Черные трубы. Цветные сны

Александра Кивенлахти

Черные трубы. Цветные сны

Часть первая. Чёрные трубы

Хроники города N

Я бесцельно смотрела в окно, когда на телефоне вдруг высветилось новое сообщение. «Tak ty soglasna vyiti za menya zamuzh?» Вам когда-нибудь приходили такие sms? Нет, вернее, вам когда-нибудь ТАК предлагали сделать главный выбор в жизни и решить свою судьбу? А где преданный взгляд, слова любви и золотые кольца, чёрт возьми? А, чёрт возьми, ты сама виновата. Что ответишь?… Что мне делать? Что? Тишина. Ответа не было. И только обрывки воспоминаний мелькали предо мной…История длиной в целую жизнь.

…Я – принцесса. Самая-самая настоящая. Этого никто не знает; и к лучшему, потому что…зачем нам завистники? Совсем не важно, что я живу не в замке, а в некрасивой квартире; не важно, что продукты на столе в моей кухне даже отдалённо не напоминают знаменитый шведский стол; ну и пусть у меня нет шёлковых платьев. Это всё временно. Надо только подождать – и всё сбудется. Надо только верить.

И я верила. И всё ждала, и каждый день просыпалась с радостью – я живу! – и тайной, известной мне одной – я – принцесса! Самая-самая настоящая. Сколько раз эта вера в себя помогала мне не просто пережить – выжить в сложные моменты моей жизни. А их было предостаточно. Взять хотя бы то, что мы с мамой живём вдвоём. В раннем детстве у меня был папа. До пяти лет, пока он не ушёл, я даже думала, что это и есть мой родной отец. Он научил меня читать и рисовать лица людей. Я рисовала красками, а они ссорились в прихожей.

– Да я таких психов, как ты…(поток ругательств).

– Истеричка! Не ори при ребёнке! Она не виновата, что у неё такая мать!

– А что тебе до моего ребёнка? Это не твоя дочь, и я делаю то, что хочу!

А я всё слышала. Банка с водой опрокинулась и залила весь мой рисунок чёрными лужицами. Он хлопнул дверью и ушёл. Правда, через несколько минут вернулся и принёс мне большую куклу. Я подбежала и прошептала ему на ухо:

– Останься, не уходи… Пожалуйста…

Он поцеловал меня:

– Прости, Машка.

И ушёл навсегда. Первое предательство в моей жизни.

А той куклой я никогда не играла. Слишком мы были непохожи: красавица с белокурыми завитушками в длинном бархатном платье и маленькая заплаканная девочка в старом полинявшем спортивном костюме.

Столичные записки

Я хочу дождь и хочу плакать. Огромный ливень с грозой и такой же поток слёз на щеках. Странно, правда? В разгар зимы и, наверное, главного дня в моей жизни: сегодня я получил самую престижную литературную премию. Я этого ждал? Да. Я к этому стремился? Да. Больше всего на свете. Мои книги раскупают. Меня цитируют на телевидении. Я, я, я… Всюду. Даже мне самому никуда от себя не спрятаться. А, признаться, хочется. И ещё от всех тех, кто пришёл сегодня меня поздравить. Разрешите представить: мои друзья. Они меня ненавидят. Лучшего друга нет, лечится от нервов и до сих пор не может поверить, что такого идиота, как я, напечатали, а такого, как он, – нет. Знакомы с детства. Почти родной человек. Был…Да, нас сгубила общая мечта: стать богатыми и знаменитыми.

Но кто знал, что цена такого абстрактного понятия, как дружба, вполне конкретна: те самые евро, которые я получил. Как на аукционе: лот первый, дружба человеческая, …тысяч! Кто больше? Поздравляю, ПРОДАНО!

Следующий лот! Что продаём сейчас? …

Так вот, они меня ненавидят. Надо отдать им должное: улыбки почти естественные. Сегодня, собираясь в этот ресторан, они потратили десять минут, чтобы надеть дорогой костюм, и около часа, чтобы нацепить эту притворную улыбочку. Браво, господа!

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались. Эти люди и я. Я и эти люди. Это и есть известность? Когда мечты сбываются, то порой кажется, что это были совсем не мечты, а так, мимолётная прихоть, исполняться которой было совсем не обязательно… Как ребёнок, который бежит за бабочкой, бежит долго, падая и снова поднимаясь, но не упуская из виду яркую, манящую цель; наконец, он ловит её и, разглядев, понимает, что не такая уж она яркая и манящая. Я уже не ребёнок. Но я чувствую себя так же. И хочу дождь. И хочу плакать. Здесь я чужой.

