Полная версия
Я тебя написала
Нелл Брукс
Я тебя написала
Каждый человек носит в глубине своего «я» маленькое кладбище, где погребены те, кого он любил
Ромен РолланПосвящается всем, кто верит в любовь.
* * *Любовь всегда представлялась мне чем-то абстрактным. Я часто слышала, как люди говорят, что они любят кого-то или влюблены. Л-ю-б-о-в-ь. Слово из шести букв. Оно ничего не значило для меня до тех пор, пока я не встретила его.
Пролог
– Я ни за что не расстанусь с тобой, – губы Серхио нежно целовали мою макушку. – Никогда.
Я знала – он не обманет. Между нами возникло настоящее чувство, не мимолетное, как короткое английское лето. Нет, это была любовь, та, за которую не страшно умереть. Мы еще не произнесли главные слова, но каждый чувствовал это. Потребность друг в друге стала базовой, как, например, есть и дышать. Я рисовала на песке сердце, еще одно…
– Скоро я приеду в Лиссабон, – сказал Серхио. – А дальше мы решим, что нам делать. В любом случае кому-то из нас придется купить билет на самолет.
Его голос звучал решительно, как у человека, твердо знающего, чего он хочет. Серхио был таким. Впервые встав на доску, он объявил, что она теперь часть его жизни. Встретив настоящую любовь, он не отпустит ее, я была уверена в этом.
– Пусть эта ночь никогда не кончается, – я зажмурилась, словно собиралась загадать желание.
– У нас впереди еще много дней и ночей, – произнес Серхио, обнимая меня. – Вот увидишь. Ты моя, Эми, у нас все только начинается…
Часть 1
Глава 1
СейчасТри пары глаз смотрят на меня с неприкрытым ожиданием. В воздухе повис невысказанный вопрос: «Ну, как ты?»
Я мысленно считаю до трех, делаю глубокий вдох и начинаю лгать.
– Мне уже лучше, – бодро говорю я. – Кажется, терапия все же помогает.
– Еще ходишь к психологу? – уточняет Джессика.
Я знаю, что она переживает за меня, но сейчас мне хочется стереть с ее лица это обеспокоенное выражение.
– Да. Сеанс в неделю – и больше не хочется застрелиться.
Понимаю, что шутка не удалась, глядя на изменившиеся лица подруг. Делаю глоток совсем остывшего шоколада, стараясь скрыть волнение.
– Ладно вам, я же пошутила!
Я вижу в их глазах жалость. И что-то еще. Возможно, это паранойя, но я уверена, что каждая сейчас подумала: «Хорошо, что это случилось не со мной».
– Здорово, что тебе помогает, – произносит Сара. Она проводит рукой по волосам, и я вспоминаю, что забыла вымыть голову перед встречей.
– Моя мама одно время тоже посещала психоаналитика, после развода с отцом. После его ухода она ничего не ела и постоянно плакала. – Голос Джесс слегка дрожит, и мне хочется обнять ее, чтобы успокоить.
Она до сих пор не простила своему отцу то время. Возможно, поэтому нам с ней легко, и мы всегда понимаем друг друга. Мы обе видели, как рушились наши некогда крепкие семьи.
– Ужасно, – Бетани пытается сочувствовать, но ее голос звучит неискренне. Что ж, она не виновата в том, что в ее жизни не было серьезных потрясений.
– Эм, все образуется, вот увидишь, – добавляет Сара, поворачиваясь ко мне.
– Да, образуется, – повторяю я, изо всех сил сжимая руки под столом.
Стараюсь не думать о том, как я выгляжу. Старая серая толстовка (стащила у Майка), осунувшееся лицо. С трудом верится, что всего год назад моя жизнь была совсем иной. Нелегко узнать во мне человека, которым я была. Сегодня я представляю собой жалкое зрелище – несчастная Эми, едва взглянув на которую хочется отвернуться. К горлу подступил ком, еще мгновение – и я расплачусь.
Соберись. Ты здесь, чтобы показать им, что все нормально.
Джессика внимательно разглядывает меня, пытаясь понять, что же происходит. Она, несомненно, чувствует: что-то не так. Это неудивительно, она всегда была умной. Мы познакомились, когда нам было одиннадцать. Ее семья переехала из Шеффилда в Лондон, и Джесс перевелась в мою школу. Она мне сразу понравилась. Когда учительница представляла ее классу, Джессика стояла, гордо задрав подбородок, но я видела, что ей было страшно. Почему-то я сразу подумала, что мы подружимся. Так и вышло.
