Сердце Льва

–

А как звонить Вам? – вдогонку выходящему из гостиной задал вопрос Вадим.

–

Очень просто! Набираете свой номер телефона, а после гудка отбоя – ещё три шестёрки. Я всегда отвечаю сам. До встречи!

Вадим не слышал, как закрылась за гостем дверь. Должно быть, его внимание всецело было поглощено впечатлением от этой встречи. Он встал и пошёл на кухню завтракать.

–

Ты еду носом чуешь? Или, прости, перерыв решил устроить своим телефанатам?

–

Телефанаткам! – решил подразнить жену Вадим.

–

Телефоношлюхам!

–

Ну, бабоньки! Если и есть у женщин враги, то это сами женщины. За всю мою бурную студенческую жизнь…

–

Ах! Бурная? Ах! Студенческая? – Кухонным полотенцем Роза отхаживала своего мужа, стараясь не попасть по лицу.

–

Кушать дашь? – спросил муж перекинутую через плечо жену.

–

Ничего я тебе не дам!

–

Да?

–

Да!

–

Тогда… Сейчас посмотрим!

–

Звонит! – откуда-то из области своей грудной клетки Вадим услышал томный голос жены. – Возьми трубку!

–

Да? Д-д-а! Да. Да, конечно! Нет. Не страдаю. Не тот возраст. Да! Ой-ёй-ёй! Вот чёрт. Одну секунду… – он закрыл трубку и, приподняв жену, поцеловал её. – Да! Да, тут без меня обойдутся. Буду.

–

Всё, родная. Я под душ. Ты на кухню. Через десять минут меня здесь не должно быть.

УТРО В ДЕРЕВНЕ

Утро в деревне начинается с потягушек. Открыв глаза, крестьянин осматривается. Убедившись, что всё прекрасно, он – дома, дом – родной, мужик улыбается, ему становится хорошо, и с этим выражением лица он вытягивается в своей постели так, что трещат все сухожилия. Потянувшись в постели, он опускает ноги в обувку и выходит на крыльцо. Потянувшись ещё раз, уже в стоячем положении, он идёт справлять нужду.

Ещё не умытый, только что проснувшийся крестьянин режет крапиву на корм свиньям, подаёт сено скотине, сыплет зерно птицам, поит свою живность.

Увидев за плетнём забора соседа, который роется в карманах в поисках курева, он обращается к нему:

–

Доброго утра, сосед!

–

Доброе утро! – ответил Степан Славенко.

–

Говорят, к Василю тут московська дивка прыихала.

–

Да, корреспондэнт из Москвы.

–

Бабы судачут, шо гарна дива.

–

Ни! Наши дивчата лучше.

–

А колы наши лучше, шо ей тут потрибно?

–

Всё выспрашивает Василя: как он лечит, как предупреждает, как замечает всё, что другим не видать.

–

Мы цэ бачимо кожный дэнь и нэ спрашиваем Василя. Для чого ей цэ потрибно?

–

Шоб у газете напечатано было, какой человек живёт в нашем селе.

–

Ну и шо?

–

Да ни шо! А про наше село все люди узнают.

–

А! Ну, добрэ! Скажи ей, шоб про меня тоже напечатала: я вчёра одын, бэз никого, плуг к трактору причэпыв. Теж нэ кожный може.

–

Добрэ! Кажу, чтоб надруковала, як Шило плуг до трактору прышыло.

–

И откуда у тебя эта рифма бэрэтся? Як кажешь пять слив – так у рифму.

–

А вот, гдэ цэ вэдэтся, звидты и бэрэтся.

–

Ты сегодни у гараж идэшь?

–

Ни! Мий трактор на ходу. Як потрибно – завэду.

–

Ну, хорошего дня!

-

Ладно.

Соседи расходятся по хатам, дабы умыться, одеться, как подобает для наступающего дня, и начать этот новый день: свой, соседей, народа, страны.

«      »

Не с первым лучом солнца, но сравнительно рано для незамужней женщины, журналистки, да ещё в такой командировке, в начале восьмого Оля проснулась. Повела глазами по стенкам комнаты, осознала, что находится в тёплой постели гостевой хаты, и…залезла под одеяло с головой. Через полчаса она высунула свой нос.

–

Ух! – ухнула она во весь голос, впрыгнула в тапочки, накинула поверх ночнушки огромное полотенце вместо халата и пошлёпала в ванную.

