Ловушка на бывшего мужа

– Давай так, Кирыч, – азартно потер руки Егор, – если телка не та, обещаю отложить все дела и первым же рейсом из Лондона летим в любую точку мира. Я за все плачу, а по возвращении еще и премию тебе выпишу за усердный труд. По рукам?

– Ага, по рукам, как же! – Кирилл демонстративно порвал билеты тонкой нитью, соединяющей его с отпуском, и выбросил в ближайшую урну. – Чего я тебе против поставлю, подумал?

– Отдашь свою бессмертную душу.

Егор сказал это таким страшным голосом, что вокруг них образовалась небольшая пробка из пассажиров. А он еще и захохотал сатанинским смехом для пущей убедительности. Какая-то женщина перекрестилась, быстро зашевелила губами и, вцепившись в чемодан, побежала прочь.

Народ быстро потерял интерес к происходящему, а мужчина еще долго припоминал Кириллу свой спонтанный аншлаг.

– Ничего не нужно, просто поспорим, – неожиданно легко сдался Егор. – Во сколько у нас рейс?

– Через два часа, – тоскливо отозвался окончательно поникший Кирилл, посмотрев на табло, где как раз объявили посадку на рейс до Мале.

***

Оказывается, он совсем забыл каково это летать экономом. Ноги упирались в спинку предыдущего кресла, откинуться назад было нельзя, сзади начинали стучать и возмущаться.

Кирилл предвидел ситуацию и выкупил места заодно и в бизнесе, куда они вместе перебрались, как только предполагаемая Веста Лебедева отправилась в туалет, прихватив с собой ребенка.

Егор больше не сомневался в своей правоте. Жена его компаньона сидела в полутора метрах. Полтора метра отделяли его от абсолютной власти над активами банка и целая пропасть от девушки, которая явно не собиралась идти на контакт.

Для него подобное поведение было практически в новинку. Он уже и забыл каково получать отказ от женщины. Был в его биографии темный момент, который не хотелось вспоминать, и после него Елагин кардинально изменил свое отношение к противоположному полу. С тех пор много воды утекло, мужчина осознал свою сексуальную притягательность и не гнушался пользоваться даром природы.

Иногда казалось, что даже Кирилл испытывает к нему вовсе не дружеские чувства, слишком уж навязчивым с каждым годом становилось его присутствие в жизни Егора. Это теперь понятно, что без товарища он бы шел к своей цели гораздо дольше и, возможно, не успел бы подстелить соломки там, где верный друг бросал для него толстую перину, тогда же сомнения едва не довели до прекращения их дружбы.

Подкатить к дамочке все никак не получалось, пока сама судьба не пришла ему на подмогу. Лебедева летела не одна, а вместе со своей дочерью, которую звали каким-то вычурным именем Алисия или Саманта, он не запомнил, но именно девчонка стала поводом для знакомства.

Пусть оно и получилось односторонним, но дальше уже как-нибудь справится.

Девчушка уронила плюшевого зайца и, прежде чем ее мать успела подобрать игрушку, Егор кинулся ей наперерез, на ходу наплетя какой-то чуши.

Лебедева окатила его тонной презрения, раскусив неуклюжий маневр, и, если бы взглядом можно было испепелить, от Егора не осталось бы даже воспоминаний. Был Император и весь вышел.

Но кроме презрения было в ее глазах еще кое-что, темное, всепоглощающее. Мужчина без труда распознал ту темноту, не раз видел ее у других.

Страх. Пожирающий, лишающий рассудка. Густо замешанный на опаре из ненависти и презрения, он становился настоящим оружием. Ох, не завидовал Елагин тому, против кого это оружие будет применено.

Или Лебедева его узнала и выпустила весь запал немедленно? Он абсолютно уверен, что никогда с ней не встречался, и даже случайно столкнуться где-то они не могли. Супруга партнера вела очень замкнутый образ жизни, не появлялась на светских тусовках, чтобы потрясти силиконовыми сиськами и пудовыми бриллиантами перед другими такими же курицами при богатых папиках. Хотя, сиськи у нее скорее всего свои. Небольшие, но упругие, аппетитно выдающиеся сквозь тонкую ткань кофточки. Да и задница отличная. Егор поймал себя на мысли, что рассматривал ее все время, пока дамочка шла по проходу в туалет.