Бетани и Сара знакомы с Джесс по университету. Они подружились почти сразу, на первом курсе, с тех пор мы иногда встречаемся вчетвером. Джессика тактично не спрашивает, почему я никогда не зову ее в свою компанию, видимо, догадываясь, что за время обучения в Йоркском университете я так ни с кем и не сблизилась. Поэтому у Джессики теперь три подруги, в то время как я могу назвать этим словом только ее.
– Хорошо, что сейчас каникулы, хочется наконец отдохнуть от зачетов и экзаменов. – Бетани кусает чизкейк. – Ой, – она осекается и с тревогой смотрит на меня.
– Все нормально, – я стараюсь казаться спокойной. – Знаете, я планирую вернуться к учебе, может, даже в следующем году.
– А это возможно? – неуверенно спрашивает Сара.
– Почему бы и нет? – Я неопределенно взмахиваю рукой.
Не могу же я сказать им, что у меня совсем другие планы.
– Просто мне всегда казалось, что это сложно, – продолжает Сара.
– Конечно, она сможет вернуться, – говорит Джесс и посылает Саре многозначительный взгляд, который означает: «Да заткнись ты уже».
– Мы с родителями едем во Францию в конце месяца, – Бетани ловко меняет тему. – Отец говорит, что нужно провести время с семьей. Хотя я бы с удовольствием осталась здесь.
– Я ездила в Париж с мамой в прошлом году, мне там понравилось, – сообщает Сара. – Даже удалось купить кое-что.
Что произойдет, если я скажу, что прямо сейчас думаю о том, как выглядят висельники?
– А ты, Эм? Есть планы? – спрашивает Джесс.
Не сойти с ума.
– Я, возможно, поищу работу, – неуверенно говорю я. – Надоело сидеть дома.
– Серьезно? Это здорово, – все-таки Бетани не умеет притворяться.
– А кем ты хочешь устроиться? – спрашивает Сара.
Вот бы сейчас оказаться в своей комнате или на необитаемом острове, где никому нет до меня дела.
– Пока не знаю. Но я сообщу тебе первой, как только что-нибудь найду.
Джессика стремительно переводит на меня взгляд, но ничего не говорит.
Некоторое время мы все молчим, пока Бетани не бросает спасательный круг:
– Представляете, я тут узнала, что Таня, оказывается, беременна!
* * *Следующий час кажется мне вечностью. Наконец мы выходим из кафе.
Слава богу, пытка закончилась.
– Ну, пока, – Бетани целует меня в щеку. – Не пропадай.
На самом деле она хочет сказать: «Мы страшно обиделись, что ты не звонила нам полгода».
– Эм, идем с нами в следующую субботу. Мы собираемся у Джастина, приходи, – Сара набрасывает на плечи розовую джинсовку.
– Я подумаю.
Сара прищуривает голубые глаза и вздыхает:
– Окей. Тогда пока.
Девчонки уходят, и мы с Джесс остаемся одни. Молчим, как будто впервые видим друг друга.
Наконец она не выдерживает.
– Ну, – Джесс буравит меня взглядом.
– Что ну? – я прикидываюсь, что не понимаю.
– Мне-то можешь сказать правду. Тебе все еще хреново, да?
– Да, – после небольшого молчания отвечаю я.
И так будет всю жизнь. Эта боль никогда не утихнет.
Джессика обнимает меня. Вдыхаю аромат ее гладких черных волос. Кажется, шампунь с запахом ванили. Я так хочу стать прежней. Той Эми, которую они знали, с которой было весело и легко. Но это невозможно.
– Мне пора, – отстраняюсь от Джессики, испытав неожиданное раздражение.
– Хочешь, пройдемся вместе?
– Нет, – возможно, я произношу это более резко, чем следовало бы. – Слушай, в другой раз, окей? – говорю уже намного мягче.
Я не хочу обижать лучшую подругу, но я страшно устала от этой игры. Приходится контролировать каждое слово, каждый шаг, чтобы ненароком не выдать себя.
– В другой раз, обещаю.
– Хорошо, – вздыхает Джесс. – Как скажешь. Созвонимся?
– Конечно.
Обнимаю ее на прощание, и она уходит. Я смотрю ей вслед до тех пор, пока удаляющийся силуэт не растворяется в толпе.