Меня тошнит от одного вида суши, запаха креветок и полчища девиц, похожих на эти креветки. Простейшие существа, мягкие, бескостные; съел и забыл.

Меня раздражают эти светские беседы и сплетни, пафосные речи и глянцевые взгляды. К этому можно привыкнуть? Я задыхаюсь в этом воздухе, состоящем из запаха дорогого парфюма и притворства.

Я стою у окна и долго смотрю в темноту наступающей ночи. Где-то совсем рядом свет, музыка, разговоры. Я пытаюсь разглядеть во тьме будущее, но ничего не вижу. И я хочу только две вещи.

Ощущая лёгкий морозец за окном и нестерпимый холод лживых сердец вокруг, я хочу дождь и хочу плакать.

Хроники города N

– Какой это цвет?

– Чёрный.

– А это, это какой?

– Серый.

– Да ты что, за дуру меня принимаешь?! Смотри, небо какого цвета? Солнце?

– Серого. Солнце – белого.

Мама безнадёжно присела:

– Ты правда не видишь других цветов?

– Да-а.

Исчезновение из моей жизни человека, которого я считала отцом, не прошло бесследно. Я перестала различать цвета. Может быть, это случилось от того океана слёз, которым я хотела залить пожар брошенной души; может быть, от нервов, как сказали врачи. Как я поняла, такое бывает довольно редко и мой случай чуть ли не единичный. Тем не менее, легче от этого не становилось, и в моей жизни осталось только три цвета: чёрный, белый и серый. А в квартире остались только мы с мамой, вдвоём.

Я не помню, чтобы она говорила, что любит меня; или какие-то другие нежные слова, простые слова одобрения, любви, поддержки для своего ребёнка – их не было. Боялась избаловать? Я не хочу её осуждать и винить в том, что у меня не было детства: оно было, спасибо моему воображению. Я придумывала всё новые и новые игры, я была Золушкой, Белоснежкой, Русалочкой, кем угодно, но никогда – любимой и обожаемой дочкой. Передо мной преклонялись морские пираты, мной восхищались самые прекрасные принцы, мне были открыты двери в любые замки и королевства, но только не в сердце моей матери. Когда я гуляла в парке или во дворе, другие дети, чьи родители сидели рядышком на скамейке, сторонились меня, потому что я была ничья. Одинокий затравленный зверёк с большими серыми глазами и огромными планами на будущее… Однажды, когда мальчишки отобрали мой набор детской посудки и утопили его в луже, я, утопая в слезах, крикнула:

– Вот я вырасту, стану большой Принцессой и всех вас брошу в тюрьму!

– Видали Принцессу? Ха-ха, а где же твой папа-Король? В дальних странах?

Они смеялись, а я побежала домой и спросила у мамы:

– Скажи, где мой папа?

Она разозлилась, покраснела, отвернулась от меня, а потом тихо сказала:

– Нет у тебя никакого папы…

– Кто он, скажи? У всех есть, а мой где? Почему он не приходит?

Она долго смотрела на меня и со злостью закричала:

– Вот беда на мою голову, что ты пристала вообще? Нету и нету. Алкаш последний, вот кто! Ты хочешь знать, где? Да где угодно, завёл себе новую семью и такую же маленькую дочку, как ты. Поэтому и не приходил. И вообще не придёт! Всё, я не хочу даже слышать о нём!

Я перерабатывала в голове услышанную информацию, когда она, поняв, что наговорила лишнего, произнесла уже помягче:

– Ну, мы ведь и без него проживём, да?

Я тогда не поверила её словам: мой папа не может быть алкоголиком. Чтобы успокоить себя, я придумывала свои объяснения его отсутствию, а в голове всё звучали слова:

«Видали Принцессу? Ха-ха, а где же твой папа-Король? В дальних странах?» Я училась быть сильной. И где дети учатся такой жестокости? Взрослые, не подскажете?

Столичные записки.

Я хочу дождь и… Ах да, сегодня мой праздник! Я победил. Кого? Всех. В первую очередь себя. Так веселитесь же, радуйтесь за меня, танцуйте, смейтесь, пейте, как это водится в нашей стране! Водочка, шампанское, коньячок – всё для вас, дорогие гости. Как я вас всех презираю. Не травили бы душу ни себе, ни мне, шли бы спокойно домой… Но нет, уходить отсюда, как я погляжу, никто не собирается. Значит, и мне тоже улизнуть не удастся.