Около восьми Ольга пришла на кухню. Поставила на плиту чайник, вытащила из холодильника столько еды, что можно было бы накормить вкусно и досыта взвод солдат. Намазала свежим крестьянским маслом хлеб. Положила на него кусок пахучего сыра. Убрала остальное – рыбу, сало, домашнюю колбасу, окорок, маринованные грибочки – в холодильник. Заварила чай и начала жевать свой бутерброд.

Приезд в деревню представителя прессы из самого центра, из Москвы, да ещё и от самой центральной газеты «Правда» – событие из ряда вон выходящее. Поэтому неудивительно, что секретарь парткома и председатель колхоза появились на пороге ещё до того, как Ольга успела закончить свой завтрак. Партком нёс букет полевых цветов, а председатель – «Киевский торт». Пришлось снова заваривать чай.

Ну, посудите сами: Запорожье, деревня, тысячи километров от Москвы, где решаются судьбы, – а у тебя не просто человек из Москвы, а представитель руководящего рупора партии! Тут можно такое узнать! Ведь нужно держать нос по ветру. Как бы не ошибиться! Это, конечно, – нужно быть преданным товарищем. Ну, а если жизнь повернётся такой стороной, что за эту преданность, которая тебя кормила и поила, тебе голову снесут? Надо ж быть в курсе. А если, не дай Бог, пошлёшь эту преданность раньше времени, – тебя точно уничтожат, как предателя. А кому охота?! Столько лет был верным ленинцем, – и вдруг споткнуться и получить имя иуды?..

-

Господи! Свят! Свят! Свят! – вибрировали все клетки ретивых руководителей, убеждённых материалистов.

Гостья, почувствовав живой интерес гостеприимных хозяев к событиям в столице, стала рассказывать о новых веяниях, о готовящихся документах для перевода госпредприятий в частный сектор. Пояснила принципы и понятия денационализации. Рассказала о цели недавно подписанного закона о кооперативной деятельности. Однако после нескольких заданных ей вопросов Ольга поняла, что слушателей волнует лишь одно: как уберечь шкуру в это непонятное время? Ничего более их не волновало.

Верные ленинцы панически боялись революционных перемен!

Ей стало неинтересно. Однако она довела беседу до конца, сдерживая себя, чтобы не выдать им по полной катушке. Когда руководящие товарищи попрощались, Оля рванулась в ванную и долго стояла там под душем.

КОММЕНТАРИИ К «ПЕРЕСТРОЙКЕ»

В воскресенье Клара позвонила в десятом часу утра, и Вадим пообещал появиться у неё в течение дня.

–

Ну, у меня и нюх на вас, на мужиков! – воскликнула Клара, впуская Вадима в квартиру. – Знаешь, что сказал Палыч, когда юрисконсульт вернул ему твой устав с рецензией? Он спросил меня: «А не страшно ли доверяться такому вундеркинду?»

–

И ты ответила?..

–

Что тебе можно доверять так же, как мне.

–

Значит, он отказывается от своих намерений?

–

Наоборот!

–

Значит, он плохо тебя знает.

–

А ты не хамить не можешь? Съездить бы тебе по роже! И чего это я терплю твоё хамство?

–

Потому и терпишь, что я правду говорю…

Квартира Клары представляла собой классический

образчик жилища свободной деловой женщины. Прихожая и гостиная были объединены в официозный холл, в котором можно проводить деловые встречи или устраивать небольшие банкеты. Спальня, наоборот, представляла собой такой интимный будуарчик, в котором второй был желанным

гостем, а присутствие третьего не подразумевалось совсем. Кухня вообще была местом уединения хозяйки. Здесь просто не допускалось присутствие второго лица, не говоря уже об общепринятых кухонных посиделках. Всё это наводило на мысль, что хозяйку дома с посетителями её квартиры могут связывать только деловые или интимные, но никак не дружеские, отношения. Единственный человек, к которому Клара испытывала по-дружески тёплые чувства, был Вадим.

Есть много романтических произведений, описывающих возвышенность порывов и утончённую щепетильность девичьих душ. Какой поэт не мечтал сочинить фразу, достойную соперничать с великой – «гений чистой красоты»?! И юноши верят в чистоту девичьих помыслов и преданность женских сердец. Редко встретишь мальчика, знающего, что он нужен прекрасному созданию больше, чем она ему. Юноша, который видит перед собой ангельское личико и хрупкий стан, млеет от вожделения и готов перегрызть горло любому, кто осмелится усомниться в такой же ангельской душе его избранницы. Только столкнувшись с природной меркантильностью и сексуальной ненасытностью женщин, мужчина учится видеть в «ангеле» реального живого человека, а не икону. Теперь он удивляется тому, как ей удаётся при таких неистовых природных страстях обуздывать свои желания и подчиняться необходимости жизненных ситуаций.

