнеть:

– Пока он маленький, он был твоя забота и смысл твоей жизни, – продолжала она, – когда он вырос не твоим сыном, он всё равно стал твоей опорой, защитой. Он на тебя вообще, как ты считала не злился. Если он плачет в истерике, это конечно от недостатка любви к нему там, где он теперь.

– Ему очень нужна можешь быть ты живая, любящая, – сказала я ей, – Прими тот факт, что наша семейная жизнь не сложилась из-за твоего отца.

– Очень трудно быть счастливой любящей мамой, когда все плохо, – согласилась она со мной отчасти, – Ну ладно, ну такая сложная у нас судьба.

– Да, – сказала я дочери, – Надо жить, работать.

– Ты верно подметила, – сказала Лясинэ, – Каждый день помаленьку находить радость в мелочах.

– Да, – согласилась с ней я, – настраиваться на хорошее.

– Все образуется, – погладила меня Лясинэ по голове. – Со временем.

– Да, – согласилась я, – Нужно время, может быть много времени, чтобы все хорошо сложилось, и нужно много терпения.

В дверь позвонил повал, и мы им не открыли, но мама спросила через закрытую что им нужно от нас:

– Я Вам желаю много-много сил и терпения чтобы отпустить ситуацию с мужем, своими родителями, – сказала мне из-за двери женщина в белом халате, – Постарайтесь не оценивать себя глазами Вашей мамы.

Дальше я была удивлена, когда сзади к ней уже шла моя мама, которую звали Анастасия:

– Простите мою дочь, – сказала она ей, – Она очень обеспокоена Вашим будущим, конечно события вашей семейной жизни в ее жизненные планы не входили.

– Ее в первую очередь беспокоит, сможет ли она помочь Вам, ответила ей врач, – Вы должны помнить, что Ваши родители всегда на Вашей стороне, чтобы они не говорили, и они всегда Вам помогут.

– Из гроба помогут мне в моём возрасте? – заинтересованно спросила у неё она, – А когда у Вас все наладится, Вы сами будете помогать им.

Я не выдержала и открыла матери, попросив врача уходить, но она продолжила уже мне:

– Я уверена, что Вы встретите другого мужчину, – бросала она мне мой будущий повал, – это будет обязательно.

– И у вас всё будет, – сказала ей мама, – Только потерпите и живите спокойно.

– Все будет хорошо у всех нас, – попрощалась она перед уходом.

Она ушла, и мама зашла в квартиру, как в дом.

– Ну, здравствуйте, сударыня, – иронизировала она, надо мной смеясь, – что вы как дикий ангел воете аж до посещений?

Я пожала плечами, а она продолжала раздеваться с улицы, повесив пиджак на вешалку.

– Нормативный кризис 3 лет, почитайте об этом с Лясинэ, – пояснила она мне авторитетно, – Если ходит в садик, поговорите с педагогами.

– Это перерастается, – вспомнила я, – я знаю. Также знаю людей, которые в детстве были очень вредными, а потом выросли в нормальных и интересных.

– Ничто не мешает нашим родственникам любить нашего ребёнка сейчас, – намекнула она мне на очевидное, – смерть для этого не нужна. Пусть гостит у них, ведь у старших меньше времени осталось.

– Да наконец-то ты это сказала! – закричала я, – И что такое «достойное будущее»? Наша перевёрнутая цивилизация представляет это как большие деньги или растворение в детях.

– «Совершенно верно, дорогая», – сказала моя мать, – Но так ли это важно на самом деле?

– Да, – ответила я ей, – это важно.

А да ли? – ответила мать вопросом на вопрос, – Если да, то почему мажоры умирают от наркоты и разбиваются на дорогих машинах?

– От «достойного будущего»! – крикнула я то, что она верно и ожидает, – Элитная школа, лучшие репетиторы и счёт в швейцарском банке не застраховали старшего брата от убийства матери, младшего – от избиения ровесницы до полусмерти.

– Пирамида Маслоу – это заблуждение, на деле низший уровень будет пожирать всё больше и больше, – пояснила мама по старинному опыту, – Богатые страны вязнут в Содоме, а страдающие от войн жертвуют жизнью за близких.

– Даже статистика говорит, что уровень счастья обратно пропорционален уровню жизни, – согласилась я с ней, – Герои, святые – из тех, кто делил валенки с братьями-сёстрами и рубил дрова в студёную зимнюю пору.

– Эту пирамиду надо перевернуть, – намекнула мать уже о своём действии, – Начать с духовного воспитания.

– Ты как они решила? – заорала я на это, – «Водите сына в церковь, в воскресную школу»?! – Ну а что? – удивилась она, – у тебя и сына нет, а там и друзья будут, и та приятность, радость, которую он будет ждать всю неделю. Если не прямо совсем не понравится какое-либо занятие в воскресной школе – не дави!

– Не надо добровольное делать тоскливой повинностью, – упрекнула я её, – Я вот, например, не любитель поделок, даже в вузе делала макеты цифровой картинкой.

