Любовь цвета зебры. Часть 1

– А ты сможешь? – спросила она. – Тебя вроде кое-куда ударили?

– Сейчас мы это и проверим, – отвечаю.

Вдруг она смеяться резко прекратила и сразу стала серьёзной. Подумала, и опять за старое:

– Может, не надо сейчас?

– Надо, Беки, надо. И именно сейчас.

Всё, хватит болтать, пошёл на стыковку. Медленно сокращаю расстояние между губами, но чуть-чуть их не касаюсь. Пусть сама сделает жест доброй воли, тогда ей уже не в чем будет потом меня упрекнуть. Ну наконец-то, вытянула свои губки. Бах! По всему телу будто электрический заряд пробежал! Токи туда-сюда загуляли. Прилип я своими губами к ней как пиявка, а свободную правую руку ей на бедро положил. Ух, какая упругость. Ладно, поехали дальше. С бедра на животик, с животика на рёбра и давай их пальцами пересчитывать, пока до груди не добрался. Ах да ох, да дайте мне валерьянки! Это уже что-то совершенно восхитительное и сверхъестественное. Что-то круглое, тёплое, упругое как резиновый мячик. Слегка помял я это чудо. Ребекка чуть слышно застонала, а зубы свои сжала, прикусив мне при этом язык. Вот так реакция! Всё бы хорошо, но не откуси, родная, мой язычок, иначе я потом шепелявить буду. Надо вперёд двигаться, а то и так чего-то застрял.

Дохожу до плеча, снимаю с него платье. Кстати, платье у неё для этих целей самое то было. Короткое, выше колен, из растягивающегося материала и с большим вырезом на груди. Оголил я ей, значит, плечико, и губы свои к нему передислоцировал.

Только я его зачмокать собрался, как вдруг звонок в дверь. Встрепенулся, отдёрнулся. Да нет, не может быть, чтобы это Сашка звонил. Он же прекрасно понимает, что за такие шутки я ему оба уха оторву. А больше меня ни для кого дома нет. Опять к Ребекке нагнулся и снова звонок. Вот зараза! В её глаза недовольные посмотрел и говорю:

– Извини, я сейчас.

И потопал к двери этаким разъярённым тигром. Кто бы ты ни был, звонарь, разорву на мелкие кусочки! Открываю дверь, и нижняя челюсть отпадает. В дверях эта поганка Рита, собственной персоной. До того отупел от удивления, что даже дорогу ей преградить не успел. А она мимо меня проскользнула, ещё и щёку чмокнуть успела, и бегом в комнату. Я вприпрыжку за ней. Подбегаю и вижу картинку: стоят они одна против другой и у обеих в глазах один и тот же вопрос: « Ты кто такая?»

Первой спросила Рита:

– Это что за шлюха?

Мне хрясь – пощечину залепила, и вон из квартиры. Я щеку поглаживаю и на Ребекку гляжу. А девочка закипает потихоньку. Вдруг как рванёт к выходу – меня чуть с ног не сбила. Еле её удержал. Она высвободилась, отбежала в сторону и завопила:

– Не приближайся ко мне!

Ко мне подскочила, подарила вторую пощёчину и к двери помчалась. Ну что за свинство! Во-первых, это уже не оригинально, а во-вторых, почему опять по той же щеке ударила? Что, нельзя было по правой ударить? Помню, ещё разоткровенничался сам с собой:

– Эти бабы! Чёрт бы их всех побрал!

И помчался за ней. Она так быстро бежала, что только на улице я её и догнал. Схватил за плечи, к себе развернул и кричу ей в лицо:

– Подожди, я сейчас тебе всё объясню!

Она выдёргивается, кулачонками своими меня лупит куда попало и шипит в ответ:

– Убери от меня свои грязные лапы!

Клевета! Руки-то у меня как раз чистые. Но порассуждать на эту тему она мне не дала. Изловчилась и каблуком своей туфельки красивой мне на пальцы правой ноги надавила. Воспользовалась моментом, когда я её отпустил, и к стоящему автомобилю такси рванула. Я за ней хромаю, да разве догонишь? Она на заднее сидение плюхнулась, кричит «водиле»:

– Поехали!

