Полная версия
Спираль судьбы
Спираль судьбы
Аркадий Максин
© Аркадий Максин, 2021
ISBN 978-5-0055-4029-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Бездонное голубое небо. Ни облачка. Максим лежит на центральной тропе садового участка в пять соток, таращится ввысь и жуёт цветок Кашки. Хорошо…. Счастливое беззаботное детство!
Рядом бабушка, в салатовом халате и жёлтой косынке, копается в грядке виктории. Дедка, стоит в тени молодой яблони, опёршись на трёхрожки, как всегда прищурившись в улыбке. Мятая сетчатая шляпа разбросала мушки солнечных зайчиков по морщинкам лица.
– Дед, подай парню матрас из беседки! Земля ещё холодная, простынет.
Дедка не шелохнулся. Глухота – подарок паровой кузницы.
Максим начинает ощущать прохладу земли. На лицо упала холодная капля. Откуда?
– Ба, облаков нет, а на меня дождинка упала!
– Наверно самолёт пролетел…
– Ну и чё?
– Кто-то в туалет сходил, – улыбается она.
Ещё одна капля, холоднее прежней, упала на лоб. Зажмурившись, он стёр её панамой.
Приоткрыл глаза. Сладкое забытьё кончилось. Ужас пробежал от макушки до пят, подняв все волосы. Сердце, затарахтело пулемётной очередью, подхватывая в свой такт дыхание. В голове заухало. Нестерпимый звон заложил уши. Каждая клеточка тела, бившегося в конвульсиях дикого озноба, готова была лопнуть от нестерпимой боли.
Опять ледяная капля плюхнулась на голову, заставив плотнее сомкнуть веки.
– Блин, как кирпич! – промелькнуло в больном мозгу. – Если не восстановить дыхание и не остановить сердце – сдохну.
Собрав волю в кулак, стиснув клацающие зубы, затормозил дыхание, делая его глубоким и ровным. Сердце забилось реже, но сразу же возникло ощущение воткнутого между рёбер кола. Озноб стал меньше, позволив, наконец, открыть по-настоящему глаза.
Перед лицом покатые капельки влаги вперемешку с осколками стекла. В свете аварийных фонарей, на ребристых пайолах палубы, похожие на пролитою кровь. Вогнутая, с глубокими царапинами, металлическая переборка закрытой каюты, напротив. Вертикальный трап кормового аварийного выхода. Пахнет горелым мясом, жженой резиной и краской так, что першит в горле и дерёт ноздри.
С большим трудом присел, опёршись спиной о трап. Руки ходят ходуном, ноги непроизвольно дёргаются, голова не хочет подниматься с груди.
– Где я? Почему знаю, как всё называется? Что вообще произошло? Боже, как больно думать! Словно шилом в мозгах швыряются!
Утихомиривая трясучку рук, Максим засунул их подмышки и прижал. Виски нестерпимо сдавило, черноту в глазах осветили радужные круги.
Под ногами заросли ландыша. Цветов много, но в большинстве увядшие. Старательно выбирая хорошие, подсознательно понимая, что это для неё, сам стыдится такой мысли.
А на душе – сдали последний экзамен! Прощай школа! Взрослый! Хорошо, что всем классом рванули в лес. Может, сегодня объяснюсь с Людмилой.
Сжимая в кулаке за спиной букетик, Максим выходит на поляну. Ребята у костра выпивают бормотуху и сухое. Смеются, шутят. Она сидит с подругой на поваленном дереве к нему спиной. Застеснявшись, молча, как шёл из-за спины, так и сунул под нос букет.
– Вот идиот! Кто так к любимой! Надо на колено встать и в глаза! В глаза смотреть!
Поздно. Девчонки увидев ландыши, сразу все вспорхнули – Где?
Он махнул рукой, указывая направление. Бухнулся на освободившееся место, повесив голову. Кто-то из пацанов протянул стакан портвейна, – Пей, дурак.
