Путь ликвидатора

Сергей задумчиво кивнул и неожиданно обратился к тому самому солдату, что стоял в паре шагов от них:

– Слышь, братишка, далеко поедем-то?

Такое обращение, видимо, польстило бойцу и он, тяжело вздохнув, кивнул:

– Далеко … , – по грустным глазам конвоира было заметно, что и ему эта поездка не в радость.

Ехали, с короткими остановками, почти сутки … За это время изнывающие от жары арестанты сумели-таки вытянуть из разомлевшего конвоира информацию о том, что точкой назначения является село Калевала. Это малознакомое название никому из присутствующих не дало абсолютно никакой пищи для размышлений о том, куда же их все-таки этапируют. Ситуация становилась все более невыносимой: полнейшее неведение о своей дальнейшей судьбе, треклятая жара и теснота – все эти факторы влияли на психику людей отнюдь не лучшим образом. Все чаще были слышны матерные речи на повышенных тонах, пока, наконец, не дошло дело и до драки – тот самый толстяк, что получил от Коваля «выговор» в камере вагона, вновь достал своим брюзжанием одного из арестантов, на этот раз – Черепа. Сцепившись, оба упали на пол, хрипя и матерясь. Происходящее вывело из полудремы солдата-срочника – передернув затвор автомата, он воскликнул, срываясь на истеричные нотки:

– Немедленно прекратить!

Седой мгновенно сорвался со своего места и, подмигнув растерянному конвоиру, склонился над дерущимися. Коротким ударом в солнечное сплетение он лишил толстяка доступа воздуха и, взяв его за ухо, усадил на лавку.

– Еще раз ты, сука, кипиш поднимешь – башку оторву! – прошептал он в самое ухо задыхающегося бузотера. – Я тебе не Коваль – понтоваться зря не буду, понял?

Толстяк поспешно кивнул, а Сергей уже обернулся к солдату:

– Все в порядке, командир! У пацанов крыши от жары едут. Сам-то как?

Парень выругался себе под нос и, успокоившись, с долей благодарности взглянул на Решетова и улыбнулся:

– Да нормально!

– Слушай, – пользуясь моментом, подхватил Сергей, – а что там, в этой Калевале? Нас с какой целью везут туда.

– Да я сам не знаю, – словно оправдываясь, ответил парень. – Сказали: доставить и передать.

– Кому? – оживился Сергей, пытаясь выжать из разоткровенничавшегося бойца все возможное.

– Не знаю, – покачал головой парень. – Вот начкар – тот все знает … , – и тут же, спохватившись, умолк.

– Ясно, – вздохнул Сергей и повернулся к опальному соседу. – Ну что, толстый, – очухался? Слова мои запомнил?

Тот вновь послушно кивнул и насупился.

– Погоди, Угрюмый! – подал голос из угла проснувшийся Коваль. – Вот прибудем в зону – там и поговорим.

По прибытии в Калевалу заключенных разместили в маленькой камере для временно задержанных местного отделения милиции, где их накормили и дали перевести дух после длительного и изматывающего путешествия. Наполнив урчащие желудки, арестанты разомлели – наконец-то им предоставили возможность отдохнуть в более-менее человеческих условиях. Сквозь легкую дрему Седой услышал противный скрип отпираемой двери камеры и последовавший за ним окрик конвоира:

– По двое – на медосмотр! Первые – Решетов и Ковальчук.

– Твою-то мать! – вздохнул Сергей и тряхнул за костлявое плечо Коваля, храпевшего с полуприкрытыми глазами – сказывались годы, проведенные в тюрьмах России. – Подъем – труба зовет!

В медкабинете дежурная фельдшерица – очаровательная молодая женщина лет тридцати, смущенно пряча свои красивые голубые глаза, бегло осмотрела оголенные торсы пациентов, отметила что-то в медицинских картах и, словно извиняясь, произнесла:

– Сейчас вам сделают по два укола: прививка и вакцина для акклиматизации – пройдите за ширму, – тряхнув водопадом роскошных рыжих волос, она требовательно взглянула на Седого.

– Родная моя, – ласково улыбнулся Сергей, – я побывал в свое время на множестве территорий с такими разнообразными климатическими условиями, что моему организму уже по жизни не нужны никакие прививки и вакцины.

– Это не обсуждается, – тихо ответила фельдшер. – Все делается для вашей же пользы. Откажетесь – вас все равно заставят.