Дамы же, поставив с самого начала процесс познания своих избранников на «сугубо научную» основу, распоряжаются их судьбами легко, грациозно и изящно, жонглируя их силой, амбициями, романтическими представлениями, страстями и привязанностями.

Истории отношений Вадима с Кларой скоро исполнится десять лет. Вадиму было пятнадцать, когда на районном смотре художественной самодеятельности молодая выпускница филологического факультета педагогического института имени Н. Крупской, инструктор райкома комсомола, наградила его грамотой за победу в конкурсе, а через несколько дней вот в этой самой ещё не обжитой квартире отняла невинность.

Сергею Владимировичу показалось забавным подозрение жены, что у их несовершеннолетнего сына есть связь с женщиной. Он легко выведал, кто «эта чаровница». Когда Вадим узнал случайно, как в банальном анекдоте, что

в любовницах у его отца – его возлюбленная, он уехал на дачу к однокласснику. Отец там его отыскал, и у них состоялся первый «мужской разговор». В результате между отцом и сыном появились панибратские отношения, которые и стали нормой их общения.

С Кларой у него не состоялось «выяснения отношений». Каждый по-своему понимал сложившееся.

Сегодня Вадим впервые за эти годы вновь переступил порог квартиры, в которой ему было что вспомнить.

–

А у тебя очень уютно, – усевшись в предложенное кресло и оглядевшись, заметил Вадим. – Ты умеешь жить со вкусом.

–

Стараюсь! Что будешь пить?

–

Молока холодненького.

Клара улыбнулась и вышла на кухню. Вадим откинулся на спинку кресла и, отдавшись сумбуру ассоциативно возникавших мыслей, вперил взгляд в выключенный телевизор.

Экран вдруг засветился, и на нем появилось знакомое лицо лысеющего брюнета в кроваво-красной сорочке и с бабочкой на голой шее.

Но сейчас у него ещё была бородка а ля Шендерович.

–

Причин, по которым наша «информационно-паразитическая» передача пока не выходит в эфир, по сути дела, две. Первая проста и лежит на поверхности. Для того чтобы паразитировать на информации, надо, как минимум, иметь эту самую информацию.

–

Так ведь гласность, шквал, лавина информации! Паразитируй, сколько сможешь! – улыбнулся про себя Вадим.

–

Уважаемый зритель! Прошу вас не путать профессиональную информацию сексологов и оперуполномоченных с реальной информацией о состоянии общества. Достижения «гласности», навязываемые средствами массовой информации, состоят в том, что никто не мешает вам похотливо распускать слюни, прокручивая очередную порнокассету, либо насыщать кровь адреналином, просматривая новости о землетрясениях, кораблекрушениях и даже взрывах атомных электростанций. Вот когда вместо указания, что «процесс пошёл», будет показан процесс, тогда появится информация, на которой можно будет паразитировать.

–

Интересно, – подумал единственный зритель, – а «процесс» надо понимать, как «процесс перестройки»?

-

Точно, – ехидно улыбнулся «ведущий». – Процесс «перестройки недостройки». В Советском Союзе надо создать «ГНИИ ИАППнедо строй». Что в переводе означает «Головной научно-исследовательский институт исторического анализа процессов перестраивания недостроя». Раньше он назывался институт марксизма-ленинизма. Ну, как без него! У него богатый опыт по выработке революционных стратегий, и мы будем твёрдо знать, когда начинать строительство, когда прекращать (чтобы ни в коем случае нечаянно не достроить). Когда этот «недострой» начнёт смердеть, – можно будет объявить перестройку. Как начинать эту перестройку, – с «экспроприации экспроприаторов», либо с «восстановления исторической справедливости», – будет зависеть от того, как предполагается распределять собственность. И как себя вести по отношению к начинающейся гражданской войне?

–

Неужто впереди гражданская война? – со смешанными чувствами страха уже взрослого человека и романтического ожидания зрителя «Неуловимых мстителей» подумал Вадим.