С поляны пошёл последним, чтобы Людмила не видела, как его развезло. Все уехали на автобусе из кольца, а он шлёпал ещё до конечной трамвая. Хорошо никто его не хватился. В пустом салоне хоть расслабиться можно. Но какие кресла, не задремлешь! Вандалы все спинки посбивали, а оставшаяся труба каркаса так врезается в спину.
– Да это не дужка трамвайного кресла врезалось между лопатками. Трап аварийного выхода, – червяком боли проползла мысль.
Сознание медленно возвращалось вместе с кошмаром общей боли.
– Давай, давай открывай глаза, – бухало в голове. – Вспоминай, что случилось.
Красный свет авариек надавил на зрачки. Краска на переборке соседнего отсека потемнела и вспучилась пузырями. Парень, в легководолазном пятнистом костюме чёрного – синего – белого цветов, полулежал на палубе, прижимаясь щекой и грудью к переходному люку.
Максим чуть приподнял голову. Часы. 4 часа 57 минут. Разбитое стекло придавило стрелки. Глубиномер. 150.
– И огурец в виде меня в этой банке. Правда, уже наверно сморщенный, – не весёлый сарказм подстегнул затуманенное сознание. – Так, это всё уже было! Я же уже выбрался отсюда! Это просто очередной кошмар, сейчас проснусь. Перебрал наверно вчера. Сейчас, сейчас глаза закрою и…
Но собственно вопля из-за колоколов в голове и звона в ушах он не услышал.
– Отставить панику! – утихомиривая вновь взбесившееся дыхание, скомандовал себе. – Прошлый раз выбрался и сейчас значит смогу. Надо только сначала добраться до аптечки. Обезболивающее, обезболивающее – в первую очередь. А то ничего не получится.
Опершись на дрожащие руки, попробовал встать на колени. Окружающее зашаталось и поплыло, растягивая очертания предметов, смывая видимое в алый туман.
– Где водку взяли? – лысеющий майор чекист распределительного пункта, не глядя на Макса, перебирал бумаги на столе. – Стой не мотайся, сопля зелёная. Что, напоролся, ноги не держат, и двух слов связать не можешь? Куда у тебя направление?
– В танкисты, – непослушный язык еле провернулся между зубами.
– В танкисты, – передразнил майор, растягивая слога. – А теперь, пойдёшь в подводную авиацию – конюхом! Три года акул дразнить и якоря точить. Кругом!
Пошёл вон, Колумб болотный. Следующего!
Во рту пересохло. Онемевший язык скрёб по нёбу, как нождачка. Лицо саднило от порезов битого стекла. Больше не пытаясь подняться, пополз к переборке медицинской каюты, на которой висел ящик аптечки.
Стараясь не напрягаться, перебирая руками по металлу каюты, встал на колени. Открыл ящик, и прежде чем плюхнутся назад, загрёб его содержимое.
– Слава богу, братва только анальгин уполовинила, – выбирая между ног из кучки медикаментов нужное, порадовался находке Макс. – Хорошо перед выходом наш «Костолом» позаботился пополнить аптечки.
Сделав укол в предплечье, привалился спиной к вмятой переборке каюты. Ожидая действия лекарства, начал внимательно осматривать отсек. А в голове всё бухал и звенел колокол голоса кагебешника:
– Три года акул дразнить…
– Молокосос! Откажись тогда от выпивки на распределительном пункте, оттрубил бы два года, и не пришлось бы постольку раз судьбу испытывать, – безразличный взор скользил по искореженному торпедному отсеку. – Колумб, не Колумб, а Америку увить пришлось.
***
Чекист слов на ветер не бросал. На седьмые сутки вокзальных и поездных мытарств, голодного бардака пересыльных пунктов – Здравствуй Кронштадт! Привет «Учебный Отряд Подводного Плавания»! В/ч ноль три девятки ноль… Рота электромехаников дизель-электрических подводных лодок. Наше – вам рашпили-старшины всех статей.
