Спящие карты

Виктор Мурич

Спящие карты

За чертой – все не так,

Хоть и жизнь в продолженьи.

Леденящая жуть, одиночества путь.

Или сладостна блажь, веселящая ложь.

Нескончаемый путь, неизведанный – пусть.

Или может он полон новых страстей,

Жизни вечный покой и отчаянный бой,

Мы сейчас за стеной, где и мир, и покой,

Пусть немного другой и сейчас он – со мной.

Неизвестно, что ждет нас за той все чертой.

В.В. Козаков

Глава 1.

– Вся безмозглая отара в сборе? – холодно с прищуром оглядела нас Дама.

Сегодня она выглядит даже более экстравагантно чем обычно. Местами рваный комбинезон из грубой серой ткани обтягивает стройную мускулистую фигуру. Пластинчатый бронежилет из черной керамики, украшенный чеканным изображением радостно скалящегося черепа на груди изрядно потрепан. Судя по паре небольших отверстий с оплавленными краями, наверняка от кумулятивных пуль, в районе сердца, он не особо-то помог предыдущему владельцу. На плечи наброшена вылинявшая волчья шкура с ушастой головой закрепленной на шлеме. Руки, затянутые в шипастые перчатки небрежно поигрывают двуствольным автоматом свирепой наружности.

– А куда ж мы денемся? – насмешливо хмыкнул красавчик Десятка, оторвавшись от изучения своей снайперской винтовки с большим многочастотным прицелом, способной поражать цели даже сквозь кирпичные стены. – Вместо того, чтобы баб по ночам тискать мы опять не пойми с кем в войнушки играем. Жить нужно под девизом «Быстрее, глубже, нежнее», чтобы и людям было хорошо и тебе приятно и в то же время безопасно. А мы? Шляемся по помойкам всяким. Ты только посмотри на лохмотья, которые нам на этот раз пожаловали. Рванье от кутюр. Срам позорный а не шмотки. – Он браво сплюнул на грязный, мощеный узорчатой плиткой пол, сквозь щели в котором рвется к тусклому солнцу чахлая трава, и продолжил изучение оружия. Не смотря на поведение он точно также как и все остальные рад появлению здесь, но пытается скрыть это под маской презрения и недовольства.

– Несерьезный ты человек Десятка! – уже в который раз упрекнул его стоящий в стороне Восьмерка, прервав изучение надписей на некогда зеркальной стене. – Ты о чем-нибудь кроме женщин вообще думаешь? Хоть иногда?

– Конечно, думаю! – искренне возмутился Десятка. – О своей внешности думаю! Если бы не она, то и баб не было бы. Они, как и рыбы на голый крючок не клюют. Яркая приманочка нужна… ну и само собой крючок побольше, чтобы не соскользнула в самый интересный момент.

Он стянул с головы черную замусоленную повязку и брезгливо взглянул на нее. Повязка выглядит действительно не ахти. Больше похожа на носовой платок, принадлежащий сильно страдающему гайморитом шахтеру. Уже замахнувшись, чтобы отбросить кусок ткани в сторону он нарвался на суровый взгляд Дамы. Тяжело вздохнув, Десятка с недовольным лицом снова упрятал свои пышные русые локоны под повязку и начал в подробностях и красках рассказывать Восьмерке об одном из своих бесчисленных похождений. Рассказ он сопровождает красноречивыми жестами и невероятными движениями, наверняка отражающими ход событий. С таким энтузиазмом, неуемной сексуальной энергией и весьма развитой фантазией он и небезызвестного персонажа пошленьких анекдотцев – поручика Ржевского перещеголяет, если только раньше от триппера или еще какой гадости кони не двинет. Если верить всем его басням, то, он как минимум секс-машина с встроенным «перпетум мобиле». Восьмерка брезгливо морщится, но из вежливости не перебивает рассказчика. Хотя, это может быть совсем никакая не вежливость, а желание поднабраться опыта в амурных дела. Если так, то зря старается. С его то фасадом…

Я все еще никак не могу прийти в себя от столь резкой перемены окружающей среды. Вроде уже и далеко не первая миссия, а каждый раз испытываю легкий шок при входе в сон.