Тогда будем развлекаться. Я налил в свой бокал чего-то мерзко-жёлтого цвета и выпил залпом. Какая отрава.

– Официант, водки мне и чтоб не какой-то там!

– Одну минуту, Артём Алексеевич.

Во! Артём Алексеевич! Это ко мне в 22 уже обращаются как к старику. Не важно, читал ли этот официант мой литературный бред, за который мне, собственно, и дали эту премию, – конечно, не читал, – но он ясно понимает, что здесь пахнет большими бабками. Молодец, дружище, далеко пойдёшь. И водки ты принёс неплохой. Только кончается быстро, один минус.

Пожалуй, закуской не стоило пренебрегать. Только это разве закуска? Картошечки бы сюда, огурчиков солёных, как дома.

Я чуть не захлебнулся, вот же неблагодарная скотина, даже домой не позвонил! Надо к ним съездить, точно, съездить, год не был, а может и больше, вот обрадуются!

В очередной раз мне стало противно от окружающей обстановки. Вспомнилась наша пятиэтажка и качели во дворе, не знаю, почему. Вспомнилось доброе, всегда чем-то восхищённое лицо мамы, её тихий и нежный голос; строгая улыбка отца. Да я сейчас же поеду! Нетвёрдой походкой я направился к двери, где меня остановил директор издательского дома, как его зовут? Не помню. Да и не важно.

– Никуда ты не едешь, завтра презентация твоего романа в главном книжном магазине города.

Забыл. Вот память.

– Пить надо меньше. Хотя… Все вы, люди искусства, рано или поздно начинаете спиваться. Такой у вас закон.

Какой важный. Закон, закон… Катись отсюда со своими законами, папаша. Голова раскалывается.

Я молча сел на своё место. Конечно, что я могу ему сказать? Теперь надо думать, что кому можно говорить, а что нельзя. Что кому понравится, а что разозлит и всё испортит.

О, девочки. Одна так настойчиво смотрит, будто я ей денег должен. Хотя на вид приличная. Даже скромная. Может, она случайно сюда попала? Или я слишком много выпил?

Да, мужик, ты слишком много выпил и всё здесь не случайно.

Я что, должен подойти и познакомиться?

– Подойди к ней, идиот, – шепчет сидящий рядом коллега-писатель, мастер исторической прозы и истерических выходок.

– Отвали.

Я уверенным шагом подхожу к незнакомке, она поправляет волосы и опускает глаза. Девочка, скажи, ты тоже продаёшься, как напитки в этом баре?

– Эээ… Артём.

– Я много про вас слышала, Артём.

– А книжку читали?

Она удивилась, щёки прямо вспыхнули от возмущения. Тёмочка, дорогой, и в самом деле, какие книжки в таком месте в такое время? Подумай, это ей зачем? По подиуму она пройдёт и без твоей несчастной книжки, вон у неё какие ноги. Но я упрямо гнул свою линию.

– Что, я вас смутил своим вопросом?

– Нет… Я просто… Давно хотела прочитать, но как-то…

– Руки не доходят? – подсказал я.

– Да, – обрадовалась она моей подсказке. – А мы будем говорить о литературе?

Да, чувствую, с тобой поговоришь о литературе. О философии. О музыке. И я решил задать последний на сегодня издевательский вопрос, чисто из интереса:

– А вы вообще что читаете?

Мужик, хватит мучить бедную модель. Она уже чуть не плачет.

– Я…больше журналы…

– Комиксы, названия магазинов?

– Что?

Ну ты и язва, Артём Алексеевич. Прекращай уже.

– Да нет, всё нормально. Вам что-нибудь принести?

Она ответила благодарным взглядом.

– Да, мне немного виски.

Фу, как она может это пить. Виски, бррр.

– Артём, вы…можно на ты?

– Здесь всё можно…как видишь.

– Так вот, что ты делаешь сегодня вечером?

– Уже ночь.

– Ночью? – она не унималась.

– Ночью положено спать.

Она улыбнулась.

– А как же подвиги в честь Прекрасной Дамы?

Я огляделся. А здесь есть Прекрасная Дама?

– Не понял?

– Мужчины, вы никогда не понимаете намёков. Как насчёт того, чтобы продолжить вечер у тебя дома?

– Тебе не нравится здесь?

– Я не о том. Наедине.

Так вот она куда клонит! Я чуть не поперхнулся. Мы же даже не виделись раньше! Как бы ей достойно ответить?