– Да просто и самой надо иметь веру, без этого трудно и тоскливо жить, – возмущалась мать, – Вы с Лясинэ имеете полное право строить новые отношения, не надо, как говорят некоторые люди, посвящать себя ребёнку или в её случае нежелательным сверстникам. Наоборот, это плохо, получается психологический брак потом.

– Или страшнее… – испугалась я.

В этот момент за окном слышался глухой стук о деревянные поверхности человеческого мяса. Комсомольский подол моей матери даже вздрогнул вместе с ней. В дверь послышался стук чем-то мягким. Мы бледные отправили открывать первую дверь Лясинэ и узнать, кто там. Она притворилась мной:

– Здравствуйте, вы кто? – спросила она. Ответил мужчина средних лет:

– Я Иван! Приятно с вами познакомиться, – ответил ей он, – Здравствуйте, Анна. Мне кажется вы просто психологически выгорели. И сейчас любая незначительная проблема будет для вас казаться чуть ли не катастрофой.

– Да что вы! – сказала Лясинэ ему, – Не хочу ставить диагнозов, я не врач, но думаю, что сходить к психотерапевту вам бы не помешало.

– Да, Анна, вы верно намекнули, – признался он, – Это намного лучше, чем думать о смерти. – А, ну да, – согласилась с ним Лясинэ, – при депрессии всегда посещают мысли уйти из жизни.

– Я тоже это когда-то проходил, – с сожалениями признался Иван, – И это скажу вам честно не лучшие годы моей жизни. Даже вспоминать жутко, лучше уж не вспоминать никогда.

– Но Бог дал вам силы справиться с этой болезнью, – сказала ему Лясинэ, – Поможет вам и теперь, нужно только с верой Его попросить.

– Да, – с неохотой согласился Иван с Анной, – Бог милосердный и любящий. Только Он может наполнить вашу душу любовью к ребенку. Ведь ему так же тяжело, видя, что вам плохо – из-за этого и капризничает. Дети чувствительны к эмоциональному состоянию родителей. Желаю вам пройти все трудности и начать счастливую жизнь.

Иван ушёл, а меня трясло от того, что он понимал, что с ним общается через закрытую дверь Лясинэ. В наши окна бросали останки от людей. С улицы шёл вопль на меня, и я плакала. Пришла следующая женщина и вообще кричала меня в окно. Я подошла и увидела, что она прямо от трупа человека отрезает мясо, которым кидается и она ещё и не одна. Я приоткрыла окно, и она начала кричать:

– Анна! «Меня зовут Елена», – сказала она, – Пожалуйста, запомните: вы милая, добрая, ответственная и умная. Если кто-то будет Вам говорить что-то, то противоположное, немедленно выходите из помещения или просто переставайте слышать. Ваша мама расстроена и подавлена, она «не ведает, что творит».

– Вы кому это вообще? – заорала я на неё, зная, что она Лясинэ пытается это шептать.

– Лучше бы Вам сейчас поискать варианты отдельного жилья, – намекнула она мне о своём намерении, – Может, у подруги пожить или попросить помощи в реабилитационном центре?

Лясинэ широко раскрыла окно, меня оттолкнув и на неё закричала:

– Я понимаю, что Вы благополучнее здесь обитателей, – крикнула она ей дерзко, – но где-то то Вам надо прийти в себя. Вы как дьявольщина наезжаете.

– Вы молодец, что ушли от мужа, забудьте о нём навсегда, он вас не ценил, – начала она кричать уже мне за спиной Лясинэ, – Ну не способен, что с него взять-то?

– Понимаете, – оттолкнула я Лясинэ, – Вы – мягкий в общении человек. Таких людей очень любят. Просто надо начинать общение с себе подобными.

– И ребёнка таким же воспитывать – крикнула она мне с явным намёком, – добрым и отзывчивым. Он сейчас плачет, но ровно до тех пор, пока плачете Вы. Все-таки-таки для начала смените место жительства.

– Мамины эмоции Вам сейчас не понести, поберегите себя! – окончательно её прогнала Лясинэ, меня оттолкнув от окна и закрыв его на этом опять.

Через два часа в окна кидали зародыши людей. Я для интереса, приоткрыв окно спросила женщину, как её зовут. Она хладнокровно представилась Ириной и начала обыденное для них:

– Здравствуйте! – кричала она в окно, пытаясь попасть в меня человеческим зародышем, – Анна, очень похоже на послеродовую депрессию.

– Да, – измученно согласилась я, – Хоть времени прошло и немало, но состояние очень схоже.

– Сходите к врачу, расскажите о состоянии, самочувствии, – продолжала она кидать при общении зародышами из ведра, от чего меня трясло, – вам помогут. По-другому взглянете и на ребенка, и на мир вокруг. Знаю, о чем сообщаю, так как двоюродная сестра тоже переживала подобное после родов. Была раздражительна, подавлена, вообще с частыми перепадами настроения, срывалась на близких, что говорить, мы не узнавали ее. После лечения – к нам вернулась прежняя Наташа, позитивная, открытая, любящая дочку и всех родных.