Как же так получилось, что моя жизнь превратилась в одну большую ложь? Я насквозь пропитана ею. Но что поделать – это единственный выход. Внезапный порыв ветра заставляет вздрогнуть, август в этом году довольно прохладный. Поворачиваю на Оксфорд-стрит, улица, как всегда, многолюдна: кто-то идет быстрым шагом, кто-то не спеша прогуливается. Лето – время туристов, их легко узнать по тому, как они смотрят на привычные для нас улицы и здания.
Он тоже мечтал приехать сюда. Я собиралась показать ему город, но не тот, о котором рассказывают экскурсоводы. Я хотела, чтобы он увидел Лондон моими глазами. Время все изменило, но, кажется, я всегда буду представлять то, что нам не суждено прожить. Рисовать в воображении наши несуществующие прогулки, поцелуи, объятия. Мысленно отвечать на вопросы, которые он мне никогда не задаст. Ускоряю шаг и сливаюсь с толпой. Хорошо, что несчастные люди не подсвечиваются определенным цветом. Будь это так, сколько таких «светлячков» мы увидели бы среди, казалось бы, обычных людей?
Глава 2
СейчасКогда мне впервые пришла мысль об этом? Был обычный день, кажется, вторник. Я отчетливо помню ощущение пропасти. В тот день я почувствовала, что по-настоящему готова шагнуть в нее. Вернувшись домой с очередной бесцельной прогулки, я переоделась, зачем-то протерла пыль на шкафах в своей комнате, выпила стакан воды и открыла ноутбук. Набрала это словосочетание: способы самоубийства.
Гугл немедленно выдал телефоны кризисных центров и экстренной психологической помощи, а также различные статьи с названиями вроде «Чем мужской суицид отличается от женского». Я пролистала то, что мне было не нужно, пока наконец не нашла то, что искала. Вот они. Форумы самоубийц. Я колебалась всего секунду, а затем нажала на ссылку.
Первое, что меня поразило, это то, как нас, оказывается, много. Тех, кто задается страшным вопросом: «Как умереть?». Я попала в мир, скрытый от большинства, оказалась на другой планете. Здесь люди не заботятся о карьере, учебе, отношениях, внешности. Все, что занимает их ум – как выйти из игры под названием «жизнь».
В тот день меня хватило минут на десять – дальше читать я не смогла, поток чужих жалоб и страданий оказался слишком сильным испытанием нервов на прочность. Но сегодня я чувствую, что готова. И день подходящий – Майкл на тренировке, а мама уехала к тете Лиз на пару дней. Никто не сможет мне помешать.
Захожу на уже знакомые страницы. Здесь все так же мрачно, но вместе с тем интересно. Чужие истории с печальным концом как фильмы со сценами ужасов и извращений – понимаешь, что надо отвернуться, но продолжаешь смотреть. Звук вибрирующего телефона возвращает к реальности. Джесс. Почему она всегда звонит в неподходящий момент? Или, наоборот, очень вовремя?..
Сбрасываю звонок – перезвоню ей позже.
Продолжаю читать:
«Не хочу жить, потому что меня никто не любит».
«Хочу умереть, потому что я толстая тварь».
«Ненавижу себя, не хочу жить».
Невидимая рука сжимает голову. Мне хорошо знакома эта боль: она начинается медленно и нарастает с каждой минутой, чтобы потом стать непереносимой. Продолжаю читать, стараясь не обращать на нее внимание. Экран стал проводником, через который просочились безысходность и отчаяние, вязкие, как болото, утаскивающее меня все глубже в зловонные воды. Многие пишут, что лучший выход – таблетки. Однако с ними тоже опасно, ошибешься с дозой – и тебя мигом определят в психиатрическую клинику. И тогда вместо желанного покоя тебя ждет новый ад.
Неужели я правда готова? Может, мне не стоит этого делать? Нет, я обещала ему. Обещала, что мы всегда будем вместе.
Печатаю текст:
«Меня зовут Эми, и я хочу умереть».
Кровь приливает к голове, в висках быстро-быстро стучат молоточки. Меня трясет. Что же будет дальше?
– Привет! Ты дома? – Голос Майкла прозвучал как гром среди ясного неба.
Что? Сколько прошло времени? Я выхожу из комнаты.
– Ты чего так рано? Тренировка уже закончилась?
– Ну да, – он бросает рюкзак на пол. – Что у нас на ужин?
– Откуда я знаю? Закажи пиццу, – раздраженно отвечаю я и ухожу к себе.