Мне дальше бежать смысла нет, всё равно быстрее уедет, чем я машине подбегу, поэтому встал и завопил:

– Подожди, не уезжай!

Усатый дядька-шофер вместе с ней на мои вопли повернулся и внимательно меня слушает. А мне на окружающий народ ровным счётом наплевать, для меня важно сейчас только её удержать. Эх, была не была, пойду до конца. И выдал крик души:

– Чёрт побери! Беки, я люблю тебя!

У неё на глаза слёзы навернулись, тоже, видать, переживает. Шофёр явно небезучастен к происходящему. Народ вокруг столпился, глазеет. Я уж подумал всё, простила она меня после такой-то пламенной речи. Ан нет, рано радовался. Ребекка обернулась к таксисту, крикнула сквозь слёзы:

– Чего стоим? Едем!

Тот покачал головой удручённо:

– Эх, молодёжь!

Но на газ нажал и увёз её от меня.

А я всё так же стоял, с тоской провожая авто-разлучника. Люди стали потихоньку расходиться. Наконец, я махнул рукой и поплёлся назад. По дороге наткнулся нат молодую парочку, девушка мне шоколадку сочувственно протянула:

– На, съешь, вкусная.

Я смотрю на неё, ничегошеньки не понимаю. Сообразил всё-таки, головой отрицательно мотнул, криво улыбнулся и спросил:

– А верёвки с куском мыла у тебя, случайно, не найдётся?

Тут уж и парень меня поддержать решил. По плечу меня хлопнул:

– Да не переживай ты так! Плюнь и забудь.

Я плюнул. Легче от этого, естественно, не стало. Отстранил я их руками и пошёл до дому.

Открыл дверь, на автопилоте приземлился в кресло, голову назад запрокинул, ладони рук положил на колени и вслух провожу для себя аутотренинг:

– Я спокоен, я абсолютно спокоен. Мои сутулые плечи и тощие руки расслабленны. Я спокоен. Я спокоен. Да ни черта я не спокоен!

Действительно, какое там спокоен, если выть от тоски хочется.

Чтобы отвлечься, включил телевизор. Как обычно в дневное время, шла всякая лабуда. По одной программе показывали какую-то глупую киношку. Целовались там, обнимались и всякое такое. Вид счастливых влюблённых добил меня окончательно:

– Целуетесь, да? Вам весело, мать вашу. А мне вот нет!

Схватил со стола магнитофон и трахнул им по телевизору. Кинескоп вдребезги, изнутри искры посыпались. Одним махом уничтожил всю домашнюю аппаратуру. Да и хрен с ней! Вскочил на ноги, от ярости весь трясусь. Подбежал к разбитому телеку, скинул его на пол – добил, чтобы не мучился. И ору при этом истошно:

– А мне не весело, и даже очень.

Затем мне сервант чем- то не понравился – уж больно он праздничный стоял. Я ему за это все стёкла руками и ногами вышиб. Схватил с полки глиняную бутылку с каким-то заморским пойлом, горлышко отбил и хорошую порцию в себя влил. Гадость – то какая! И в обратный путь по воздуху отправил. Сижу и выкрикиваю:

– Все довольны, всем хорошо, одному мне плохо!

А тут на своё горе страдалец магнитофон на глаза попался. Поднял его, потыркал на все кнопки – никаких эмоций.

– Что, сволочь, один раз немножко уронили, так уже работать не хочешь? И не надо!

Бахнул его об пол, он и рассыпался на составляющие. Потом уже сообразил, что он может и поработал ещё, подключённым к сети, потому как батарейки были уже месяц как сдохшие. А, подумаешь, не жалко, всё равно его менять надо было.

Совсем я расстроился, грохнулся на кровать, да так, что ножки её чуть не сломались. Фотокарточку Ребекки достал и давай отчитывать:

– Зачем ты сюда приехала, зачем мне на глаза попалась?