–

Нет, что вы! Перестройка задумана во благо народа. Разве можно допустить разгорание военного конфликта! Конечно, перестройка подразумевает имущественные переделы и пересмотр сфер влияния. И не без того, что в процессе передела брат немного поубивает брата. Но не объявлять же, на самом деле, гражданскую войну! Зато, когда нам того захочется, сможем, на благо народа, начать «борьбу с организованной преступностью» и с «незаконными бандформированиями». Тот факт, что организованная преступность и бандформирования возникли по причине перестройки, – мелочь, несущественно, мы не виноваты, это просто «в период великих исторических перемен поднимает голову всякая нечисть». А то, что в роли «нечисти» выступают то «буржуины», то, наоборот, «рабочее быдло» и каждый раз – «вчерашние защитники Отечества», – что ж: «лес рубят – щепки летят»!

–

Так что – в сторону сантименты, старые привычки и связи? Начался большой передел? Нет больше родственников, друзей, близких. Волки выходят на охоту! Так, да? – он стиснул подлокотники кресла и всем телом подался вперёд.

–

Меня очень греет сознание того, что идею нашей сегодняшней внеэфирной передачи осознал наш дорогой зритель. Есть надежда, что не все, «вступающие на путь пере

стройки», окажутся неподготовленными к борьбе, обманутыми политиками и нашими уважаемыми средствами массовой информации. Осталось открыть вторую причину отсутствия нашей передачи в эфире – Шендерович ещё не подрос, – борода упала с физиономии «диктора», – да и частного телеканала пока не открыли!

–

Тоже мне, бизнесмен, – весёлым голоском прощебетала Клара, ставя на журнальный столик вспотевший высокий коктейльный бокал холодного молока. – Попросил бы кофе с коньяком или, на худой конец, чай с печеньем?

–

Я от старых привычек не отказываюсь. Да и новые приобретать пока рано.

–

Надеюсь, что ты и от меня не откажешься, когда сказочно разбогатеешь?

–

Сначала будет много работы.

–

Это ты сумеешь.

–

Не знаю.... Хочу суметь, – Вадим сидел глубоко в кресле, подавшись всем корпусом вперёд, опираясь локтями о колени и глядя исподлобья прямо перед собой. – Я не виноват, – сдавленным голосом проговорил он, – если не судьба жить в мире, буду драться. Я не жаден. Но, если мне будут мешать, придётся . убирать. – Он поднял глаза на Клару, и чашка кофе задрожала в её руке. – Мне много не надо. Всего-навсего, чего я хочу от этой жизни – работать, уметь и иметь. Я не хочу чужого. Но, если мне дано не быть просто служащим, я никому не позволю мешать мне в моём деле.

В СЕМЬЕ ЧУДОТВОРЦА

Уже ближе к обеду столичная корреспондентка, увешанная аппаратом и диктофоном, появилась возле хаты Василя.

–

Ау-у! Дома есть кто-нибудь?

Дверь отворилась, и на пороге Ольга увидела женщину. На ней была белая кофта, расшитая украинским орнаментом, поверх которой надет передник. Руки женщины подняты на уровень плеч ладонями вверх. Эти ладони были в муке.

–

Заходьтэ! Будь ласка! – сказала она и, когда убедилась, что гостья её правильно поняла, вернулась к своим делам.

Войдя, Ольга застала хозяйку за раскатыванием теста для пельменей или вареников.

-

Здравствуйте!

–

День добрый! Ласкаво просимо!

–

Вы мама Василия Степановича?

–

Да. Садитесь! – она указала гостье на табурет, стоявший у другого конца стола.

–

А его нет дома?

–

Нет! Поехал до хутора лесничего. У деток каникулы, и они там травы собирают.

–

А это далеко?

–

Ну, меньше пяти километров Василь никогда не ездит. Значит, больше того.

–

А давно он уехал?

–

З ранку! Ещё тёмно было.

–

И когда приедет, не сказал?

–

Ни. Если он уезжает до зори – возвращается до заходу солнца.

Оля поняла, что судьба предоставляет возможность ненавязчиво познакомиться с родителями её героя.

–

Меня зовут Олей. Я корреспондент.

–

Знаем, знаем! Меня зовут Степанида. Засим и замужем за Стэпаном – Она посмотрела на свою гостью таким добрым и озорным взглядом, что Ольге на секунду показалось, будто ей улыбнулся ребёнок. Это представилось настолько чётко, что москвичка оторопела.

