Песчинка. Пустой мир

Мое сердце делает резкий скачок. Ну, почему она выбрала именно этот момент, когда я за рулем? В один миг я теряю управление, колеса наскакивают на что-то неровное и автомобиль заносит влево, мы ударяемся в минивэн, который во время пандемии врезался в столб.

К счастью, Оливия пристегнута и не ушиблась. Собака просто свалилась вниз, но он в порядке. Я ударилась лбом о зеркало заднего вида, и хотя это больно, но не критично. Выхожу из машины и смотрю, на что наехала – колесо от детской коляски.

– Как поедем дальше?

Поворачиваюсь, а Оливия стоит около меня и разглядывает местность.

– До аэропорта можно дойти пешком, но… самолет тогда точно улетит.

– Я же сказала, не улетит.

На поиски нового транспорта время терять не хотелось, как и идти пешком, но, к счастью, наша машина осталась на ходу, только бампер слетел.

– Возьми Эльбруса на руки, – велю я, возвращаясь к внедорожнику. – На этот раз я поеду аккуратнее.

Глава 17

Я, Оливия и Эльбрус находимся на командно-диспетчерском пункте или, другими словами, в помещении с видом на аэродром. Утром здесь должна идти обычная работа, но, кроме груды одежды, потухших экранов и мертвой тишины, мы ничего не находим. Нам кажется, что за огромными окнами слишком туманно, однако по меркам любого профессионала погода сегодня не самая плохая для полетов.

– Чтобы связаться с тем летчиком, нужно включить компьютер? – спрашивает Оливия, теребя в руке телефонную трубку.

– Да, – устало киваю в ответ, затем велю ей оставаться с Эльбрусом на вышке, а сама отправляюсь искать генератор. Самая ужасная мысль на данный момент, что придется возвращаться в город за пропаном, а то и за новым генератором. Я даже не знаю, сколько времени у меня уйдет на поиски.

Иногда я чувствую себя эмоционально разбитой и готова упасть и реветь, пока не кончатся слезы. Сложно оставаться в трезвом уме, когда от тебя зависит не только собственная, но и жизнь ребенка. А что может маленькая двенадцатилетняя девочка? Я всё равно одна и делать придется всё самой, как ни крути.

Побродив по пустым коридорам, сворачиваю к лестнице и начинаю спускаться. В голове рой мыслей, и нет от них покоя. Дедушка работал в том же институте, что и доктор Вайбер. Я и Оливия, судя по всему, имеем этот уникальный ген. И откуда он у нас взялся? Почему тогда наши отцы умерли, раз это гены. А потом вдруг задумываюсь о том, что папа мог знать о моем иммунитете, потому что дедушка был в курсе моей генетики и сообщил родителям, что я защищена. А иначе, зачем папе нужно было прятать меня в «бомбоубежище»? Ответ очевиден. Он запрограммировал дверь на месяц, чтобы я не видела самого страшного. Папа просто хотел меня уберечь. Улыбаюсь самой себе. Ну, конечно!..

На улице вблизи вышки нахожу дизельную электростанцию. По счастливой случайности дверь не заперта, и я смело вхожу внутрь. Только легче от этого не становится. Перед моим взором стоит агрегат, к которому страшно прикоснуться, а мне предстоит привести его в действие. Судя по всему, данный генератор имеет длительный режим и не подключился, когда произошло отключение подачи тока. Соответственно, мне нужно подключать его вручную. И от одной этой мысли коленки мои задрожали.

На столе, или коробке, уж не знаю, на что похоже, нахожу книжку по эксплуатации. Тот инженер явно заглянул в будущее. Обрадовавшись, усаживаюсь перед огромным прибором и начинаю изучать инструкцию, на что уходит больше часа. Это вам не за веревочку дергать, к чему я так привыкла. Тут схема посложнее и кроме всего прочего от этого генератора зависит наше дальнейшее будущее.

Перед тем, как нажать на рычаг, впервые в жизни перекрещиваюсь. Я росла в семье католиков, но мы были не настолько верующими, чтобы ходить в церковь или молиться перед едой. Для меня крест, по сути, ничего не значит. Но только не в данной ситуации.

Зажмуриваю крепко глаза и нажимаю на рычаг. Двигатель запущен. Моя рука трясется и вибрирует, лежа на рукоятке рычага. Шумят механизмы, из труб с разных сторон идет дым, разноцветные лампочки вспыхивают и сверкают на приборной доске. Меня охватывает восторг. Он работает!