– О, как! – рассмеялся Решетов. – Ладно, леди, не будем портить наши теплые отношения из-за простой формальности. Куда колоть будешь? – он с готовностью начал расстегивать молнию джинсов.

– Инъекции – внутривенно! – слишком поспешно сообщила женщина и впала в краску.

– Как скажешь! – Сергей закатал рукав. – Как звать-то тебя?

– Светлана, – неохотно ответила дама. – Рукой поработайте …

После того, как все прошли «медосмотр», зэков вывели во двор и построили. Сменившиеся конвоиры по-хозяйски, словно на рынке невольников, осмотрели разношерстный коллектив. Начкар – чуть располневший майор с суровым выражением бледного, строгого лица, заложив руки за широкую спину, важно прогуливался перед шеренгой арестантов и хриплым голосом инструктировал новоприбывших:

– Граждане осужденные! Сегодня все вы будете доставлены в ИК – 777 для отбытия наказания в виде пожизненного заключения.

– Чё-о-о?! Как?!! Беспредел!!! – послышались возмущенные выкрики.

Угрюмый, до которого дошло, видимо, позже, чем до остальных, аж взвился. Он шагнул навстречу майору и, замахав кулачищами, заголосил:

– Ты, начальник, ничего не попутал?! Мне, за кражу – потолок мотать?!

Майор мгновенно среагировал на попытку неповиновения – через какую-то долю секунды он уже упирался стволом «Макарова» в лоб остолбеневшего толстяка.

– На землю! – прозвучала резкая команда. – Лечь, сука!!!

Угрюмый, с неописуемым ужасом на потном лице, послушно упал на утоптанную землю, уткнувшись носом в сухую пыль. Майор деловито передернул ствол и дважды выстрелил заключенному в затылок, обрамленный глубокими проплешинами. Тело Угрюмого содрогнулось и обмякло. Вокруг его неподвижной головы плавно растекалась кровавая лужа. Заключенные оцепенели …

– Ни хера себе! – прошептал Коваль и судорожно сглотнул, подавляя приступ внезапной тошноты.

– Еще одна блядь свой поганый рот откроет – … , – спокойно, как бы – между прочим, сказал майор и выразительно кивнул на тело Угрюмого.

– … так, о чем мы? – продолжил он секунду спустя, как ни в чем ни бывало. – Ах, да – ИК – 777! Ввиду удаленности режимного объекта вы будете доставлены туда по воздуху, то есть – на вертолете. Хочу сразу предупредить – бойцы у меня отменные, так что – дурить не советую.

Седой катнул желваки и с ненавистью осмотрел конвоиров, стоявших по периметру дворика с автоматами наизготовку – да, это тебе не полоротые ВВ-шники! По суровым лицам, безжизненным взглядам и уверенным, плавным движениям Решетов безошибочно определил в этих парнях настоящих профессионалов. Таких глаз, как у этих крепких людей в камуфляже, Сергей достаточно повидал в своей жизни – холодные и беспристрастные, словно толстая каменная стена, отгородившая человека от окружающего мира – глаза неумолимого убийцы. Жестокое и бесчеловечное отношение к арестантам, скорая расправа без суда и следствия, уровень подготовки конвоя – все эти факторы складывались в весьма нелицеприятную картину. Казалось, что отныне заключенным придется существовать в каком-то ином мире – мире, абсолютно противоположном по своим законам обычной реальности; мире, где напрочь отсутствуют такие понятия, как милосердие, справедливость и закон.

Внезапно Сергей почувствовал легкое головокружение, которое, лишь на миг овладев сознанием, тут же отступило, чтобы затем вновь вернуться, подобно огромной волне захлестнувшей головной мозг. Седой покачнулся и едва не упал, успев ухватиться за рукав стоявшего рядом Коваля. Подняв затуманенные глаза на товарища по несчастью, Решетов осознал, что симптомы внезапной слабости обрушились не только на него – старый вор так же, как и он, терял связь с окружающей действительностью – глаза его подернулись пеленой абсолютного непонимания ситуации. Оглянувшись, Седой зафиксировал неадекватное поведение остальных заключенных. Кто-то упал на колени и, пытаясь вернуть нормальное положение окружающему пейзажу, отчаянно тряс головой; кто-то, схватившись за плечи рядом стоящих, неимоверным усилием воли старался вновь взять контроль над своим организмом; кто-то суеверно смотрел в голубые дали небес и торопливо молился, стремясь отогнать страшную напасть. Если исключить возможность очага эпидемии, возникшей в этом сплоченном коллективе, то можно было с полной уверенностью утверждать, что все это явилось следствием уколов «для акклиматизации». Решетов сокрушенно покачал головой и недобрым словом помянул симпатичную фельдшерицу. Хотя … , если разобраться – она тоже человек подневольный, что прикажут – то и делает.