Не верную стратегию он выбрал! Лебедева не повелась на его образ дурочка, стушевавшегося при виде красивой девушки, вела себя холодно, нарочито держа дистанцию.

Ну ничего, и не таких ломали!

Еще и Кирыч, зараза, нисколько не помог. Нацепил на морду маску для сна, а ведь перед поездкой хорошо отоспался, чтобы по прилету сразу нырять в море. Свои пять копеек он вставил, но как-то без огонька, и рыбка легко сорвалась с крючка.

Пока сорвалась. Никуда она от него не денется.

– Все, хватит, наигрались, – сказал мужчина другу, когда тот попытался снова спрятаться под маской. – Оставлю ей визитку, если не дура, все поймет.

– А если дура?

Маска оказалась на лбу, и из-под нее на Егора смотрели светящиеся азартом глаза. Он похоже начинал втягиваться в игру. Так даже лучше.

– Мне же проще. Только думается с дамочкой придется повозиться.

– Снова чуйка?

– Она родимая. Ладно, пошли на наши места, у меня уже спина деревянная.

Напоследок Елагин перебросился парой фраз с улыбающейся стюардессой, и та без труда согласилась подтвердить, что его здесь никогда не было, а визитка появилась из воздуха. Точно такая же отправилась прямиком в декольте самой бортпроводницы.

***

Соблазн догнать дамочку и поговорить немедленно был настолько велик, что Егор едва ему не поддался.

Понимал, нахрапом такие дела не делаются, он не первый день в большом бизнесе, и подобные решения приходилось принимать много раз.

Спешка – худшее, что можно сейчас предпринять.

Радовало одно, встреча обещает быть неформальной. Даже если Лебедев ему не врал и все дела в руках его жены, разговаривать с женщинами Егор умел и даже любил. Лучшее место для таких разговоров тихий ресторанчик в каком-нибудь живописном месте, где даже самая зубастая бизнес-леди спустя несколько минут задушевных бесед и пары бокалов шампанского, превращалась в мурлыкающую кошечку.

А уж роль кота он сыграет без запинки.

Елагин вообще не любил нудных заседаний в тесных пространствах переговорных, они его буквально душили. По той же причине он никогда не носил галстуков, чем поначалу вызывал молчаливое осуждение партнёров, мол, будь любезен соблюдать общие правила, пусть сами их и придумали. Мы мучаемся, и ты давай с нами.

Нет уж, дудки!

И ведь подобное нафталиновое ханжество процветало исключительно на постсоветском пространстве, только там люди старались казаться важнее, чем они есть. Когда кроме дорогого костюма и тугой удавки от известного бренда показать нечего, начинаются ритуалы и уставы.

Егор считал себя во многом бунтарем и первопроходцем. Например, он одним из первых разрешил сотрудникам своего офиса приходить в свободной одежде, которая не отвлекала бы от рабочего процесса. Исключение делалось только для тех, кто напрямую контактировал с клиентами. Но здесь срабатывал другой триггер, опять же тесно завязанный с почти генетической памятью «наших» людей, для которых костюм и галстук приравнивались к успеху, стабильности и надежности. С таким бороться – себе дороже.

Деньги для Егора всегда были на первом месте, стояли даже превыше свободы, которую он особенно рьяно отстаивал. Финансы стали для него синонимом свободы. Слишком долго ему приходилось выкарабкиваться из тотальной нищеты, чтобы теперь пренебрежительно бросать лживые фразы вроде той, что счастье не в богатстве. И если слышал от кого-то расхожую глупость, работать с таким человеком прекращал автоматически без объяснения причин. Психология нищего человека заразна, а он не для того столько времени лечился, чтобы снова подхватить ту же болячку.

Пока думал, такси, в которое юркнула дамочка, едва не скрылось из виду. Водитель их машины ехал настолько неспешно, что начинал бесить. Так и хотелось выкинуть его из-за руля и вдавить педаль газа в пол. Рожа у таксиста при все этом оставалась каменной, хоть бы улыбнулся разок.

– Можно немного быстрее, я опаздываю на важную встречу, – поторопил Елагин, тщательно следя за своим акцентом, стараясь не выдать в себе иностранца.

– Здесь ограничения по скорости, – не меняя выражения лица, одними губами ответил водитель, – скоро выйдем на шоссе и сможем ехать быстрее. Прошу прощения за возможные неудобства.