Но странное дело, гнев мой куда-то улетучился. Смотрю на неё и уж совсем спокойным голосом говорю:

– Что же ты, мерзавка, со мной сделала?

И принялся её разглядывать. Её глаза растерянные, губки сочные, копну волос её замечательную. Никакой злости у меня в сердце не осталось, только обида на самого себя. Какую девчонку потерял! А если трезво рассудить, так сам и виноват – нечего было пьяный дебош устраивать, да ещё девок приглашать. Должен же был подумать, чем всё это может закончиться. Вот и доигрался, бабник чёртов!

Ни с того, ни с сего, прямо ко мне на диван запрыгнул дворовый облезлый кот, и уставился на меня своими глазищами.

– Привет, ты кто?

Поднял его повыше, посмотрел на низ живота и, глядя в усатую морду, обратился к нему со следующей речью:

– А, мужик! Так вот я тебе как мужик мужику советую: разгони всех своих кошек к такой-то матери и хвосты им пооткусай, чтобы они их больше не задирали. Давай, действуй!

Отпустил кота на пол. Он сразу рванулся за дверь, как будто понял мои слова и побежал приводить их в исполнение. Если это так, то мне даже представить страшно, что стало с разнесчастными кисками.

Снова на фотокарточку взглянул. Запросто так расстаться с этакой симпапулей! Ни за что! Ссорился же я раньше с другими девчонками. Поругались – помирились, в чём проблема-то, собственно? Нахально на Ребекку взглянул и предупредил её:

– Никуда ты от меня не денешься, девочка моя.

Не думая больше о грустном, помчался к станции метро. Ничего, покричит и успокоится, в этом я был абсолютно уверен.

Прибежал в гостиницу, прорвался сквозь хмурую охрану и спросил девушку – администратора:

– Звякнуть можно?

– Кому?

– Ребекке Джонсон.

– Какой номер?

– Не знаю. Посмотрите, пожалуйста!

– Так и быть, посмотрю.

Глянула в свои бумаги, взяла телефонную трубку, набрала номер, дождавшись соединения, спросила:

– Мисс Джонсон? С Вами хотят поговорить.

– Кто? – долетел до моих ушей знакомый голос.

– Вы кто? – спросила меня девушка.

– Макс, она знает

– Молодой человек по имени Макс.

И сразу короткие гудки. Девушка повернулась ко мне:

– С Вами не хотят говорить.

– Хотят, хотят, – убеждаю её – это у Вас связь барахлит.

– Хорошо, попробую ещё раз.

Снова набрала номер, но тут уж трубку я сам взял:

– Алло!

Это её голосок, узнал бы из миллиона.

– Ребекка, я…….

– Скотина!

Вот и всё, поговорили, называется. Пришлось расстаться с мыслью объяснить всё по телефону. Кисло улыбнулся и поплёлся к выходу. Что ж, не удалось приступом, попробую действовать осадой. Сел на скамеечку напротив выхода и стал ждать. Час жду, другой, третий. В животе уже настоящий голодный бунт, но я терплю. Маленькие неудобства, зато какой приз получу! Ради этого готов был сидеть хоть всю ночь. Так и получилось.

6

Старался я прободрствовать ночку, но ничего из этого не вышло – ближе к утру всё-таки вырубился. Проснулся оттого, что двое «ментов» меня трясут. Проснулись, красавцы. Глаза открыл и спрашиваю у них:

– Сколько времени?

– Один из них, посмотрев на часы, ответил:

– Шесть часов.

Надо же так заспаться. Вскочил, помчался к знакомому столику администратора.

– Скажите, пожалуйста, Ребекка Джонсон ещё не выходила?

– А Вы кто ей будете?

В этот раз там сидела другая девушка, так что вопрос был вполне логичен.

– Брат, – говорю, – троюродный.

Несу откровенную ахинею, а та и поверила, клуша.

– Ваша сестра полчаса назад поехала в аэропорт.

Вот как!

– Спасибо!

Теперь главное в «Пулково» не опоздать. Ищи её потом! У них в Америке этих Джонсонов, сколько у нас Ивановых.