–

Всё так! Как тебя назвали, то так и должно быть. Степанида – жена Степана. Ольга – жена великого воина.

Руки женщины двигались плавно, быстро и слаженно. Казалось, будто они гладят каждую вещь, до которой дотрагиваются. Создавалось впечатление, что у неё отрепетировано не только каждое движение, но и вся партитура стряпни. В то же время Степанида с таким участием общалась с девушкой, что было бы смешно предложить ей оставить стряпню ради беседы.

–

А кто твий чоловик?

–

Мой человек? – Ольга растерялась. – Не знаю!..

–

А-а! Так ты ще нэ в шлюби?!

–

Что?..

–

Ну, ты не одружена!

–

Нет, я дружу! У меня много друзей. Это очень хорошие люди, – подумав, что её могут принять за нелюдимую, испуганно стала оправдываться Ольга. – Мой хороший друг

Стасик, моя соседка Роза – это близкие друзья. Есть одноклассники, однокурсники, есть ребята из бардовского клуба.

–

Нет! – хозяйка поняла, наконец, причину замешательства гостьи. – Я спросила: ты замужем? Теперь понятно – не замужем.

–

Как, оказывается, трудно понимать украинский язык! Я так хорошо знаю русский! Думала, что мне будет легко понимать украинский. А теперь вижу, что нужно составить словарь: чоловик – муж? – Степанида кивнула. – А как будет жена? Женщина?

–

Ни – дружына!

–

Дружина – это войско, отряд.

–

Нет! Войско – це вийсько. А дружына – цэ бильш до чоловика – це дружына, едына одружена. Едына плоть з чо– ловиком.

– Значит, если мужчина без жены – он не человек. А если женщина без мужа – она кто? – Ольга так увлеклась лингвистической игрой, а её хозяйка так ей подыгрывала, что создавалось впечатление, будто две студентки заняты решением очередной задачки.

–

Нет! Человек есть человек. Мужчина – он тоже человек. И женщина – человек. Но друг без дружки воны … нэ справжни.

–

А что такое – нэ справжни?

–

Ну, это – не настоящие! Нэ хвилюйся, – будешь одружена!

–

Чего бы мне хвы-лю-ва-ты-ся? – выговорила журналистка сложное слово, не спрашивая его значения. – Я правильно сказала? – Степанида как-то по-детски закивала. – Во, а колы так, то чего мне хвылюватыся? Я плод созревший! Хочешь – забирай!

Женщины шутили и смеялись. Не прошло и получаса, а Ольга со Степанидой уже вместе лепили вареники, убирали и мыли посуду, накрывали на стол. К обеду Ольга уже знала с десяток слов и даже приобрела лёгкий украинский акцент.

Оле очень хотелось поближе познакомиться с отцом Василия, и тот не заставил себя долго ждать. Ко времени, к обеду, подъехал на тракторе моложавый мужик с задиристым чубом первого парня на селе. Умылся, зашёл в хату, поздоровался и сел за стол.

–

Присаживайся и ты, гостья дорогая! Пообедаем, чем

Бог послал. А моя жинка так вкусно готовит, что даже сытый не удержится от угощения.

–

А я только того и жду, когда меня угощать начнут, – решила подыграть Оля.

–

О! Вот это правильно! А то тут девчата заглядывают, так с ними ни поговорить, ни покушать. Станут, как деревянные. Головки понурят. Слова не вытащишь.

–

Это они потому, что у Вас в хате жених.

–

Соображаешь! Молодец! – тут он насупил брови. – А! Так ты себя так вольготно ведёшь, потому что не считаешь нашего Василя достойным для тебя женихом?

–

Наоборот. Я так себя веду, чтобы другим девчатам ходить сюда стало неповадно. Ведь я Вам такая больше нравлюсь?

–

Это правильно! Я Василю накажу, чтобы он тебя выбрал.

–

Да! – серьёзным тоном заявила Степанида. – У нас в доме отец – голова. Всё делает так, как сын скажет.

–

Вот откуда у женщин это ехидство? – бросив игривый взгляд на жену, удивился Степан. – Что ни слово, – то с двойным дном.

–

А это, чтобы трудно было понять, чего женщинам надо, – Оля решилась играть до конца. – А то, если мы Вам прямо скажем, – вы нас начнёте неправильно понимать. А так… мы ничего такого не говорили. И нечего нас за руки хватать. Ишь! Мужики бессовестные! Нас, недотрог, трогать вздумали!