Вот таких Егор просто не переваривал. Сидит с застывшей миной, хотя в душе наверняка проклинает и своего пассажира, и ненавистную работу, где приходится терпеть выговоры подобных ему снобов.

Благо тачка, в которой ехала Лебедева, тоже заметно снизила скорость, их разделяло всего два авто, теоретически импровизированная погоня не должна была сорваться. Но делать ставку на теорию мужчина не мог, слишком многое стояло на кону.

Если дамочка не позвонит сама, придется брать ее штурмом. Он сумеет, тщательно подготовиться и выступит на тропу войны во всеоружии. У той просто не останется шансов на спасение. Пантера обязательно обернется пушистой киской.

Кирилл глазел в окно. В городе был впервые, и ему все казалось новым и необычным. Проведя полжизни в нищете, он до сих считал апогеем шикарного отдыха валяться кверху пузом на пляже, где никто не говорит на его родном языке. Как и большинство ему подобных, не знал зачем так поступает, но упорно требовал отель «без русских» и сильно собой гордился.

Егор же предпочитал путешествия по Европе. Жариться под палящим солнцем в окружении потных тел ему никогда не нравилось, даже в своей прошлой жизни, когда Эйфелева башня казалась чем-то вроде кратеров на луне. Ее точно так же можно увидеть по телевизору, но никогда не оказаться в шаговой доступности.

К слову, первая поездка во Францию его разочаровала. Может потому, что на локте постоянно висела крашенная кукла, требующая обойти все бутики и рестораны, может и по какой другой причине, но проникнуться магией «столицы любви» у Елагина так и не получилось.

Вот Лондон – другое дело.

Он сравнивал себя с этим городом. Богатый, красивый и строгий. У него были свои правила, не похожие ни на какие другие. Здесь до сих пор сохранялась монархия, а у него была собственная империя. Выходило, что переплюнул саму королеву, потому как, в отличии от нее, в своей империи он единственный самодержец.

Почти единственный.

– На Москву похоже, – протянул очарованный видами Кирилл. – Только все равно другое: будто здания отмыли, отполировали и выставили напоказ. Нет ощущения, что здесь живут люди. Как в музее.

– Ты просто никогда здесь не бывал, – с плохо скрываемым превосходством в голосе остудил его романтичный пыл Егор. – Если какой-то провинциал приедет в ту же Москву, у него глаза разбегутся. Будет ходить, глазеть и бояться руками потрогать. Та же история с музеем.

– Ну не знаю, – немного обиженно ответил друг, будто ребенок, которого провели по парку аттракционов, но не позволили покататься ни на одной карусели. – Ты может и привык к подобному, а мне оно в новинку. Мальдивы, конечно, круче. Там солнце и пляж. А тут что? Кстати, а где туман?

Егор рассмеялся.

– Байка для туристов. Точнее не совсем так. Когда-то Лондон и в самом деле утопал в смоге, но то был дым от промышленных производств. Прозвище «Туманный Альбион» пошло из тех времен. В наши дни он почти не отличается от любого европейского города своим климатом, хотя больше других подвержен образованию туманов.

– Тебе бы экскурсоводом работать.

Кирилл не упустил возможности уколоть Егора в ответ. И пусть месть оказалась слишком незначительной детской шалостью, свою порцию удовлетворения он получил.

– Обязательно подумаю над твоим предложением. Пока останусь на прежнем месте, если не возражаешь. Эй, а куда наша дамочка подевалась?

Такси Весты Лебедевой в самом деле исчезло. На его месте теперь плелся старенький «Фиат».

– Эй, мистер, вы не заметили куда свернула машина, ехавшая перед нами?

Кирилл вытянул шею, будто так мог увидеть гораздо дальше сквозь автомобильный поток.

– Налево, – беспристрастно ответил водитель. – Там ничего нет, кроме отеля Парк Рояль. Частная гостиница, хозяйка специально выбирала уединенное место, но, чтобы до города не приходилось добираться часами. Если желаете, могу отвезти вас туда. Скоро будет развязка, там развернемся.

***

В холле отеля их встретила улыбающаяся девушка портье. Кирилл едва не перевалился через стойку, его лицо оказалось практически на одном уровне с лицом барышни.

Напуганным и бледным лицом, между прочим.