Радует, что хоть не в зиму попали. Бродить по пояс в снегу удовольствием не назовешь, а лыжи с детства не люблю. Два раза пытался научиться и оба раза трагически. Первый раз для меня – вывихнул руку и расквасил нос. Второй для меня и дяди милиционера неосторожно оказавшегося у меня на пути. Тормоза на лыжах не предусмотрены. А зря. Остановился бы вовремя и не сбросил бы человека в реку. А он еще и плавать, оказалось не умел. Спасательного круга не было, пришлось бросать то, что есть – лыжи. Он тоже странный, вместо того, чтобы их руками ловить все голову подставлял и почему-то совсем не радостно кричал чтобы я хоть палки не бросал. Но ничего, дядька отходчивый оказался. У меня потом три дня уши отходили.

В нашу яму, заполненную обломками проваленных перекрытий и разнообразным мусором, как бы нехотя заглядывает ласковое солнышко. Оно словно побаивается невесть зачем собравшихся здесь людей, не имеющих никакого отношения ни к этому миру, ни к его обитателям. Выныривает из сумрака, ранее не замеченный эскалатор. Железная лента скрывается в толще обрушенных бетонных конструкций, оставляя мне только догадки о своей истинной протяженности. Справа, частым лесом застыли погнутые турникеты, а рядом с ними покосившийся под весом обвалившегося потолка книжный ларек. Дующий из невидимого в темноте вентиляционного тоннеля теплый ветер ворошит кипы макулатуры, наполняя яму шелестом. На самом деле никакая это не яма, а разрушенная станция метро. Мощный взрыв когда-то давно разворотил верхние перекрытия и обрушил платформы. Сейчас от былого великолепия остался лишь небольшой клочок не засыпанного пространства с турникетами, киоском и вершиной эскалатора.

Меня окружают давно знакомые люди. Точнее не люди, а карты…

У нас нет имен… По крайней мере здесь. В реальности мы все Васи, Пети, Маши, но не здесь.

Все вместе взятые мы именуемся колода Пик. Кроме этого каждый имеет личный номер. Я – пиковая Шестерка… Это мое имя и постоянный повод для шуток. Шестера – именно так меня называет большинство.

В колоде пять мужчин – рядовые карты от Шестерки до Десятки и одна женщина – наш лидер Дама пик. Редкостная стерва, профессионал и бесстрашная до безрассудства. Неделю назад, спасая запутавшегося в колючей проволоке великана Семерку она бросилась наперерез пятерке Храмовников… Даже острые как бритва серпы не помогли святошам… В руках Дамы любой предмет становится смертоносным оружием.

Осматриваю присутствующих. Все затянуты в такие же как у Дамы серые комбинезоны из грубой ткани. Торсы защищены либо керамическими бронежилетами, тускло поблескивающими в лучах заходящего солнца, либо короткими толстыми кольчугами, украшенными какими-то кожаными висюльками.

Рука натыкается на висящий на боку короткий автомат. На широком поясе цепочка кожаных подсумков набитых обоймами. К правому бедру прижался короткий клинок с широким лезвием и чуть изогнутой деревянной рукоятью. Оружие подобрано в самый раз под меня, как будто сам выбирал. Я обычно предпочитаю легкое вооружение. Не люблю тяжести таскать… Лениво. Совершенно не обязательно переть с собой кучу разномастного оружия невероятного калибра и дикой убойной силы, если конечно война идет не со слонами в кевларовых панцирях. Обычно противника необходимо всего лишь ликвидировать, а не превратить в контуженного звуком выстрела заику. Главное, чтобы оружие было безотказным и легким. Малый вес добавляет маневренности и соответственно делает владельца менее уязвимым. Забавно было бы увидеть на реальном поле боя какого-нибудь персонажа боевиков раскорячившегося под непосильным грузом пулеметов и базук. Замечательная мишень из него получилась бы. Большая и заторможенная.

Быстренько провожу ревизию многочисленных карманов и облегченно вздыхаю – как всегда все на месте. Хозяева хорошо заботятся, никаких претензий. И пищевой рацион и боевая аптечка находятся на своих местах. Оттягиваю затвор автомата – и тут порядок – механизм поблескивает свежей смазкой. Автомат далеко не новый, в изобилии следы эксплуатации, но находится в хорошем состоянии. На широком лезвии бритвенно острого ножа ни единого пятнышка ржавчины – сталь отливает полуночной синевой морской глади. Необычное сравнение, но мне нравиться… Нравиться смотреть на гладкую сталь и вспоминать море, лунную дорожку подрагивающую на волнах, вереницы туч наперегонки стремящихся прикрыть желтый лик ночной красавицы. Почему-то обо всех этих красотах я начинаю думать лишь на миссиях, дома же это обыденное, повседневное окружение, удостаиваемое разве что беглого взгляда из окна квартиры.