Соседство с младшим братом начинает надоедать, особенно сейчас, когда мне так необходимо уединение. Возвращаюсь к форуму – пока никто не ответил на мое сообщение. Голова болит все сильнее, и я чувствую слабость. Что ж, на сегодня достаточно. Выключаю ноутбук, чтобы не было соблазна постоянно обновлять страницу. Иду в душ, вода смывает день, кажущийся таким бесконечным.
«Это неправильно – то, что ты делаешь».
Мне показалось или кто-то произнес вслух эти слова? Выключаю воду и прислушиваюсь. Ничего. Наверное, это разыгралось больное воображение. Или Серхио пытается таким образом предостеречь меня?
Ты обещал, что мы всегда будем вместе.
Ты не сдержал слово.
Я снова разговариваю с ним. Маргарет говорит, что это нормально и может продолжаться еще долго. A нормально ли ждать его ответа и верить, что однажды я возьму телефон и увижу: «Эми, я люблю тебя»?
Выхожу из ванной и ложусь в кровать, я так устала. Смотрю на часы – только восемь. Выключаю свет, и последнее, что я вижу, прежде чем погрузиться в тревожный сон – тени людей, чьи руки сложены в мольбе о помощи.
Глава 3
Год назадУтром я, как обычно, пришла на пляж. Расстелила полотенце на еще прохладном песке и стала смотреть, как просыпается океан. Я сбегала на пляж каждое утро. Это была возможность уединиться, ненадолго скрыться от папы и Мелиссы, наблюдать их счастливые лица было непросто.
Я решила провести то лето у отца в Португалии. До этого я никогда не приезжала так надолго, но он убедил меня, что будет только рад, если я задержусь. Сдав летние экзамены, я приехала в Лиссабон. Майкл остался дома, он собирался в тренировочный лагерь. Мама была погружена в сложное дело нового клиента.
Отец переехал в Португалию два года назад. «Поменял одну столицу на другую», – шутливо говорил он.
«И поменял одну жену на другую», – мысленно добавляла я.
Папа организовал нам ту поездку в Эрисейру, небольшой португальский городок на берегу Атлантического океана. Он снял уютную квартиру в одном из трехэтажных белых домов с оранжевыми крышами. Мы планировали провести там пару недель, а затем вернуться в Лиссабон.
– В Эрисейре отличные пляжи, – говорил папа, когда мы ехали в машине. – A какой воздух!
Я была рада той поездке. Мне нравилось находиться рядом с океаном, к тому же было интересно посмотреть новое место.
– Зря Майки не приехал, – вздохнул папа, когда мы зашли в квартиру и увидели шикарный вид из окна.
– Он не захотел прерывать тренировки, – ответила я, и мы оба знали, что я соврала. Брат обожает путешествовать, просто он отказался ехать к отцу и его новой жене. Он считал, что все еще может что-то изменить. Конечно же, это было не так.
* * *Я увидела его не сразу. Наблюдая за тем, как мягкие волны стараются догнать друг друга, я думала о том, что университетская жизнь почти не отличалась от школьной. Я по-прежнему не умела непринужденно заводить новых друзей, как Джесс, и все еще только притворялась, что мне нравятся вечеринки. Наверное, я ожидала, что, оказавшись в кампусе, я стану другой. Однако ничего не изменилось, я осталась все той же Эми, краснеющей от любой шутки, с пальцами, вечно испачканными краской.
Размышляя об этом, я вдруг заметила, что уже не одна на пляже, высокий темноволосый парень стоял неподалеку от меня. На нем был гидрокостюм, облегающий сильное, спортивное тело, рядом лежали мешковатая сумка и доска для серфинга.
Что ему не спится в такую рань!
Настроение резко испортилось. Это было мое время, я специально приходила на пляж очень рано, чтобы в одиночестве встречать неповторимое утро. Казалось, он тоже был вовсе не рад моему присутствию. Мы смотрели друг на друга, словно дикие хищники, отстаивающие свое право на территорию. Вдруг он усмехнулся и, взяв доску, направился к воде. Мне захотелось встать и уйти, но что-то остановило меня. Я достала телефон, но мой взгляд невольно возвращался к серферу.
Я не ушла тогда с пляжа, я смотрела, как он и океан исполняли понятный только им двоим танец. Его тело скользило по волнам так, словно в этом не было ничего сложного. Я наблюдала за ним, еще не зная его имени и не подозревая, что тот день навсегда изменит мою жизнь. Одинокая фигура на фоне лососевого цвета неба – клянусь, я не видела ничего более прекрасного.