– Извини, но сегодня я слишком устал. Давай в другой раз…увидимся.

– Вот мой телефон. Позвони, когда не слишком устанешь.

Язвительной улыбкой она отомстила за все мои расспросы о книгах. Чувствую, та ещё штучка. Хотя…Что-то в ней есть. Надо же, как хорошо подготовилась к вечеру. Аккуратная бумажка с каллиграфически написанным номером телефона.

Я лишь улыбнулся ей на прощанье одной из своих самых очаровательных улыбок. Ну вот, мужик, ты начинаешь под неё подстраиваться.

– Я домой.

Директор выглядел довольным.

– Умный ход, Артём. Умный пиар-ход.

– Чего?

– Она – восходящая звезда модельного бизнеса, ты – новое имя в литературе. Замечательный пиар-ход для вас двоих.

Да пошёл ты. Ещё будешь выбирать, с кем мне…Но я опять промолчал. Лишь поинтересовался:

– Кто такая?

– Ну что ты за джентльмен, даже не узнал у девушки, как её зовут.

Кристина, новая супермодель. Запомни это имя.

Значит, Кристина. А я для неё тоже «умный пиар-ход»?!

Хроники города N.

Весь мир продолжал быть серым. А мои сны – они остались цветными. Просыпаться утром было радостно – и мучительно.

Неуютная квартира требовала ремонта; мать могла не разговаривать целыми днями… Дешёвые обои, ободранный пол, нехитрая мебель; мрачное молчание, иногда крики и упрёки – что из этого было хуже, я даже не знаю. Единственный плюс – постоянно был стимул: действуй, строй сама свою жизнь, тебе никто не поможет. Никто не поможет. Я это знала.

Но…осознавать, что ты один, тяжело даже взрослому. Будучи ребёнком, я хотела спрятаться от реальности. И пряталась за страницами книг, за толстыми обложками энциклопедий, просто за школьными учебниками. Только бы не видеть этих серых стен и всегда недовольного лица матери. Она не уставала повторять, что у меня нет никаких способностей к наукам, а следовательно, учёба не должна занимать много места в моей жизни. Лучше бы скорее работать и зарабатывать деньги.

– Не в кого тебе хорошо учиться. Я никогда из троек не вылезала, а…

– А отец?

– Опять начинаешь?

– Я просто хочу знать.

– А я просто не хочу о нём говорить.

Вот и всё. Вопреки её словам, я училась лучше всех в классе, это было нетрудно. Загвоздка в том, что быть номером один означает не только быть первой – это означает быть одной. Я продолжала быть со всеми – и ни с кем. Вместе с одноклассниками мы списывали, сбегали с последних уроков, но кто-то словно провёл невидимую черту, разделившую меня и класс. Я любила слушать рассказы других: как прошли выходные, кто куда ездил летом; но сама постоянно молчала о своей жизни – что я могла рассказать? – хотя все и так о ней знали: город совсем небольшой. Я даже в гости позвать никого не могла. И в школе всегда было такое чувство, что мной одновременно и восхищаются, и жалеют меня: восхищение возвышает, жалость ставит ниже – и то и другое не давало мне права быть равной.

– Мам, а у меня за контрольную 5, у одной из класса!

– Ммм.

Реакции – ноль. А задания были такие сложные. И для меня это было так важно, ты не представляешь, мам…

Столичные записки.

Жизнь – вечный праздник. Пока у тебя есть деньги и пока ты молод. Как я сейчас. Дни проходят так весело, так весело, и пусть я всегда немного пьян, я хотя бы счастлив. Вот он, вкус настоящей жизни! Когда я чувствую, что начинаю трезветь и в голову лезут всякие дурацкие мысли, я еду в бар и заказываю чего покрепче. Я не помню, что было вчера, и не знаю, что будет завтра. Сегодня – так называется мой любимый день недели. Сегодня утром очередная модель (как же её зовут?) сказала мне, что я нереально красив. Банально, избито, но я подарил ей дорогую побрякушку – да, я красив! Излишняя самоуверенность? Но женщинам же нравятся уверенные в себе мужчины. Разве не так? Они сменяются одна за другой, их имена и лица стираются в глубинах моей памяти. Кристина? Не знаю, не встречались, номер её телефона куда-то пропал. Зато позвонил родителям (месяц назад? неделю?), они гордятся мной и ждут в гости. Нет уж, не скоро я поеду в эту глушь, в эту дыру, в то, что называется родной город. Там даже шампанского приличного не купить. Я – в столице и я отсюда никуда не уеду, моя стихия – жить в своё удовольствие. Да, удовольствие!