Выхожу из контейнера на улицу и смотрю на вышку. У окна стоит Оливия и держит большой палец вверх. Да! Смахиваю слезу и бегу, что есть силы к ней.

– Селена, сюда! – кричит Оливия, как только появляюсь в диспетчерской.

– Ты подключила компьютеры?

– Нет, система заработала автоматически. Смотри, на экране карта США и здесь движущийся самолетик.

Я сажусь в кресло и смотрю на экран. Красный самолётик двигается к югу от Сан-Франциско. Больше на карте нет никаких показателей, что подтверждает лишь одно: небо пустое.

– Нам надо связаться с этим летчиком, – говорю я, хватая телефонную трубку. Но вдруг замираю: – А как?

Оливия пожимает плечами.

– Тыкай во все кнопки. Что нам терять?

Приободрившись, прикладываю трубку к уху и слышу белый шум. Задыхаясь от эмоций, жму на кнопки, которые кажутся менее подозрительными. В горле стоит огромный ком. Кажется, меня охватывает паника. И что говорить?

– Эй! – несмело бормочу в трубку. Оливия выдает недовольную гримасу и я, выпрямив спину, говорю чуть громче: – Вы меня слышите? Приём?

В трубке шум. Мои глаза судорожно бегают по всем кнопкам и лампочкам, иногда поглядываю на карту и вижу, как передвигается значок.

– Умоляю, отзовитесь! Приём? Кхм… Вас вызывает диспетчерская Сан-Франциско! – вдруг смелее кричу я, и Оливия улыбается, машет большими пальцами и жестом требует продолжать. Я повторяю: – Вас вызывает диспетчерская Сан-Франциско! Приём?

Проходит пять минут. Я не сдаюсь. Самолет на экране отдаляется от Калифорнии. Мы с Оливией нажимаем на всевозможные кнопки и ищем возможность услышать голос на борту, и, судя по указателям на экране компьютера, – это авиалайнер. А если там еще люди? Даже дух захватывает от мысли, что нас может стать намного больше!

– Приём? Вы меня слышите? Диспетчерская Сан-Франциско!

Еще через десять минут Оливия теряет интерес и разваливается в неестественной позе на соседнем кресле.

Глядя на разочаровавшуюся девочку, тоже начинаю опускать руки.

– Наверное, ты права, – тихо говорю, не убирая трубку от уха. – Мы опоздали. Он нас не услышит.

С грустью и задумчиво смотрю на красненький значок, который уходит все дальше и дальше. Без профессионалов не обойтись, я ни на что не способна.

– Поехали домой, Оливия. Я проголодалась… А ты?

Уголки губ девочки опускаются вниз.

– Я так надеялась…

– Мы попробуем еще, – обещаю я и хочу положить трубку на место, как вдруг через треск и шум раздается мужской голос:

– На связи пилот Кенни Перри. Приём?

Глава 18

– Эй! Вы там? Приём? Вы меня слышите? – В собственном голосе улавливаю волнение, восторг и еще кучу всяких разных эмоций, которые стали причиной застывших у меня на глазах слёз. – Нас двое. Мы выжившие после… после пандемии. Вы там?

– Я вас слышу. Послушайте, я разворачиваю самолет и двигаюсь в сторону Сан-Франциско.

– Да-да! Я видела ваш самолет в небе сегодня утром!

– Мисс? Я хочу, чтобы вы меня выслушали.

– Да, конечно!

– К тому времени, как я достигну аэропорта в Миллбро, день будет подходить к концу. Вы понимаете, мисс?

– Э… Селена.

– Хорошо, Селена. Так вот, есть риск, что я не смогу увидеть посадочную полосу. Туман сгущается, и мне нужны ориентиры на земле.

Я теряюсь.

– Что мне делать?

– Я подскажу, не беспокойтесь. – Парень некоторое время молчит, а из трубки доносится треск. Если связь с ним исчезнет, то моё сердце разорвется на части. Я уже представляю нашу встречу. – Раз вам удалось связаться со мной, значит, есть источник питания, – вновь говорит мужской голос. От волнения забыла его имя. Он назвался всего один раз. – Попробуйте включить аэродромные огни.

– Черт… – бурчу под нос, рассматривая миллион кнопок по всей диспетчерской. – И как мне это сделать?

Пилот дает мне подробные указания, объясняет куда подойти и на какие кнопки и рычаги давить. Выполняю все действия по порядку, добившись результата – огни аэродрома вспыхивают. Мы с Оливией визжим от радости, которая не длится и минуты, так как в одно мгновение огни гаснут. Возвращаюсь к телефону, чтобы сообщить о провале.