* * *Мы снова встретились через пару дней. В тот раз я специально вышла из дома пораньше, в надежде еще раз увидеть его. Когда я появилась на пляже, он уже был там, такой же красивый, как я и запомнила.
Он заметил меня издалека и помахал рукой:
– Привет!
Я выдохнула. Судя по его реакции, он тоже был рад меня видеть.
– Привет, – я подошла к нему.
Он снова был в гидрокостюме, рядом лежала доска.
– Классно у тебя получается, – кивая на нее, спросила я на английском. – Давно катаешься?
Он широко улыбнулся и ответил, тоже на английском:
– Работа такая.
– Работа? – переспросила я.
Пожалуйста, пусть он не заметит, что от волнения мой голос дрожит.
– Ага, я работаю в местной школе серфинга, может, видела, тут недалеко.
– Так ты инструктор! Я могла бы догадаться, ты так уверенно держишься на доске. А я живу в том доме, – я показала рукой в сторону белых домов с красной крышей. – Приехали с семьей на пару недель.
– Я сам из Порту, но сейчас живу и работаю здесь. Кстати, я Серхио.
– Эми. – У него были глаза орехового цвета, я прежде ни у кого не видела таких глаз. – Я не говорю по-португальски, знаю всего несколько слов.
– Эми, – он произнес мое имя, и все вокруг изменилось. – Откуда ты приехала?
– Из Лондона, – мне сразу стало легко с ним. Обычно я долго привыкаю к новым людям, но с Серхио все было совсем иначе.
– Ты хорошо знаешь английский, – заметила я.
– К нам приезжают из разных стран, без него никак. – Он улыбнулся. – Но твой звучит совсем по-другому.
– Мой отец живет в Португалии последние два года.
– Так ты часто сюда приезжаешь? – Он внимательно смотрел на меня.
– Да, – соврала я. – Часто.
На пляже было еще пусто, и только океан и небо наблюдали за нами. Мы разговаривали с Серхио, и это был один из тех разговоров, когда не замечаешь, как летит время. Когда мы наконец стали прощаться, я вдруг поняла, что не хочу этого.
– Эми, увидимся завтра? – немного смущаясь, спросил Серхио, и я обрадовалась, что он задал этот вопрос. – На том же месте, что и сегодня?
– Да, – быстро ответила я, – увидимся здесь.
Когда я возвращалась домой, то не замечала, что почти бегу, а не иду, подгоняемая неведомым ранее восхитительным чувством. И мне впервые было плевать на Мелиссу.
Глава 4
СейчасУтром я первым делом захожу на форум. Ничего. Я разочарована – почему мое сообщение проигнорировали? Настроение ужасное, а сегодня еще Маргарет. И я совсем не знаю, что ей сказать. Иду на кухню. На столе, как всегда, крошки от хлопьев. Мы с мамой боремся с этой дурацкой привычкой Майка, но бесполезно. Делаю тост с сыром, он кажется совсем безвкусным, и я выкидываю его в мусорное ведро.
Может, отменить сегодняшний сеанс? Но я уже делала это на прошлой неделе. Если снова не приду, придется объяснять Маргарет, почему я пропустила две недели подряд. Конечно, я могу соврать, что заболела, но мне совсем не хочется этого делать. Моя жизнь сейчас и так одна большая ложь. Вернуться бы в кровать, накрыться с головой одеялом и пролежать так весь день! Время ничего не изменило, как все обещали: боль не утихла, а рана не затянулась. Надеваю синюю рубашку, она мне идет. Крашу глаза, провожу по губам блеском с игривыми блестками. Она должна поверить, что мне лучше. Все должны поверить.
* * *Город сегодня в хорошем настроении: высокое летнее небо, теплый воздух с нотками приятной прохлады, бодро шагающие прохожие в яркой одежде. Я начинаю нервничать. Что я скажу Маргарет? Вдруг она раскусит меня? Что я буду делать, если она догадается?
Решаю пройтись пешком, а не ехать на автобусе. Идти минут сорок, и я успею собраться с мыслями, ходьба меня успокаивает. Итак, я должна быть предельно внимательна. Сейчас, когда я так близко подошла к цели, я не имею права ошибиться. Поворачиваю за угол – вот и оно, светло-серое здание, которое я вижу каждую неделю последние восемь месяцев. Здесь на первом этаже люди оплакивают свою жизнь. Кто бы мог подумать, что я стану одной из них.