– Извините моего друга, – как можно благодушнее обратился к ней Егор, оттаскивая его. – Дело в том, что приехал издалека и очень устал в дороге. Вообще-то он не пьет, но сложный перелет, почти сутки без сна. Вы ведь меня понимаете?

– Понимаю, мистер, – вышколено кивнула девушка и Елагин подумал, что многое бы отдал, чтобы посмотреть не прищелкнула ли она каблучками одновременно с этой фразой. – У вас забронирован номер?

– Нет. Но надеюсь, вы нам поможете. Моя коллега приехала сюда примерно полчаса назад со своей маленькой дочкой. Она горячо рекомендовала именно ваш отель.

– Хорошо. Я сделаю все, чтобы ваши ожидания оправдались. – Девушка кивнула и, потеряв интерес к пускающему слюни Кириллу, начала щелкать мышкой, глядя в монитор компьютера.

– Я, кажется, влюбился. – Кирилл перешел на русский, но все равно говорил шепотом. – Ты только посмотри какая красотка. Если все девушки здесь такие же, давай останемся. А?

– Кирыч, у тебя спермотоксикоз, развившийся на фоне завышенных ожиданий к отпуску, который, увы, обломался. Угомонись и подумай о нашем деле. Мы сюда не загорать приехали.

– Да уж позагораешь тут, – совсем по-девчоночьи фыркнул он и отвернулся к окну в холле. – Если тумана еще нет, завтра по закону подлости он будет таким, что собственных ладоней не увидишь.

– Выключай пессимиста, – так же по-русски ответил Егор и, перейдя на английский, обратился к портье: – Если можно, разместите нас рядом с моей коллегой. Ее имя Веста Лебедева.

– Прошу прощения, мистер Елагин, но мы делаем все, чтобы наши гости оставались довольны. Вы можете позвонить ей, она спустится и даст согласие на проживание в соседних номерах.

Девушка замолчала и выжидающе уставилась на него.

Рассчитывать на удачу было глупо, поэтому Егор достал телефон, сделав вид, что набирает номер. Все это время сотрудница отеля, не отрываясь глазела на него, того и гляди дыру прожжет.

– Наверное телефон разрядился, – он развел руками, слушая тишину в трубке.

– Ничего страшного, позвоните ей позже, и мы подберем другой вариант без дополнительной оплаты. Пока могу предложить на выбор три комфортабельных комнаты. Вам важно, чтобы вид из окна был на город или устроит внутренний дворик? Там красивый сад и очень тихо в любое время суток.

Плевать ему на вид из окна. Он вообще не собирается торчать здесь. Быстро решит свои дела и полетит обратно праздновать победу.

Так думал Егор, пока девушка вела его и Кирилла по коридору к номерам. Мужчина еще не знал, что его планы стоят на грани краха, ведь в тот самый момент Веста Лебедева набирала номер своего мужа, чтобы сообщить о возвращении домой.

ГЛАВА 3

ВЕСТА

Никак не решалась набрать номер, который помнила наизусть. Пальцы дрожали, здравый смысл противился задуманному. Но мне нужно было поставить точку в бесконечном кошмаре, и я почти уговорила себя позвонить Матвею, сказать, что намерена вернуться и обсудить нашу ситуацию, как цивилизованные люди. В конце концов он должен меня понять и отпустить.

На оставшиеся деньги планировала нанять адвоката, с которым общалась последние четыре месяца, и он обещал помочь, дал обнадеживающий прогноз, сказав, что все права на воспитание дочери обязательно перейдут ко мне. Единственное, что требовалось – вернуться домой, иначе муж может подать заявление в полицию о похищении ребенка.

Ради Полинки я готова на все, даже снова войти в клетку к чудовищу. К тому же теперь буду не одна, Матвей не посмеет причинить мне вред в присутствии постороннего человека.

«А если все будет не так?» – Толкнула в мозг незваная догадка.

Мне казалось, что все распланировала. По возвращении в Пермь жить можно в гостинице, куда мужу не будет доступа. Обязательно нужно уговорить поселиться в соседнем номере адвоката, пока длится процесс, что скорее всего не составит особого труда. После мы с дочкой снова уедем уже навсегда, но не будем больше оглядываться, ожидая преследования.

Мысли образовали безумный хоровод, в центре которого стояла я, и голова кружилась от пестрых пятен и образов.