– Выбегаю на улицу, «голосую» такси. К моему немалому удивлению, «Волга» с шашечками сразу останавливается. Открываю заднюю дверь, просовываю голову вовнутрь, вежливо спрашиваю у водителя:

– Шеф, в аэропорт подвезёшь?

Он лицо своё повернул, и я сразу огорчился. Челюсть! Та самая, мною намедни покорёженная.

– Привет, парень!

Значит, не так уж сильно я ему зубы потревожил, если он говорить способен. Попробовал отскочить, но сзади меня кто-то чем-то ударяет по позвоночнику и кидает обратно. А этот мерзкий недобиток суёт мне под нос газовый баллончик и последнее, что я услышал, были его слова:

– До встречи!

Как везли меня – не помню. Очнулся от боли в запястьях. Это они мне их ремнём стянули и к столбу за руки привязали. Не спеша оглядываюсь. Какой-то подвал не из самых сухих. Стены толстые, каменные, окошки отсутствуют. С потолка вода капает, хотя дождя давно уже не было. Значит, водопроводные трубы близко. Что ещё? Ах да, ещё три угрюмого вида типа тут же находятся. Двое старых знакомцев передо мной ножиками полуметровыми поигрывают, а третий поодаль на стульчике сидит. Пригляделся я к нему повнимательнее и тотчас узнал. Это тот самый «преподок» из «универа», который меня на вступительном экзамене по физике «срезал». А когда он заговорил, я и голос узнал – в моей квартире этими милыми ребятами командовал. Приятная встреча. Хоть один с высшим образованием, остальные «путягу» и ту врядли осилили.

– Добрый день, молодой человек, – проговорил со своего стула «профессор».

– Здорово, чмо!

И тут же получил удар кулаком в живот. Слова им мои не понравились, видите ли.

– Зачем же грубить. Давайте поговорим спокойно.

– Да пошёл ты!

Снова удар.

– Как скажешь. Побеседуй тут с моими друзьями, а я пока пойду, прогуляюсь.

Остался я один на один с этими двумя типами. Тот, который с больной челюстью, мне сразу вместо приветствия по скуле врезал.

– Что, узнаёшь, паскуда?

– Да, – отвечаю, – кажется я тебя в зоопарке в обезьянней клетке видел.

Опять удар, но теперь с другой стороны.

– Чего ты такой злой? – интересуюсь. – Тебе, наверное, девчонки никогда не давали.

Он ко мне рванулся, но второй его придержал. А я между тем продолжаю:

– Успокойся, мне просто интересно знать. Ведь не дают, правда? Ну сознайся, удовлетвори моё любопытство.

Тот своему же дружку подзатыльник влепил, чтобы не удерживал, и ко мне. Но не повезло ему. Видать, неудачный этот день для него был. Я ему по разнесчастной его челюсти свободной ногой со всей силы пробил. Он взвыл и схватился за нож. Но второй его отшвырнул. Чего это он о моём здоровье так печётся? Нужен я ему, видать.

Подходит ко мне и говорит:

– Знаешь, у меня с детства были большие способности к рисованию. В своём ремесле я художник.

Достал свой нож, качество его заточки на пальце проверил и продолжает рассуждать:

– Я тебя убивать не буду, только помучаю немного.

Понял я его замысел, но от этого мне легче не стало.

– Эй, – говорю, – мужики, я вам что, Рэмбо? Вы бы лучше к нему обратились, ему к пыткам не привыкать.

– Нет, – говорит, – я хочу твою шкуру изрисовать, мне её цвет нравиться. Что бы этакое изобразить, – призадумался он. – Придумал! Ты же романтик, да, парень? Не откажешься от изображения инициалов своей прекрасной дамы? И заключу я их в сердечко. Как идея?

Я промолчал. Что было очень разумным шагом, а то ещё какие – нибудь фантазии ему в голову придут.