– Рота! Подъём! Минута одеться, приготовиться к построению! Товсь! Время пошло!
Точнее сказать поползло в муштре строевых и учебных занятий. В бесконечной суете учебных тревог и строевых смотров, от которых по ночам сводило ноги до деревянного состояния. Да и засыпать то же порой приходилось «учиться».
– Рота! Отбой! – и триста измождённых тел прыгают по двухэтажным кроватям, лязгая пружинами. – А вот курсант Савельев по команде «Отбой» не закрыл глаза, – старшина второй статьи Сулимов, нашёл нарушителя. – Рота! Подъём! Построиться на среднем проходе.
И так бывало за вечер по сотне раз, засыпали под пристальным взглядом старшин.
На гражданке и не обращал внимание, как пролетает неделя. А здесь начался отсчёт секундам, минутам, часам и дням до ДМБ.
Очень тяжело было первые три месяца, потом начались увольнения, несение караулов, да и втянулись в ритм службы. В общем, остальные четыре месяца прошли легче и быстрее.
Выпускные экзамены курсант Максим Смирнов сдал на отлично. Но корочки получил синие.
– На флоте не любят шибко грамотных с красными корками, – поведал на прощание зам. комвзвода главный старшина Колесников. – Я тебе по легководолазной подготовке на четвёрку исправил. Держи, потом спасибо скажешь.
Рашпили с учебки сопроводили основной костяк выпуска до Североморска. Отобрали ленточки Балтфлота, заменив их на Северный, раздали погоны СФ и ретировались восвояси. Шибко их действующий флот не любил.
Окончательное распределение Максим получил в Полярный. В четвёртую «Чёрную» бригаду подводных лодок.
Знакомство с Екатерининской гаванью, окружённой крутыми прилизанными серыми сопками, началось с дубового пирса, к которому возвращаются из похода все субмарины. Такая уж традиция. Дежурный по бригаде, под лучами не заходящего солнца, отобрал художников, шоферов, спортсменов и направил их к штабу. А остальных не выдающихся раздал по экипажам.
В легендарном задании «ПОМНИ ВОЙНУ», Максим продраил палубу два дня. Лодка, на которую его направили, была в море. Это были последние спокойные дни. Вернулась она среди «ночи». Его сразу подняли и препроводили к месту приписки.
– Да, брат, ты попал … – пожалел сопровождающий Максима старший матрос. – Пугать тебя зря не буду, сам на своей шкуре всё прочувствуешь. Мой тебе совет не закладывай и молчи в тряпочку, если хочешь дожить до ДМБ. Одно название у неё само за себя говорит.
– Какое?
– «Чёрная дюжина». Из морей не вылезает. Годы звери. А кэп ихний – пират чистой воды. Говорят, что стукача одного, который в политотдел бригады бегал, лично на корме расстрелял. Так, что секи – в море за неисполнение приказа это возможно.
Спустились с сопки, и подошли к первому плавпирсу.
– Постой. Давай покурим здесь. Неизвестно, когда ещё тебе спокойно подышать придётся. – Сопровождающий достал помятую пачку Беломора. – Угощайся. И смотри сюда, – дымящаяся папироса ткнулась в правую лодку 641 проекта.
Свежевыкрашенный корпус, до зеркального состояния отдраенная акустическая бульба. Новенький ходовой трап с бортовым номером 412. Лоснящиеся причальные канаты. Субмарина явно отличалась ухоженностью и порядком.
– Ничего не заметил?
– Нет.
– Бортовой номер на рубке и трапе. Видишь две последние цифры?
На борту рубки четвёрка была полностью белая, а в единице и двойке внутри белых цифр чёрные. Прямоугольное облако парусины сходней украшала серая четвёрка и чёрная двенадцать.
– Они не раз за эту свою традицию получали. Но упрямые, блин, как бараны. Ничего не боятся. Анархисты.