– Ну-ну! – саркастичным взглядом обвел майор своих подопечных. – Не раскисать мне тут! Вам еще в вертолет загрузиться нужно.

Пытаясь приободрить арестантов, начкар пнул ближайшего из них и заорал:

– Направо-о-о! В колонну по одному – к воротам! Шаг влево, шаг вправо … ну, вы знаете.

С трудом переставляя отяжелевшие ноги, волоча по земле свои баулы, потянулись одурманенные бедолаги к распахнувшимся воротам, за которыми открылся вид на небольшой пустырь со стоящим на нем вертолетом. «МИ – 26», – автоматически зафиксировал картинку одурманенный мозг Сергея. В свое время ему доводилось транспортироваться на подобном – там, в далеком Таджикистане. Конвоиры, словно полудохлых баранов, загнали арестантов в грузовой отсек вертолета, где было сооружено подобие большой клетки. Сергей оценил толщину прутьев своего нового обиталища и усмехнулся: «Зоопарк, мать его!». Начкар и четверо конвоиров расположились на лавках – напротив клетки. Майор еще раз пристально оглядел свой «зверинец» и, задумчиво поковыряв в широком носу – не забыл ли чего, воскликнул:

– Все, взлетаем!

Словно во сне услышал Решетов гул двигателя, шум пришедших в движение лопастей винта и, наконец, окончательно отключился …

В сознание его вернуло ощущение, что кто-то настойчиво шепчет ему в самое ухо о подстерегающей его опасности. Сергей с трудом открыл глаза, прогоняя остатки дурмана, потряс головой и огляделся: все зэки, скорчившись в нелепых позах на грязном полу клетки, сладко посапывали, находясь в объятьях Морфея. Начкар сосредоточенно чистил свой «Макаров»; двое конвоиров играли в карты; двое – дремали, прижав к себе, словно женщин, свои автоматы. Стараясь не привлекать к своей персоне внимания, Сергей оценил конструкцию клетки, сваренной из арматуры; тяжелый замок и засов на двери и пришел к неутешительному для себя выводу о невозможности побега. А бежать, определенно, нужно – все, происходившее в последние дни, говорило об этом. В этом загадочном краю человеческая жизнь не стоила и цента – об этом можно было судить по отношению конвоя к арестантам. Сергей ничуть не сомневался, что там, в загадочной ИК – 777, возможность побега и вовсе сведется к нулю – определенно, охрана в этом заочном аду поставлена на должный уровень. Что делать?! Скользнув взглядом по фигуре спящего конвоира, расположившегося ближе всех к клетке, Решетов заметил толстую цепочку, протянувшуюся от ремня бойца – в карман камуфлированных брюк. Быть может, именно на этой цепочке находится заветный ключ от двери? Седой покачал головой: даже если и так, то что с того? Вздумай он хотя бы попытаться добыть его – пристрелят не задумываясь.

– Илья Вениаминович, – обратился один из бойцов к начкару, – че-то заигрался – переход был уже?

Майор осуждающе покачал головой и нехотя ответил:

– Эх, ты, игруля! Мы уже минут двадцать, как на К – 777. Разве не заметил – как похолодало?

– Значит – через полчаса дома будем! – обрадовано улыбнулся конвоир и поежился. – Эх, по Ирке соскучился!

– Нужен ты ей! – усмехнулся напарник. – Она к куму ночами повадилась бегать.

– Гонишь!!! – вскипел говорливый.

– Хорош языками трепать! – резко оборвал майор свару, грозящую перейти в серьезный конфликт. – Вы бы лучше о новом мясе беспокоились – действие укола скоро закончится!

– Да в отрубоне еще все, товарищ майор!

Но, «новое мясо» уже потихоньку приходило в сознание – просыпаясь, арестанты, словно сонные мухи, вяло зашевелились на полу клетки. Действительно, как заметил начкар – похолодало довольно ощутимо. Седой поймал себя на мысли, что после адской жары, казалось бы – желанная, прохлада не производила должного эффекта – слишком уж упал градус. Карелия – Карелией, но не до такой же степени!

– Эй, урки! – весело воскликнул говорливый конвоир. – Подъем, скоро прибудем к месту назначения, для кого-то – последнему в этой жизни.