Разорвал мою футболку. А жаль, хорошая одёжка была. Прислонил кончик ножа к груди и нажал на рукоятку. Нож вошел в тело, как в масло. Ладно, хоть я и не Рэмбо, но в моих жилах всё-таки славянская кровь течёт, так что орать я не буду. Сцепил зубы намертво и молчу, только мышцы непроизвольно дёргаются. И что обидно – активно сопротивляться не могу. Мои бойцовские ножки крепко к столбу прикрутили. «Челюскинец» постарался. Сам рядом стоит, за зубы держится, ухмыляется довольно. А «художник» только вторую букву выводить закончил. Значит, ещё долго терпеть придётся.

Наконец, он закончил свою картину. Но надписи всё равно было не видать. Меня спереди как будто красной краской облили – крови через порезы вытекло не меньше литра. И этой красоты ему показалось мало.

– Надо печать поставить.

Достал коробок спичек, высыпал себе на ладонь штук десять и приклеил их к моей многострадальной груди кусочком лейкопластыря. Вот теперь мне будет полный кайф! Тем более что и терпелка моя уже выдохлась. У него в руке появилась зажигалка, которой он не замедлил воспользоваться, воспламенив крайнюю из спичек. Они вспыхивали одна за другой и продолжали гореть. Как Вы понимаете, было больно. Очень. И, признаться честно, тут уж я поорал всласть. Кто думает, что это малодушие, пусть сам на себе подобное проделает.

Повис я на верёвках, весь мокрый от пота и крови, да ещё горелым мясом попахиваю. Шевелиться уже сил нет никаких, вот только раздражённые нервы в разных местах воспроизводили мышечные конвульсии. Довели меня до точки, полнейшая я дохлятина – краше в гроб кладут. Водой из ведра меня взбодрили, глаза поднимаю, а передо мной командир их стоит – довольный такой.

– Теперь поговорим? – спрашивает.

– Что вам от меня надо?

Спросил и собственного голоса не узнал, такой он у меня слабый и хриплый оказался.

– Вот это уже совсем другой разговор, – обрадовался он. – Где дискета?

Опять одно и тоже.

– Какая дискета, чёрт вас побери совсем!

– Значит, всё-таки не скажешь?

– Не понимаю, о чём вы говорите!

– Ладно, не хочешь так говорить, попробуем по-другому. Введите-ка сюда нашего молодого друга, – обратился он к верзилам.

Те вышли и через минуту вернулись с … моим братом. Вот дьявол, они и его зацепили! И, видать, круто с ним поговорили – рожа у него стала ещё страшнее, чем вчера.

– Оттяпайте ему одно ушко.

К уху Сашки поднесли нож. Я закричал:

– Стойте! Да объясните вы, наконец, что я должен знать! Я ведь ничего не понимаю. Какая ещё дискета?

– Остановитесь! – приказал «профессор». Знаешь, – обратился он ко мне, – не знаю почему, но я тебе верю. Вот только объясни мне, зачем тебе плюшевый медведь понадобился?

– Медведь? – удивлённо переспросил я. – Это просто подарок был.

– Для той черномазой девчонки?

– Не называй её черномазой, ты, мафиоза!

Возмущению моему не было предела.

– Хорошо, – согласился тот, – задам вопрос по-другому. Это был подарок для Ребекки Джонсон?

– Да.

– Ха – ха – ха, – затряс он своими обвислыми щёчками. – А я-то гадаю, кто ты такой, откуда взялся. Теперь всё понятно.

Затем посмотрел на моих мучителей и как заорёт:

– Что, идиоты, провалили операцию?

Те заморгали испуганно:

– Но Босс!

– Представляешь, – повернулся он ко мне, – у них была простая задача, с которой справился бы и ребёнок – передать кое-кому кое-что, а эти кретины умудрились всё перепутать. Мало того, что они не на того человека вышли, так ещё тебя приняли за грозную охрану и отдали тебе груз.

Он перевёл дыхание, после чего опять обратился к своим балбесам:

– Помните, как вы сокрушались, что забыли спросить пароль, и этим спугнули агента?

А те стоят красные как провинившиеся школьники и носами шмыгают. Здоровые мужики, а боятся какого-то хлюпика. Смотреть на них было противно, честное слово.