– Чего сегодня тута творить будем? – пробасил великан Семерка, вырвав меня из ностальгической пелены воспоминаний.

Невежественное существо этот Семерка. Не человек, а бульдозер. Сходство как в отношении силы так и ума. Нехватка извилин с избытком компенсирована мышцами. В жизни не встречал более сильного человека. Как-то он безоружный оказался в толпе повстанцев из свежеслепленной армии с непроизносимым названием на крыше небоскреба. Роковой ошибкой стало то, что они решили взять противника живьем… Понадеялись на численное преимущество, так сказать. В общем ошибочка у ребят вышла… Когда мы, наконец, таки поспели к нему на подмогу, от толпы остался одинокий узкоглазый парень, испуганно забившийся в угол парапета. Бедняга повстанец от страха обмочил штаны и за такое постыдное поведение был отправлен Семеркой в затяжной полет с крыши небоскреба вслед за уже успевшими приасфальтится однополчанами.

– Мы находимся в городе, – начала Дама, затянувшись сигарой.

– Ой, а я и не заметил! – хохотнул Десятка, озорно взглянув на нее. – Спасибо, что сказала, а то так и остался бы в неведении сидя в этой ямке.

Восьмерка как-то на перекуре рассказал, что еще в самом начале его работы в группе Пик Десятка, как всегда идя на поводу у своего детоштамповочного органа, попытался подъехать к Даме. Что у них там было Восьмерка не видел, но Десятка почти всю миссию бегал с широко расставленными ногами и страдальческим выражением лица, а в ответ на вопросы «что произошло?» лишь хмурил брови и что-то неразборчиво бормотал о женской не гуманности по отношению к сильному полу.

– Мы находимся в городе. Идет война банд, – не обратив внимание на слова Десятки, продолжает Дама. – Банд здесь великое множество, но нас интересует только одна – стая Свирепые Волки. – Мы дружно взглянули на скалящуюся на ее шлеме волчью пасть. – Наша задача – ликвидировать ее лидера.

– Как мы его узнаем? – поинтересовался Восьмерка.

Он всегда выделяется дотошностью и скрупулезностью. Скорее всего, он бухгалтер. Его внешний вид играет на пользу моей догадке. Такой себе сорокалетний плешивенький мужичок с маленьким личиком, носом-прыщиком и вечной сутулостью. На окраинах плеши сиротливо кучкуется редкая растительность. Восьмерка совершенно не вписывается по внешним параметрам в нашу колоду. Он даже Даме достает лишь до плеча. Но его ценность не физические данные, для таких дел у нас народа хватает, а думалка. У Восьмерки уникальная способность анализировать данные и просчитывать ситуации. Таящиеся под жалкой лысиной мозги не раз помогали колоде выйти из затруднительной ситуации.

– Узнать лидера Свирепых Волков достаточно легко, – отбросила окурок сигары Дама. – На гладко выбритой голове ярко-оранжевый гребень волос. На груди золотой волчий череп. Правая сторона лица прикрыта стальной полумаской. Под ней он прячет уродливый шрам.

– Происхождение шрама? – задумчиво интересуется Восьмерка.

– В данный момент это роли не играет, – как-то неожиданно резко ответила Дама, словно ей вопрос неприятен.

Восьмерка с нескрываемым любопытством посмотрел на Даму:

– Телохранители? Количество? Уровень? Оружие?

– Да. Двое. Средний. Обычное. Основная опасность не телохранители, а он сам. Свободно владеет любым оружием, отличное физическое состояние, не смотря на возраст в пятьдесят лет. В его стае царят железные законы. Любое нарушение карается, вплоть до смерти. Дисциплина строже армейской. Но, не смотря на такую жестокость, он пользуется сверхвысокой популярностью и уважением. Волки готовы умереть ради него.

– Какую территорию контролирует? – продолжает выкачку информации Восьмерка.

– Шестнадцать кварталов. Больше чем кто-либо другой. На его территории находится чистый источник воды – скважина с насосом и работающий белковый завод-автомат. В здешних условиях эти две вещи являются большой ценностью. Ресурсы – постоянный источник конфликтов.