– Гандон, язык свой засунь себе … , – не выдержал издевки одурманенный Череп.

– Чего-о-о?! – взвился конвоир и мгновенно оказался у решетки. – Я тебе …

– Отставить! –осадил подчиненного начкар. – В зоне рамсить будете – если желание еще не иссякнет.

И хотя этот резкий окрик слегка охладил приступ бешенства конвоира, тот не нашел в себе сил вот так запросто снести это унижение, – громко схаркнув, он плюнул прямо в лицо Черепу. На одну короткую минуту, показавшуюся всем вечностью, Череп потерялся – в жизни никто и никогда не оскорблял его подобным образом. Седой буквально кожей почувствовал, что сейчас произойдет нечто ужасное – в воздухе повисла напряженная тишина. Решетов заметил ЭТО еще пару минут назад – казалось, будто атмосфера постепенно насыщается неистовой враждебностью. Неприятное ощущение появилось у него чисто интуитивно – словно кто-то невидимый и могущественный манипулировал, будто марионетками, душами людей, запертых в тесном пространстве отсека вертолета. Невидимый и ужасающий. По всей видимости, один лишь Сергей посчитал накалявшуюся обстановку следствием воздействия извне; остальные действовали (как и положено марионеткам), повинуясь лишь животным инстинктам.

Рука Черепа, словно змея, метнулась сквозь прутья решетки. Схватив конвоира за ворот камуфляжа, арестант изо всех сил рванул его на себя. Взбешенное лицо говорливого врезалось меж прутьев, извергая на противника зловонное дыхание и поток матерных слов. Как будто подброшенные невидимой пружиной, остальные конвоиры устремились на помощь к своему соратнику, пытаясь оттащить его от клетки. Но было уже поздно … Свободной рукой Череп успел схватить автомат, болтавшийся на груди конвоира … Резкий рывок на себя … Ремень слетел с наклоненной головы, уронив при этом камуфлированную кепку. Арестанту потребовалось лишь несколько секунд для того, чтобы развернуть ствол в сторону обидчика, передернуть затвор и выдать длинную очередь, вспахавшую живот говорливого …

В одно мгновение отсек вертолета превратился в кровавую бойню, так как ни той, ни другой противодействующей стороне в буквальном смысле негде было укрыться. Боец, спавший рядом с клеткой, вероятно, был сражен выстрелами своих же товарищей, открывшими шквальный огонь по взбунтовавшимся зэкам. Его упавшее оружие было тут же поднято Ковалем, который сноровисто передернул затвор и начал поливать противников короткими очередями. Тесное пространство клетки наполнилось криками ужаса и воплями умирающих. Рядом страшно захрипел Череп – пуля пробила ему горло. Алый поток, хлынувший из ужасной раны, слился с кровавой лужей на полу, где в чудовищном клубке сплелись мертвые и живые. Решетов подхватил автомат, выпавший из рук смертельно раненого Черепа. Прикрывшись его телом, он дополз до подсумка, валявшегося рядом с телом солдата, выхватил оттуда магазин и заменил его на отстрелянный. В это мгновение в живых оставались четверо арестантов, включая Седого и Коваля. Майор и один из конвоиров догадались ретироваться в кабину и продолжали отстреливаться уже оттуда.

Вскоре надрывно закричал старый матерый вор – одна пуля раздробила ему скулу и навылет вышла в области основания шеи, а вторая раздробила кисть правой руки. Сергей выпустил последний патрон из своего магазина и, схватив автомат Коваля, разрядил его в сторону кабины, откуда тут же послышались громкие стоны. Решетов лихорадочно осмотрелся – боекомплект на нуле … Но и из кабины не доносилось больше ответных выстрелов … Вертолет как-то странно накренился сначала в одну, а затем в другую сторону. Ощущение было таким, как будто управлял машиной абсолютно невменяемый пилот. Все мертвы – дошло до Сергея … Один лишь Коваль, обхватив голову синими от наколок руками, стонал в луже крови … Путаясь ногами в обезображенных свинцом телах заключенных, по щиколотку в крови Решетов пробирался к мертвому конвоиру, в то время, как вертолет отплясывал лихую джигу Смерти. Вот она – заветная цепочка! Рывок … Ключей – пять или шесть … Который?!!! Первый – не тот! Второй – опять та же херня!!! Третий (о, Господи!) – ну, давай же! Есть!!!