За это их видно из морей и не выпускают. Месяц у стенки или в доке и год в полном отрыве. – Старший матрос бросил бумажную гильзу за край причала. – Двинулись. Сдам тебя по команде.
Плавпирс гулко отозвался своей пустотой на шаги. Запах моря вперемешку с запахом соляра, взбудоражили организм. Не объяснимое волнение, предательским холодком, пробежало по всему телу и засело в конечностях.
– Эй, вахта! Доложи дежурному – пополнение прибыло! – перекрикивая чаек, выпалил сопровождающий. Худой, не большого роста, с угрястым желтоватым лицом дежурный матрос в выцветшей голубой робе, не двинулся с места. Медленно поднял руку с висевшего на шее десантного автомата, поправил повязку верхнего вахтенного на левой руке и впился взглядом в новенького.
– Кто такой?
– Матрос Смирнов Максим Григорьевич! – одним выдохом представился доставленный.
– Мне твоё отчество ни на хрен не упало! Специальность!
– Электрик! – потухшим голосом поведал Максим.
Вахтенный нехотя развернулся, подошел к рубке. Забросил автомат за спину и нажал тумблер коричневой коробки переговорного устройства «Каштан», прикреплённого к металлическому лееру.
– Центральный! – рука вызывавшего упала вниз.
– Слушает Центральный, – отозвался «Каштан» мигнув лампочкой.
Ленивая конечность нехотя поднялась к тумблеру – Доложи дежурному по кораблю и командиру БЧ-5 – прибыло пополнение.
– Добро. Пусть падает.
Угрястый мотнул головой Максиму:
– Поднимайся.
На не гнущихся ногах тот пошел по трапу, цепляясь за грубый канат леера. Ступив на палубу лёгкого корпуса, тут же упёрся животом в дуло калаша.
– Бегом назад, карасина гнилая!
Ничего не понимающий Максим махом оказался рядом с провожатым.
– Что не уважаешь, флаг корабля? – улыбнулся провожатый. – В учебке разве не учили отдать честь при подъёме на борт? И бегом по трапу, – в тихом голосе явно ощущалось сочувствие. И уже громче – Старший матрос Грибов пополнение сдал!
– Верхний вахтенный матрос Кривошеев пополнение принял!
Медленно переставляя руки и ноги по отполированным перекладинам вертикального трапа, с трясучкой волнения во всём теле, спустился в центральный. Оглядел полумрак отсека. Клапанные колонки цистерн главного балласта. Масленые колонны выдвижных. Подсвеченный планшетник навигации. Лоснящееся кожа кресла командира. Коричневая круглая рожа с саркастической улыбкой, сальным прищуром тёмных глаз людоеда.
– Если не научишься падать из рубки за полсекунды – мозгами будешь шевелить в нижних полушариях тела. А беску никогда не отмоешь от штампа следом идущего.
Ровный спокойный голос явно не вязался с внешностью старшины второй статьи. Коренастый, широкоплечий, с грудой мышц, выпирающих из-под обтягивающей брезентовой голанки, бело-голубого цвета.
– Аслахан Нигматулин. Можно просто Хан, – мясистая ладонь с колобашками коротких пальцев и не отмываемой грязью в складках кожи, вынырнула на свет.
Максим представился, вкладывая свою ладонь для рукопожатия.
– Ай! – непроизвольно вырвалось под хруст суставов.
– Извини, не рассчитал. Давай топай в четвёртый. Первая каюта по левому борту. Мех ждёт.
Лёгкое похлопывание по спине рукой с повязкой ЭРЦЫ нижнего вахтенного отслоило мышцы от костей.
Протиснувшись к переборке четвёртого, заглянул в отсек. Прямо перед ним на коричневом линолеуме палубы, широко раскинув ноги в кожаных чёрных тапочках, сидел старшина первой статьи. На вытянутом худом лице щетина усов, сросшаяся с клиновидной бородёнкой. Отсутствующий взор серых затуманенных глаз. Сбитые костяшки кулаков, похожих на две старые кувалды, валялись между ног.