–

Нет! – развеселился Степан. – Это же надо! Меня переговорила. Оцэ так дивчына! Ни дай, Бог, в своей хате таку невесточку. Молчать придётся. Беда!

Так они весело пообедали, и Степан уехал. А женщины продолжили хозяйничать. Им не было скучно.

Вечером Ольга со Степанидой сидели во дворе у стола под яблоней и занимались обычным бабьим делом – сплетничали. В устах Степаниды сплетни выглядели, как весёлые рассказы о детских шалостях. Не услышав ни одного кого-нибудь порицающего слова, Ольга получила полное представление обо всех новостях деревни.

Уже солнышко зашло за крыши домов, когда приехал Василь. Он поставил велосипед во дворе у крыльца, снял с заднего сиденья мешок с травами, отнёс его в свою комна

ту и вновь появился на крыльце. За это время Степанида с Ольгой принесли для Василя вареники, закуски, салатики, а себе сладкое к чаю.

Ольга смотрела на них и не могла насмотреться: мать и сын глядели на мир одинаковым, спокойным и всепроникающим взглядом. В этом взгляде была воля, умиротворённость до уровня отрешенности и добро.

Перед сном Ольга прослушала свои записи, сделала несколько заметок в блокнот и поняла, что материала набралось намного больше, чем требуется для одной информационной статьи, ради которой её сюда послали.

–

Всё бы хорошо, да вот информашки и не получится. Проблемная статья, – пожалуйста, памфлет – целых три, фельетон, – как нечего делать. Завтра поговорю с Василём. Узнаю, как он всё это понимает, и назад.

С этими мыслями корреспондент заснула сном труженика, исполнившего свой долг.

ДРУЗЬЯ-КОМПАНЬОНЫ

На репетицию КВН пришли всего трое. Вадим сам явился сюда по привычке. Какая-то кошка пробежала по его интересам. После сдачи диплома всё стало серым и не вызывало присущего ему «энтузязизма». Но этот самый «энтузязизм» перекочевал от него к его дражайшей супруге.

–

Вадь, а Вадь, – Роза старалась пробудить, раскачать его энергию. – Ну, давай, пожалуйста, повторим наш номер с чечёткой.

–

Подожди, сейчас придут остальные – начнём репетировать.

–

Сядь, Розочка, – подал голос развалившийся на крышке рояля Кроха. – Не буди вулкан, извергнется – мало не покажется.

Этот Кроха был парнем шустрым. Нет, он не ёрзал, не вертелся волчком, но всегда был, как говорится, «в нужное время в нужном месте» и, что самое ценное, с нужным словом. Он мог долго быть незаметным, а в итоге оказывался в центре событий. Они с Вадимом не то чтобы дружили, – скорее, соперничали. И на курсе, и здесь, в КВНе, оба считались лидерами. Только Вадим был коронованным, а Кроха – необходимым.

-

Кроха! – позвал Вадим. – Ты в «Монополию» играешь?

–

Угу, – отозвался тот.

–

Хочешь, продам тебе преуспевающий бизнес?

–

А чем платить?

–

Дружбой.

–

Давай. Сколько взвесить?

–

Чего?

–

Дружбы.

–

Да так, на ближайшие пару лет.

–

Согласен. Грузи.

–

Я серьёзно.

–

И я.

–

Понимаешь, я тут, сдуру, кооператив открыл. Классный. Можно заниматься всем, что не запрещено. Сегодня и печать изготовил. Завтра пойду счёт открывать. А на фига мне это, пока ума не приложу.

–

А он может заниматься международной торговлей?

–

Кооператив? Конечно. Даже защитными средствами обороны. Я же говорю – всем, что не запрещено законом.

–

Так, значит, и оружием торговать можно?

–

Только оборонительным.

–

Угу. Ракетами среднего радиуса действия для защиты склада от ночных грабителей. Я понимаю.

–

Слушай. У тебя роликовые коньки есть?

–

Где-то валяются.

–

Вот. И у меня есть, и у Розы. А перед нашим домом – хорошо асфальтированная площадка. По ней никто не ходит, потому что она далеко и от дома, и от дороги. Как раз посередине. А рядом проходят аллеи. На этих аллеях скамейки, тень от деревьев. А площадка пустая. Да ещё и огороженная. Хорошо бы на ней платный каток устроить. Коньки будем напрокат давать. Малышей и увальней учить кататься. Зимой каток зальём. А?