
Полная версия
Сердце Льва
На этот раз, поднявшись над рекой и оглядевшись, Василий был очарован веером разноцветных облаков, над которыми спиралью закрученная радуга вела далеко за горизонт.
И везде – от собственного пупка
до беспредельной дали -
было начало, и был конец,
свет порождал тьму,
тьма тут же взрывалась фейерверком света, точки сливались в образы, образы переплетались, создавая сложные конструкции,
конструкции разметались в пыль,
порождали свет и тьму,
начало и конец…
Всегда и никогда
всё менялось, оставаясь неизменным,
зарождалось и умирало в вечном своём бессмертии.
Насладившись этим неземным зрелищем, осознав яркость красок и упорядоченность перспективы, он нырнул в тёмный тоннель между веером облаков и радугой…
Каждое такое путешествие Василь начинает с попытки общения со своим подопечным. До сих пор он мог только наблюдать за этим мальчиком. Надо постоянно навещать того, который вырастает самостоятельно…
***
На Святой Земле сегодня суббота. Так положено! А коль скоро на Святой Земле суббота, то чудес долго ждать не приходится! Здесь они – дело житейское. Как только появляются проблемы, свершается чудо. Нет, это не «так кажется», а на самом деле так. Иначе эта земля не называлась бы Святой Землей.
–
Вот, как сейчас помню, – лениво шевелил мозгами Деми, – появлялись проблемы у советского народа – созывался съезд Советов, и все проблемы решал. Там была Советская Земля, а здесь – Святая. Поэтому здесь все проблемы решаются на Самом Высоком Уровне – куда там Съезду Советов! Здесь, в случае какой жизненной необходимости, к народу является не какой-то там секретарь ЦК, а, как минимум, ангел либо архангел. Были даже случаи, когда и сам Господь принимал непосредственное участие в решении жизненно важных проблем Своего Народа.
–
Истину молвишь! – услышал он голос.
Смотрит, – стоит такой, весь сияющий неведомым сиянием, в рубище, а над головой, вместо шляпы, кольцо белым светом светится.
–
Неужто, – думает Демиург, – нимб?
–
Однако какой ты неверующий! Видишь нимб, а сомневаешься!
–
Господи!!!
–
Ох! Не произноси всуе того, что не постигаешь. Чего это Ему к тебе являться? Достаточно и того, что меня послали. А я – не Он. Я далеко от Него. Моё место – у Врат стоять.
–
Архангел Гавриил!
–
Однако ж, гордыня в тебе великая! Негоже это. Ну, кто ты есть, чтобы к тебе моего хозяина прислали? Был бы ты какой-никакой пророк либо, на худой конец, премьер– министр, которому поручены судьбы Народа Божьего. А ты смерд неверующий. Воду в колодце мутящий. Истины не ведающий. Сомнениями обуреваемый. Грешными помыслами одолеваемый. Вот и прислали меня, младшего служку возле Врат, вразумить тебя. Очень ты мешаешь своими сомнениями. Докучаешь. Отвлекаешь от дел праведных. Выкладывай сомненья! Я дам тебе ответы. И чтоб более не мешал Творящим на Небеси.
–
Так ты охранник Врат Небесных?
–
Правда твоя.
–
А откуда ведомы тебе помыслы Творца? Как ты сможешь дать мне ответы на вопросы, если так же, как и я, не ведаешь помыслов Его? Мы с тобой по эту сторону Врат. А на ту сторону нас, возможно, никогда и не пустят.
–
Истину глаголишь!Мне вовек не быть по ту сторону. Я вечен. А ты, ежели уверуешь и перестанешь сомневаться, можешь войти в Царство Божие. Я не собираюсь рассказывать тебе о Его планах и помыслах. Неисповедимы Пути Господни! Но, как по-твоему, почему именно я стою у Врат? Почему не кто-нибудь другой?
–
Тебя назначили, – без тени сомненья ответил совслу– жащий* на абсолютно, по его мнению, дурацкий вопрос.
–
Расскажи, будь добр, как это тебе представляется.
Деми вдруг чуть было не поперхнулся со смеху. Ему представилась огромная Небесная Канцелярия, по коридорам которой благодетель водит несмышленого ангелочка
*Совслужащий – служащий государственного учреждения СССР.
Все СМИ принадлежали государству.