Осторожно, стараясь не задеть старшину, полез в отверстие переходного люка. И тут же вылетел обратно, получив такой удар ногой в грудь, что сердце остановилось, а лёгкие сразу забыли про свои функции.
– Тебя, что не учили спрашивать добро при переходе между отсеками?
Пьяная тягучая речь, привела Максима в замешательство. Встав на ноги, и превозмогая дикую боль, он непонимающе вытаращился на обидчика.
– Что уставился, клоун полосатый? Не понял? Так я сейчас добавлю, в раз дойдёт.
Поматываясь, вытянув руку для противовеса и наклонив голову, верзила попытался подняться. В это время кто-то отстранил Макса в сторону и нырнул в люк.
– Ну, ты и борзый кара…
Тело упало быстро, загремев мослами, и перестало подавать признаки жизни. Послышался стук в переборку каюты.
– Мичман Щорс, прибыл по вашему приказанию!
– Заходи, боцман.
Заскрипели ролики открываемой двери. А Максим всё стоял в нерешительности в третьем.
– Грозного побрить и в холодную.
– Не понял. У нас опять двадцать пять?
– Завтра встаём в док и переселяемся на «Гаджиев». Отпуска и увольнения запрещены до особого. Послезавтра комбриг проводит нам строевой смотр и проверку готовности экипажа. Так что подготовь вахту.
– Владимир Алексеевич, я могу Царя на время смотра на вахту запихнуть. Зачем брить? Кэп же озвереет.
– Серёга! Ты не понял? Исполнять, – послышался раздражённый третий голос.
– Есть, – буркнул мичман. Помедлив немного, констатировал: – Значит всё действительно хреново. Да, чуть не забыл. Там пополнение ждёт.
– Где?
– У переборки третьего.
– Пусть там постоит, позовём.
Боцман выпорхнул из соседнего отсека, представ пред Максимом. Не высокий, жилистый. Скуластое лицо. Белобрысый. В голубых глазах тоска, перемешанная со злостью.
– Стой здесь. Позовут, – прошмыгнул к центральному посту. – Хан, Шмынько и Бурмистрова в четвёртый. Царя пусть оттащат в седьмой, побреют, свяжут и в трюм.
– Боцман, нас, что опять мордовать будут или снова в море?
– Не знаю! Похоже всё вместе!
Максим оторопело стоял, таращась на скрюченного старшину, валявшегося за переходом. Мысли суетились в голове от произошедшего
– … не понимаешь? Да жену у кэпа он охаживает! Вот все наши проблемы! Чем мы дальше и дольше, тем лучше.
– А комбриг здесь тогда причём?
Разговор в каюте еле был слышен. Но в корпусе субмарины стаяла такая тишина, что Максу было слышно, как дышит за спиной Аслахан.
– Умм…, – он действительно стоял за спиной.
И прежде чем новенький успел испугаться, прикрыл ему рот своей грязной пятернёй.
– Усохни, – произнёс одними губами.
– Командир бригады должен ему немереные бабки. А этот гад этим пользуется.
– Может собрать братишек и в тихом месте сделать из коменданта инвалида.
– Блин! Я о чём тебе толкую. Нам запрещено покидать экипаж. Завтра – док. Послезавтра – смотр. Там найдётся куча недостатков. Неделя на устранение. И так далее. Через месяц из дока и…
– Нам отпуска же нужны. Восемь месяцев дома не были. Пацанам в дом отдыха положено. Они сам видишь уже на пределе. Того гляди, сплошные залёты начнутся.
– Так этого же и добиваются!
– Надо в политотдел топать!
– Ага. Зам уже сходил. Сидит под домашним арестом. Что ещё не в курсе?
– Володь, мы можем переговорить с братишками с других пароходов.