Матвей способен на любую подлость и низость. Хорошо его изучила, пока мы были вместе, и он точно не остановится ни перед чем. Что если его адвокаты окажутся сильнее моего? Для него ведь ничего не стоит преступить закон. С его-то деньгами и связями.

Я запуталась. Сама себя убеждала верить в лучшее и сразу находила уйму аргументов против.

Ведь все может пойти совсем не так, как представляю. Меня могут похитить в аэропорту и привести к нему силой. Не успею забрать Полинку, и она решит, будто мама ее бросила, начнут разбираться, выйдут на отца и…

Я сжала голову руками, опустилась на колени. Схема, которая должна была принести спасение для нас с дочерью, разваливалась на глазах. Ничего не получится. Матвей слишком хитер и озлоблен, чтобы вот так запросто пойти на уступки. Нет, он сделает все, чтобы растоптать меня, и никакой адвокат здесь не поможет.

О чем я вообще думала?

И как теперь быть?

Решение родилось внезапно. Оно горело золотом на черном бархате, дарило надежду и вселяло трепет одновременно.

Егор Елагин великий и ужасный Император. Ему нет до меня никакого дела, и все же я собиралась обратиться к нему за помощью.

Кое-что знала о нем и теперь попытаюсь перевести знание в свою пользу. Если он поверит и доверится, ситуацию можно развернуть таким образом, что расставленная ловушка обернется против самого Матвея.

Он хочет найти меня, и он получит желаемое.

***

Я даже не предполагала, что мой единственный козырь не сыграет. Прошло много времени, и Матвей вполне мог договориться с Елагиным, продать ему свою долю акций. Такое развитие событий не учитывала, была уверена в своей близкой победе. Наверное, поэтому ни в чем не сомневалась и не медлила.

Мой муж всегда считал меня недалекой, потому не скрывал свои дела, вел их буквально под носом. Некоторые телефонные переговоры и вовсе проходили в спальне, пока пыталась прийти в себя после его пыток, которые сам Матвей называл любовными играми.

Давно зажившие шрамы начали зудеть. Я отчетливо услышала свист семихвостки, рассекающей воздух, и невольно зажмурилась, приготовившись к яркой вспышке боли. Разумеется, ее не последовало. И хотя подобные приступы накрывали меня с завидной периодичностью, становясь более частыми и почти реальными, привыкнуть к ним так и не смогла.

Бывало, что вскакивала ночью от ощущения холодных прикосновений, будто по моей коже медленно проползала ядовитая змея. Я слышала шорох, сплетающийся с томным стоном, переходящим в тихое звериное рычание. Так жестокое нутро моего мужа пробивалось наружу.

Как кого-то могут заводить все эти звуки и шорохи, за которыми приходит настоящая боль?

Я оказалась не готова к ней. Да и как можно подготовиться к ощущению вздувающейся и тут же лопающейся кожи?

Моей собственной кожи.

Как научиться получать удовольствие от теплых струек крови, стекающих по позвоночнику? Даже тот факт, что не одна струйка так и не доползла до поясницы, слизанная жадным языком нисколько не умоляет перенесенного кошмара.

Кто-то скажет, что подобное нельзя терпеть и нужно уходить от такого мужчины при первых признаках агрессии. Я сама придерживалась похожих взглядов и ненавидела себя за проявление слабости, которая однажды почти довела меня до психушки.

Первый раз, когда попросила у Матвея развод, он улыбнулся, посмотрел на меня почти ласково, а потом без предупреждения и практически без замаха ударил по щеке. Показалось, что он сломал мне челюсть, такой силы оказался удар. До того дня муж никогда не осмеливался бить по лицу, для него подобное было под запретом. Красивая кукла должна была оставаться целой хотя бы снаружи. Не важно, что внутри у нее все давно умерло.

Плакать было нельзя. Еще одно правило, которое я усвоила довольно быстро. Откровенно говоря, плакала всего однажды, после чего три недели пролежала в постели с переломанными ребрами. Лебедев даже доктора ко мне пригласил только на второй день, когда уже не могла сдерживать криков.

И все время я думала только обо дном, чтобы он не тронул Полинку.