Двигатель вертолета взвыл, подобно тропическому урагану … Крен влево … Решетова забросало мертвыми телами заключенных. Хрен вам! Едва держась на ногах, Седой неимоверным усилием сдвинул засов, распахнул дверь клетки и, подтаскивая стонущего и матерящегося вора, устремился к двери наружу. Вор – первый (старикам везде у нас почет). Кувыркаясь, Коваль свалился в заросли кустов на высокой сопке. Осатаневшая земля, угрожающе помахивая кронами деревьев, стремительно несется на неуправляемый вертолет … Прыжок … Удар … Еще удар … Ветви впиваются в беззащитную кожу … Кудрявый зеленый великан, будто взбесившийся рестлер, пытается сломать его хребет о свое колено, покрытое толстой древесной корой … Земля, чтоб ее! Есть контакт! Оглушительный взрыв где-то совсем рядом.

Теряя сознание, Сергей впился взглядом в темную фигуру, появившуюся, словно из воздуха, в нескольких шагах от него. Черная тога, глубокий капюшон. От этого зловещего и мрачного силуэта за версту тянет каким-то неземным холодом … Разрывающий барабанные перепонки и выворачивающий мозг наизнанку, омерзительный шепот, перемежающийся короткими, словно птичьими, трелями, исходящий из недр капюшона … Оттуда же, мгновение спустя, словно из-за черного занавеса показались ГЛАЗА … Вернее – глазницы … Словно на размытом темном фото, исковерканном шаловливой ручонкой малолетнего хулигана, который старательно выковыривал очи изображенного на портрете перочинным ножом …Пустые, холодные, безжизненные …. МЕРТВЫЕ …

Глазницы ужасающего незнакомца внезапно взорвались, подобно рождественскому фейерверку, чтобы через мгновение погрузить сознание Решетова во мрак …

Ливия … Арабы в черных тогах с капюшонами … Сергей вывалился из «Лендровера» и, подволакивая ногу, устремился к хибаре, стоявшей на окраине города. Там – аптечка, документы и деньги … Еще вчера они с Лехой планировали скорое возвращение на Родину. Леха! … Какая же сука их подставила?! Спина онемела, лишь где-то в области позвоночника пульсировала страшная рана, разливая потоки боли по измученному организму. Ладно, нормально все … Сейчас только рану обработаю … , а потом нужно убираться отсюда. Дальше: Бенгази, аэропорт – выберусь!

Сергей распахнул дверь ветхого домика и настороженно огляделся … Тихо … Никого … Нет!!! В дальнем углу комнаты стоит мрачная фигура, с ног до головы укутанная в черный балахон. Невнятная тихая смесь шепота и омерзительных птичьих стенаний доносится из темной пропасти капюшона … Незнакомец неподвижен – он не собирается атаковать, по крайней мере – физически.

– Кто ты?! – содрогнувшись, прохрипел Решетов.

Лишь тихий смешок в ответ … И вновь поток шипящего шепота – он обволакивает, пробирается до мозга костей, не дает свободно дышать, связывает по рукам и ногам …

– Ах, ты тварь!!! – сжав зубы, произнес Седой и, выхватив «Беретту», выстрелил в бездонные недра капюшона.

Ничего … Ужасающий противник все так же стоит на месте. Прервавшийся было, поток шипения вновь возобновился. Медленно, словно во сне, сползает капюшон, обнажая под собой … призрачную невесомую тень с ослепительно-белыми, как будто вырванными в области лица, глазницами, изливающими в полумрак комнаты режущее, словно скальпель, сияние …

ЧУЖОЙ МИР

Сергей метнулся вперед в отчаянной попытке разорвать, растоптать ужасающего противника … и очнулся от боли, пронзившей правую руку. Настороженно огляделся – никого. Профессионально прошелся пальцами по больной руке – кости целы, лишь рваная рана от плеча – к локтю. Решетов принялся более подробно обследовать свой многострадальный организм: глубоко вздохнул и задержал дыхание – ребра целы; осторожно пошевелил ногами – и тут порядок; медленно встал на ноги и тихонько помотал головой – надо же, и здесь обошлось – сотрясения нет. Седой с благодарностью взглянул в затянутое серыми тучами небо. Холодный и неприветливый мелкий дождь, словно издеваясь, хохотнул – рано благодаришь. Действительно – погодные условия этой загадочной местности были весьма далеки от гостеприимных. Сергей поежился – градусов десять, не больше. Как такое возможно, ведь еще с утра жара стояла неимоверная? В изодранной и мокрой одежде далеко не уйдешь. Кстати, а куда идти-то? Решетов огляделся: он стоял у подножья большой сопки; ниже – извиваясь и бурля порогами, протекала маленькая речка, уходившая в дебри карельской тайги. Чуть справа, из-за деревьев поднимался в небо слабый серый дымок, видимо – символизирующий место падения рокового вертолета. Оценив положение места крушения и свое местонахождение, Седой составил примерную траекторию полета и, слегка прихрамывая, направился наверх – искать Коваля. Не прошло и трех минут, как из густых зарослей раздался громкий стон. Жив, бродяга! Сергей мгновенно сориентировался и устремился на звук. Преодолев очередную лиственную преграду, Решетов остановился, как вкопанный, и тяжело вздохнул. Если до этого момента хоть какая-то ничтожная надежда на то, что Коваль выживет и существовала, то сейчас она исчезла …