– А что здесь произошло? – напряглось от любопытства прыщавое лицо Девятки. Среди нас он самый молодой – не больше двадцати. Совсем пацан еще. Наивная и романтическая натура. Как-то из-за его романтизма колода чуть не провалила миссию. Тогда мы охотились на Дикий Цветок Растущий На Вершине Горы – профессиональную киллершу с обалденно длинным послужным списком. Охота длилась почти неделю. Раз за разом она юрким обмылком выскользала из наших рук. Казалось, что удача так никогда и не повернется к нам положенным местом. Но на седьмой день фортуна все же сжалилась. Повезло именно Девятке. Он столкнулся с киллершей в крохотном тупичке мусульманского городка. Вместо того, чтобы пристрелить Девятка встал перед ней на одно колено и начал нести какую-то романтическую чушь. Если бы я тогда не подоспел вовремя, то он так и остался бы лежать в том тупичке со стилетом в горле, а так отделался всего лишь царапиной на шее, увесистой пощечиной от меня и жуткой вздрючкой от Дамы. В общем-то Девятку понять можно. Когда я оттаскивал его причитающего с рожей в слезах и соплях от трупа, то бросил мимолетный взгляд на мертвое лицо. Никогда я еще не видел и думаю, что не увижу такой обезоруживающей улыбки. Даже смерть оказалась бессильной перед красотой… До сих пор это сказочно красивое лицо приходит ко мне в ночных кошмарах, как бы спрашивая «Зачем?». А я лишь молчу, опустив глаза, так как мне нечего ответить. Я и сам бы с огромной радостью получил ответ на этот вопрос.

– Тебе какая разница? – насмешливо глянул на него Десятка и бережно поправил выпавший из под повязки локон волос. – Пришел, увидел, поимел, то есть я хотел сказать победил. Вот и все дела. Чего голову глупостями забивать.

– Интересно-о-о, – протянул Девятка, не прекращая с любопытством вертеть головой на тонкой немытой шее, нелепо торчащей из воротника бронежилета. – Здесь ведь тоже люди, наверняка такие же как и мы. Они ведь жили себе не тужили, а тут трах-бах, война или еще чего.

– Не напрягайся Девятка, – холодно произнесла Дама. – Это не твоя забота. Лучше думай о том, как выполнить поставленную задачу.

Парнишка тяжело вздохнул, и опустил голову, осознав неуместность своих вопросов, но мне хорошо видно, что в карих глазах по прежнему поблескивает негасимый огонек подросткового любопытства. Ох, не доведет его до добра неугомонный характер. Ведь обязательно рано или поздно сунет голову в … и … в общем, на войне как на войне.

– Теперь краткое напутствие, – пристально оглядела присутствующих Дама. Под прицелом ее бесцветных глаз я всегда чувствую себя неуютно. Вот и сейчас, мне показалось, что они заглянули во внутрь меня, покопались в мыслях и воспоминаниях, и не найдя там ничего заслуживающего внимания перешли к следующей карте нашей жиденькой колоды. – Солирует сегодня, – она сделала паузу, как будто раздумывая над продолжением, хотя (я уверен в этом на сто процентов) все уже давно решено, – Шестерка.

– Я? – автомат в руках немного дернулся от волнения. Солировать миссию это одновременно почетно и рискованно. Даже не знаю чего больше.

– Ну, это, Шестера, ты того, не подведи! – подымает над головой ладонь величиной со средних размеров сковородку Семерка.

Быстро смещаюсь в сторону, подальше от него. Знаю я эти похлопывания по плечу. Уже проходили. Производственная травма перед боем мне совсем ни к чему.

– Не забывай думать, – тихонько наставляет бухгалтер-Восьмерка.

Он всегда так тих. Кажется, что он боится собственного голоса и от этого разговаривает почти шепотом.

Часто киваю, принимая напутствия. Сердце непроизвольно переходит на учащенный ритм под первыми, пока еще хилыми волнами адреналинового шторма. Это возбуждает. Эти несколько минут перед боем самые приятные. Потом, когда начнется бешеный танец со смертью, в окружении роев пуль и пламени, я уже ничего не буду чувствовать. Не до чувств будет. В бою я машина… Не всегда даже удается думать – палец нажимает на курок еще задолго до того, как возникает мысль об опасности. И это правильно. Иначе нельзя. Иначе не выжить. В эти минуты дом – место, откуда я пришел, кажется нереальностью, иллюзией, не более чем кошмарным сном. Но в то же время я всегда помню, что рано или поздно миссия закончится и мне придется вернуться… Вернуться в серость и беспросветность… Вернуться в тоску и ожидание…

– Наша цель находится вон в том фигваме. – Дама тыкает пальцем в десятиэтажное строение украшенное веером больших дыр неизвестного происхождения. – Скорее всего, последний этаж. Еще раз напоминаю о профессионализме противника, это вам не суматошные мятежники, это сплоченная железной рукой банда, имеющая богатый опыт уличных боев. Дублем к Шестерке пойдет Девятка. Все должно пройти очень быстро и аккуратно. И без самодеятельности умники, знаю я вас!