Матвей всегда относился к нашей дочери прохладно. Он не обделял ее деньгами, но не давал самого главного – отцовской любви. А ведь Полинка была долгожданным и выстраданным ребенком. Сколько мы прошли испытаний, чтобы осуществить нашу общую мечту, сколько провели бессонных ночей в ожидании хороших новостей, но каждый раз доктора разводили руками, повторяя одно и тоже: никаких патологий у обоих родителей не обнаружено, и почему не наступает беременность объяснить сложно.

На искусственное оплодотворение пошли уже без особой веры в удачу. Меня предупредили о возможном повторении процедуры несколько раз, я была готова.

Так мне тогда казалось…

После третьего курса гормональных препаратов, подсадки и очередного фиаско провалилась в депрессию. Хорошо, что рядом все время находился любящий меня мужчина.

Тогда еще любящий и любимый. Плетка семихвостка только готовилась издать свой первый свист над моей кожей.

Матвей не отходил от меня ни на шаг, был готов исполнить любой каприз, лишь бы я улыбнулась. Мы даже сексом заниматься перестали, он напоминал нам обоим об общей беде. Муж справлялся как мог, несмотря на высокую активность в интимном плане, ему приходилось терпеть. И он терпел, ни разу не упрекнув меня в холодности.

Если бы тогда развелись, все могло быть совершенно иначе. Я хотела сказать, хотела умолять его прекратить мучить друг друга. Не смогла. До сих пор виню себя за ту слабость.

С другой стороны, не настоял бы тогда мужчина на самой последней попытке, Полинка скорее всего не родилась бы. Да и я еще не догадывалась, какая куколка совсем скоро оживит своими криками и требовательным плачем дом, ставший для меня в последствии темницей.

В тот последний раз все происходило иначе. Весть путь прошла вне дома. Меня поместили в медицинский центр, и за такое решение была благодарна Матвею. Ведь я начала винить мужа в наших неудачах, считала, что только из-за него у нас до сих пор ничего не получилось. Никогда не говорила ему об этом в лицо, но скорее всего он чувствовал, догадывался, потому и пошел на подобный шаг.

Так было лучше для нас обоих.

Могла ли знать, что из одной изоляции я сразу окажусь в другой, откуда сбежать будет совсем непросто.

Домой меня отпустили лишь на третьем месяце долгожданной беременности, доктора боялись выкидыша или замирания развития плода. Все время, что провела в палате, медики обращались со мной как с фарфоровой чашкой династии Мин, что очень скоро начало раздражать, почти выбешивать. Я жила по четкому режиму, в котором все было расписано по минутам, от прогулок на свежем воздухе до похода в туалет.

– Гормоны, голубушка дело такое, – улыбался главврач центра, наблюдая за моей очередной истерикой. – Из милой барышни способны сотворить настоящую фурию. Вы не переживайте, за тридцать лет работы многое повидал, у вас еще цветочки.

Когда я вернулась, Матвея словно подменили. Он даже не приехал меня забрать, а дома едва не споткнулась о батарею пустых бутылок из-под алкоголя. В помятом, неспособном удержать собственное тело вертикально, существе узнать Матвея получилось не с первой попытки.

– Пришла, – заплетающимся языком то ли спрашивал, то ли утверждал он. – Ну проходи, раз пришла. Ты же у нас теперь беременная, тебе наверняка покой нужен, а я вот бухаю.

Он обвел рукой пустую тару, второй рукой уперся в стену, чтобы не упасть.

Поговорить нам удалось лишь к вечеру следующего дня. И говорила я не со своим мужем, а с совершенно другим мужчиной, которого не узнавала, смотря в родные глаза.

– До родов к тебе не прикоснусь, – жестко заявил он, не пояснив при этом, что имел ввиду. – Начиная с сегодняшнего дня, у нас новые правила. Ты сидишь дома, никуда не выходишь, ни с кем не говоришь. Твои социальные сети удалил, ноутбук, впрочем, забрал, незачем беременной облучение получать. Телефон тоже заберу, выдам простой, кнопочный. Говорят, они самые безопасные.

Я-то дура еще и умилилась его заботе. Где-то глубоко в душе заворочался червячок сомнений, но не могла думать ни о чем другом, кроме как о нашем новом будущем, наступления которого мы так ждали и торопили.

Условия приняла без каких-либо споров, просто сказала «да», и на том сошлись.

Тем же вечером Матвей перенес свои вещи из нашей общей спальни, объяснив свое решение все теми же опасениями за безопасность ребенка.