за руку, рекомендуя каждому встречному клерку.
–
Смешно?! Сам в такое поверить не можешь?
–
Но тогда как же? – в искреннем недоумении спросил гость Иерусалима.
–
А кто назначал Платона, Аристотеля, да Винчи, Моцарта, Канта, Байрона, Пушкина, Эйнштейна?..
–
Но они ведь – гении!.. – советский журналист осёкся. Что за чушь! Перед ним стоит гений охранных дел?
–
Да, – услышал он спокойный голос, – мы верим в то, что творим. Поэтому нас никто не назначает.
–
У-у-у! Приехали. Наполеон в палате дурдома тоже верит.
–
Воистину! Но он при деле? Дела его видны? А наши? Мои, Галилея, Ван Гога? Да и того же Бонапарта?
–
Что ты хочешь сказать? – у Деми совсем заклинило мозги.
–
Ничего. Просто мы творим согласно Его воле. Нам не надо инструкций, распоряжений, письменных указаний. Мы никогда не нарушаем законов Божьих. Мы не учимся гармонии. – Мы всегда поступаем согласно её законам, потому что мы веруем и движимы верой.
–
А политики?
–
Вот куда тебя занесло! А как ты думаешь? Политики движимы верой?
–
Конечно. Их вера – счастье народа.
–
Однако путаник ты великий. Это заявленная политиками цель. О ней они красиво рассуждают, всякий раз предавая и продавая её. На их языке это называется «искусством компромисса». Верят они в своё, а не в Его величие. Если бы ими двигала вера, мир уже давно управлялся бы не политиками, а законами гармонии.
–
Но почему же тогда Он допускает…
–
А вот этого не надо! – прервал гений охранных дел наглеца. – Бог ничего бы не допускал, если бы человек не пожелал сам вершить свою судьбу. Ты мог бы не допустить беременность дочери, но так, чтобы она этого пожелала сама и оказалась при этом счастливой? Бог породил человечество. Ты породил дочь. Ты не можешь управлять поступками дочери, но ощущаешь ответственность за её судьбу.
-
Что толку в этом «ощущении ответственности»! Я уже не могу ничего решать в её судьбе. Я ей не нужен. Так же – и Бог человечеству.
–
Совсем неразумный ты! Амбициозен настолько, что сомнениями своими да вопросами и воплями смущаешь Создателя. Был бы ты умён, то уразумел бы… Ты не нужен детям своим, пока они сами справляются со своей судьбой. Бросил ли тебя Господь, когда ты погибал? Не указал ли Он тебе путь к спасению? Не создал ли спасительной ситуации? Не озарил ли мозг твой, дабы ты ею воспользовался? Вот и ты стоишь стражем судеб твоих детей. Уйдёшь ты, у них останется только один хранитель – Сам Создатель. А чтобы не грешить, а жить в согласии с Его волей – верь! Если ты способен творить много, не утомляться, а получать удовольствие от содеянного, – значит, это дело твоё. Если оно тебя тяготит, ты никак не можешь понять его смысла, – брось, не занимай чужого места, не убивай себя трудом ради хлеба насущного. Тленно это! Прощай и помни: «Будет день, и будет пища!»
–
Какое счастье, что мы на Святой Земле, – есть, кому направить на путь истинный! – Деми открыл глаза. Птичий щебет подтверждал скорое доброе утро.
ЧУДЕСА НАЧИНАЮТСЯ
Комната была освещена семью свечами, горящими в подсвечнике, стоящем посреди небольшого стола. Кроме подсвечника, на столе были бутылка «Хванчкары» специального разлива*, медовые сладости, низкая хрустальная ваза с фруктами, тарелка с мацой, винные бокалы, салфетки, цветы. Вокруг стола расположились трое очень разных человек; среди них выделялся здоровьем и молодостью худощавый кудрявый юноша. Стол был придвинут к кровати, на которой лежало измождённое тело ангелочка. На исхудавшем маленьком фаянсовом личике ярко горели лазурно-голубым светом отчаянно уставшие глаза. Кроткий, удивлённый и всепрощающий взгляд был устремлён на даму солидного
*'Продукты повышенного качества и ограниченного
ассортимента в «стране всеобщего равенства» продавались только в спецраспределителях для «более равных среди равных».