– Надеюсь, что хоть перед пятидесятилетней образиной с оранжевым хаером и железным намордником ты на колени падать не будешь, – хохотнул Десятка и насмешливо глянул на щуплого паренька, бережно прижимающего к груди тупорылый автомат с под ствольным гранатометом.

Девятка краснеет, отрицательно качает головой так и не найдя что сказать в ответ.

– Вопросы? – не глядя ни на кого, поинтересовалась Дама, и демонстративно постучала пальцем по стеклышку наручных часов. – Тогда вперед, дохляки. Шевелите мослами, – прозвучала команда в ответ на наше дружное молчание.

Закинув автомат за спину, начинаю выбираться из глубокой ямы служившей нам укрытием.      Ноги скользят по обломкам кафельной плитки некогда покрывавшей стены, а пальцам все никак не удается зацепиться. Первая попытка неудачная. Соскальзываю по стене обратно вниз.

За спиной раздается язвительный смешок. Ну естественно Десятка, кто же еще.

– Может тебя подсадить? – любезно предлагает он.

– Изыди. Я твои похотливые руки к своему заду ближе чем на метр не подпущу. Кто знает, что у тебя на уме? – отвечаю ему в том же духе.

– Заткнитесь! – прервала Дама начавшееся веселье в народных массах.

Сплетающиеся в черную паутину высоковольтные кабеля оказываются очень кстати. Используя их как канаты, царапкаюсь наверх, и прячусь за баррикадой из вздыбившегося асфальта. До сих пор из ямы мы наблюдали всего лишь кусок неба и несколько домов, теперь же моему взгляду открылся полуразрушенный город, переживший войну. Именно войну, а не природный катаклизм. Никакое природное бедствие не в состоянии оставлять на кирпичных стенах такие до боли знакомые ряды оспин – результат работы крупнокалиберного пулемета.

Мы находимся почти в центре перекрестка широких дорог, вдоль которых толпятся высотные жилые дома с магазинами на первых этажах. Стеклянные витрины разбиты, в сумрачных утробах неизгладимые следы погромов и мародерства. Никаких признаков жизни, лишь несколько покосившихся манекенов в диковинных нарядах тупо пялятся дырками глаз на усеянный медленно дефилирующим под порывами зловонного ветра мусором асфальт и застывшие как памятники суровой эпохе обгоревшие остовы машин.

Раньше здесь наверняка бурлила жизнь – струились потоки автомобилей, неторопливо гуляли по тротуарам влюбленные пары, кто-то торопился на работу, кто-то домой, но с тех пор, как этот город стал резиденцией костлявой старухи с косой и на редкость мерзкой мордашкой все изменилось…

Сегодня мы в ее владениях – на ее пастбище.

Метрах в двадцати лежит несколько старых, уже подвергшихся нашествию ворон трупов – пожилой мужчина и трое детей. Он похож на учителя в окружении своих учеников. Судя по положениям тел, они пытались перебежать через улицу, но попали под чью-то чертовски прицельную очередь.

– Вот ведь сволочи! – тихо шепчу, глядя на детские трупики.

– Что там? – шелестит в ухе горошина наушника голосом Девятки. Он только-только начал подъем на поверхность.

– Трупы детей, – отвечаю в прилепившийся у левого уголка рта микрофон.

– Ты что трупов никогда не видел? – рявкнула в ухе Дама. – А ну вперед сучий потрох! Нашел чем любоваться! Вперед помесь гуманиста с некрофилом!

С трудом отрываю взгляд от детей, успев в последний миг заметить, что там еще одна девочка, наверное, лет восьми. Она лежит за крупным телом мужчины, поэтому я ее сразу не заметил. Четвертая… При падении с детской головы слетела широкополая шляпа, и теперь ветер небрежно поигрывает парой жиденьких хвостиков льняного цвета. За истоптанный башмак зацепился полиэтиленовый пакет. Почему-то хочется подойти и убрать его, а еще прикрыть шляпой обезображенное клювами лицо с пустыми как у манекенов глазницами.