Хроники города N.

Я росла, и проблемы становились более масштабными, чем утопленный набор посудки. Наши с мамой отношения были на пределе. Та самая грань, на которой трудно попросить прощения (а за что?), и становиться врагами совсем не хочется. Что мы сделали и кто во всём виноват? Никого роднее у меня нет, и у неё тоже. «Почему она меня так не любит?» – однажды с этими мыслями я в спешке надела куртку и выбежала из квартиры, ставшей тесной нам двоим.

Сначала я без толку слонялась по городу, мешая ногами осеннюю грязь, изредка поднимая глаза на проходивших мимо людей. Мне было интересно изучать их лица, я пыталась догадаться, о чём они думают, что чувствуют. Это было трудно, потому что лица чаще всего не выражали НИЧЕГО. Или мне одной сегодня так грустно? И…как долго до весны! Скоро выпадет снег, покроет эту увядшую траву, эти утопающие в грязи улицы, этих безразличных прохожих; а потом всё-таки выглянет солнце, растопит снега, и опять будет грязь, грязь, грязь…

Так я добрела до старого моста, остановилась на середине и посмотрела на своё мутное отражение в воде. Кто я? Зачем я? Сколько раз я вот так вот стояла на этом мосту и задавала себе одни и те же вопросы!

Как-то в детстве, под впечатлением от прочитанных сказок о русалках, я смотрела на мутную спокойную воду и мечтала стать русалкой. В то время я верила всему, что читала, и даже самые фантастические вещи казались реальными. Ребёнок, просто ребёнок.

Я смотрела на мутную спокойную воду, а вдруг удастся увидеть настоящую русалку? На берегу толпилось много людей, и маленькая любопытная Машка решила спуститься. Меня не замечали, а я пыталась пробраться туда, куда смотрели все эти люди. Увиденное поразило меня. Из реки только что достали утопленницу. Она совсем не была похожа на русалку…Значит, это всё неправда. Значит, если утонешь, ты всё равно не примешь другой облик, ты просто умрёшь и всё. От обиды я тогда заревела во весь голос, меня наконец-то заметили и отвели домой. Вечером все книжки про русалок были аккуратно собраны, и, пока мамы не было дома, перемещены в мусорные баки под окном. Этот случай, однако, не подорвал во мне веры во все остальные существовавшие сказки…Постепенно эта вера исчезала, книжные полки редели, мусору прибавлялось. Зачем они нужны, если они всё врут, эти книжки? В результате каким-то чудом уцелели только истории про прекрасных принцев. И тогда, стоя на том же мосту уже повзрослев и вспоминая эту историю с русалками, я горько усмехнулась: да уж, доверчивости не занимать. Взять хотя бы этих прекрасных принцев: продолжать верить в то, что однажды всё изменится, он найдёт тебя здесь и увезёт на крутой иномарке в столицу, где вы будете жить долго и счастливо. Глупо, смешно? Для кого-то да, но только не для меня. Ведь я – принцесса, а принцессам полагается выходить замуж только за принцев. И пусть никто не верит. Я часто представляла нашу встречу, но почему-то всё оставалось прежним, и не наблюдалось ни принцев, ни иномарок. А тем более – надежд на достойное будущее. В мутной речной воде отражалась обычная темноволосая девчонка в старой куртке. Разве принцессы такими бывают?… Русалок нет. И принцесс тоже нет. Нет, только не плачь, только не сейчас…

Я старалась прогонять эти мрачные мысли, но рано или поздно они вновь настигали меня здесь. Редкие прохожие…Эта неторопливая река внизу…Этот мост, невольный свидетель многих поколений…Хотелось бежать отсюда и вместе с тем хотелось возвращаться снова и снова. Возвращаться снова и снова, чтобы потом бежать. Бежать от невыносимого одиночества, которое догоняло и накрывало с головой…Нет, только не плачь. Только не сейчас.

Столичные записки.

Новый контракт. Новые презентации. Новые полезные знакомства. Не могу поверить, как раньше мне всё это было противно. Милейшие люди: улыбки, восторг, веселье. Реки шампанского и музыка на всю катушку. Самые красивые девушки исполняют все мои желания. Я понимаю, что всё это купил, но, если побольше выпить и погромче включить музыку…

Я уже привык так жить, поэтому поездка домой отложена в долгий ящик. И уже в который раз. Ну не могу я свои лучшие годы киснуть в захолустье. Устроюсь – тогда пожалуйста…Может быть.