возраста, статью своей походившую на императрицу, которую все собравшиеся слушали со смиренным вниманием:
–
Ты задала хороший вопрос. Пейсах, пасха – это праздники во спасенье. Пейсах отмечает день исхода евреев из Египта, освобождение от рабства. Пасха отмечает день воскрешения Христа, освобождение человечества от первородного греха, который Христос искупил своими муками на распятье.
–
Тогда почему евреи не справляют пасху? Ведь это искупление совершено Христом за всех людей?
–
Леночка! Ты чудо-девочка! – воскликнула Натали Арье и задумалась.
–
Евреи не признали Иисуса Христа как искупителя, – Лев решил взять на себя продолжение диалога. – Наш народ всё ещё ждёт его прихода.
–
Почему?
–
Скажи, пожалуйста, Леночка, может ли царь быть без войска, без золота?
–
Конечно, нет! – не моргнув, ответила Леночка.
–
Вот, видишь! А Христос был бедным евреем, ходил в рубище, жил, где придётся, называл себя Царём Иудейским и призывал изменить не нравившиеся ему законы. – Лев вопросительно посмотрел на девочку и задал очередной вопрос: – Как ты думаешь, за кого приняли Христа правители Израиля?
–
За бунтовщика? – Леночка даже забыла про боль, сделав это удивительное открытие.
–
Вот, его и казнили, как бунтовщика, – обрадовался её непосредственности Лёвушка. – Как видишь, еврейские власти отдали на казнь своего бунтовщика, а не Сына Божьего христиан.
–
А как же тогда он стал Сыном Божьим? – Леночка даже приподнялась в постели.
В голове Левана мысли стали толпиться и вытеснять друг друга. С одной стороны, он мог сказать, что еврейские хулиганы создали миф, а христиане в него поверили. С другой, – он мог признать ошибку израильтян, обвинив их в амбициозной близорукости. Кроме этих двух, были ещё и промежуточные версии. Что выбрать? Как бы не погрешить
против справедливости, не нарушить душевный покой этого страдающего ангелочка?
–
До Христа, – Има вовремя очнулась от задумчивости,
–
общепринятой была мораль, основанная на принципах прагматизма… – Она увидела вопросительный взгляд Леночки, улыбнулась и пояснила, – выгоды. Если человек поступал так, как ему выгодно, то считалось, что он поступает правильно. Христианство ввело мораль, основанную на понятиях гуманности. Сегодня существует одна общечеловеческая мораль, записанная в «Билле о правах человека». Если учесть, что у христиан и у иудеев один Бог, то что остаётся?
–
Традиции! Вся разница между христианами и иудеями сегодня состоит только в разности национальных традиций, сложившихся веками.
–
И ещё! – вдруг оживился Лёвушка. – Христиане, приняв Христа как Сына Божьего, считают, что они свободны от первородного греха. Евреи, отвергнув Иисуса из Назарета, считают себя носителями этого греха. И когда евреев обвиняют в том, что они всему виной, – евреи не особенно оправдываются. На них грех Адама и Евы! – Ехидная улыбка вдруг покинула лицо Лёвушки. – За что же не любить людей, которые добровольно взяли на себя грехи всего мира? Либо в лице одного Иешуа Ха-Ноцри, либо целиком, всей нацией?
–
О, Господи! – воскликнула Има. Леночка закусила губу, откинулась на подушку, ухватилась за спинку кровати и сжала веки.
–
Спокойно! – скомандовала молчавшая до сих пор Шела Моисеевна. Она наложила жгут на руку больной и проворным движением вогнала иглу в вену. Леночка разжала веки, руки, размякла, и дыхание её стало ровным и спокойным. – Тихо, девочка. Отдыхай. – Она стала собирать инструменты. – Спасибо тебе, дорогая Ната. Я и не надеялась так хорошо отметить Пейсах. Кому скажешь, что у тебя праздник? В первый раз Пейсах на дежурстве. Всю жизнь помнить буду. Ну, а Лёвушка – философ, – улыбнулась доктор доброй материнской улыбкой. – Не хуже своей тети. Я сегодня впервые задумалась над глубокой связью между религиями. Тут если с вами поселиться, можно забыть своё атеистическое прошлое и всерьёз стать верующей. Мне пора. Пойдём со мной, – обратилась она ко Льву, – дам тебе препараты для Леночки. А мне пора обойти отделение.