Открываю тяжелую дверь и оказываюсь внутри. Дальше все происходит по известному сценарию: я сообщаю администраторам, что записана на двенадцать, они спрашивают мое имя и предлагают подождать. Я сажусь на мягкий диван, проклиная привычку приходить как минимум на пятнадцать минут раньше. Этот центр, спрятанный в глубине улицы, подальше от любопытных глаз, довольно уютный, если это слово подходит для описания подобных мест. Здесь постарались создать для клиентов приятную расслабляющую атмосферу. Нежно-персиковые стены, картина с ненавязчивым морским пейзажем, на журнальном столике вазочка с конфетами.
Впервые я попала к Маргарет после Рождества, мама отвела меня к ней, испугалась, когда я перестала быть собой. Это произошло неожиданно. Я была дома, были каникулы, и, казалось, ничто не предвещало беды. Мне вдруг стало трудно общаться с людьми, я перестала спать и чувствовать голод. Я все больше времени проводила в своей комнате в одиночестве. Мне не хотелось встречаться с друзьями, рождественская суета вызывала апатию и раздражение.
Потом стало хуже. Я прикладывала огромные усилия, чтобы встать утром с кровати. Мне хотелось закрыть глаза и никогда их больше не открывать. Не было ни слез, ни грусти. Была поразительная, всепоглощающая пустота. Будто весь мир внезапно выключили, и осталось только мое налитое свинцовой усталостью тело.
Мама тогда очень испугалась. Она умоляла меня обратиться к специалистам. Говорила, что, если я этого не сделаю, она вызовет отца, и они отведут меня к врачу насильно. Мне хотелось успокоить ее, сказать, что все будет хорошо, но вместо этого я молчала. Однажды в комнату зашел Майкл. Он сел на мою кровать и сказал:
– Если ты не поправишься, с мамой что-нибудь случится, – его голос дрожал, мне показалось, что он заплачет.
Тогда я увидела перед собой не пятнадцатилетнего подростка, а испуганного мальчика. Я взглянула в его воспаленные глаза, отметила осунувшееся лицо и мятую одежду. Мне стало жаль брата, что означало, что я еще способна что-то чувствовать.
На следующий день я села в мамину машину и поехала с ней к психотерапевту, которого она для меня нашла. Первую встречу с Маргарет я помню смутно. Кажется, она говорила что-то про депрессию, вызванную психотравмирующим фактором, говорила, что я не одна, а затем предложила пройти какие-то тесты. В конце приема Маргарет сказала, что без препаратов мне не обойтись. Я взглянула в ее лицо, и поняла, что отступать некуда.
Итак, наша новая жизнь выстроилась по такому распорядку: два раза в неделю мама возила меня на сеансы, остальное время я была дома. Каникулы закончились, но я не вернулась в Йорк. В университете думали, что я болею тяжелым мононуклеозом и нахожусь дома на лечении. Мама уходила на работу, Майкл в школу, и я оставалась одна. Происходящее казалось чем-то ненастоящим, как будто мне выдали сценарий, и я играла роль в каком-то фильме. Я пыталась рисовать, но не получалось.
Затем появилась она. Боль, ползающая внутри моей головы, как назойливое насекомое, сводящая с ума. То ли это была реакция на таблетки, то ли что-то еще, но она превратилась в мою постоянную спутницу. Маргарет меняла препараты, но боль оставалась, к тому же я стала рассеянной, не могла ни на чем сконцентрироваться, и меня не покидало чувство усталости.
Однажды после окончания сеанса Маргарет вышла из кабинета и попросила маму (она ждала меня в холле) зайти в кабинет, чтобы «кое-что обсудить». Не знаю, о чем они тогда говорили, но мама вышла оттуда с лицом, с которого разом сошли все краски. Домой мы ехали молча.
– Что? Что она сказала тебе? – спрашивала я, но мама не отвечала.
Дома, за ужином, она объявила:
– Сейчас главное, чтобы тебе стало лучше.
Я поняла, что это значило, мы обе знали: это неизбежно. Мне нужно было возвращаться в Йорк, но я не могла этого сделать. Конечно, я понимала, что маме пришлось нелегко. Она многое поставила на мою учебу и не могла предположить, что мне придется бросить университет. Вечером, выйдя на кухню, чтобы налить воды, я слышала, как мама в своей комнате тихо плачет.