Окровавленный, с разодранным в мясо лицом, лежал старый вор на вершине огромного каменного валуна, венчавшего вершину сопки. Неестественное положение тела, дергающиеся конечности и кровавая пена на губах Ковальчука красноречиво свидетельствовали о том, что жить ему осталось не более нескольких часов. Позвоночник, скорее всего, сломан. Внутренние органы при падении с такой высоты на камень наверняка превратились в кровавое месиво … Конечно, будь поблизости больница – шанс еще был бы, но …

– Коваль, – тихо позвал Сергей.

Окровавленное туловище слегка дернулось, и с губ умирающего, сквозь хрипы, едва различимо сорвалось:

– Седой, ты?

– Я, братуха, я …, – вздохнул Сергей и присел на поросшую мхом поверхность валуна рядом с исковерканным телом.

Коваль содрогнулся, сплюнул кровяную массу, мешавшую говорить, и прохрипел:

– Серега, валить тебе нужно … Через пару часов здесь полно гандонов с собаками будет …

Решетов до боли стиснул зубы, кивнул и отрешенно огляделся. В голове билась единственная на этот роковой момент мысль: « Что делать-то?!».

Словно уловив замешательство товарища, Ковальчук как-то по-сатанински ухмыльнулся и, надувая губами алые пузыри, прокаркал:

– Ты, Седой, за меня не парься … Край мне – точно знаю … , – взгляд вора потускнел, а обычно холодные и безжалостные серые глаза внезапно наполнились слезами и невыразимой мольбой. – Ты только … это … не оставляй меня вот так … подыхать. Ну, ты понимаешь … Прошу!

У Седого от этих слов перехватило дыхание. Никогда еще в этой жизни не приходилось ему ВОТ ТАК убивать … Он помотал головой, закашлялся и, наконец взяв себя в руки, посмотрел в глаза Ковалю и молча кивнул. Старый вор блаженно улыбнулся и, словно умирающий пес, тянущийся из последних сил к своему хозяину, попытался приподняться. Решетов скрипнул зубами, осторожно приподнял голову Коваля и уложил ее на свое колено … Провел ладонью по слипшимся от крови седым волосам … Последний раз взглянул в глаза товарища по несчастью и прошептал:

– Прощай …

Руки профессионально нашли наиболее удачные точки опоры … Рывок … Омерзительный хруст … Безжизненные глаза Ковальчука, не мигая от капель мелкого дождя, сыплющихся на застывшие ресницы, смотрели в серую завесу облаков.

Сергей растерянно осмотрелся – чем бы вырыть могилу … О том, чтобы оставить тело товарища по несчастью на потеху местным лесным обитателям, не мелькнуло даже мысли. Голова соображала туго, но спустя минуту его все же осенило: вертолет! Несмотря на взрыв, там наверняка найдется что-нибудь пригодное. Он осторожно положил голову Коваля на зеленый ковер мха, проплешинами покрывающего поверхность камня; поднялся на ноги и медленно побрел в сторону крушения вертолета – благо, легкий дымок, поднимавшийся в серые небеса, еще достаточно красноречиво указывал направление.

Спустившись к речке и пройдя немного вверх по течению, Решетов с сомнением осмотрел искореженную груду металла, в которой нашли свое последнее пристанище останки арестантов и конвоя – ни хрена полезного. Сергей сплюнул и раздраженно посмотрел в сторону … Его усталый взгляд остановился на надломленной пушистой сосне у подножия сопки … Вот оно! Наверняка, перед падением, неуправляемая машина ударилась о ствол могучего дерева. Удар был сильным – об этом свидетельствует урон, нанесенный таежному великану. Значит, что-то могло быть вытряхнуто из нутра обреченного вертолета.