– Они не работают.

– Не может этого быть! Я не смогу безопасно посадить самолет, если не увижу полосы, – раздосадовано, словно в диспетчерской сидел профессионал, а не обыкновенная девушка, кричит пилот. – Пробуйте еще!

Делаю еще несколько попыток, но безуспешно. Горят только стоп-огни, которые излучают красный свет.

– Не получается, – сокрушаюсь в трубку. – Как же вам удавалось раньше летать и сажать самолет?

– Я всегда действовал четко намеченному плану и сажал самолет только днем при ясной видимости. Сейчас непредвиденная ситуация, отсюда и проблема.

В диспетчерской на десять минут становится тихо. Пилот думает над проблемой, я тоже. Эльбрус свернулся калачиком на одном из кресел и спит. Оливия от скуки вырисовывает что-то на листе бумаги.

– Селена, вы на связи? – слышу голос и хватаю трубку.

– Да, говорите.

– Раз аэродромные огни не работают, то вам придется поискать другие огни. Это может быть что угодно: от простых фонариков до светодиодных ходовых огней.

«А это ещё на каком таком языке?» – злюсь про себя. Я понятия не имею, как они выглядят!

– Селена? Приём?

– Я думаю.

– У вас полно времени. Я еще далеко. Погуляйте по аэропорту, что-то да найдется.

«Легко сказать!»

Во мне говорит усталость, но желание встретиться с этим пилотом выше, поэтому оставив Оливию около телефона, отправляюсь на поиски огней… каких-нибудь. И беру с собой Эльбруса, хотя очень сомневаюсь, что он станет искать лампочки.

С рацией в руке, которые мы откапали в диспетчерской, я сообщаю Оливии о своих находках, она спрашивает пилота и передает его слова. Мне кажется, что проходит вечность, прежде чем мы с Эльбрусом обнаруживаем в складском помещении сигнальные огни, размером с трость, похожие на бенгальские, которые от силы будут гореть пару минут, по моим подсчетам, но может и больше. Их оказалось достаточно много, чтобы расставить по краям посадочной полосы. Пилот дает добро, но предупреждает, что двигаться мне придется со скоростью света, ибо поджечь я их смогу только тогда, когда самолет окажется в непосредственной близости.

Пилот рассчитывает время так, чтобы я успела ликвидироваться вовремя, но и зажечь огни. Целый час уходит на расстановку данных агрегатов. По совету пилота, я располагаю их в шахматном порядке. Затем ожидаю сигнала Оливии по рации. В руке держу целых четыре зажигалки, которые набрала в одном из ларьков на первом этаже аэропорта. Время движется необычайно медленно, а то и вовсе стоит… Вечер близится к закату, солнце отражается в окнах аэродрома и диспетчерской вышки желтым пламенем. Я брожу вдоль полосы, периодически смахивая пот со лба.

– Долго еще? Спроси, – говорю Оливии по рации.

Через минуту она отвечает:

– Сказал, что еще полчаса. Как раз солнце сядет.

– Черт… – И это мое ругательство означает, что придется хорошо побегать.

Время идёт. Я мучаюсь.

В конце концов, устаю и падаю на землю. Рацию кладу в траву, а пока проверяю, насколько хорошо затянуты шнурки на кроссовках.

– Селена, начинай! – неожиданно и звонко кричит Оливия. И тут я понимаю, что нельзя терять ни минуты.

Аэродром окутывают сумерки, и пилот был прав в том, что туман сгустится. На момент действий мой мозг отключается от внешнего мира, сосредотачиваюсь лишь на огнях, а ноги несут меня сами. Первые огни удается поджечь в считанные секунды, но стоило заприметить в небе самолет, как сердце тут же испуганно застучало. «А если не успею?» – неотступно бьется мысль. Но не останавливаюсь.

В ушах стоит оглушающий рёв моторов. Неизвестно откуда появляется дикий страх, но мне необходимо его побороть. Остается поджечь еще два огня, а последний оставить в руке. Дыхание сбилось, на лбу проступают капельки пота… а в сердце поселяется ужас… ледяной ужас! Вижу приближение самолета и замираю с огнем в руке. На меня сыплются мелкие искры, обжигая кожу. Надо уходить в сторону, а я продолжаю глазеть на то, как огромная машина касается земли. А ведь у нас получилось!