Кстати, снова встретил эту Кристину. Подозреваю, к встрече причастен директор моего любимого издательства, он неустанно говорит про свой план нашего бракосочетания, которое добавит популярности и мне, и ей. Хорошее дело браком не назовут, но всё же…я ничего не теряю. Кроме свободы. Плевать.

Хроники города N.

Что дальше? Чужая дома, чужая в школе, я нашла друзей во дворе. Хотя, нет, дружбой это можно было назвать с натяжкой, так, дворовая компания, в которой все свои. Рано повзрослевшие дети, которым казалось, что их никто не понимает. Мы пили всё, что пьётся, курили всё, что курится; нас прогоняли из подъездов, веранд детских садиков и скамеек во дворе, а мы всё равно возвращались и в полупьяном бреде проводили последние вечера уходящего детства. Что с тобой случилось, принцесса?

Дома «ждали» неблагополучные семьи: мама закрывала дверь в десять вечера, так что стучаться ночью было бесполезно. Но куда мне идти? Я колотила в дверь, как ненормальная; тогда она неожиданно открыла и чуть не побила меня, почуяв запах алкоголя. Я спряталась в ванной и просидела там до утра, потом наспех собралась в школу и выбежала за дверь, навстречу новому дню… Странно, но мой ночной образ жизни никак не повлиял на успеваемость. Интересно, в кого у меня такая память: в мать или в отца? Я всё прекрасно запоминала и оставалась лучшей, что нередко вызывало справедливое возмущение тех, кто учил день и ночь. Мои же день и ночь смешались в одно непонятное время суток…Я не ищу себе оправданий. Но в тесном холодном подъезде я чувствовала себя согретой и защищённой от внешнего мира, который каждый день проверял меня на прочность; дома я замерзала, мне было одиноко и страшно. Пока мама была на работе, я любила рисовать на окне: просто водить пальцем по запотевшему стеклу, рисуя портреты и сложные узоры. Хлопает дверь, быстро провожу рукой, стирая все рисунки и открывая для себя, что за окном всё ещё идёт грязный снег: большие, тяжёлые хлопья. Смотреть абсолютно не на что. Панораму дополняют два мусорных контейнера, давно переполненных, но до которых никому нет дела. Никому. Ни до кого. Нет. Дела.

– Никуда сегодня не пойдёшь, понятно?

– Мама, не начинай, я не маленькая…

– Если уйдёшь, можешь вообще не приходить. Спивайся хотя бы не на моих глазах.

– Я…

– Да мне плевать, что ты! Твоё мнение меня не интересует!

Она ушла в кухню. Я следом за ней.

– А что на ужин?

Молчание. Повторяю вопрос.

– Суп.

– Который с четверга?

– Да.

– Из картошки, морковки и макарон?

– Нет, бл…, из красной икры!

Я заглянула в кастрюлю. Скис. Жуткое зрелище. Понятно. Нормальной еды в этом доме не водится. Обычным жестом я сняла с вешалки куртку и тихо прикрыла за собой дверь…

Столичные записки.

Целый день пишу новую книгу. Закончить надо уже через две недели, а ещё эта свадьба… Сто раз взвесил все за и против, сейчас мне важнее больше заработать, чем быть одиноким и свободным. Только непривычно, что в моей новой московской квартире будет постоянно жить кто-то ещё. Без разницы, Кристина или не Кристина, просто чужой человек. И главное – постоянно. Я не отрицаю, здесь успело побывать много представительниц прекрасного пола, но чтобы поселиться насовсем…

А если ещё и дети появятся… В моём сознании возникла поистине жуткая картина, как лет через пять мелковозрастная орава влетает ко мне в кабинет и кричит, виснет на шее, мешает работать… Нет, я ещё не готов. И книга моя ещё не готова. А от того, когда она будет готова, зависит та денежная сумма, которую я вскоре получу. Придётся запереться дня на два в поисках новой концовки и отключить телефон. Прости, любимая, твоё свадебное платье по-дож-дёт.

Хроники города N.

В такую погоду хочется просто спать. Закрыть глаза, забыть обо всех проблемах и ни о чём не думать. Но вместо этого я иду по улице, думаю о том, где достать денег, и глотаю грязный снег. Огромные мокрые хлопья сероватого оттенка. «И в течение всего дня сохранится морозная и солнечная погода…». Прогноз опять ошибся. Я так хочу солнца! Я так хочу тепла!