Когда они вошли в ординаторскую, доктор Шела позвала дежурную сестру и распорядилась выдать для Леночки шприц и дозу морфия.
–
Мы с доктором Сашей, – она улыбнулась, – это только я его так называю, – понял?
–
Обижаете, Шела Моисеевна!
–
Так вот. Он мне рассказал про твои идеи. – Лев навострил уши. – Я не знаю целителя (гомеопата, экстрасенса или просто шамана), который посмел бы взять на себя ответственность на такой стадии заболевания. Жалко, конечно. Но её спасти нельзя. Успокойся, успокой свою совесть и остуди энтузиазм. Если бы я не была профессиональным врачом и могла что-либо сделать, – я бы ускорила её уход. Мне больно смотреть на муки этого ребёнка.
–
Я очень много думаю, говорю, советуюсь, слушаю. Все, включая мой здравый смысл, согласны с Вами. А наедине с собой во мне живёт какая-то абсолютная уверенность, что Лена будет здорова. Как это объяснить, – я не знаю.
Дежурная сестра принесла всё, что ей было велено.
–
Положи это на тумбочку Лены и иди домой.
–
Можно, я сегодня останусь с ними? Има устала от праздника, а я подежурю. В палате есть удобное кресло. Завтра мне уезжать.
–
Ладно. Только сам инъекции не делай. Позовёшь сестру.
–
Спасибо.
Когда Лев вернулся в палату, на столе горели свечи, еда была прикрыта салфетками, а посуда вымыта.
–
Поставь стол на место и иди домой, – сказала Има. – Завтра придёшь попрощаться.
–
Мне разрешили эту ночь провести здесь с вами, – ответил Лёвушка, выполняя распоряжение своей Имы. – Я буду в этом кресле. Посижу, подежурю, почитаю. А ты спи.
–
Раз ты так решил, – оставайся. Спокойной ночи!
Лев сел в кресло так, чтобы свет от коридора падал
слева, взял свою книгу, положил её на колени, посмотрел на Леночку и задумался.
Всю неделю он наблюдал за её состоянием, поведением, муками. Она была истощена болью. Её приходилось держать на наркотиках. Все анализы показывали постоянное ухудшение общего состояния. Врачи были уверены, что метастазы в какой-то уже близкий момент могут привести
к фатальному концу. А он задавал себе только один вопрос, который врачи никогда себе не задают, поскольку верят только анализам:
–
В чём проявляется её готовность к смерти? Где печать Судьбы?
Нет! В ней было всё – болезнь, прогрессирующее ухудшение показателей, истощение организма, невероятные боли, – но когда болей не было, и она бодрствовала, то это был живой ребёнок, энергичный, задорный, умный. Понятие смерти с ней не вязалось.
–
Ты прав. Она не умрёт, если срочно покинет эту больницу. Здесь больная среда. Она её затянет.
–
Но как увезти её? Она не сможет жить без наркотиков. Боли убьют её.
–
Не давай колоть её наркотиками. Попробуй, когда она проснётся, ещё до наступления приступа, смазать медом вокруг опухоли и сказать, что боли больше не будет. Заставь её закрыть глаза, расслабиться и прочти над ней молитву. Читай молитву до тех пор, пока она не заснёт, и на щеках не выступит румянец.
–
А если она будет плакать и грызть губы от боли?
–
Поставь перед ней свечи и читай молитву. Не отвлекайся. Молись.
–
Я сделаю это. Господи, помоги мне!
–
Не волнуйся. Господь с тобой. Иначе я не мог бы тебе советовать. Ты не услышал бы меня.
–
Кто ты? Откуда?
–
Я крещён Василием. Мы с тобой едины духом. Я всегда буду рядом. Не сомневайся.
–
А как мне тебя искать? Как позвать, если мне будет нужна твоя помощь?
–
Молись. После молитвы зови. Заклинай Создателем и зови. Верь и зови. Пока не разуверишься, – всегда дозовёшься.
–
Ты где?
–
Я сейчас здесь. Но лежу я на берегу Днепра. Я там живу. Мы с тобой всегда вместе. Сегодня я был на вашем празднике. Я давно уже рядом с тобой, но стараюсь быть незамеченным. Ты пока не был готов понять.