С трудом очнувшись от ступора, убегаю в сторону и очень вовремя. Крыло пролетает над моей головой, я падаю и кубарем качусь по асфальту, затем остаюсь лежать на животе, наблюдая, как самолет катится по полосе.

– Ущипните меня кто-нибудь. Я хочу проснуться, – говорю вслух, поднимаясь с земли. Ссадины на локтях и коленях больно пульсируют. Иду к самолету. Но оттуда никто не появляется.

В окне вышки Оливия тычет куда-то пальцем, пытаясь подсказать, что я должна делать дальше. Рация осталась в начале полосы, где-то в траве. В той стороне, куда указывала девочка стоят… Ну точно же! Пилоту нужен трап!

Еще одна проблема, с которой мне приходится разбираться. Доехать до самолета я смогу, а как эту лестницу к двери присобачить?

Тем не менее, нахожу нужный рычаг уже через минуту и трап возвышается над кабиной машины. Не имея опыта, конечно же, врезаюсь в самолет, отчего подпрыгиваю до потолка. Потом слышу шаги, а машина закачалась от движения. Это он. Пилот.

Не знаю, что на меня находит, но как только оказываюсь перед мужчиной в красивой белой форме, тут же бросаюсь на шею и начинаю истошно рыдать.

Глава 19

Чувствуя мужской запах, и вдруг вспоминаю последнюю встречу с Джошем.

В тот день шел дождь. Джош уже болел: он сильно кашлял, а под рубашкой на спине скрывалась красная сыпь, однако, это не помешало мне сбежать из дома, чтобы увидеться, потому что знала, что могу его потерять. Тогда в Америке царила паника. Я слышала, что во многих городах больных «ОК» людей изолировали, но пользы это не приносило. Болезнь распространялась с молниеносной скоростью. Нам пришлось смириться и ждать… Нет, не смерти, уж ее мы точно не ждали. Мы верили, что ученые что-нибудь придумают. Отец запретил нам выходить из дома, да и к тому же, по решению министерства здравоохранения объявили карантин по всему миру. Карта, которую демонстрировали все СМИ, была вся красная. На Земле не осталось ни одного места, куда бы ни попал вирус.

Мы с Джошем встретились в сквере, спрятались в беседке и любовались на стену проливного дождя, прижавшись друг к другу. Он говорил о своей будущей кончине, как о чем-то обыденном, несмотря на то, что я захлебывалась слезами. Тогда я сказала, что хочу уйти вслед за ним и поцеловала его. Это был долгий поцелуй, самый долгий и чувственный. Потом я уткнулась носом в его шею, вдыхая запах кожи и не волнуясь о болезни, и долго так сидела. Казалось, целую вечность.

Сейчас он словно ожил передо мной, даря волшебное чувство защиты.

– Все кончилось, – слышу приятный голос с небольшим акцентом. – Селена, ты молодец! Справилась, как солдат!

Эти слова возвращают меня в реальность, и я слегка отстраняюсь от пилота, но его руки по-прежнему у меня на плечах. Слезы не перестают течь по моим щекам. Внезапно он берет мое лицо в свои ладони и нежно вытирает дорожки слез большими пальцами. И в этот момент я вижу, как его серо-голубые глаза светятся улыбкой.

– Ну, привет, – выжимаю из себя. Не могу оторвать глаз от его лица, потому что трудно поверить, что стою перед еще одним человеком. Мне на самом деле без стеснения хочется трогать его, рассматривать, говорить с ним. И не важно, что он обо мне подумает.

– Привет, Селена. Очень рад встречи.

– А я как рада! – Из горла вырывается глупый смешок, я прикрываю рот рукой и отхожу от парня, который, похоже, растерялся и не знает, что делать дальше. – Пойдем на вышку? Там нас ждут Оливия и пёс по кличке Эльбрус.

– Конечно!

Мы беремся за руки интуитивно. Скорее, это моё решение, ведь я хочу побыстрее отвести его наверх, а пилот не сопротивляется.

– Напомни свое имя, – осторожно прошу я.

– Кенни.

– Ты американец?

– Да, но последние лет девять жил и работал в России.

– Ого! Работал на русскую авиацию?

Он сухо смеется.

– Я работал на русскую авиакомпанию.

– А почему не на американскую? Или российские компании могут предложить больше… могли… Ну, ты понял мой вопрос.

Мы поднимаемся по лестнице, поэтому дыхание сбилось, но Кенни говорит ровно, не делая акцентов и с одинаковой скоростью.