– А ты видел сейчас хоть одного знакомого офицера? Ну? Завтра док и на плавбазу. Всё тема закрыта. Если хочешь, кумекай в тихоря, а мне с семьёй хотелось бы увидится, хоть на причале.
В каюте раздался щелчок тумблера. И за выдвижными прогремел каштан:
– Центральный! Проводить пополнение ко мне.
Хан сунул кулак Максиму под подбородок.
– Быстро всё забыл, что слышал. Понял?
– Да.
– Топай. И запомни: – прежде чем войти в отсек. – Прошу добро. Матрос такой-то. Размер обуви такой-то. Размер желудка – безразмерный. Усёк? Тогда давай.
Максим так и сделал. По отсеку рассыпался хохот.
– Матрос Смирнов Максим Григорьевич, ВУС 308, прибыл для дальнейшего прохождения службы! – приставив руку к бескозырке, выпалил разом, как только очутился в проёме каюты.
Два капитан-лейтенанта в тесной двух местной каюте сидели на нижней коечке, подёргиваясь от смеха. Кители наброшены на плечи, оба в тельниках.
– Ну, Хан! В своём репертуаре! – наконец выдавил тот, что справа. Коротко стриженный, с заметной сединой. Лицо вытянутое восковое, гладкое, нос с небольшой горбинкой. Глаза серые, глубоко посаженные. Верёвка усов. – Первое, внутри лодки честь, товарищ матрос, не отдают, а только становятся по стойке смирно. Втрое, забыл при входе в отсек указать в своем рапорте размер своей бестолковки.
Офицеры опять забились в бесшумном хохоте.
– Ладно. Давай свои документы, – переходя на деловой тон, произнес левый каплей.
Заметно выше по росту и помассивнее, своего сослуживца. Квадратное лицо, уже тронутое неглубокими морщинами, чёрные волосы, широкие брови в разлёт. Узкий рот с ровными плоскими губами.
– Я помощник командира корабля Козлов Владимир Алексеевич, – представился первый. – А это командир БЧ-5, непосредственное твоё руководство. Быков Семён Анатольевич. Фортуна предоставила тебе службу на доблестной Чёрной Дюжине, под командованием капитана второго ранга Дюжева Степана Арсеньевича. Ну, а теперь рассказывай про себя, откуда родом, образование, кем работал?
– Земляк твой. Горьковский водохлёб, – опередил мех, просматривая документы. – Образование среднее, слесарь механосборочных работ, холост. Учебку кончил на отлично, только корочки синие.
– О, значит, есть все-таки извилины под беской. Что-сам-то молчишь? Есть ещё, что добавить?
Макс пожал плечами.
По отсеку распространился запах перегара. Тихие шаги за спиной. Сопение двух человек волокущих что-то тяжелое. И чувствительный пинок по мягкому месту, заставивший нового члена экипажа ввалится в каюту офицеров, схватившись за верхнюю коечку.
– С прохода, шавка береговая.
– Ну, раз ты такой застенчивый и умный, – командира БЧ-5 явно раздражали корочки, выданные в учебке и никак не трогало случившееся секунду назад. – Даю тебе три недели на сдачу самоуправления боевым постом. Через двадцать дней должен уже будешь нести нижнюю вахту. Если нет, пеняй на себя. В трюмах сгниёшь. Понял?
– Так точно!
– Хан! Ты здесь! – нажал клавишу каштана. Услышав ответ: – Проводи Смирнова в кормовой. Пусть завтра командиры отделений разберутся, на что способен и доложат.
Аслахан проводил Смирного по сумраку спящей лодки в кормовой. На своём примере показывая, как нужно двигаться в отсеках, чтобы не набить шишек и не застревать в люках.
Тяжёлый дух торпедного склеил ноздри. Нигматулин молча ткнул рукой на щель свободного места.
– Годы подъём! Собраться в шестом! – Сказал шёпотом, еле слышно.