– А чего это ты мне всё рассказываешь? – спросил я у главаря. – Я ведь и проболтаться где не надо могу.

– Не проболтаешься, – ответил тот. – Ты теперь на меня работать будешь.

Какая наглая самоуверенность!

– С чего это ты взял?

– Про братины уши забыл? Кроме того, навёл я о тебе справки. Ты наш человек.

Ничего себе характеристика! И главное кем высказана! Хорошую же я имею репутацию, если всякая шушера меня своим считает. А впрочем, не важно, что там обо мне думают. Сейчас главное брата обезопасить, а там видно будет. Что ж, начнём игру, пожалуй:

– Что за дискета-то?

– Вот этого я не скажу, а то прикончить тебя придётся. Делать же мне это не хочется, так как ты подающий большие надежды молодец.

– Тогда в чём будет заключаться моя работа?

– Деловой вопрос. А задача твоя будет очень простая – забрать свой подарок у девчонки, пока она ничего ещё не подозревает. Могли бы и сами, конечно, но незачем привлекать внимание. Так что сделай по-тихому.

– Не могу, я с ней в ссоре.

– Вот и помиришься. И никогда не говори мне «не могу», а то бритвочкой по горлышку и в канализацию, понял?

– Понял. Чего тут непонятного.

– Вот и отлично.

– А что мне за это будет? – хитро прищурившись, спросил я.

– Могу тебя обрадовать – тебе ничего не будет, ты жить останешься.

– Дай хоть какой-то материальный стимул.

– Та мне определённо нравишься. Хорошо, десять тысяч долларов. Согласен?

– Ну – у, – протянул я презрительно.

– Тогда пять. И не мычи, а то и этих денег не получишь.

– Ладно, договорились. Развяжите меня.

Он кивнул своим подручным, а сам вышел. Криворожий подошёл ко мне, нагло улыбнулся и заявил:

– Скоро я твою мулаточку трахну.

На что я ему ответил:

– Трахни сам себя.

За эту короткую фразу получил очередной удар в живот, притворился, что мне этот тычок большой вред нанёс и обмяк. Как только они меня развязали, я ринулся на обидчика и выдал ему серию ударов из пяти. Обработал капитально, откуда только силы взялись. Повалился он на пол, а его приятель стал мне перевязку делать. И причём довольно-таки профессионально.

– Ты где перевязывать научился? – спрашиваю.

– Там же, где и резать.

Коротко и понятно. Сам калечит, сам и лечит. Я с ним связываться не буду. Лучше дружка его полуплю иногда немножко.

Едва успел он меня перевязать, входит «профессор» и с порога мне и брату моему говорит:

– Вот что, ребята, валите домой. И не вздумайте геройствовать: в милицию звонить или ещё что-нибудь в этом роде. А ты, – на меня показывает, – завтра летишь вместе с нами в Штаты.

– Мечтал всю свою жизнь, – говорю. – Вот только загранпаспорта у меня нет и въездной визы тоже.

– Об этом можешь не беспокоиться. У нас всё схвачено. Так что, до завтра, партнёр!

И они все трое удалились. Я остался вдвоём с Сашкой.

– Как ты, – спросил он меня.

– Не хуже твоего. Где они тебя взяли?

– На улице. Когда вечером домой шёл.

– Понятно. Вставай, пошли.

А в это самое время Ребекка стояла в здании аэропорта и глядела в окно. В руках мишку моего ушастого держала, и глаза у неё были мокрые. Может, она ждала, что я примчусь? Кто знает, такой вариант вполне возможен. И, может, всё сложилось бы иначе, если бы меня не задержали. Отправив Саню домой, я первым делом в аэропорт рванул, но только хвост самолёта увидел. Опоздал на каких-то паршивых десять минут. Пришлось развернуться и ни с чем возвернуться назад.

Когда пришёл, проинструктировал брата:

– Ты вот что сделай. Как только улечу, скройся куда-нибудь. Я сам с ними разберусь, если буду знать, что ты в безопасности.