– Здоровья вам! – попрощалась я с ней и закрыла быстрее окно.

Далее длань убийц начала действовать, и они стали выбивать нам дверь. Мы сидели дома, не зная, что делать и на нас просто сыпали остатки мыслей убитых людей по химической волне их боевых трансформаторов. Мы выключили свет и сидели втроём, друг друга обнимая и зная, что все мы не сумасшедшие и всё. Каждый день один из них там умирал, и волна иссякала. И сегодня снова были и есть мы, как и остался один из этих террористов. И где мы все были после? Мы были в этой же квартире и к нам до сих пор заходят с попытками убийств эти добрые и властные врачи…

Солнечный свет светил жёлтой улыбкой, когда они повторяют снова и снова, что здесь и вчера и сегодня остаёмся только мы. Остались только мы…

Марина

Я учусь плохо, за это мама мне сказала, что я шлюха,

грозится ждать в детдом, она сказала, что я ей НЕ НУЖНА,

Я сказала, что я не хочу с ней жить и хочу умереть.

Меня зовут Марина, мне 13 лет. Я учусь плохо, за это мама мне сказала, что я шлюха, грозится ждать в детдом. Она сказала, что я ей НЕ НУЖНА, я сказала, что я не хочу с ней жить и хочу умереть. На это она мне ответила: «Нож принести?» Я сказала, что нет. Сестра сказала, что не хочет меня видеть и что меня проще закопать. Мама покупает все сейчас только сестре, называет ее доченькой, заечкой, а меня даже по имени не называет. Помогите пожалуйста, я не знаю, что мне делать, но я всё-таки думаю о суициде.

Несмотря на скучные школьные дни, новый порте скрашивал мои настроения, когда я гуляла после школы. Я с мальчиками только целовалась, но не спала так, а мама каждый день продолжала кричать на меня, что я шлюха, тем не менее обеспечивая порте и прочей красивой одеждой. Она перед моим рождением мечтала взять вместо меня ребёнка из детского дома и каждый день мечтает меня тоже им просто отдать, чтобы я ей нервы не мотала. Намекая о замеченных мной давно чудовищах, она часто продолжала в наше свободное время на меня кричать, что я ей не нужна. Я радовалась этим дням. В один из дней ко мне в школу пришла некая Лена, меня намеренно у учителей спрашивая. Представилась психологом и начала со мной беседу:

– Дорогая Марина! Мне очень жаль, что так сложилось. Ты знаешь, когда мне было 13 лет, у меня были похожие мысли, но, поверь, смерть – это невыход.

– Я понимаю, – ответила ей я, – что кажется, что ничего не исправить и все ужасно, но выход всегда есть.

– Да, – согласилась она, – на данный момент тебе нужно быть сильной.

– Но мне мама сказала, что я шлюха, – прослезилась я, – а шлюха не может быть сильной.

– Не сдавайся, – поддерживала она меня, – есть ли у тебя друзья?

– Нет, – плакала я дальше, – Есть ли кто-то у вас, кто может помочь с учебой? Я учусь плохо же.

– И где твой папа? – интересовалась у меня она.

– Папа умер, – сказала я ей.

– Сколько лет сестре? – уточнила она.

– Сестре как вам – 26 лет уже, – сказала я ей честно.

– Поверь, через несколько лет ты уже сможешь съехать от мамы, – обещала она мне, – начнешь свою самостоятельную жизнь, будешь двигаться к своим целям. Поставь цель и иди к ней несмотря на трудности! Все получится! Впереди тебя ждёт яркая жизнь! Если тебе трудно, пиши мне СМС на этот номер (дала мне визитку), мне это всегда помогало.

Я взяла эту визитку и не знала даже, что с ней делать. Пошла и дальше сидела на этих уроках. Было до жути скучно. Хотелось гулять и использовать свои любимые платья, а не этим заниматься здесь. Хотелось уйти, но я сидела дальше. Под конец урока меня позвала из класса женщина – тоже психолог. Её звали Лясинэ.

– Здравствуй, Марина! – поздоровалась она холодным баритоном, – для подростков, оказавшихся в такой ситуации, есть специальная реабилитационная программа ВДАтин. Найди их в интернете. Это программа для подростков из алкогольных и дисфункциональных семей.

– Мне не нужно, – сказала я ей, – у меня нормальная семья.

– Ты описываешь дисфункциональную семью, – констатировала она, меня не спрашивая, – есть ещё телефон доверия для подростков: 8-800-2000-122. Позвони туда, послушай, что скажут специалисты. Удачи!

Я стояла, смотря, как она уходит со спины. Эта прель меня порядком достала. Вонизм их постоянных убийств беспомощного перед ними раздавался даже в моей школе. Перемена. Болтаю с одноклассницей об обыденном и общностном, лишь бы не с ними:

– Да никуда она тебя не сдаст, – объясняла она, – это просто разговоры, а помимо плохой учёбы, как ты себя ведёшь?

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3