Странно, но его услышали и беспрекословно заскрипели цепи подвесов. Старший набор призраками потянулся в соседний отсек.
– Хан, будь человеком! Пусти вентиляцию! – Послышался жалобный голос с правого борта.
– Приказа пищать не было! – отрезал нижневахтенный.
Забившись в отведённую нору, обняв свой вещмешок, Максим прислушался к звукам плещущихся за бортом волн. Взбудораженное сознание от всего увиденного и непонятного, в полудреме старалась осмыслить происходящее.
Зашуршали трубы вентиляции. Прохладный влажный воздух принес облегчение и сон.
***
– Экипажу подъём, – провопил каштан, голосом Хана. – Приготовиться к построению на пирсе для проведения физзарядки. Форма одежды – «гады», часы, трусы.
Жмурясь под ярким солнцем, съёжившись от утренней прохлады, Максим внимательно рассматривал собирающийся на плавпирсе экипаж.
Затюканный младший набор видно было сразу. Восемь человек. Взгляд потухший, смотрят краем глаза, стараясь подальше держаться от основной группы экипажа. Все в напряжении, говорят мало и тихо. Форма причёски под ноль.
– Понятное дело, мне к ним, – определился про себя Смирнов. – Не ахти ребята выглядят. Похоже, меня тоже в скором времени это ожидает. Эх, знать бы что?
– Ты новенький? Ночью прибыл? – спросил среднего роста худой, черноглазый парень, в мурашках по всему смуглому телу.
Максим кивнул головой и представился.
– Я Антон Лепин, – косясь через плечё пополнения, произнес тот. – Трюмный. С остальными познакомишься в процессе. Пора строиться, а то навешают. Держись пока рядом сомой.
– Экипаж в колонну по четыре! Стройсь! – гаркнул кто-то сзади.
Меньшая часть полуголой толпы мигом образовала строй.
– Конь старший! Бегом марш! – гаркнул усатый здоровяк с дымящейся сигаретой в руке, спускаясь с сходней.
Плавпирс заухал в такт ровному бряканью разномастной яловой обувки строя, поднимая мелкую рябь на воде. Выбежали на дубовый причал и минуя аккумуляторный цех, ринулись в крутой подьём сопки.
– Ни фига себе, подъёмчик! – Вырвалось неожиданно у Максима. – Градусов пятьдесят?
– Молчи, а то сейчас сдохнешь, – процедил сквозь сжатые зубы Антон. – Конь пинков сразу навешает.
– Левое плечо в перёд, – скомандовал злорадно упомянутый, останавливаясь на развилке и пропуская пыхтящую толпу. – Шевели ластами! Быстрее! Едри вас через коромысло!
Склон стал ещё круче. В ход пошли уже и руки. С непривычки Смирнов задохнулся совсем уже на десятом метре кручи, очутившись на шкентеле. И тут же ощутил увесистый тумак по кормовому фасону. Круглолицый, конопатый, с рыжим ёжиком редких волос, низкорослый, жилистый экзекутор, подхватил падающее тело.
– Новенький? Со спортом не дружишь? Живо занять своё место! А то под секундомер у меня тут будешь тренироваться. – И встряхнув, добавил отстающему, ещё раз для скорости, иллюзорно выматерившись, – … Пришлют же рахитов, майнуй их шкертом при любом ветерке!
– Как он только, сам не сдох, бегая вокруг нас? И ведь орёт как! – Скрепя зубами и выкладываясь через не могу, подумал Максим. – А вдруг действительно заставит тут тренироваться? Нет, лучше сейчас выложусь, чем потом умирать не известно сколько раз.
К Антону он пробился уже на спуске, таком же крутом, как подъём. Только успевай ноги переставлять, иначе грохнешься, и до подножья докатятся голые мослы. Если конечно докатятся, а не перемелят их скошенные подмётки полусапожек и «гадов», бухающих по пыльному базальту.