– Может, всё-таки в милицию звякнуть?

– Забудь об этом. Кроме всего прочего, мне самому надо лететь, разобраться с одним делом.

– Да уж понятно с каким.

На том и порешили. Ночь я проспал спокойно. Не знаю почему, я был уверен, что всё будет хорошо. Даже радовался. Скоро Ребекку увижу, а там будет видно, что к чему.

Утром первым делом наелся. Запас энергии никогда не помешает. Собрал кое-какие вещички и стал ждать. Вскоре заехала знакомая компания и отвезла нас в аэропорт. Там я попрощался с брательником и вместе с тремя уже осточертевшими мне типами сел в самолёт. Расположился поудобнее в ожидании взлёта. Прощай, прощай, Россия-мама, привет, Америка.

7

Нельзя сказать, что полёт прошёл благополучно. В правое ухо мне храпела одна рожа, а в левое всё время что-то чавкала рожа вторая. Так что весь полёт я слушал плеер, это меня и спасло от тихого помешательства. Когда прибыли в ихний аэропорт, погода стояла чудесная: светило солнышко и на небе не было ни тучки. Несмотря на мрачноватые события последних дней, настроение у меня было приподнятое, и я бодрым шагом направился к выходу. При моём появлении на трапе воздух огласился радостными воплями. Неужели меня так Америка встречает? Только я хотел этому обстоятельству обрадоваться, как заметил, что взоры встречающих направлены вовсе не на меня, а на кого-то сзади стоящего. Оборачиваюсь и вижу здоровяка в спортивном костюме, приветливо размахивающего руками. Тоже мне, нашли героя, кроме толстой рожи и посмотреть не на что.

Впрочем, нас тоже встречали. Да на какой машине! Наверное, то был Кадиллак, потому что ну очень большая тачка. Когда мы все расселись, в ней, по моим расчётам, можно было ещё десяток человек разместить.

В полнейшем молчании подъехали к загородной вилле, которая своими размерами чуть-чуть Смольному уступала. И везде понаставлены угрюмые ребята в пиджаках, которые не могли скрыть различного рода ручные гаубицы.

– Вылезай!

Вот только не надо меня руками трогать, а то у меня создастся плохое впечатление о вашем гостеприимстве. Вылез, дверью хлопнул, прищемив при этом руку одному из моих провожатых, и прогулочным шагом направился к входу. Живут же люди! Кругом кустики, цветочки, птички на ветках поют. А воздух! Я от такого в вонючем городе уже и отвык. Дружной компанией вошли в домик и прошествовали в комнату, где я сразу уселся в мягкое кресло и закинул ноги на столик с фруктами.

Ко мне с листком бумаги подошёл «профессор»:

– Здесь её адрес. Немедленно туда отправляйся и возьми дискету.

Я утомлённо глазки прикрыл и спрашиваю:

– А как насчёт послеполётного отдыха? Душик принять, пару девочек для разрядки.

Тот, которому от меня всё время достаётся, вынул из-за пояса громадный пистолет, уже вооружился, подлюга, его дуло мне к виску приставил и говорит:

– Хочешь, я в тебя всю обойму разряжу?

– Тогда лучше уж я совсем без отдыха, – отвечаю.

Одного меня не отпустили. В сопровождающие дали двух этих толстопузиков.Вот и ладно. Втроём по незнакомому городу ходить веселее. На машине доехали до нужного района, а дальше пешочком. Идём, головами вертим, интересно всё-таки. Я раньше никогда за границей не был, если не считать бывшую дружескую республику Таджикистан. А здесь и деревья другие, и воздух не тот, и все люди говорят исключительно на английском. Это был пригород, так называемая «одноэтажная Америка». Не шикарные виллы, но даже такие домики мечта всей жизни для скромного постсовдеповского миллионера. Что приятно удивило, так это то, что домики были разные, ни одного похожего. И вообще во всём вокруг в глаза бросался неприкрытый индивидуализм, что мне, выросшему в районе, застроенному однотипными «хрущёвками», было несколько непривычно.