– Многие заграничные летчики выбирали карьеру в России из-за достойной зарплаты, карьерного роста и возможности больше времени проводить с семьей. Я – не исключение.

Тут я останавливаюсь и смотрю на него с грустью или сожалением, наперед зная ответ.

– У тебя была семья?

– Родители, жена… – Он делает многозначительную паузу. – Беременная жена.

Мы молчим около минуты. Я пытаюсь переварить ужасную информацию, затем хочу сказать что-то утешительное, но не нахожу слов. Поджимаю губы и продолжаю путь. Он идет следом.

– А у тебя среднезападный акцент, – говорит он мне в спину.

– Мне часто друзья и знакомые говорили, что я могла бы пойти на журналиста и потом читать новости на CNN, – смеюсь.

– А родилась ты где?

– Висконсин. И пошла учиться на медика.

– О! Так у нас есть медик…

– Не совсем, – перебиваю Кенни и, прежде чем открыть дверь в диспетчерскую, добавляю: – Но уколы делать умею.

– Это тоже неплохая новость, – подмечает собеседник.

Мы входим в помещение, где с нетерпением нас поджидают Оливия и Эльбрус. Увидеть ребенка Кенни явно не ожидал, поэтому вижу, как он замер в дверях.

– У тебя по рации такой взрослый голос… – первое, что говорит он.

А Оливия мило улыбается, затем протягивает ему руку.

– Добро пожаловать в нашу скаут-бригаду, пилот!

Мы дружно смеемся.

Далее Оливия жалуется, что умирает с голоду, напоминая мне, что мы весь день ничего не ели. Кенни тоже поддерживает идею спуститься с вышки и поискать путевое кафе в аэропорту, чтобы сделать горячий чай, а воспользовавшись плитой, сварить макароны или рис. К счастью, мы находим магазин, где набираем нужные продукты сносного качества, затем и само кафе с хорошим генератором внутри, который не сработал после отключения электричества.

Пока наши мысли занимала еда, мы особо не разговаривали. Я уже счастлива от того, что в нашей компании есть мужчина. Даже дышать стало легче, ведь сколько проблем он может решить! Нам повезло, что он летчик – ответственный, сильный, умный. Я просто уверена, что Кенни разбирается во многих механических вещах и даже пресловутые генераторы теперь – его забота.

Но за столом мы с Оливией начинаем забрасывать мужчину вопросами. Еще одна непонятная вещь: мне называть его парнем или мужчиной? Он выглядит очень молодо, но профессия такая, что возникают сомнения на счет того, что мы хотя бы ровесники. Мое любопытство удовлетворяет Оливия, еще раз убеждая меня в том, что невинные дети – ценный дар.

– Сколько тебе лет, Кенни? – в лоб спрашивает она, затем отправляет в рот спагетти, которые варил именно он.

– Мне тридцать четыре. Старый?

– Для меня – да. Но для Селены – в самый раз!

Мы с Кенни смущенно переглядываемся. Оливию понесло.

– А родом откуда? – задаю следующий вопрос.

– Слышала что-нибудь о городе под названием Клируотер?

Мотаю головой «нет».

– Это во Флориде. Он граничит с городом Тампа. Я рос, можно сказать, на пляже. Отец работал спасателем. В подростковом возрасте он купил мне гидроцикл и научил кататься на нем. Бедняга, хотел, чтобы я тоже стал спасателем или же чтобы выбрал близкую к морю профессию.

– Но ты выбрал самолеты, – заканчивает за него Оливия.

– Верно. Но отец меня никогда не осуждал.

А я опять завожу пластинку о грустном:

– А как ты узнал о кончине родителей?

– Мама позвонила и сказала, что отца не стало – вирус «ОК». Она призналась, что тоже больна, и я тут же прилетел в Клируотер, чтобы она провела свои последние дни с сыном.

– Это случилось до общей пандемии?

– За три месяца до начала апокалипсиса или… как это еще назвать…

Я наливаю ему в кружку еще чай, затем задаю главный вопрос:

– Расскажи, как ты выжил. Что видел? Где был?

Кенни откидывается на спинку стула. Глянув на меня, он отворачивается и смотрит на пустые столы и горы одежды вокруг. Мы их привыкли не замечать, но если начинаешь задумываться, кому принадлежали эти вещи и чем занимались люди в тот момент, то поневоле накатывает волна ужаса.

– Мы ко всему готовы, – добавляю я.