–
Если я понимаю правильно, то ты открылся мне сейчас, потому что мои представления и намерения верны, и
ты хочешь мне помочь?
–
Да. Я верю, что ты способен не допустить, чтобы воля к жизни покинула её, а судьба наложила руку смерти на эту ещё не прожитую жизнь. Но важнее другое. Ты – один из тех немногих, чей дух близок моему. Когда люди говорят, что они встретили родственную душу, то обычно имеют в виду встречу с человеком, чья судьба, условия жизни, воспитание подобны их образу жизни, целям, мыслям. А у нас с тобой настоящая общность душ. Наши души одного уровня, дома, клана. Сейчас, сопереживая этой трагедии, твоя душа возмужала, и встреча со мной её не пугает. Мы с тобой, пока единственные, обладаем способностью выходить на этот уровень общения. Поэтому не удивляйся, что с другими у тебя не будет получаться такой контакт.
–
Понял. Скажи, что дальше делать?
–
Увезти её надо из больницы. Посели в таком месте, где почувствуешь присутствие духовной благодати. Создай атмосферу доброжелательства, духовного общения. Утверди её в вере в Создателя, в его любви к ней, в желании дать ей жизнь.
–
Я заставлю родителей взять её домой.
–
Нет. Мы с тобой знаем, что болезнь её духовна. Возможно, в семье нездоровый духовный климат. Она ведь там заболела.
–
Я знаю, что родители живут в любви и согласии. Крещены, венчаны, и отец поёт в приходе.
–
Значит, её душа не приемлет самого родительского дома. Ей нужно поменять обстановку.
–
Но как мне это сделать?
–
Не знаю. Это вы решайте сами. А когда она будет в здоровой атмосфере, мы начнём лечить опухоль.
–
Как?
–
Всему своё время. Я научу тебя. Смотри! Она проснулась. Открой глаза. Ну!
–
Хорошо. Только не покидай меня сейчас. Подожди. Может, ты мне понадобишься, ведь я этого никогда не делал.
–
Смелей. Я здесь.
Лена лежала на спине с открытыми глазами и спокойно рассматривала потолок.
–
Ты проснулась рано, – обратился к ней Лёва, – ещё темно.
-
А который час? – ей почему-то становилось спокойно, когда она слышала его голос.
–
Ещё нет трёх часов.
–
А мне сделали укол в десять?
–
Да. В начале одиннадцатого.
–
Жаль.
–
Чего?
–
Много проспала. Скоро наступят боли. Обидно спать, когда нет болей и можно радоваться, говорить, думать, смеяться.
–
Ты хочешь жить?
–
Очень!
–
Хочешь радоваться жизни?
–
Хочу!
–
Повторяй за мной. – Он убедился, что Лена слушает его: – Боже мой, Всеблагой и Всемогущий! Услышь меня, грешную дочь твою.
Лев уловил эхо – её слова и успокоился: она его слушалась!
–
Прости, Господи, все прегрешения мои. По природе своей человеческой я плохо понимаю разницу между добром и злом. Возможно, я грешил в жизни своей, возможно, натворил бед греховных немало. Но – клянусь именем Твоим, единственной жизнью своею! – грешил, не ведая греха. Грешил не по злому умыслу. Грешил по своей природе человеческой. Не предай злым силам. Дай мне жизнь. Дай счастье уйти из жизни после того, как в муках и страданиях, подобно слепому в пустыне, найду путь к Тебе, Создатель. Ты осветил разум мой верой. Ты указываешь мне путь к исцелению. Верую в животворящую силу добра Твоего! – Он шестым чувством следил за тем, как больная повторяла за ним слова молитвы. Лев сам почти целиком отдался молитве, но памятуя о своём долге целителя, не мог оборвать нить, связывающую с ней. Он должен был следить и за её состоянием.
С первых слов молитвы Лена отдалась тому безгранично доверительному состоянию, которому может отдаться только женщина. Лев даже испугался, почувствовав такой уровень доверия. Страх сфальшивить развил в нем такую степень самоотдачи, при которой уже никто не осмелился бы оспаривать праведность совершаемых им поступков.
Всё! Он вёл, – она шла за ним без оглядки, доверившись мощи возникшего духовного контакта.