Короткими перебежками устремляюсь к разбитому окну необходимого мне здания, слыша за спиной тихие шаги Девятки. От него зависит безопасность моего тыла. В случае чего он должен оттянуть огонь на себя, давая возможность мне выполнить миссию.

Не останавливаясь, рыбкой проскальзываю сквозь перекошенную раму, и мягко приземлившись, сразу же делаю кувырок в сторону. Если вдруг меня засекли во время прыжка, этот нехитрый трюк позволит избежать нескольких лишних дырок в моем теле и даст время на ответный огонь.

– Чисто, – сдерживая волнение, шепчу в микрофон. Вроде уже и не новичок, а все равно волнуюсь как в первый раз.

– Поняла. Подтягиваемся. Шевелитесь уроды! Давай-давай, ковыляй мослами великий сеятель жизни!

– Я лучше ножками, – хихикает Десятка в ответ Даме.

Через окно шумно, с остатками ветхой рамы, вваливается Девятка, и замирает возле меня, с опаской поглядывая на входную дверь.

– Ты специально головой в раму целился? – Вид щуплого паренька озадаченно почесывающего ушибленную макушку не может не вызвать улыбки.

Он нервно облизывает пересохшие губы и пренебрежительно отмахивается. Глаза радостно поблескивают огнем охоты. Похоже, что не я один испытываю радость от работы. Интересно кто он там… дома?.. и общий ли у нас дом?.. Неужели и у него столько серости и мрака в душе? Но об этом не принято спрашивать. Все что касается жизни вне миссий закрытая тема. Своего рода табу.

Похоже, что эта комната в свое время была каким-то складом. Тянущиеся вдоль стен, высокие до потолка, стеллажи заставлены картонными коробками. Справа в углу небольшая платформа на колесах с закрепленной раздвижной лесенкой, чтобы добираться до самых высоких полок. Девятка делает шаг к ближайшей коробке, намереваясь познакомиться с ее содержимым. Вот уж неугомонный! Показываю ему кулак. Он обречено вздыхает и отступает назад, жадно ощупывая взглядом стеллажи. Я уверен, что стоит мне отвернуться, и парень повторит свою попытку вновь.

Под окном возникают силуэты Дамы и Восьмерки. Бухгалтер задумчив, как всегда погружен в размышления. То ли он действительно такой умный, то ли это естественное выражение лица.

– Десятка – на двадцать метров вправо, Семерка – за трансформаторной будкой слева у окна, – командует Дама и одним движением перебрасывает тренированное тело через подоконник. – Сидеть тихо, как в шкафу у чужой бабы.

И где мы только не сидели…

Кого мы только не имели

Мужья за нами бегали

Гремя рогами прыгали

Довольно мелодично припевает Десятка пересекая улицу со снайперской

винтовкой наперевес и скрывается внутри помятого лимузина с выбитыми стеклами и простреленными покрышками. Из водительского окна высовывается длинный ствол и начинает стеклянным глазом прицела хищно заглядывать в лица домов как бы в поисках съестного.

Трансформаторная будка оказалась мелковатым укрытием для великана Семерки, и теперь из-за нее выглядывают широкие плечи и приклад тяжеленного пулемета с навеской из пары управляемых ракет. Я бы загнулся под весом такой махины, а ему хоть бы хны.

Хочется верить, что тяжелое оружие нам сегодня не понадобится, и миссия пройдет как по нотам – пришли, убрали и ушли.

– Вы тут долго топтаться будете? – свирепо прошипела мне в лицо Дама. – Вперед пара паралитиков!

– Уже идем, – дергаю за рукав Девятку, и мы быстро покидаем комнату.

На удивление спокойно добираемся до седьмого этажа. Сквозь узкое окно на лестничной площадке открывается замечательный вид на маслянисто поблескивающую речушку, зажатую в бетонные берега, тянущийся вдоль нее большой парк с детскими качелями и горкой в виде ракеты. Лучи стремящегося на покой солнца пронизывают летнюю зелень листвы. Карусель с лошадками покосилась на бок, примяв теремок-кафе с цветастым навесом и пеньками-столиками. Вдоль тропинок паутиной покрывающих парк гвардейским караулом выстроились скамейки с гнутыми спинками.

За все время я не увидел ни одного живого человека. Несколько трупов и Девятка не в счет. Тихо как в могиле. Может Дама ошиблась… как тогда с шахтерами?