Он кивает, хоть и сморщив лоб. По туману в глазах я догадываюсь, что эти воспоминания очень болезненные, и уже хочу отказаться от расспросов, но Кенни начинает свою историю…

Глава 20

И вот, что нам поведал Кенни:

В марте прошлого года я летел в Египет. Слухи о том, что появился какой-то страшный вирус, ходили уже давно. Но я не встречал больных «ОК», поэтому мало в это верил. У людей пытаются вызвать новую волну паники, считал я, как это бывало раньше. Однако россияне всё равно были осторожны и не впускали в страну инфицированных людей. Только вирус этот оказался проворнее. В Египте наш экипаж пробыл два дня, и за это время одна стюардесса и второй пилот возвращались домой со страшной аллергией. Мы на самом деле так думали! Но ошиблись. Они привезли вирус «ОК» в Россию, после чего полеты были отменены на некоторое время. По крайней мере, турагентства по указу президента остановили продажу билетов в курортные зоны. А летчиков и стюардесс отпустили к своим семьям до вызова.

Сейчас я счастлив, что получил шанс провести время с женой. Через два месяца в мае она забеременела. Однако ситуация в мире начинала меняться к худшему и мы боялись, что ребенку не суждено родиться. Каждый день по новостям сообщали о новых жертвах страшной болезни. Инфицированных людей запирали в больницах, объявили всемирный карантин. Но ничего не помогало, ведь болели ещё и животные. А их так просто не запрешь.

К октябрю ситуация вышла из-под контроля. Всё больше людей заражались, а многие совершали суицидальные действия. Никто уже не стремился помогать, потому что спасали свои шкуры.

Моя жена заболела после того, как сходила в магазин. В декабре перед рождеством ее не стало. Я не видел… как… Я… просто проснулся утром, а рядом ее ночная сорочка, в которой она уснула. Помню лишь ее раздирающий кашель всю ночь, а потом он стих… я уснул и… всё. Нет жены. Нет ребенка. И тогда я подумал, что меня тоже уже нет.

Я начал пить. Многие магазины уже считались брошенными, так я садился среди бутылок спиртного, брал какую-нибудь наугад и пил, пил, пил… до тех пор, пока не отключался.

Долгое время не понимал, почему меня никак не берёт этот чертов вирус. Даже когда улицы опустели, я всё еще ждал проявления болезни. Но ничего так и не случилось.

Вирус меня не убил.

Выпивка меня не угробила.

В Москве почти никого не осталось в живых, только одежда повсюду, груды столкнувшихся автомобилей, да я один. Нет, я встречал людей еще в течение всего января, но все они были обречены.

Весной я взял себя в руки, осмыслил произошедшее и понял, что Бог оставил меня на этой земле не просто так…

Кенни замолчал.

Я тяжело вздыхаю, пытаясь осмыслить все, что самой пришлось ощутить на собственной шкуре. Да и Оливии ситуация знакома, только девочка уснула во время его рассказа, положив голову на руки. Смотрю на нее, а на глаза слезы наворачиваются. Эльбрус лежит под столом и время от времени смотрит на нас сочувственными глазками, словно переживает все вновь так же, как и все мы.

– Значит… – мой голос хрипит, поэтому откашливаюсь. – В дни, когда происходило самое страшное, ты жил в беспамятстве?

– Именно. Я напивался так, что просто не замечал ничего вокруг. На улицу было страшно выходить. Люди сходили с ума, они воровали, избивали и даже убивали.

– Да… В моем городе происходило тоже самое. Все взрывалось, люди кричали. Потом папа спрятал меня в подвале. Мы называли его «бомбоубежищем», но на самом деле это всего лишь подвал, который мог защитить нас в случае любых катаклизмов или даже войны. Отец сделал электронный замок с кодом. Вот и запер меня там на месяц.

– Он знал, что ты не заболеешь?

– Наверное, знал, – пожимаю плечами. – Мой дед был вирусологом, ученым в научно-исследовательском институте. Я хотела покопаться в его записях, а они привели меня сюда, в Сан-Франциско. Потом я нашла Оливию, и вот мы здесь. Ты же тоже не просто так летаешь? Где ты бывал?

– Давай сделаем еще чаю и попробуем найти место, где положить девочку, а потом я тебе все расскажу, – предлагает Кенни, и я выдавливаю ласковую улыбку.

– Кажется, я видела мотель недалеко отсюда.

Глава 21

Вскоре после того, как мы нашли мотель, и я помогла Оливии лечь в постель, мы с Кенни выходим на веранду для посетителей.