Он должен был, и он принял решение. Не будет он мазать её ногу мёдом. Не прервёт этого состояния её безграничного доверия. Он продолжит молитву и её силой заставит отступить боль!
–
Господи, – продолжил Лев, – не дай мне испытать боль! Сжалься надо мной, Великий и Всемогущий! Устали чувства мои от этого испытания. Тебе не ведомы людские страдания, но Ты – всему начало. Ты знаешь, что силы зла противятся Твоим силам добра и любви. Услышь нас, Господи! Не допусти их. Помоги нам остаток сил наших использовать для возвращения к жизни, а не тратить их на борьбу с болью. Ты волен ввергнуть нас в мир страданий, послать покой и здоровье, либо прервать земное бытие наших душ.
Произнося эти слова, Лев взял подсвечник, встал за кроватью больной девочки, поставил подсвечник на спинку кровати так, чтобы огонь не дрожал от движения его рук, и продолжил:
–
Огонь этих свечей очищает нас от злых сил. Смотри на огонь и будь спокойна. Господь с нами! Повторяй про себя: Господь со мной, он дарит мне покой и сон, я засыпаю в радости.
Лев стоял неподвижно и наблюдал за тем, как она постепенно расслабляется, веки её закрылись, дыхание стало ровным и еле уловимым.
Прошло минут десять и, к великой своей радости, Лев увидел бледный румянец на матовых щеках уснувшей больной.
–
Хвала Тебе, Господи. Если она не проснётся до утра, я возьму её домой и вырву из бездны, к которой её приговорили. Василий, если ты это видел, возрадуйся! Спасибо тебе за науку и доверие. Я твой ученик и должник. Всегда и во всём я буду следовать за тобой.
Он не смел сдвинуться с места. Страх прервать чудодей– ствие сковал его. Лев стоял у кровати и сжимал в руках подсвечник с догоревшими свечами.
Старая женщина глубоко вздохнула, высунула руку из-под одеяла, приоткрыла глаза. Увидев своего воспитанника возле кровати бедной Леночки, она улыбнулась и удовлетворённо снова закрыла глаза.
–
Наше поколение прожило жестокую жизнь и, если мы
смогли воспитать наследников, не испытавших боли и лишений, но способных сострадать, – ай да молодцы мы! – подумала больная. – Ты что, прилип к кровати беспомощной девочки? Бесстыдник!
–
Ты проснулась?
–
Нет, это я во сне вижу, как ты пристаёшь к молодой, несовершеннолетней красавице. Сейчас встану. Молодые могут так проспать всю ночь, чтобы ни разу никакой нужды не испытать. – Натали Арье села на кровати и стала искать свои шлёпанцы, шаря ногой под кроватью. – Ты не поможешь мне найти левую тапку?
–
Нет, – вдруг услышала она совершенно неожиданный ответ. Има подняла голову и внимательно всмотрелась в лицо Леванчика. Ничего особенного она не нашла ни в выражении лица, ни в позе, но необъяснимая тревога всё-таки потеснила беспечную утреннюю истому.
–
Ра мохда*, швило? – спросила она, пытаясь понять причину такого поведения своего любимца. – Ты что стоишь как вкопанный?
–
Руки не могу оторвать. Затекли. – В его голосе угадывались боль и усталость.
–
Вай мэ**, швило!.. – засуетилась тётка. Она буквально вскочила с кровати и вцепилась в его запястье, пытаясь отодрать руку от спинки кровати. Когда это не удалось, она разогнула по одному пальчику, отняла подсвечник с догоревшей свечой и стала массировать онемевшие кисти его рук. Леван, стискивая зубы, терпел боль, нараставшую, по мере того как сухожилия и мышцы вновь приобретали подвижность.
–
Пододвинь стул, – попросил он.
Старая дама, поняв, что с ногами у него та же беда, с удовольствием плюхнулась бы в обморок.
Однако сознание необходимости действовать во имя самого дорогого существа не позволило ей расслабиться и получить это чисто женское удовольствие.
Когда, пододвинув стул, несмотря на все усилия, она не смогла согнуть ноги и спину Левана, её охватила паника.
–
Вай мэ!.. Вай мэ!.. Вай мэ!.. – запричитала Има,
*Ра мохда – что случилось? (грузинский).
**Вай мэ – восклицание неожиданности, типа «ой!».